Все цитаты из книги «Географ глобус пропил»
– Если ты уже смотрел, то дай и мне! – прошипела Кира.
– Зырь, мужики, – ошарашенно сказал он и спросил у Витьки: – Ты что, от Борозды идешь, что ли?…
– Ни одного хорошего дела не можете сделать без выпивки, – тихо говорит Маша и опускает глаза, словно ей стыдно.
Маша молчит. Мне становится тревожно, и я от этого злюсь.
Маша смеялась. Ободренный, Служкин заливался соловьем.
Они вывернули из-за угла кинотеатра на площадку. Уже совсем стемнело – по-осеннему густо, мглисто, неровно. Синий неоновый свет передней стеклянной стены кинотеатра выпукло и однотонно выделял ряд бл…
Тьма сгущается окончательно. Я чувствую, что к лицу, к рукам словно прикасается тонкая, холодная паутина. Это ложится ночная роса. В свете костра наша поляна похожа на остров, всплывающий из пучины м…
– Ладно, – после паузы сказала Кира, и было слышно, как она встала, отодвинув табуретку: – Ты меня проводишь?
– Моряки живут на кораблях и работают там капитанами!
– К выносу знамени, – звонко отчеканила председатель совета дружины, она же старшая пионервожатая, Наташа Чернова, – пионерской организации! Борющейся за право носить имя Василия Ивановича Чапаева! С…
По монтажной лесенке, охваченной обручами, Служкин. вскарабкался на самый верх конструкции. Отсюда и была видна вся плоская Земля, на которой он жил, – темные боры Закамска, россыпь огней Речников вд…
Речники лежали в руинах зимы, а над ними, как купальщица, выгнулось бесстыдно-голубое небо. На земле первыми оттаяли глубинные, таинственные артерии города – теплотрассы, ярко черневшие мокрой землей…
– Вон там, смотрите!… – жалобно говорит Люська, показывая в окно.
– Алло, Ленка? – заорала Люська. – Знаешь, откуда я звоню?…
– Этот «запор» у меня с фирмы, – вальяжно привалившись к стене, объяснил Будкин. – Так, дрянь. Грузы возить, по грязи кататься. А для города у меня «вольво».
Искоса поглядывая на Служкина и гомоня, зондер-команда склонилась над тетрадями. Служкин вышагивал перед доской, словно в забывчивости держа тряпку в руках. Девочки на передних партах морщились. На г…
– Было это лет триста назад, – начал Служкин. – Родители наши отправились загорать на юг, а нас с Будкиным забубенили в пионерский лагерь. В общем, они каждый год так поступали, и мы с Будкиным уже п…
– Опять писать!… – заныл девятый «А». – На литературе писали, на иностранном, на алгебре…
– Было бы чему завидовать! – яростно кричит Градусов и хватает котлы. – Да пускай, на фиг, он тебя любит, дерьма не жалко!
– Нет, еще не узнала, – рассказала старая. – Письмо-то Фернанда из шкатулки выкрала. Аркадио в больницу попал, и пока он был на операции, она его одежду обшарила и нашла ключ.
Витька уже устал изумляться житейской простоте Колесникова. Колесо был способен днем подраться с человеком, а вечером прийти клянчить у него, скажем, велосипед покататься.
– Очень интересно, Виктор Сергеевич! – горячо заверила Маша.
Он тяжело поднялся и пошагал от костра. Служкин молчал.
– Слива в крепленом вине, – прочел он. – Попробуем?
– А ведь у меня, Виктор Сергеевич, нож с собою был… – вдруг говорит Градусов. – Если бы вы меня не оттащили, я бы точно того козла пырнул… Ничего уже не соображал…
Чебыкин, присев на корточки, проводит пальцем по чуть заржавленной железной скобе, какими скреплены гигантские камни.
– Глиссируй один, – сердито отрезал Будкин.
Прозвенел звонок. Служкин, распихав плотную кучу девятого «В», толпившегося у двери кабинета, молча отпер замок и взялся за ручку. Ручка была мокрая. Вокруг восторженно заржали.
Минут пять прошло, глаза мои к темноте привыкли, и вот слышу, на лестнице тихо-тихо: цо-о-оп, цо-о-оп, цо-о-оп… И представь, Будкин, фантастическую картину: тьма, коридор, дверной косяк чуть белеет, …
Наши рюкзаки распотрошены, а вещи разбросаны среди чахлых березок. Я обучаю отцов правильной укладке. Напялив красные спасжилеты, отцы, ругаясь, уныло бродят по берегу, волоча свои шмотки то в одну к…
Они промчались по крутояру так, что береза, промелькнув мимо, только рявкнула. Масса санок отлилась в такую инерцию, что они с разгона вылетели на камский лед и врылись носом. Тесно сцепившихся Будки…
– Как-то дико все это, Витус… – Будкин обеими руками стал скрести голову. – Душа разрывается… Да и не верю я тебе…
– Шеф идет первым, – важно предупреждает его Градусов.
– Дорогие наши мамы! – произнесла воспитательница, выгоняя в зал табунок детишек и выстраивая их. – И дорогой папа, – добавила она, посмотрев на Служкина.
Между тем рядовые уже просмотрели тетради. Рядовых назначала лично Чекушка. Они были обязаны каждый на своем ряду проверить, сделано ли домашнее задание.
– Нет. – Надя устало покачала головой. – Живи на своем диванчике. Между нами все остается по-прежнему. И навсегда.
– И еще я поняла, что мне-то легко в вас влюбиться. Ученицы всегда влюбляются в учителей… А вам? Может, вы больше тосковали, чем веселились… А я вам морали читала, дура…
Он только сейчас понял, что за женщина открыла окно.
