Все цитаты из книги «Королевские камни»
Она промокнула глаза платочком и губы вытерла. Без помады они стали блеклыми, некрасивыми. И сама она, постаревшая, была отвратительна.
Он ведь Нире не рассказал, куда едет. Сказал, Талбота провожать. И Гарм промолчит. Райдо тем паче, только… нехорошо. Пусть твердят, будто молчание — это вовсе даже не вранье, а Нату противно.
Нет причин для слез, а они все текут и текут, и Ийлэ размазывает их и еще сопли, кажется, по лицу, представляя, до чего жалко она выглядит.
Райдо, подумай, какой пример ты подашь младшим братьям!
Нат ему не поверил, но из лавки вышел и дверь придержал осторожно, не хватало, чтобы этот человек решил, будто бы Нат тоже упрям и груб. Нет, упрям, об этом ему говорили неоднократно, но ведь не груб…
Лоза первородная. Эти вопросы, все ведь очевидно. Все просто. А она не думала… люди… люди не знали, люди приняли то имя, которое им было названо… но почему матери?
— Я хотела бы забыть… знаешь, чтобы просто вдруг очнуться в доме и с ребенком и не помнить ничего. Но тогда бы я, наверное, искала бы эту утраченную память, думала бы, что там что-то важное… не плохо…
— Мне было тринадцать, когда я впервые услышала грозу. Я не поняла, что слышу именно грозу… ветер… и будто бы крылья хлопают… и я видела их.
Он улыбнулся. Ему смешно? А ведь эта другая женщина рано или поздно появится. И заберет себе Райдо, а с ним и дом, оставив Ийлэ право на жизнь в этом доме. Другая женщина наденет кольцо на палец, или…
— Ты домашняя альва, — мягко возразил он. — Моя. И я ведь обещал, что буду заботиться о тебе. Обещал?
Его дыхания хватит, чтобы немного согреть.
— Мирра, — Альфред легонько ударил по губам, — помнится, мы договорились, что ты не будешь меня перебивать.
В сумраке фигура доктора казалась размытой, какой-то ненастоящей. Он перестал сутулиться, и оказалось, что плечи его широки, слишком даже широки для нелепого этого костюма. Старый жилет расстегнут. Р…
…и те конфеты с запахом табака, они ведь были.
— А я сына хочу, — сказал он однажды и люльку качнул. — Всегда хотел, только дома не было. А без дома — какая семья?
Плохо? Если так, то не скажет до последнего.
Дожидаться сего знаменательного события Нат не стал… потом он извинится.
Нынешняя женщина… скорее всего, ее с убийцей не связывало ничего, кроме его ярости. А вот Дайна… Дайна — не случайная жертва… первая… первая, кто довел его до грани. И показал, что убивать — не страш…
— Я знаю. Ты им веришь. Ты… они… твоей крови… расы… но я…
Страшно. Нира вдруг представила, что это не Ийлэ, но она, Нира, осталась. Родители умерли. А в доме сокровище, которое нужно всем. И за сокровище это убьют любого.
— Дай. — Ийлэ взяла его за руку и ладонь раскрыла, провела сложенными щепотью пальцами, вслушиваясь в тело.
Понимала ли? Не важно, Ийлэ говорит не для нее, но потому, что если она замолчит, то вновь начнет прислушиваться к дому, выискивать среди многих звуков, его наполняющих, те, что предупреждают об опас…
— Не привык я так… верхом вот — дело другое, а тут сидишь, трясешься. Всю задницу отбил.
Стыдно. Получится, что Ийлэ ему не верит. А она верит, но вместе с тем и боится.
— Тех, которые у нас когда-нибудь появятся.
— Я о тебе позабочусь, — сказала Ийлэ, погладив стену.
— Полагаешь, они отнесутся к моей просьбе с пониманием?
— Увы, Райдо, здесь и без того стало слишком людно. Хватило с нас и одного любителя.
Черные дома на лиловом фоне. И мелкая крупа звезд. Снегопад, который начался. Лошади хрипящие, которые сами перешли на широкую рысь…
— Ну что, дорогой, спустимся к гостям? — Гарм бросил в рот орешек.
— Есть… хорошо, что есть… надо найти кого, чтобы с тебя мерки сняли, и выпишем платье… дюжину…
— Убил бы, но меня остановили. Братьям все же донесли о дуэли. Правда, искалечить я его успел.
Это хорошо звучит. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
А я не сомневаюсь, что найдешь, если уже не нашел.
— Зима, — сказал шериф так, будто бы это что-то объясняло. — Развлечений никаких. Сидят по кабакам. Отдыхают. Разговоры разговаривают. А за разговорами и элем мало ли какая дурная мысль в горячие гол…
Едет вот, в седле покачивается, песенку развеселую под нос насвистывает, будто бы и не думает ни о чем. Обманщик.
Отвернулась. Не верит. Точнее, думает, что надежны они исключительно для Райдо.
Упреждая Ваши упреки, а также обвинения, хочу сказать, что я не бросаю род ради женщины, которую этот род не примет. Я полагаю, что сполна исполнил свой долг, отдал довольно и отдам многое, если тако…
Ответить придется, хотя бы затем, чтобы матушка не наведалась в гости.
— Сначала я тоже решил, что отец твой собрался в бега. Да, тянул… если его королева сюда сослала, то без ее позволения уехать он не мог. Насколько знаю, тетка отличалась на редкость поганым нравом. В…
— Поэтому, милая, потерпи немного, ладно?
Альфред приподнял бровь, выражая удивление.
— Она говорит, что я ей не доверяю до конца. — Пирожок оказался до отвращения маленьким, на один зуб, и после него голод ощущался острее.
К письму прилагаю копии полицейских отчетов, которые объяснят суть дела, и мои пометки, не знаю, сколь уж они будут полезны. Местный шериф полагает, что все эти смерти не связаны друг с другом. А пос…
Она коснулась пуговицы осторожно, точно опасаясь, что та рассыплется от легкого этого прикосновения.
P.S. Не знаю, сколь обрадует Вас это известие, но не так давно я имел честь познакомиться с Вашим старшим братом, который произвел на меня весьма благоприятное впечатление. И надеюсь, оно было взаимн…
Ее ведь хватило, чтобы танцевать под дождем, и древние буки с одобрением наблюдали за той пляской… быть может, вспомнят о ней, когда Ийлэ придет. А она придет, ведь дала слово.
— Затем, что нельзя стыдиться этого страха.
А выглядит… бледно выглядит. И снова без шапки, этак он все уши отморозит, и зачем Нире муж без ушей? Она хотела сказать, но передумала: еще обидится.
Впрочем, отец утверждал, что в первые грозы безопасных бухт не оставалось.
Она видит перепаханные тучи. И шары молний, которые летят медленно… так медленно, что Ийлэ теряется. И от растерянности, наверное, она делает единственное, на что способна: хватает Райдо за шею. Она …
Воняло. Дымом. Навозом. Кошачьей мочой, запах которой перебивал даже вонь человеческого дерьма. Рыбой порченой, кровью и свежатиной. Коров били на улице, разделывали тут же, под навесом, и стаи уличн…
Он вновь засмеялся и от смеха затрясся, а на лысине выступили капли пота.
