– Хорошо, – сказал Морвель, – теперь остается узнать, у себя ли тот, кто нам нужен.
– Подожди. Это может быть король Наваррский.
– Верите ли вы, сын мой, в действие кабалистики и магии? – спросила флорентийка.
Генрих стал слушать парфюмера еще внимательнее.
– Вы правы, это очень огорчило бы нас, – сказал герцог.
В самом деле, пытка была для Коконнаса полнейшим крушением его надежд: его отправят в часовню только после пытки, а от пытки часто умирали, и умирали тем вернее, чем сильнее и мужественнее был человек, смотревший на вынужденное признание как на малодушие. А если человек ни в чем не признавался, пытку продолжали, и не только продолжали, но пытали еще более жестоко.