– Ладно, Витус, – помолчав, устало произнес Будкин. – Это уж слишком. Пускай твой Термометр с фонарями походит. Может, разглядит чего…
Моторка мягко утыкается носом в гондолу моего борта.
– Ладно, хватит топтаться на моих мозолях, – устало завершил тему Служкин.
– Почему это Борман мой? – опешила Люська.
– Козел Географ!… – заорал Градусов оттуда.
– Почему же – к себе?… К тебе… К Таточке… К Будкину… К Пушкину.
Из-под тента, где лежат отцы, до нас с Машей начинают доноситься глухие голоса. Я слышу обрывками: «Географ… Географ…»
Никто не отзывается. Борман угрюмо глядит в костер.
– Ти-ха!! Рты закрыть! Урок начинается! – заорал он.
Будкин приподнялся, выпил пива и повалился обратно.
– И фамилия у него дурацкая, – настаивала Надя.
– Это – пожалуйста, – охотно согласился Служкин.
– Я отвернусь, – говорю я, но Маша молчит. – Ты меня боишься? – допытываюсь я, но Маша молчит. Она ссутулилась, опустила голову, плечи ее прыгают, колени дрожат. Маша добралась до тепла, немного расс…
– Мелочь, – согласился Служкин. – Но именно мелочи глубже всего задевают. Так вроде уже со всех сторон корой зарос, и вдруг – бац… По такой мелочи и чувствуешь, что ребенок твой – это как душа без об…
Створ за створом берега тянутся сплошь крутые, еловые. Ни полянки, ни бровки. Давно пора вставать на ночлег, а мы все плывем. Наконец Борман приметил какую-то луговину. Мы причаливаем, все вылезают п…
– Как это понимать? Я встал поперек вашей любви? Или ты решила, что остаться со мной надежнее? Или что иное?
Витька размышлял обо всем этом, пока шел с репетиции домой. Но постепенно ноябрьский ветер и осенняя прохлада вынесли из его головы все умные мысли.
– …сортиром! – подсказывает Градусов и ржет.
– Надя, скоро восемь, Будкин придет, – сказал он. – Может, на стол чего накроем?
– Из чего ты это заключила? – несильно заинтересовался Служкин.
С тихим воем Будкин улетел вниз. Витька остолбенел.
Я занимаюсь простыми, мудрыми и вечными делами – латаю свой корабль, поддерживаю огонь, готовлю пищу. Мир ясный и яркий: синее небо, белый снег, черные угли, алый огонь, оплетающий котлы, и желтая пш…
Когда Служкин повел Надю, Надя сказала, что ему хватит пить.
– Сашенька тебе письмо написала, – сказал Служкин.
На кухне, усевшись на табуретку, Градусов долго чесался и кряхтел, пока Служкин не угостил его сигаретой.
– Не переехал… Так разве в этом дело? У вас у всех об одном только мысли… Молитвы у попа о том, что ниже пупа…
– Фонарь будет, наверное, – мрачно сообщил он.
– Так у тебя кроме шуточек и нет ничего больше!… Пусто за душой! Ты шуточками только пустоту свою прикрываешь! Ничего тебе, кроме покоя своего, не нужно! Ты эгоист – страшно подумать какой!
Сердитая Надя подняла Тату, села на ее место и пристроила дочку на колени.
Двери съезжаются с пушечным грохотом. От толчка мы валимся на стенку тамбура – электричка трогается. Плывет за окнами привокзальная площадь с ларьками, рекламными щитами и разноцветными крышами машин…
– Да-а… – протянул Чебыкин, заглянув внутрь. – Все схвачено…
– Да все им ясно, они выделываются, – сказала Маша Большакова.
– Если бы обо мне думал, то взял бы да помог.
– Для уроков вам будет необходима общая тетрадь…
– Правда. А Лисовский на Коньковой из «бэ»-класса.
– Ты чего? – неестественно ухмыляясь, спросил он.
Отцы молча смотрели на него, словно боясь произнести приговор.
– Вон к той скамейке. – Служкин указал сигаретой.
– Не-е… – помотал он головой. – Мне хватит…
– Ну, квартира вроде бы есть… – робко пробормотал Служкин.
– А я и пробовала, и пила! – заявляет Люська. – Сто раз! Однажды на дне рождения у Цыплакова…
И тут я вижу, как Тютин вдруг начинает медленно погружаться в каркас. Тютин молчит. На лице у него остаются лишь пугающей величины глаза и маленький, плотно сжатый рот. Каркас разломился прямо посере…
– Больше будут выделываться – больше будут писать. Скачков, после уроков не забудь сдать мне тетрадку. Я в журнал тебе ставлю точку. Пишем: «Экономический район – это район с преобладанием одной отра…
– Чур, я посередине сплю, – быстро вставил Тютин.
– Педсовет для всех начинается в одно и то же время, Кира Валерьевна, – ледяным тоном сказала Угроза.
– Мне не такая девка нужна, – мечтательно произнес Будкин, глядя в теплое небо, которое незаметно из глубины словно бы начинало медленно промерзать на зиму. – Такая вот… – туманно сказал он и пошевел…
– Изнутри закрыто, – прозвучало за дверью.
– Т-що тебе не нравится? – возмущается Люська. – В твой-то рот, да чтоб не влезло? Орешь, как потерпевший…
Американца на площадке Витька ударяет ногой в живот. Тот кричит и катится вниз по ступенькам. Еще один лестничный марш, и по проходу ему навстречу несутся солдаты. Витька долго строчит из своего верн…
– Вот и поели… Низкий поклон тебе, Тютин.
– Интересно, чем вы в садике занимаетесь? – задумчиво спросил Служкин, но Тата его не слушала, смотрела на реку.
– Заведи любовницу, – посоветовала Ветка.
Над макушками девятого «Б» косо поднялась единственная рука.