— Амнистия… не только ему, но и… с ним люди… он не стал бы вытаскивать совсем отморозков. Райдо говорит, что вряд ли многим нравилось делать то, что они делали. Но никому не хочется умирать… а сегодн…
Надо будет снять мертвую, но чуть позже, когда уцелевшая окончательно окрасится характерной зеленью.
— Мне… мне не следовало выходить… — Райдо облизал губы. — Да?
И коснулась макушки Нани, подумав, что она тоже имеет право… но нет, позже, когда Ийлэ сумеет ее донести. А сейчас самой бы добраться.
…настолько близко, что удерживать гнев и ярость стало невозможно. Сила выплеснулась волной, которая смяла и искорежила Райдо, чтобы наново вылепить его тело. И булавка-игла увязла в живом железе, а п…
— Здесь стояла модель «Шеннон»… — Джон Талбот остался в тонкой рубашке, которая успела пропотеть и прилипла к спине.
— Он заключен, — спокойно повторил Райдо. — И с этим фактом вам следует смириться…
С Видгаром пришли шестеро. Мало. Уверен в собственных силах? Или в том, что Райдо и вправду пригласил лишь для беседы? Райдо беседовать готов, вот только он несколько опасался, что хотят они с Видгар…
— Помилуйте, мне казалось, вы в прошлый раз дали ясно понять, насколько в ней заинтересованы. А я не имею обыкновения переть на рожон…
— Не знаю. Мерить будешь. И вообще, я же знаю, что женщине надо много платьев…
Ната эта показная недружелюбность лишь порадовала: не придется притворяться. Притворяться он не любил.
Тишина. И никаких лепестков… и верно, какие, к хрысевой матери, лепестки, когда он помереть сподобился…
Тот, о котором ни посредник, ни Бран не имели понятия… в лесу?
Две молнии коснулись темных плеч. И звук вернулся, тихое шипение, ласковое почти, а следом — вспышка и дикий, преисполненный боли крик.
— Не знаю. Всякие. Но ты все равно лучше.
— Я тебя не отпущу. — Он повторил это шепотом, одними губами, а Нира услышала.
— Злишься. И боишься. Но поверь, я не отдам тебя ему…
— Предлагаю принять на постой дюжину моих ребят. Мешать не станут. Но ежели чего…
— Вижу. — Видгар сделал глубокий вдох. — В ваших отношениях с супругой наметился некоторый… прогресс.
Быть того не может… скорее всего, просто очередная маска выползла не вовремя. У Ийлэ множество масок, так почему бы не воспользоваться одной, если случай подходящий.
— Ийлэ, — произнес он мягче, — пожалуйста, подумай… просто подумай… вспомни тот день. Сможешь?
И дни складываются в недели, а недели — в месяц… и зимний праздник с погасшими свечами проходит мимо. От него остается острый запах смолы, капли ее на паркете, зеленые иглы, которые выметали долго, а…
— Ничего. — Близость человека больше не смущала.
— Ты не стала бы рисковать… не стала бы… — Он оглянулся, убедившись, что Ийлэ не собирается исчезать, по-прежнему стоит, прижимая к себе слишком хрупкое тельце чужого ребенка. — Нет, не стала бы… ты …
Облава… неудачная, надо полагать… нынешние разбойники на диво хитры окажутся и, уходя от преследования, доберутся до усадьбы. Спалят…
Райдо закрыл глаза и заставил себя сосчитать до десяти.
— Всех не убьешь, — философски заметил Гарм и руку из кармана вытащил. — Решай проблему, бестолочь!
— У меня племянницам матушка браслеты дарила и колечки всякие. Крохотные такие! Я их и в руки взять боялся, чтоб не раздавить… а браслеты с узорами разными, вроде цветочки какие-то… и брошки еще!
— Да нет, — Райдо позволил себе опустить руки на пол, но шериф покачал головой: не следует его дразнить, — люди все-таки разные. Как и альвы… но мы ведь не о них. Мы о жадности… вам все время было ма…
— Не тем ли, из-за которых на нынешних дорогах неспокойно? Ваша ведь банда.
— Ты можешь продать это. — Ийлэ приняла браслет и, скользнув взглядом по надменным лицам прекрасных охотниц, выронила: — Он дорого стоит…
Сухие щеки с обветренной кожей. На ней нет живого железа, и это, наверное, хорошо, это значит, что Райдо спокоен. И губы у него тоже сухие, потрескавшиеся. А на переносице капли воды. Холодные.
Ветер смеется. Или не он, но отец… он ведь здесь похоронен, и земля помнит. У земли на редкость хорошая память, и если ей дать силу…
Нат хмыкнул, показав, что этакую попытку воспитать его оценил.
— Птичка одна донесла, что народец в городишке очень взбудораженный… готовятся к облаве, стало быть.
— С чего ты взял? — Рубашка пахла чистотой, и Нат не спешил ее надевать. Сидел. Нюхал.
— И чем ты мне поможешь? — Грубить Гарму точно не следовало, но, быть может, он разозлится и возьмется за Ната всерьез. И тогда урок кончится привычным уже привкусом крови на языке, усталостью дикой,…
Он очищал ядра от остатков скорлупы и протягивал Ийлэ. Она брала. Орехи были сладкими.
Не зря ведь в конторе не сохранилось общего плана… особый заказ. Нет, Джону Талботу случалось и прежде иметь дело с особыми заказами, но нынешний… пожалуй, нынешний и среди них выделяется.
— Я… стараюсь не плакать… не думала, что я такая плакса… — Нира смахнула слезинку и вымученно улыбнулась. — Я хотела сказать…
— Облава, значит? Дней через пять? Замечательно.
— Обыкновенно. — Рука Альфреда все еще лежала на спинке кресла, но сам он отступил и теперь касался этого кресла лишь кончиками пальцев. — Ваша дочь вышла замуж. Примите это как данность. Если повезе…
Его настроение менялось быстро, как песок под южным ветром.
…тот, другой, запер в подвале, но даже под землей Ийлэ слышала грозовых птиц. Звала, умоляя сжечь дом, надеялась на них и еще на белые молнии, но те обманули. Рассыпались в небе.
— Это я с огромным удовольствием, но, может, объяснишь?
— То есть, — Райдо теперь говорил очень тихо, глухо, но от голоса его найо Грэм задрожал, — Ийлэ теперь недостаточно хороша…
— Все у тебя получается. Даже я бы сказал, слишком получается. Твою бы энергию да в мирное русло.
Нет ничего хуже, чем потерять себя в грозу… гроза пока не дошла. Тучи ползут, и небо прогибается под их тяжестью. Звезды дрожат, повисают на зыбких нитях… вот будет смешно, если нити не выдержат веса…
— Вы не подавились. — Нат подался ближе, к самому лицу, к желтой коже, к желтым же зубам. — Вы больны. Чахотка, да?
Виски ее теплые, и нить пульса стучит мелкой дробью.
— Привычка. — Йен кривовато усмехнулся. — А ты парень веселый, как я смотрю… но передай, что я сказал. Будь так добр.
Он остановился посреди кабинета, скрестил руки на груди, осматривался долго, не столько, чтобы время потянуть, сколько заставляя себя привыкнуть к этому месту. И пытаясь угадать, сильно ли оно измени…
— Да и денег он тебе обещал за малышку. Только ты сразу ее не отдашь… спрячешь в каком-нибудь надежном месте, чтобы свидетель и вправду был надежным… а заодно Ийлэ посговорчивей станет. Мало ли, вдру…
— Какое поразительное единодушие… — восхитился Альфред.