Демон и Люська сегодня дежурные. Грустя, Демон пробует развести костер. На мокрой газете у него покоятся два прутика.
– Ну… как сказать… Хотел увидеть один теплоходик, про который есть что вспомнить. «Озерный» называется.
– Когда одиноко, очень хочется, чтобы хоть кто-нибудь рядом был… – печально пояснила Сашенька. – Я знаю, что он дурак… Но он всегда вокруг вертится, говорит, что любит, зовет замуж, обещает развестис…
Мы с Градусовым тормозим только у дверей своего вагона.
– Вранье на третьей парте написано, что у меня на кухне календарь с лесбиянками висит, – сказал ей Служкин. – Рассаживайтесь.
Окно неожиданно открылось. Прямо на Витьку в клубах пара вылезло чье-то лицо – овальное, большое, красное, с длинными, тонкими, черными от воды волосами, прилипшими ко лбу и щекам.
– Идти-то можно или нет?… – не унималась профессура.
– Ну это же мелочь – костюмчик… – примирительно сказала Лена.
– А что у меня может быть? Ничего. – Саша пожала плечами и вздохнула. – С соседями по малосемейке ругаюсь да картошку чищу…
– Ложитесь, не каните! – бурчит Градусов. – Он уснет, мы с Чебой вылезем дежурить!…
– Ты не видела, а я вот видел. Они все мелкие, шашлычные-то мамонты, – размером с нашего Пуджика.
– Знаете, куда Чеба залез? – спрашиваю я. – В древности эта пещера была…
– Да тебе все не нравятся. Я – шут, Ветка – шлюха, Сашенька – дура, Будкин – хам…
– И я, – добавляет Чебыкин. – Но только одну ложку.
– Глубже не могу зайти!… Сапоги зальет!… Последние сухие носки остались!…
– Ага, а мы виноваты, – расстроилась красная профессура.
– На лестнице? – разозлился Служкин, ловко выставляя ногу и не давая закрыть дверь. – Пятый класс для меня уже пройденный этап.
– Нет, к дерьму меня особенно не тянет, – сказал он. – Просто на что-то хорошее у меня нет денег. Никто не хочет купить у меня чего-нибудь за четыре сольдо, как колпачок у Буратино.
Немногословно расходимся после ужина. Я ухожу побродить глубоко в лес, закуриваю. Лес – словно дворец без свечей, с высокими сводами, с отшлифованным до блеска паркетом. Ощетинившееся звездами небо з…
– Обсушился, блин!… – разоряется он. – За-шиб-бись!… Аж вспотел, как припекло!… Бивни!…
– Во-первых, – отвечаю я, – они уже все сожрали, что взяли из дома…
– До обеда лезем на Семичеловечью, потом – плывем…
– Даже если они напишут самостоятельную на «пять»?
Какая древняя земля, какая дремучая история, какая неиссякаемая сила… А на что я эту силу потратил? Я уже скоро лысым стану, можно и бабки подбивать. И вот я стою под этими созвездиями с пустыми рука…
– Ладно, я сам дознаюсь, – заверил Служкин, распахивая журнал. – Агафонов, ставлю два!
– Нет, конечно. Я сориентировался: до ближайшей пристани километров десять. А что делать? Потащились. Пока через всякие буреломы лезли, как Дерсу Узалы, уж вечер наступил, погода испортилась, дождь х…
– Ну тебя на фиг, – махнул рукой Будкин и обратился к Наде: – А знаешь, Надюша, как я назову свой катер? «Надежда»! Слово очень красивое. И имя. И ты. Пойдем со мной в кругосветное плавание, а он пус…
– А в какие походы вы ходите? – поинтересовался дотошный и обстоятельный Бармин по кличке Борман. – Пешком, в горы или по речке?
Служкин выбежал в прихожую и увидел в коридоре Деменева, Тютина, Бармина, Овечкина и Чебыкина с гитарой.
Неторопливо собравшись, они пошагали от станции в гору по улице поселка, по глубоким отпечаткам тракторных гусениц.
В понедельник после первой смены в кабинете физики проходил педсовет. Служкин явился в числе первых и занял заднюю парту. Кабинет постепенно заполнялся учителями. В основном это были пожилые тетеньки…
– Дочки Оли. У меня еще дочка есть. Годик с небольшим.
– Кажется, у нас гости? – спросила Надя, заглядывая на кухню.
– Виктор Сергеевич… А что мы дальше будем делать?
– Гребем к берегу! – вставая, командую я. – К левому!…
Маша не добавляет «и мне». А я вдруг вспоминаю однажды прозвучавшую тютинскую фразу.
– Мне-то оставь, – говорю я. – Я тоже нажрусь.
– Маша, – говорю я. – Тебе надо остаться здесь. Я приплыву с отцами и заберу тебя.
Доплелся до деревни, пришел на пристань. Ветки нигде нет. А, думаю, хрен с тобой, старая дура. Купил билет, тут «ракета» подходит. Погрузился я, сижу, гляжу. И вижу, что как черт из табакерки появляе…
– Хороша рань, я уже три урока отдубасил…
Земля же отражала небо наоборот: на западе черный, горелый лес неровными зубцами вгрызался в сумрачный диск светила, а под сводом тьмы на востоке лес мерцал будто голубой, освещенный изнутри айсберг.…
– Маш, может, пойдем спать? – после чая тихо зовет Овечкин.
– Иди сюда, – велела она, валя Служкина на себя. – Под тобой как под велосипедом… Ты, Витька, не думай, что чик-чик – и готово. Ты у меня сейчас работать будешь как негр!
Чебыкин развел на пристани здоровенный костер, в котором почти не видно котлов. Тютин суетливо бегает вокруг с поварешкой.