— Подожду. — Райдо широко оскалился. — Столько, сколько понадобится.
Запах металла. И горя. Он желает мести, надеясь, что боль утихнет. Но это лишь иллюзия, а иллюзии опасны.
Грозы, первой, которая, быть может, уже зародилась в черной утробе моря. Во всяком случае, отец говорил, что грозы рождаются именно там, на юге, где у моря особенно скверный характер. Порой он расска…
— …они нас совсем за дураков держат? — Гарм спешился и повод кинул на ветку.
— Тише, Броннуин… тише… гроза пройдет… и гром пройдет… птицы прилетят и улетят, а ты останешься. Конечно, останешься, я не отдам тебя птицам.
— Мой сын мертв. — Видгар все-таки вскочил, стряхивая маску показного спокойствия. — Мой мальчик, который…
Скорее всего, не устоит. Приедет проверить. Убедиться, что слухи не лгут… и хорошо, что у людей обоняние слабое. Пса обмануть бы не вышло.
Позаботится об Ийлэ. И не о чем печалиться, совершенно не о чем, разве что о том, что Ийлэ больше не нужна ему. Это такая мелочь…
— Тише. — Он вдруг оказался рядом. — Спокойно. Это пройдет.
…камердинер отца слег на осень с сухим лающим кашлем, который старательно пытался скрывать, боясь, что ему откажут от места. Но однажды не выдержал, закашлялся прямо на парадной лестнице. И в доме за…
— Мы платьев так и не заказали. Я хотел заехать на почту за каталогами, а потом совсем из головы вылетело. Простишь?
— Нет, — говорить вновь стало тяжело. — Я… я просто…
Свет выдавал. Он не любил темноту, а потому брал с собой лампу.
Почему он уехал? Не предупредил даже! И это почти предательство, от которого горько… или от слез? Мама говорила, что слезы горькие, как морская вода, наверное, права была.
Райдо не будет выходить. Лишь взглянет. Убедится, что с Ийлэ все в порядке… или нет?
Попыталась отстраниться, но Райдо не позволил.
Доктор приближался медленно, он наступал, тесня Ийлэ в тупик. И ведь при всем безумии он прекрасно отдает себе отчет в том, что делает. И все одно делает.
Снова платок. Гарм мнет его, явно собираясь сказать еще что-то… и не зная как. Нет, ему вовсе не свойственно смущение, он давно потерял саму эту способность — смущаться, однако же сейчас он мучительн…
Молчать больше не получалось. Уйти? А если он скажет что-то действительно важное?
И третий тоже, уже сама не понимая, от сна или от яви. Наяву нет дождя, наяву солнце яркое пробирается в окна. Наяву пахнет весной и валерьяной. Почему ею? Ийлэ не знает, но с каждым днем запах стано…
В конце концов, кто-то в этом мире заслуживает счастья, так почему не Нат?
Ийлэ кивнула. Она прекрасно понимает, и что Брана больше нет, и что из всех комнат та — самая безопасная. И что запрут ее для ее же блага, но… понять — это одно. Принять — другое.
— Корона понимает, что эти вещи представляют для вас нематериальный интерес. — Гарм сунул платок за манжет. — И все-таки если вы решите продать что-либо, то Корона предложит вам хорошую цену.
— Аккуратней, — предупредил шериф. — Я ведь и занервничать могу… нехорошо заставлять людей нервничать.
— Ты мне, я тебе, — сказала она, выслушав тогда Райдо. — Не потому, что деньги нужны…
— Я уверен, — повторяет он тише, но дом понимает — лжет. И дому тоже страшно, он не знает, что ждет его впереди, он просто чувствует этот чужой страх и спешит пережить его.
— Еще я боюсь ошибиться. Подвести вас. Тебя. Малышку… Ната тоже. Он в меня верит. Даже не так, для него я почти божество, а это — страшно. Богам не прощают ошибок… вдруг я сделаю что-то, что заставит…
— Врешь ведь. — Он сунул подушечку в руки. — Ийлэ, я знаю, что ты не хочешь говорить о прошлом, что вспоминать тебе неприятно. И в ином случае я не стал бы спрашивать, но…
Гарм пощупал переносицу, которая, кажется, была более кривою, нежели обычно.
Тогда-то Ийлэ и увидела, насколько шериф изменился. Рубаха его выцвела, а может, слишком старой была, вот и потерялись цвета. И ничего-то чудесного нет ни в старых кожаных штанах, ни в сапогах…
— Чтобы защитить? — Она протянула бумагу.
И вкус крови ощущается явно, сладковатой, терпкой.
В доме холодно, а он мокрый. И похож на взъерошенную мышь, точнее мыша…
— Хочу достучаться до вашего разума, если это еще возможно.
Быть может, у нее и не получится направить побеги, но…
— Все так плохо, да? — Нат второй пирожок понюхал только, запах шел мясной, сладковатый, но есть опять не хотелось.
— Добрый день, — поздоровался Нат, хотя в аптеке никого на первый взгляд не было.
— Опять же прогуляемся… заглянем к шерифу… вдруг да выяснил он чего интересного.
— Было, но это меня не оправдывает. Я был и смешон, и жалок, не способный справиться с этим мальчишкой… и, наверное, я сам это понимал, оттого и злился сильней.
— Когда я был болен, ты сидела рядом. Нат сказал. Ты и он. Вы двое. А я очнулся, и ты ушла. Мне, знаешь ли, обидно немного. Я понимаю, что сделал глупость, когда сунулся под грозу, но ведь все к лучш…
— Мне она нужней. — Он смотрел в блеклые глаза, в свое отражение в них и не видел ни страха, ни разочарования, лишь решимость. Или, правильнее будет сказать, — одержимость. И тянуло схватить эту женщ…
— Да, — вынужден был согласиться Нат. — Я не боюсь, не думаю, что в тюрьме страшнее, чем…
— Из-за тебя? — Райдо остановился и тоже оглянулся, пожал плечами. — Хренотень какая… полная… Нат, не слушай. Хренотень — это плохое слово…
— Но и я, и Нат тоже не люди… и не альвы.
— Только попробуй. Я по запаху все пойму.
— Не знаю. Не думаю. Спрошу. Потом спрошу…
Нельзя улыбаться, когда говорят такое, а она… она просто перенервничала.
Нат, в последние дни раздраженный сильнее обычного, на гостя смотрит недовольно, не давая себе труда недовольство скрыть. А гость в свою очередь разглядывает Ната с явным удивлением, которое Ийлэ неп…
Друг мой Райдо, верно говорят, что лучше лишний раз промолчать, нежели молоть языком, как то за мною водится. Я не успел дописать письмо, которое ты, надеюсь, уже прочел, не раз и не два кляня мой ко…
Джон оставил дверцу приоткрытой и взялся за соседнюю. Теперь, когда он понял, в чем дело, процесс пойдет быстрее…
— Нет, ты ошибаешься. — Нира разжимает руки и смотрит на белую ладонь с отметинами ногтей. — Он меня… если бы любил, то… просто пожалел, наверное, а жалость — это не то чувство, из-за которого стоит …
— Вот бестолковая… и упрямая к тому же. Лучше скажи, здесь все?