– Тут не командование главное, – говорит Маша. – Может, он и прав, что не стал командовать, я не знаю…
– Раньше по Ледяной шел сплав на барках, везли с горных заводов всякую продукцию… И вот этот стих – как бы песня сплавщиков…
– Не надо. Положи ее в палатку, только укутай потеплей.
– У вас интересный подход к оценкам. Боюсь только, что он идет вразрез с традиционным. Но видимо, вы его активно применяете, если судить по количеству двоек по вашему предмету.
– Так что – я… Я ведь командовать-то не собирался…
Он распечатал один, натянул его на палец, повертел пальцем перед глазами и заржал, словно в жизни ничего смешнее не видел.
– Нехорошо втроем, – твердо говорит Маша. – Делить – так на всех.
Я вылезаю из-под тента и пальцем указываю, где – чего, вычленяя из хаотичной круговерти основные звенья. Вот кинжальный слив, вот бочка, вот бульник, вот косые валы, вот воронка, вот обливной валун, …
Мы налетаем бортом теперь уже на березовую «расческу».
– А так и не бывает, – улыбнулся Служкин. – Я все сочинил, чтобы тебе скучно не было.
– Ты что, охренел?! – орет на Овечкина Градусов. – Ты, что ли, Буратино, который не тонет?!
– Виктор Сергеевич, – проскрипел он, – а меня в поход возьмете?
Отцы слушают непривычно внимательно. На уроках в школе я такого не видал. По их глазам я понимаю, что они ощущают. Они, конечно, как и я, у Чертового Пальца тоже почувствовали незримый и неизъяснимый…
– Многомиллионный город терроризирует маньяк-убийца, – подражая интонациям рекламного ролика, шептал он. – Полицейский-одиночка вступает в единоборство с бандой. Погони, схватки, каскад головокружите…
– Всем надеть спасжилеты! – командую я. – Маша, быстро вылезай из спальника! Всем провериться, чтобы, если что, ничем ни за чего не зацепиться и сразу всплыть! Гребем к берегу изо всех сил!
Отцы вернулись из звездной темноты с огромными охапками досок, выломанных из заборов брошенного поселка. Костер живо разгорелся, и отцы расселись вокруг. Их лица, непривычно освещенные снизу, сделали…
На мосту в ржавые бока понтонов тяжело толкалась стылая вода. Понтоны раскачивались, дощатые трапы между ними злобно грохотали.
Служкин и отцы еще долго обсуждали все тонкости, потом Служкин диктовал список снаряжения, перечень вещей и одежды, высчитывал цены. Все это время Градусов сидел на задней парте и задумчиво возил шва…
Я грохаюсь о камни лбом и животом и еду вниз на бедре, а потом останавливаюсь. От удара не искры, а, наверное, целые шаровые молнии брызнули у меня из глаз. Я лежу, словно разломленный на куски. В го…
– Нашел друзей! Ладно – Будкин, он все равно припрется. А зачем с ним Рунева? Невежливо тащить с собой подругу, пока она не стала женой. И Колесниковых тоже зачем позвал? Они разве звали тебя на свои…
– У нас в деревне в прошлом году один мальчик напился водки и умер, – рассказывает Тютин.
– Я очень люблю ходить на Шихан, – признался Служкин. – И не ради пещеры, а просто так, ради всего этого… – Служкин неопределенно махнул рукой. – В девятом классе я даже стих про это сочинил…
– А мне Андрюша говорил: «Тата Шушкина, Тата Шушкина»… Я думала – Шишкина или Сушкина…
– Комментарии оставьте при себе, – предупредил Служкин. – Иначе комментаторы вылетят за дверь.
Меня все еще колотит после встречи с комарихинскими алкашами. Мне надо чем-то занять мысли, руки, чтобы не тряслись.
– А я не люблю, когда ставят сапоги на пироги.
– Ты мне всю судьбу поломал. Куда я теперь от Таты денусь?
Но что это я? Есть ведь одно существо, которое способно понять меня. Многоголовое, сварливое, вечно орущее, вечно грызущееся само с собою существо. Отцы. Только сам-то я как увижу, что они поняли?
Но стоять скучно. Демон пробует закурить, но на него орут. Тютин наклоняется почесать колено и получает пинок под зад от Градусова.
Втроем они медленно пошли к воротам садика.
– Ну, тогда ладно, – ожив, быстро успокоился Служкин.
– Опаздываете на пятнадцать минут, – строго говорит мне Бармин.
– Виктор Сергеевич, – осторожно спросила Маша, – а как вы ногу сломали?
Вытащив Ергина в коридор и не прикрыв дверь кабинета – чтобы зондер-команда ужаснулась всему в подробностях, – Служкин тщательно повозил обомлевшего двоечника по полу, от всей души отвесил ему нескол…
– Ты чего в таком виде? – мрачно спросил он Будкина, открывшего ему дверь в трусах и длинной импортной майке.
Серым утром Служкин вышел из подъезда, ведя за ручку Тату.
– Ну, проходи, – неохотно сдалась она. – Не в комнату, конечно, на кухню.
Когда я открываю глаза, Маша стоит в той же позе, одетая.
– Черт, – с досадой сказала Кира. – Ну ладно. Подожди меня тут.
– Могу сводить тебя в кино, – бодро заявил Служкин, еще не перестроившись на слова Лены. – С превеликим удовольствием…
– Ну что ж… – Служкин недоверчиво хмыкнул, откинулся назад и сладко потянулся. – Ладно, слушай…
– Так заработай! Кстати, ты так и не объяснил, почему уволился.
– Только бы молния в воду не ударила, – заклинает Тютин. – Тогда всем конец… У нас в деревне…
– Хто, хаты, солил, кроме меня? – сипло спрашивает Градусов.