Впрочем, эта ошибка может лишь казаться таковой.
— Чудо! — выдохнул Джон, когда коляска остановилась у парадного входа. Он выбрался сам и любезно подал Ийлэ руку.
— Облава… вот кого можно в лесу ночью искать, а? Разве что собственную задницу… разбойники… дураки-разбойники…
— Эй, парень, куда спешишь? — окликнули Ната, и он понял, что попался.
— Куда? — Нат мотнул головой, отгоняя муторный, тяжелый сон, в котором он, кажется, все-таки попытался объясниться, только из этого все равно ничего не вышло… кажется, не вышло.
— Очень. — Ийлэ сложила ладонь горкой. — Часы крохотные, их рукой накрыть можно… еще была брошь-лилия из платины… и хризантема… он любил цветы делать. И животных тоже… изумрудный морской конек… или ж…
Нани — не интерес. Она живая. И учится сидеть. У нее не получается долго, заваливается то на один бок, то на другой, но не расстраивается, она вовсе расстраивается редко, а улыбается часто. И от этой…
Он перехватил руку и не отпускал, держал осторожно, но крепко. В глаза заглянул, наверное, пытаясь понять, скажет ли она правду.
— Опять? — Ийлэ подошла на цыпочках. — Ты обещал, что появишься дотемна… мы ждали.
Быть может, поэтому младшенький предпочитал не связываться с замужними дамами? Да и вовсе нанимал девиц. Платил.
Палец этот то и дело касается крестика, точно проверяет, на месте ли он. Наверное, этот символ веры бесконечно важен для женщины, если она боится потерять его. Или не потерять, но остаться без божест…
— Убийство, — печально подтвердил шериф. — Аккурат на рассвете нашли. Уже закоченеть успела, и значится, ночью…
Не отстранилась. Не заметила даже прикосновения, а если и заметила, то, верно, не сочла его неприятным…
Тишина давит на голову. И страхи выползают. Запертая комната? Талбот, конечно, дверь исправил и заверил, что этот замок он теперь и сам не сразу вскрыть бы сумел, а значит, людям и подавно его не взя…
— Твоя мать. — Он все-таки наклонился и положил ребенка, который тотчас затих.
— Едем быстро. Успеем добраться до города раньше их?
— Ничего ему не сделают. И тебе ничего не сделают. Это старая комната. Древняя даже… видишь, ее спрятали, чтобы никто не нашел… давно уже спрятали, а мы почистим. Вынесем весь этот хлам и сожжем.
— А он меня запер… и деру… и я выбрался, ребят по следу пустил, просто чтобы приглядели, а то мало ли…
— Вы, конечно, можете остаться, но умоляю вас вести себя тихо… я должен сосредоточиться. — Он улыбнулся Райдо виноватой улыбкой, будто просил прощения за саму эту необходимость — сосредотачиваться. —…
Как знает и то, что сам не успеет. Не позволят.
— Это неправильно… и я не хочу этой свадьбы… никакой не хочу… хочу, чтобы меня оставили в покое. Только разве меня послушают?
— Я… — Найо Грэм терзал платочек или уже не его, но манжеты свои. — Мои клиентки… супруга мэра… и найо Арманди… и многие иные дамы… достойные… уважаемые… почтенные даже… они будут оскорблены, узнав, …
И отвернулась. Руку высвободила, себя обняв.
— И щипчики есть… просто-таки чудесные щипчики… вот эти, смотри, для ногтей…
— Ложись, — повторил Райдо. — Я выйду, пойду проведаю малышку… хочешь, поцелую за тебя?
Ушел? Зачем ушел? Пока Ийлэ разговаривала, ей было легче. Она бы еще поговорила… и, быть может, сумела бы дверь открыть.
— Собираюсь… сдается мне, что в городе вот-вот наступит сезонное обострение…
Его Ийлэ разглядывала долго, но вынуждена была признать, что совершенно не помнит. Да и выглядел браслет печально. Заросший пылью, потускневший, он явно находился в тайнике не один год, если не сказа…
И сама мысль о том, чтобы прикоснуться к этому дереву или хотя бы к ручке-петле, вызывала приступ омерзения.
— Ты… знаешь кто? — Ийлэ долго не решалась задать этот вопрос.
— И если вам все равно, что будет с вашим… — доктор нелепо взмахнул рукой, — приятелем, то я обязан соблюсти протокол.
— Тоже, значит, заметили. Нет, не были. Бесси со щеткой не особо ладила, а этот расчесал. И скажите мне, господин Райдо, чего бы это могло значить?
И прошу не принимать случившееся близко к сердцу, поелику матушка жаловалась, что Вы, дорогой отец, вовсе себя не бережете.
— Хорошо тогда. — Райдо вдруг сгреб ее в охапку, прижал к куртке и подбородком в макушку уперся, потерся, ласкаясь. — А то мне тяжело не трогать. Ты не подумай чего, просто… потребность такая, говоря…
Странно было думать о детях… будут ли? Наверное. Или нет? После всего, что с ней случилось… лес не спасет больное дерево.
Зверь потянул носом — огоньки приближались, а ветер донес острый будоражащий запах людей…
…и тайник под половицей, обнаруженный по сладкому коричному аромату.
Шериф оскалился. Пожалуй, не будь он человеком, Нат счел бы этот оскал вызовом.
Тогда Ийлэ относилась к словам не всерьез.
— Вот так лучше. А то чую, появились в твоей голове неправильные мысли.
Подозревал? Ну да, кого еще, если не чужака? Выходит, и вправду хорошо, что Нат именно этой ночью вздумал свою девицу похитить, иначе на него бы повесили.
Промолчал. И к лучшему, поскольку разговор подошел к опасной грани.
Живое железо побежало по щекам, и Нат поспешил стереть серебристые дорожки его, стыдясь этакого проявления эмоций. Он себя контролирует!
Доктор сам снял седельные сумки, закинул на плечо. Вздохнул.
— Ползи, — сказал он, ткнув Нани пальцем в толстую ножку. — Тебя ждут великие дела!
— Иллар остался… но если в городе случится чего…
Молчание. И надо его разорвать, пока шериф не решил, что пришла пора закончить беседу, иначе…
— Хорошо. — Он наклонился и коснулся сухими губами щеки. — Завтра, Мирра, я жду тебя на нашем обычном месте. Ты же не станешь опаздывать?
— Когда вы собираетесь устраивать облаву? — Теперь голос Видгара доносился слева и звучал глухо, будто бы Медный говорил сквозь трубу.
— Ты каждый день устаешь, — спокойно произнесла Нира. — И каждый день прячешься. Что ты скрываешь, Нат?
И Нат понимал его правоту, но согласиться… и рискнуть… он не имеет права рисковать Нирой.
Отец никогда бы не позволил себе такого… и уж точно не стал бы надевать красные вязаные носки.
В комнате Райдо было жарко. Камин пылал. И свечи. И близость этого, живого, огня успокаивала.