– Митрофанова! Доставай мне флакон и сухие рейтузы!
Едва он вошел в квартиру, заорал телефон.
– Три часа кобенилась, я ее только-только уломал, тут ты звонишь!… – выпучив глаза, сообщил он. – Погуляй еще часик, че тебе? У меня уже все на мази – вот-вот, и готово будет!
Служкин порылся в карманах куртки и вытащил пластмассового солдатика – монстра с собачьей мордой, в шипах, в шлеме, с бластером.
– Дайте водки… – вдруг просит Санек. – Загнемся же с холода…
– Не могу же я заниматься каждой мелочью! – разозлилась Угроза. – Я просто изумляюсь вашей беспомощности, Виктор Сергеевич!
– Впереди ледовый завал, – убито говорит Борман.
На общем скальном фундаменте, вдоль которого летит Поныш, громоздятся два кривых утеса. Левый сверху расколот на три зубца, а правый расщеплен на четыре. И между утесами фантастическим сверлом ввинчи…
Мы шарахаемся в разные стороны. Между нами, напяливая спасжилет, с веслом в руке пролетает Градусов и бухается в воду. Люська визжит. Градусов, взбивая фонтаны брызг, с пушечным гулом колотит сапогам…
– А нет, не простыл, изжарился под дождем! – злобствует Градусов.
– Послушай, – вдруг произнесла она. – Давно хотела тебе предложить. Давай со всем этим закончим. Так будет честнее. Мне этого не надо, и я тебя совсем не хочу.
– Ну, перекрестки, распутья… Там, где дороги расстаются.
– А мы с Демоном так и сделали! – счастливо смеясь, сообщил Шахов, и Служкин, ухмыляясь, тотчас выставил двойки Шахову и Деменеву в журнал.
– Все, отцы, – говорю я. – Я свое веслом отмахал.
– Так устал, аж перегар за три километра против ветра, – говорит Овечкин.
– Что, всех, что ли, двоечников из девятых классов?… – яростно изумился Служкин.
Талдычу дальше по инерции, и вдруг опять – бэмс! – свет погас. И за дверью слышно: цоп-цоп-цоп – кто-то от рубильника сматывается. Тут уж зондер-команду прорвало по-настоящему. Девки визжат, пацанов …
– Вот и я думаю – чего ж в них такого особенного?…
– Вот и пещера, – сказал Служкин и бросил в ее зев шишку.
Я усаживаюсь на бревно верхом и лезу вперед, опираясь на ладони и подволакивая зад. Вода несется в нескольких сантиметрах от моих сапог. На середине бревна я оглядываюсь. Маша пробирается за мной. Я …
– Ну, Будкин, я больше никогда никуда с тобой не поеду! – вдруг отчаянно крикнула Надя, прижала к себе Тату и закрыла глаза.
– Нету у нас водки! – безапелляционно заявила Надя.
– Вот мы и пойдем сейчас на экскурсию смотреть затон.
– Да нет… – поморщился Служкин. – Ты ее видишь только снаружи: в гостях или когда я плачусь тебе… А так она очень милая, ласковая, хозяйственная. Татку любит. Разве ж я женился бы на атомной бомбе? М…
Я сижу на берегу Поныша, пью водку, курю, смотрю на затопленный лес, на туманную от луны реку, на скалу Семичеловечью, которая призрачными парусами белеет вдали. До меня долетает шум порога, разломив…
– Нет, я не знал, – сказал Служкин. – Я вообще ее после школы не видел… Чем она занималась на пенсии?…
– Валяй, – согласился Служкин. – Теперь ты будешь негром.
– Кор-ровы безрогие! – злобно прорычал Градусов девицам.
– Нельзя, Ветка, – вздохнул Служкин, открывая бутылку.
– Ты-то когда умудрилась? – грустно удивился Служкин.
Который год подряд первый тонкий, но уже прочный зимний снег лег на землю в канун служкинского дня рождения, и Служкин, проснувшись, вместе с диваном поплыл в иглистое белое свечение, такое яркое и н…
С задней парты в проход упал пацан, выпихнутый соседом. Служкин ждал, пока он поднимется. Пацан был щуплым, с откровенно кретиническим лицом. Он застенчиво улыбался и бормотал: «А че я-то?… Че я?…» Г…
– Не-не-не!… – забеспокоился Скачков, вылезая наружу.
– Я вчера, Любовь Петровна, в очереди простояла и не посмотрела шестьдесят вторую серию «Надеждою жив человек», – пожаловалась пожилая. – Что там было? Урсула узнала, что дочь беременна?
Служкин пришел в себя только в ярко освещенном помещении отделения милиции.
Мне стыдно перед Машей, что я вчера распустил руки. Ведь она девочка, еще почти ребенок, а я вдвое старше ее и вдесятеро искушеннее, в сто раз равнодушнее и в тысячу раз хитрее. Для нее, примерной уч…
Служкин оглянулся и увидел на школьной дорожке Угрозу.
– Старые способы смухлевать для ваших деревянных мозгов не годятся, – говорил он, – шпоры там, флаги, помеченные билеты… Розу Борисовну на мякине не проведешь. Поэтому мы сделаем так. На каждой парте…
– День потеряем, – хозяйственно вздыхает Борман.
– Тогда ответь мне, в каком году запорожские казаки штурмовали Мачу-Пикчу? – немедленно потребовал Служкин.
– А сейчас, дорогие мамы, – объявила она, – ребята подарят вам подарки, которые они сами смастерили!
– Валяй, – велел Будкин, а Надя хмыкнула.
– А куда ведет узкоколейка? – спросил Бармин.
Градусов с грохотом шмыгает носом. Маша идет за таблеткой.
– Ладно, давай донесу, – согласился Борман.
Еще спустя час он вылез и набрал на телефоне номер Ветки.
– Это потому, что мы, русские, такие, – пояснила старенькая. – А они-то нас во сколько раз лучше живут? Там так не принято.
– И как, интересно знать, ты живешь без секса? Крыша-то не съезжает? Или у тебя любовница есть?… Впрочем, вряд ли.
– А Фундамент правда на Лебедевой женился?
– Меня уже отпустили! – независимо заявила Люська.
– Ну и пусть неправильно! Была бы ты, вся такая правильная, моим начальником, так я бы удавился! А с Географом, каким есть, я куда хочешь еще пойду!
Роза Борисовна мгновение помедлила, переваривая имя.
После завтрака мы дружно отправляемся в деревню. Мы через кусты на склоне ломимся к ближайшему зданию. В зарослях неожиданно обнаруживается ровная, как по линейке, полоса бурьяна. Мы топаем дальше по…
– Подержите, пожалуйста, – попросила она, подавая Служкину сумку.
– Ты, когда чего-нибудь забудешь, главное – ври уверенно, – посоветовал Будкин. – Или по карте посмотри, там все нарисовано.
– Есть хорошая речка, – сдавшись, рассказал Служкин. – Называется Ледяная. Первая категория сложности с одним порогом четвертой категории. Вот на Ледяную и пойдем.
– Ну, не ругайся хоть сегодня, – примирительно попросил Служкин.
– Че я, один воду лохматить буду?… – орет Градусов.
– Черное море большое, – резонно заметил Служкин.
– Возвращайся, – согласился Служкин. – Но если Надя тебе череп размозжит, я не виноват.
– Ну скоро там жратва-то поспеет? – орет Градусов.
Мужик изо всех сил тянет катамаран на берег.
– Не успеем, Виктор Сергеевич! Не успеем же! – стонал Тютин.
– Давайте за Географа, – бескорыстно предлагает Чебыкин. – Что не насвистел и по-настоящему взял нас в поход.
– А вот теперь посмотри, – велел Служкин, указывая пальцем.
Служкин молчал, сидя на столе. Он тяжело дышал, опустив голову, стискивая кулаки. Угроза, повернувшись к нему спиной, необыкновенно долго запирала замок на двери.
– О-о!… – восхищенно застонал девятый «А». – Геогр… Виктор Сергеевич пилотаж показывает!…
Они заперли подвал и пошли к Будкину. Не разуваясь, ввалились в комнату. Будкин набрал номер и протянул Служкину трубку.
– А вы, говорят, Виктор Сергеевич, тоже песни сочиняете?
– Колесников сказал. А ему Рунева растрепалась.
Но тут Старкова властно отодвинули с дороги, и в кабинет вошла Угроза Борисовна собственной персоной.
В комнате Служкин сел на диван, а Ветка хлопнулась рядом, прижавшись к нему. Служкин обнял ее.
Проснувшись, как обычно, после обеда, Служкин в мятой майке и драном трико, босиком, небритый, непричесанный, валялся на диване и от скуки пихал костылем в живот Пуджика, развалившегося на полу. В пр…
Бетонка и рельсовый путь вели на завод. Уже началась дамба, и справа от дороги в голых низинах блестели плоские озера на заливных лугах. В этих озерах заканчивался рукав затона. Заросли кустов и редк…
На тех же санках Будкин отвез Служкина в больницу, и там ему наложили гипс. С тех пор Служкин сидел дома, а в школе началась третья четверть.
Когда мы проплываем мимо, из вагончика выбираются два мужика.
Мы останавливаемся в шахте колокольни. Перекрытия здесь кое-где рухнули, хлипкие лестницы висят на трухлявых балках.
– Человека жду… одного… – проклацал зубами Овечкин.
– Есть? – воскликнула Надя, разворачиваясь лицом к нему. – Эта конура, что ли? Да и она на твоих родителей записана!
– Ты можешь мне сказать, что не спал с ней? – напала Надя.
– Да ничего… Но ты мне очень нужен, Витенька… Приди…
– Дура. Не трахались монахи, а не все святые были монахами. Я и имею в виду такого святого. Так сказать, современного, в миру… Я для себя так определяю святость: это когда ты никому не являешься зало…
– Эк ты его разделала… – хмыкнул Служкин. – На фиг тогда тебе с ним таким жить?
Служкин долго рассматривал фотографию, потом подошел к Андрюше и присел. Лена в это время натягивала Андрюше валенок.
– Котелком греби!… – кричит Тютину Овечкин.
Мы втроем уходим в лес и там съедаем Люськины бутерброды, вафли и чипсы. Когда через полчаса мы возвращаемся, отцы в живописных позах угрюмо лежат на берегу.
– Ребека, которая Амаранту отравила, – подсказала молодая.
Отцы лезут в рюкзаки, вытаскивают свертки с перекусами. Один только Демон остается в стороне. Он развалился на скамейке и положил ноги на соседнее сиденье.
Будкин сидел в сугробе, держал в зубах перчатку и пальцем протирал часы на запястье.
– Цистерна, а в ней семнадцать тонн спермы Гитлера.
– Ты у них учитель, что ли, какой? – спрашивает водила, принимая бутылки. – Чего учишь?
– Ребята, – сказала Чекушка, обводя парты блестящими глазами. – Вчера умер Леонид Ильич Брежнев.
– А я что сделаю? – развел руками Служкин.
– Очень приятно. – Будкин сдержанно приложился к ручке Киры.
– То-то, отцы! – важно сказал им Служкин. – Это вам не пистоны бабахать!
– Поговори мне еще! – прикрикнул на нее Будкин. – Хоу!
– Так, а теперь вспомним прошлый урок. Вопрос: «Какие основные отрасли производства в нефтехимическом комплексе?»