Он скучал по морю, теперь это Ийлэ понимала отчетливо. Теперь она многое понимала отчетливо, иначе, чем прежде. И глядя на небо, еще зимнее, светлое, пыталась уловить то самое предчувствие грядущей г…
Быть может, в ином каком случае предупреждение это не было бы лишено оснований, однако Джона по странной прихоти судьбы содержимое сейфов не интересовало. Он и к ящикам этим терял интерес, стоило им …
Падшим женщинам не место здесь, ни на площади, ни на главной улице, единственной, пожалуй, вымощенной этой растреклятою плиткой, которую выписывали и доставляли подводами. Падшие женщины обитают на о…
— Думаете, там об этом не знают? — Видгар все-таки сумел взять себя в руки.
Хорошо. Когда он рядом, кошмары не вернутся.
…и сила рвется, вот-вот прорвет тонкую оболочку тела… и само это тело — слишком слабое, чтобы выдержать жар молнии.
А небо вспорола белая полоса молнии. И следом накатил гром, громко, оглушая. Ничего, Райдо выдержит. Он грома не боится и никогда не боялся…
Земля мягкая… это он успел подумать? Или все-таки нет?
Райдо обернулся. Ийлэ стояла в дверях, вцепившись в косяк, глядя на Гарма, и лицо ее было белым.
Кислое слово, какое-то… неприятное. Как весь разговор. И надо, чтобы он закончился, если Нира попросит, то Нат замолчит и никогда больше не вспомнит о том, что… но она не попросит.
— Все-таки отравила. — Райдо с трудом, но сел в постели. — Коварная женщина… ну вот, а плакать-то чего теперь? Подумаешь, маленько в пропорциях ошиблась, так ты ж не аптекарь… и не кухарка. К счастью.
— А кто их спрашивать станет, чего они хотят… но такие дела на пороге не обсуждаются.
Признаться, тот, грязный и задымленный, неряшливый какой-то, действовал на Райдо угнетающе. А ведь прежде, помнится, он не испытывал к городам такой вот нелюбви.
Ей самой было неуютно. Она с превеликим удовольствием избегала бы этих встреч, но… как было бросить Ниру.
— Я не уверен, что она была мертва, когда…
— А здесь… каждая ячейка имеет собственный замок… мои будут несколько надежней… и меньше по размеру, а эти… коды нужны.
А хорошее слово. И впрямь выпялился. Сидит, сжимает тросточку свою, уставился не то на Ийлэ, не то на медведя… хотя какой ему в медведях интерес? И значит, на Ийлэ. Моргать и то боится. Ресницы вон о…
— Случилось что? — Эта встреча Райдо не обрадовала.
Он смотрит очень серьезно, и если Ийлэ скажет, что да, то уйдет, оставит ее в покое. Наедине со страхами.
Он поднялся на чердак и сел у трубы, к трубе прислонившись. Печь топили с утра, и к вечеру она успела остыть, но кирпичи все одно были теплыми.
Так ты как там, еще не надумал жениться? Смотри, папенька мой, хоть и недолюбливаю я его за старое, но законы знает крепко. И бает, что на стороне Медных те.
Если просто уйти — обидится смертельно и потом несколько недель поминать станет… или месяцев. Из двух зол Райдо выбрал меньшее и взял Ийлэ за руку.
— Боюсь, что если дело дойдет до суда, до скандала… — Альфред нарочно говорил медленно, растягивая каждое слово, и тяжелый запах крови, исходивший от рук его, пьянил. — Я вынужден буду разорвать помо…
И плевать. На него. На улицу. На сам этот город, который Ийлэ уже презирает и ненавидит, хотя она ничего не сделала.
— Я их не убивала. — Она сидела в кресле, обняв себя, и раскачивалась, а Райдо не знал, что ему делать. — Я их не убивала… не убивала…
Гарм оскалился. Нет, мыслей читать он не умел, но успел неплохо Ната изучить.
Видгар кивнул. Он сцепил пальцы рук, подпер подбородок, и так сидел, разглядывая Райдо. Молчал. И с каждой секундой молчание становилось более напряженным.
Ийлэ кивнула. Мучается. Ему приходится лежать. И отказываться от еды, которую Ийлэ приносит позже, ночью… или не она, а Нат. Изредка — Гарм, в карманах которого, кажется, способна уместиться половина…
— Точно. И у нас с Райдо нет. И значит, они где-то в доме… дом ведь обыскивали. Не так, как мы с Джоном, но все равно хорошо. Но не нашли… без нее не нашли. И решили ее забрать. Райдо сразу понял, чт…
Пелена заставляла искать новых встреч. Она подсказывала едкие слова. Она требовала унижать, но…
— Устал, — согласился Райдо. — Набегался так, что ноги отваливаются. И спина ноет. Старость, она безрадостная…
— Я слышала, как они ходят… а потом крышка поднялась. Ее не взломали, ее открыли… на ту самую доску… я уже потом поняла, когда… когда время появилось подумать.
Как будто кто-то когда-то поверит, что с этим человеком можно разговаривать серьезно? Он же смешон! И беспомощен! Всегда таким был… верно мама говорила, что он — ничтожество… и Мирра теперь понимает …
— Ты обманщица… хотела надо мной посмеяться? Все вы только и думаете, как бы посмеяться надо мной… — Человек запустил пятерню в драгоценности, зачерпнул, потянул, наслаждаясь тяжестью их. — Гадкая де…
Главное, не забывать дышать. И рук не разжимать, потому что тогда Райдо умрет. А это невозможно, чтобы он умер. Ийлэ не то держала, не то сама держалась, кажется, все-таки плакала, или это не слезы, …
— Нет. — Она остановила его, не открывая глаз, просто протянув руку и коснувшись губ. И удивилась тому, что даже с закрытыми глазами продолжает видеть.
— Смерти и я боюсь. — Ийлэ отвела взгляд и вновь себя обняла. — Раньше… не давно, а… я думала, что смерть — это избавление. Счастье почти… но жила. И когда сбежала, тоже жила… и потом… не понимала, д…
Он замолчал. Сидел, обнимал и мягко покачивался, а Ийлэ покачивалась с ним, пытаясь угадать, о чем же он думает. И беспокойство ее утихало, а страхи вновь отпускали. Ненадолго.
— Скажи что-нибудь, — попросил Райдо, присев рядом.
— Не хмурься. — Райдо накрыл ее руку. — Подумай лучше, что в городе надо…
Его правда: ей очень нужно время. Привыкнуть. Не к нему, к нему она уже привыкла и как-то даже чересчур, но к тому, что все вновь изменилось.
— Вот и замечательно. Ты пробуй, а я заберусь… только ты постарайся побыстрей, ладно, а то там холодина жуткая…
— Матушка будет рада, если ты принесешь ей свою голову, и желательно на плечах.
Вряд ли пирожок был отравлен, подобного коварства от наставника Нат все-таки не ожидал. Но есть не хотелось совершенно.
Флягу со свиной кровью Гарм держал при седле. Запахло резко, сладко, и запах этот породил судорогу, живое железо рвануло.