– Новый купите, если порвали… – нагибаясь, пробурчала девица.
Будкин лихо свернул на фунтовый съезд, уводящий в кусты.
– Туда – на старый лесоповал. А туда – в заброшенный поселок.
– Тогда, пожалуй, я все же дочитаю газету, – помолчав, сказал Служкин. – Э-э… где же эта статья про каторжный труд манекенщиц?…
Вот уж не ожидал от Градусова такой ранимости. Мы молчим.
– Молодцы, два, – оценил Служкин. – Ставим цифру один, пишем маленький заголовочек: «Сельскохозяйственные районы». Ниже ставим буковку «а». Первый фактор, от которого зависит развитие в районе сельск…
Крен катамарана постепенно уменьшается. Гондола принимает прежние размеры. Впрочем, через час она все равно спустится. Я откладываю насос и ложусь на продуктовый мешок. Под тентом тихо, все слушают, …
– Вы сами парты мыли, Виктор Сергеевич? – спросила она.
Санек еще немного сидит, потом медленно поднимается и за плечо поднимает Толяна. Оба они, сгорбившись, уходят через снег, чавкая сапогами. Уже на опушке Толян оборачивается.
– Гос-споди, какой идиот!… – Надя забегала по комнате.
Мы идем по улице Межени. Я захожу в каждый дом, прошусь на постой, и везде мне отказывают. А чего ждать иного? Я гляжу на нас со стороны. Явились из тайги все мокрые, в земле. От меня прет перегаром,…
– Зато увлекательно и поучительно, – отвечаю я и иду один.
– А говорила – если засечешь, то всех повесишь, город взорвешь… – разочарованно напомнил Служкин.
– Блин, Ветка, – пробормотал он. – Можно я до киоска сгоняю?…
– Могу тебе назвать миллион таких целей. Начиная с того, что хочу выделиться из массы, кончая тем, что со мной таким легче жить. Впрочем, если ты помнишь классиков, «всякое искусство лишено цели». Та…
Служкин захохотал над собственным воспоминанием.
– Построил бы уж тогда яхту… – задумчиво сказала Надя. – Ведь красивее, чем на старом буксирном катере.
– Виктор Сергеевич, а можно домой идти? Время уже!…
– Вы извините меня за мой вид затрапезный, – вспомнил он.
– Фиг ли домой? По теплому сортиру заскучал?
Надя помолчала, потом придвинулась к нему, обняла за шею и поцеловала в небритую щеку. Затем она вскочила и побежала в темноту, но, пробежав десять шагов, неожиданно повернула к палатке, залезла туда…
– А как же я? – после молчания наконец спрашивает Овечкин.
Я поднимаю одну березку и сгибаю ее подковой.
Отлетев, моторка ложится на скулу и по дуге разворачивается к нам. Толян правит на вторую гондолу. Расчет прост – пропороть ее винтом и утопить нас окончательно.
– Так ведь это лирический стих, не «Поляки»…
– А ведь мы всем классом с таким благоговением относились к твоему роману с Колесниковым! Как же, десятиклассник, на машине ездит – и нашу Ленку Анфимову любит!…
Из дверей конструкторского бюро выглянула какая-то тетка.
Все дружно ломанулась к двери, сдвигая парты и роняя стулья. В пять секунд кабинет опустел.
На уроке от двери не отхожу, подслушиваю. В кабинете до меня уже никому дела нет, там гражданская война. Орут: это ты притащил, ты и убирай! – это ты придумал! – это ты подговаривал! – сволочи вы все…
– Ну было, ну и что? Когда на санках за помойную машину цеплялись, ты же раздолбал мои санки в лепешку – я же не пикнул!
– Нету! – ликующе завопила галерка. – Есть! Мы все старосты!
– Руки уберите!… Уй-я-а!… – заорал Градусов, вылезая из-за парты вслед за своим ухом. – Убер-ри, сказал!…
– Согреться… – выдавливает из себя Санек.
– Или Пушкина. Сколько лет мы с тобой не виделись?
– Я не хочу, чтобы ты работал у Будкина, – твердо сказала она.
Колесников вдруг юркнул за дверь. Витька успел вцепиться в ручку и рванул на себя. Колесников проворно высунул из-за двери босую ногу и пнул Витьку в живот. Витька ахнул, и выпустил ручку.
Я лежу и слушаю. Конечно, обалдели все и от меня, и от такого похода. Всем домой хочется. Половина клянется, что больше ни в жисть из города не вылезет. Но все это – пустые обещания. Все они, и даже …
Санек смотрит на меня побелевшими глазами. С такими глазами вцепляются в горло. Но мне не страшно. Я хочу драки.
– Эх, эротично было на барках плавать… – завистливо вздыхает Чебыкин. Отцы молчат.
На миг нас всех парализует. Маша, сидящая у костра, приподнимается и вытягивается в струнку, глядя на реку. Демон, лежащий рядом, обеспокоенно разгоняет ладонью перед лицом дым сигареты. Потом мы дру…
Колесников приоткрыл дверь и задом полез в щель. Витька стоял на площадке неподвижно, молча, опустив голову.
– Вот такой, да? – Градусов двумя щепотями оттягивает грудь на своей тельняшке. – Не надо!
– Убери носки с рогатины!! – орет Борман на Тютина.
– «В этом пороге 7 мая 1967 года трагически погиб турист Сергей Долганов. 1948–1967 гг.» – читает Чебыкин.
– Вот, здрасте! – изумилась Ветка. – В какую?
– Ти-ха!! – гаркнул Служкин. – Закрыть рты!!
Служкин провозился с двоечниками чуть ли не до темноты. Двоечники, похоже, и сами пожалели, что решили сдавать географию. Служкин был неумолим. Раздергав на листочки Люськин конспект, двоечники распи…
– Второе – чтобы об этом не узнала Роза Борисовна.