— Когда. Так вот, вы не станете долго раздумывать. Наймете кого-нибудь, кто выкрадет девочку. Увезет. И сами исчезнете. А род ваш сделает вид, что понятия не имеет, где вы и что с вами…
Сослали. И кольцо отняли. Ссылку Нира потерпела бы… у тетушки спокойно, она сама, конечно, престранная, но безобидная… и в лото играть любит, особенно когда выигрывает. А Нире несложно поддаться… и о…
— Если бы ты знала, до чего это сложно — верить кому-то…
— Хорошо. — Нат поднялся и рубашку надел, потрогал шов пальцами, и при этом вид был… удивленный? Нира даже заволновалась: вдруг она как-то неправильно зашила. — Спасибо… я давно уже сам шью, и… в пос…
— Мир большой, в нем найдется место и для нас. Съездим к Побережью, раз уж ты на море не была. Там еще помнят альвов. Выберем другой какой городок, купим дом. У меня есть кое-какие деньги… правда, ко…
И прятать собственное беспокойство — приходилось ехать шагом, изредка, на ровной дороге, пуская лошадь широкой рысью. Но на рыси она быстро уставала под двойным весом и начинала хрипеть. И тогда Нат …
— Дайна… — Шериф произнес это имя странным тоном, в котором почудилось… брезгливость? — Дайна… неприятное происшествие… очень неприятное, но, увы, случается…
К сожалению, удивительную эту новость скрыть от общественности не выйдет, поскольку наша дама-секретарь столь же любопытна, сколь и говорлива. А потому я сам возьму на себя труд сообщить моей супруге…
— Выбирать жениха самостоятельно — дурной тон.
— Я ведь давал слово, что буду о тебе заботиться… и буду… и если ты собралась сбежать, то я не позволю, слышишь? — Он говорил шепотом, но шепот этот казался громким. — Не позволю… я хорошо след беру …
— Так и получилось… получалось… наверное, это еще одна тайна. В этом доме, оказывается, великое множество всяких тайн, а я и не догадывалась. Я просто жила и теперь вот…
Мертвым больно не бывает, иначе какой прок от смерти?
— Чего-нибудь… лучше посредством крепкой веревки. Но для суда у меня доказательств нет, а без суда вешать — это самоуправство полное… — Он сплюнул и плевок растер сапогом. — Но самоуправство — на то …
— Я… я не знаю… ты… ты не можешь… жениться на мне.
В конце концов, Нат — муж, а не тюремщик и не вправе Нире запрещать видеться с родными… конечно, следовало бы сказать… попросить сопровождение, но… Нира от мысли этой отказалась, поскольку вряд ли Ра…
— Во-первых, так уж вышло, что я причастен к этому браку. А во-вторых… мы же собирались породниться…
— И Мирра… моя маленькая девочка превратилась… я не позволю им испортить Ниру. Я заберу ее. — Доктор очнулся и взялся за ручку. — И тебе не позволю. Я не ненавижу тебя. Ты, быть может, честней многих…
Он не умер. Ни в этот день, ни на следующий.
Райдо задумался, но вынужден был признать, что касается.
— Нет, бурю устроила… что злится… а альвы на грозу силу имеют. Вот и сколдовала, чтоб людям, значит, жизнь попортить.
Если не удастся договориться, то Видгар вернется.
Истеричной слезливой дурочкой, которая, вместо того чтобы выслушать, наорала, а теперь Нат уехал и, когда вернется, не сказал. И вернется ли вовсе.
— Правильно: обеспечить безопасность ему и его семье… а вместо этого он убил. Нехорошо… незаконно… и главное, в нарушение королевского слова. Приказа.
Альфред раскланивается, целует Нире ручки, говорит что-то тихо, но от слов этих у Ниры щеки вспыхивают. Нат же готов…
— Нет, яд использовал кто-то, кто точно знал, куда и когда его добавлять. А когда — это не менее важно, чем куда. Он положил всех троих. Уцелей хоть кто-то… — Райдо вновь ущипнул себя за ухо. — Нет, …
Он готов собрать ее слезы и стереть дорожки их, правда, тогда на щеках Ниры остается грязь, та самая, принесенная с заднего двора, с улицы… и он вдруг вспоминает, что хотел умыться. Привести себя в п…
— Уже? — Мама отстранилась. — Лоза предвечная! Что ты сделал с моей прической…
— Врать нехорошо, — он взял ее за подбородок и провел большим пальцем по губам, — очень нехорошо врать… ты огорчилась?
…самое страшное — гроза не отзовется, и тогда придется ждать следующей. А Ийлэ устала ждать. Да и времени у них почти не осталось.
— На каждую ячейку — свой… семь кругов, во внешнем — тридцать две буквы. Во внутреннем — десять цифр. И между ними… взломать путем подбора комбинации почти невозможно.
— Семь минут. — Ийлэ сжала пуговицу в кулаке. — Это ведь немного, да?
В полумраке глаз человека не разглядеть, тем паче что за стеклышками очков прячет. И стекла желтые, яркие.
— «Мы»? — Она остановилась и руку почти убрала.
— То есть я был уверен, что отец заручится согласием… я и текст объявления в «Хронику» сочинил, а это, поверь мне, непросто… к счастью, не отправил. И вот представь, отец возвращается и говорит, что …
— Вы извините, — повторил Джон Талбот, глядя на Ийлэ поверх желтых стекол, — мама говорит, что я совершенно невоспитанный, но не могу разговаривать вот так, когда кричать приходится. Мне нужно видеть…
Не скрипели половицы. И тени замерли, давая пристанище. Запахи обострились, Нат даже глаза закрыл, вслепую ему было легче ладить с запахами.
— Я не щенок, у которого проблемы с контролем. Поверьте, я отдаю себе отчет в происходящем. И сейчас мне интересно лишь одно. Чего ради?
— Она убежала, а я… я помню, что набрался… и отправился в клуб… и там громко, чтобы слышали все, начал рассказывать, что бывшая моя невеста… я высмеивал уже ее, знал, что донесут. И что этого он точн…
И черная шляпка с крупными черными бусинами. Из украшений на женщине — серьги и крестик, тоже черный, выглядящий опаленным.
Тот замок Джон открыл, и отец, вместо того чтобы обрадоваться, нахмурился.
— Итак, с кольцом мы разобрались. — Райдо откинулся в кресле, слишком низком и тесном для него. — Остались кое-какие мелочи.
— Почти… но если осторожно… у каждого замка есть собственный голос. — Он присел на корточки и провел пальцами по грязному полу, оставляя на побелке след. — Каждый замок желает рассказать о своей мале…
— Тогда, конечно… и я могу… думаю, высокая комиссия оценит мой вклад в борьбу со взяточничеством. Я ведь искренне верил в Йена, восхищался им… и был почти раздавлен, узнав правду…
— А вот и не впущу, — пробормотала под нос Нира исключительно из чувства противоречия и снедавшей ее обиды. Ее тут едва замуж не выдали, а он пропал.
Он почему-то явно видел матушку, совершенную, как та самая фарфоровая статуэтка из ее коллекции. Видел лицо, на котором маска совершенства ненадолго треснула, выпуская почти непристойные для леди ее …
Он отступил от трупа и тряпку, протянутую шерифом, принял.
— И Гарм так же думает. Сказал, что теперь только ждать… а я никогда не умел ждать.
— Бран… о мертвых не принято говорить плохо, но доброго слова он не заслуживает. Хочу лишь сказать, леди, что в Особом отделе подобных ему немного… к счастью. Что же до вашего вопроса, то ответ прост…
— Он собирался прийти и забрать драгоценности…
— За что вы ее ненавидите? — Райдо убирает бумагу в ящик стола. Он отправил бы ее сразу в камин, но это невежливо по отношению к дамам из комитета.
Ухмыляется только. Довольный. И ему кажется, что все чудесно, что получилось же. Он не понимает, что шансов выжить почти не было, что еще одна молния и…
— Бедный, — сказала она как-то Ийлэ. — Так мучается.
Он задрал голову, разглядывая дом с таким восхищением, что Райдо стало стыдно, нет, не за особняк, который был почти в порядке, но за свое к нему равнодушие.
Просто-напросто люди, Ийлэ знакома с ними… была знакома, но какое это теперь имеет значение? Ее не видят.
— Птиц. Говорят, что их не существует, то есть как птиц не существует, а на деле это материальное воплощение энергетических потоков. Аномалия. В библиотеке была книга… там все расписано подробно, про…
— Не следовало, — согласился Райдо. — Но я не хотел мешать. Ты так спала…
Молчит. Почему молчит? Ийлэ плохо объяснила? Она не умеет иначе. И чем дольше молчание длится, тем страшнее становится, потому что сейчас Райдо решит, что она ничем-то не лучше Дайны. Может, хуже. Да…
— Случилось, — подтвердил шериф, снова вытирая лицо рукавом. — Такое дело… может, взглянете? Тут недалеко…
— Не скажу, что я сожалею о его смерти. — Райдо не любил лгать, да и Видгар не походил на того, кто готов принять ложь. — Более того, если бы он выжил, я бы сделал все от меня зависящее, чтобы исправ…
— Хорошо, что сказала. А то бы я и дальше думал, что не нужен тебе.
— Хорошо-то как, — вздохнул Райдо, голову наклонив. — У тебя руки мягкие.
А самому Райдо следовало бы тряхнуть Дайну хорошенько, а не играть в игры…
— То есть он может подать в суд… заявить, что я… шлюха… и забрать ребенка? — Она проговаривала каждое слово медленно.
— Тише. — Райдо перехватил руки, дыши глубже. — Послушай: Брана больше нет. Ты это понимаешь? Если понимаешь, то кивни.
— Все хорошо? — Он катал бокал в руке, и бренди расползалось по стенкам.
— Их закопали там… — От вина голова стала легкой и язык тоже, и в этой легкости было что-то правильное. — На заднем дворе. Я закопала… иначе он отдал бы свиньям… это неправильно.
А разве у нее есть выбор? Есть. Райдо примет его. И тем сложнее его сделать.
Пальцы уже не стискивают крестик — ласкают, скользят по черным изгибам чугуна, и в этой ласке видится Райдо нечто невообразимо отвратительное, от чего к горлу подступает тошнота. Узкие губы складываю…
Похвала? Не насмешка. Он понимает. Он не станет смеяться над той, которая умерла.
— Меня Гарм учить будет, как правильно драться… просто драться я умею, а вот правильно — нет. А я теперь должен семью защищать… вот.
Этой женщине и вправду осталось недолго. Кто займет ее место? Кто-то займет. Матушка Бибо наверняка нашла достойную кандидатуру… тоже карьера, если подумать…
— Почему не отпустишь? — и спрашивает шепотом.
Ийлэ отвернулась и губу прокусила. До крови.
— Да очевидно, что в последний раз ее открывали лет сто тому…
— Идем, сокровище ты мое горькое. — Райдо заставляет встать, а потом вовсе подхватывает на руки. — Завтра придешь или послезавтра. И мы скамеечку поставим, если хочешь. У нас не принято вот так… есть…
— Вы. И только вы. Ваши сородичи не слишком обрадуются такому… пополнению.
— Если тебе плохо, я скажу, чтобы он больше не приходил. — Райдо гладил ладонь.
Скрипки ветра, который разыгрался к ночи и ластится, воет, подглядывает бесстыдно. А стыд сгорел, надо полагать на вершине свечи, оттого так быстро ее и не стало.
…а еще кукол представил. И кукольный дом обещал привезти.
Шериф смотрел не мигая. Нехороший взгляд. И человек тоже. В этом городе как-то слишком уж много нехороших людей. Или просто Нат к другим городам не присматривался?
А шериф обиделся. Или скорее был оскорблен в лучших чувствах.
— Почему? Красивое ведь имя. Сильное. И она сильная, если выжила. И ты… и вы — мои девочки, которых я никому не позволю обидеть.
— Для него? — Нат нахмурился, определенно прикидывая, пора ли обижаться или еще нет.
— И… и, наверное, ты прав… если бы собирались уехать… нет, мама какие-то вещи собрала… белье там… и несессер дорожный… тоже смешно, она дальше города не выезжала, а несессер дорожный был…
А потому поцелуй от меня свою женушку и ребенка заодно. Не сомневаюсь, что вырастет красавицей. Также надеюсь, что с тебя станется где-нибудь летом или поздней весной вспомнить о младшем брате, котор…
— Нет, не плохо… и не хорошо… это, я думаю, как кому повезет. Мне вот не очень повезло. Я всего-навсего третий сын. Не самый сильный. Не самый умный… обыкновенный.
— Простите, — человек заговорил первым, — премного прошу извинить мое любопытство… и лишь исключительность этой встречи извиняет его… в ином случае я бы не посмел тревожить вас, но…
— Прости, я знаю, что тебя не стоит трогать… что тебе неприятно.
Ийлэ осторожно коснулась макушки. Рубцы стали растягиваться, и поблекли, и уже не выглядели столь жутко. А на коже пробивалась щетина волос, мягкая, бархатистая.
Она поверит, если он предложит забраться на небо по веревочной лестнице из дождя.
— Перестали тыкать. А это о многом говорит… вы думаете, что я подлец и сволочь…
— Дурень, — сказал он не зло и замахнулся, чтобы подзатыльника отвесить, но этого Нат терпеть не собирался. Он вывернулся из-под руки и зарычал. — Дважды дурень. — Гарм не испугался. — И наглый… учит…
— Посмотрим. Видишь ли, не моя ты радость, так уж сложилось, что благородным быть непросто. Им это самое благородство по жизни ну очень мешает. Настолько, что сама эта жизнь становится короткой-корот…
— Это было бы замечательно… это было бы просто чудесно… — Альфред отступил к стене, освобождая проход. — Тебе лучше вернуться на площадь. И еще, Нат… в качестве бесплатного совета… дружеского, раз уж…
…а с нею — и найо Арманди… доктор, Мирра…
С твоей стороны было подло вот так подставлять меня, поскольку теперь наша матушка прониклась мыслью о необходимости срочной моей женитьбы. А ты сам понимаешь, как старательно избегал я сего мероприя…
— Ему не стало хуже за ночь, — здраво рассудила Нира. — И значит, час-другой он еще потерпит. С ним Нат и… Гарм тоже… и они говорят, что Райдо держится, что ран открытых нет и… и он сильный.
Как стоял, с бокалом в руке… и остатки коньяка выплеснулись на ковер, впитались, а Ийлэ еще подумала, что на этом ковре уже изрядно пятен…
Если бы было хорошо, то зачем говорить… и еще она скажет, точно скажет, что Нат ей не нужен… а кто нужен? Человек?
— У тебя тоже будет тайна. Я никогда не расскажу тебе правду о твоем отце. — Ийлэ наклонилась к самому уху. — Я придумаю историю… не знаю, скорее всего о великой любви… или еще о какой-нибудь глупост…
— Смотри, чтоб от избытка мыслей башка не треснула. — Гарм вытащил из кармана булочку. — Хочешь? Лови.
От аромата хрысевых яблонь голова шла кругом.
Она замолчала, просто сидела, положив руку на край корзины, разглядывая лицо спящей малышки. На-ни…
Надо сосредоточиться на этом, на осанке, на походке, на погоде и снежинках, которые кружатся, оседая на старой куртке Райдо. И на куртке, пожалуй, тоже можно сосредотачиваться, на потертости кожи, на…
Так вот, не пытайся найти прямой связи. Твой убийца вряд ли желал убить именно этих женщин, то бишь ему они были безразличны, но не та, которая приводит его в ярость. Как мне кажется, между жертвами …
Медведя Райдо отыскал. Не для себя, конечно, все-таки он уже достаточно взрослый, чтобы спать в одиночестве, но для малышки.
Как ему объяснить, что ей не нужно ничего? То есть нужно, но отнюдь не то, что лежало в черном саквояже. Из-за него, из-за саквояжа, отец погиб. Мама. Ийлэ сама, та прежняя, тоже умерла. Новая на нее…
Конечно, изменится, глупо было бы ждать, что он останется прежним, но… слово сдержит. Должен сдержать, потому что иначе Ийлэ… ей будет плохо. Поэтому она не хочет думать ни о прошлом, ни о будущем.
Он рядом, не ест почти ничего и время от времени морщится, замирает, прислушиваясь к себе же.
Ублюдком форменным. Или в форме? Надо будет потом Кейрену отписаться, спросить, как правильно таких вот ублюдков именовать.
— Кейрен — особый… он младшенький. Самый слабый. Самый светлый из нас. И самый невезучий. Он вечно во что-то влезал, но чтобы вот так… в парке на грабителей напоролся и деньги не отдал. Удар по голов…
Не стоит бояться. Он просто… просто играет… как тот, который… только он не решится ударить. Конечно. Сын мэра и будущий мэр не бьет женщин…
— Видите ли, леди Ийлэ, все, конечно, можно по-разному повернуть, но… убить вас? За что? Судить? Тем более. Суд этот наделает много шуму, и Корона будет выглядеть по меньшей мере смешно… а если выплы…
— Положите ребенка. Он вам ничего не сделал. Где вы его взяли?
И если тебе понадобится еще какая-нибудь помощь, не важно какая, пиши.
Понимает. Верит. Ведь тупик и стены. Окна и то нет.
— А кто не устал? Я, что ли, не устал? Я полночи по лесу бегал, зачистку проводил. В меня стреляли, между прочим.
— Не дури… — Голос, который просил не дурить, ускользал, и сознание следом.
Что-то творит, сама не зная, что именно. Ее ведь учили танцевать под дождем… и молнии держать в руках, отпускать их, в небо ли, в землю, наделяя ее силой… и этой силы хватало, чтобы очнулись от спячк…
Они держались в стороне сплоченной стаей, которая следила за Ийлэ.
И еще кусок курицы… хлеб… это ведь почти праздник, и она старается не думать о том, что услышала. Напоследок?
Острие качнулось вправо, дразня Райдо, приглашая попробовать сыграть в интересную игру. Кто быстрей? Он или эта вот безопасная с виду стрелка?
То лето, которое жаркое, которое пылает и с ромашками. Когда начнется, Нат соберет букет из тысячи ромашек… и васильков с полсотни. Быть может, розы и лучше, но ромашки ему больше нравятся.
А Нат порадовался, что эти двое все-таки находятся на безопасном для них расстоянии. И вправду, может, успокоительное принять?
— Так что будем сами… потихоньку… вообще я думал уже, что если свернуть шею всем троим, то почти наверняка от проблемы избавит.
Нат покосился, но, убедившись, что собеседник и не думал издеваться, кивнул: оно понятно, что не жестами. Но где подобрать правильные слова?
— Я не позволю обидеть тебя. Никому. Клянусь.
Потянуло улыбнуться в ответ, но Нат лишь нахмурился.
И она отзывается на молчаливый вопрос. Не бросит. Ни сегодня, ни потом. Дома плохо переживают одиночество, хотя и не способны рассказать о нем. Но Ийлэ понимает без слов. И делится силой, не потому, …
Но вечером Нат попробует поговорить с ней снова, и, быть может, у него получится? Он ведь действительно любит ее…
С него ведь станется нарушить запрет. Пойти за ней.
Снова стыдно, потому что нельзя бояться призраков, а она, Ийлэ, боится.
— Потому что. — Райдо и сам не знал, почему именно, но, в конце концов, у него какой-никакой опыт в общении с младенцами имелся.
— В роще, — поправила Ийлэ, присев у куста. Острые иглы его царапнули палец, точно роза, еще дремлющая, но и во сне помнила, что нельзя доверять людям. — В исконном лесу. Лес бы принял. Но до леса да…
Тело неплохо сохранилось, оно иссохло, сделалось хрупким, невесомым почти, и Райдо разглядывал его, опасаясь даже дышать, — а ну как рассыплется?
Слова, всего-навсего слова. И вряд ли Ийлэ поверит им.
И чулочки сеточкой с подвязками розовыми.
Лошадь была ни в чем не виновата, она и так шла на пределе, но ничего… потом, позже, Райдо проследит, чтобы о ней позаботились. И, быть может, попросит прощения за грубость. Хотя просить прощения у л…
Наверное, следовало спросить, куда именно они собираются бежать. И отказаться. Приличные девушки не доставляют родственникам волнений побегами из дома и вообще ведут себя благоразумно, но разве Нире …
— Добрый. — Доктор выглянул из-за приоткрытой двери и, увидев Ната, нахмурился: — Что вы… не важно. Случилось что-то? — Он был в белом фартуке, в нарукавниках и выглядел до невозможности растерянным.…
— Я… я не уверен, что меня рады будут видеть. — Отец протирал очки, он делал так всегда, когда волновался. И ему наверняка не просто было решиться на эту поездку…
— Нет, — он покачал головой, — не найдут. Я уеду. Я и Нира… Нира — хорошая девочка…
— Ты при Райдо с самого первого дня. И об этом знают. Не все, но… хорошо бы тебе с шерифом встретиться. Перекинуться парой слов… скажем, о том, что хотел бы пригласить другого доктора, что с твоим те…
Он кивнул и руку перехватил, сдавил легонько пальцы.
…удачи было много, но срок пришел, и она иссякла. Это правильно. Другим тоже удача нужна, а Райдо так и не дожил до яблонь. И он с раздражением смахнул лепестки, только те приклеились к коже и загоре…
Сомнет, отправит в камин… напишет другое и третье и с каждым будет злиться все сильней, потому как со словами он ладит ничуть не лучше Райдо. А закончится все обыкновенно: в кабинете появится матушка…
— Не буду говорить, чтобы чувствовали себя здесь как дома…
— Но это не ваш случай, Альфред. Не думаю, что мои интересы расходятся с интересами рода Мягкого Олова…
Прав был старый товарищ. Крепкое здоровье еще как пригодится… и нервы не лишними будут.
— Совсем промокла. И простынешь. Сидишь тут третий час…