Дошло до меня, что не иначе как Градусов тут козни строит. Хорошо, диктую дальше, а сам, однако, дверь в кабинет приоткрыл и краем глаза секу. И точно! Минут через пять крадется мимо какая-то низкоро…
От служкинских воплей в подъезд вышла Надя.
– Сейчас Полицейский станет всех рубить в капусту, а начнет с самого наглого и мозглявого, – предупредил Служкин.
– Какая рожа, такая и фамилия. А ты за него замуж собралась?
– Давайте пожрем, – говорю я. – До Ледяной больше не успеем.
– Семерка пик! – сообщил он. – Покер! – И он собрался демонстративно порвать карту пополам.
– Слушай, Градусов, – сердечно произнес Служкин, – а ты что, не помнишь, как ты меня весь год доставал? Тебе напомнить, что ли?
Прошло дня два. Сидим мы как-то с Будкиным в палате, в дурака играем. Момент напряженный: Будкин в третий раз остается. Значит, идти ему в палату к девочкам и сообщать свежую новость, что он – чухан.…
– А я почти ничего не написала, Виктор Сергеевич.
– Географию-то у нас некому вести, Роза Борисовна…
– Оба вы командиры хреновые! – в сердцах говорит Овечкин.
В кустах, как обломки затонувшего корабля в водорослях, чернеют разные железяки – ободы автомобильных колес, трубы, какие-то смятые конструкции, проржавевшие котлы. Кое-где нам встречаются большие, с…
– Прошу прощения, – направляясь вдоль стены в глубь класса, хладнокровно сказала опоздавшая учительница.
– Можно я закурю? – спросила Сашенька, закурила и задумчиво рассказала: – Знаешь, Витя, как раз очень хорошо пообщались… Он меня коньяком угощал, смеялся, даже отпускать не хотел… Но был такой момент…
«Электропоезд Пермь – Комарихинская отправляется с пятого пути Горнозаводского направления!…» – грозно раскатывается над вокзалом.
– Нет, что ты, – успокоил дочку Служкин. – Он специальной породы – мясной. Когда его на шашлык рубят, он только смеется.
– Ну, килограммов триста, – небрежно ответил Служкин.
Я смотрю на Машу сквозь дым сигареты. Маша смотрит на мои пальцы и не поднимает глаз. Я чувствую, что она поняла, как мне сейчас хреново. Как мне холодно, тоскливо и унизительно от бессилья. Я чувств…
Из-за угла школы веером высыпалась зондер-команда. Увидев в окне Служкина, девочки замахали руками, а пацаны заржали.
– Что уж, я по бревну не проползу? – усмехается Маша.
– А разве найдется какой-нибудь мужчина, чтобы ему это было не интересно, особенно если он красив и чертовски умен?
– Я вот думала, что все поучала вас… А зачем? Ведь есть Овечкин, который все делает правильно. Но я его не люблю.
– Ладно-ладно, Демон, я запомнила, – обидчиво говорит Люська.
Все развеселились, орут: она у нас новенькая, она географию учить хочет, запишите в журнал… А я уже усвоил, что зондер-команде ни в малейшем уступать нельзя. Со всемирными потопами компромиссов не бы…
– Географ, – раздумчиво окликает меня Борман. – А вот если до деревни Межень километров двадцать осталось, так ведь мы и самосплавом к завтраку доплывем, да? Тогда, чтобы не мокнуть, можно всем залез…
– А что, Виктор Сергеевич, – неуверенно спросила она, – вам очень надо рассказывать про это судоходство?
Служкин шагнул к барахтающемуся в сугробе Бизе и вышиб его пинком. Матерясь, Колобок перекатился через забор вслед за Цырей.
В палатке тихо. Все уснули. Я даже вижу, как они спят. Борман спит солидно. Он покровительственно предоставил Люське руку. Но Люська все равно сползла с нее, свернулась кренделем и успокоенно уткнула…
– Тебе Анфимова все равно не даст, – безнадежно сказал Витька.
– Ну, я хоть полсантиметрика колбаски скушаю…
– Тогда два условия. Первое: вы самостоятельно учите дома еще один параграф и в следующий раз по нему – проверочная…
«Кирпичи» обогнули Витьку и пошли дальше. Витька измученно поплелся домой. Несмотря на чудесное спасение, радости у него не было. Он шел и уныло считал, где и кто его может побить. «Кирпичи» – раз, ш…
Наверное, мне не стоило разрешать этот альпинизм, но я уверен, что ничего не случится. Градусов лезет первым и командует, Люська ойкает и взвизгивает, Чебыкин кряхтит и пихает ее в зад. Мы задираем г…
– Вы или врете, или ошибаетесь, – серьезно говорит Маша.
– Возьми, – безразлично согласился Служкин.
– Вот тебе подснежники, Люся. – Я отделяю ей половину букетика.
– Да всю дорогу! Помнишь, например, мы ходили на рельсы под поездом деньги плющить? Я брал юбилейный рубль, а ты – простой, а потом ты мой взял себе, а свой подсунул мне!
– Отцы – это твои школьники из девятого «бэ», да? Глупо считать решающим мнение четырнадцатилетних сопляков, которые ничего в жизни не видели, не понимают и вряд ли поймут. Конечно, на первый взгляд …
– Что ж вы сразу-то не предложили? – усмехается Маша.
– Тебя? – переспросил он, пытаясь заглянуть Градусову в лицо.
– Ну, туристы, падлы, вычислим вас в электричке!… – отставая, кричат они нам вслед.
– Дак кто ж тогда у нас командир? – наивно спрашивает Люська.
– Только при Брежневе порядок навели, все и развалится.
Служкин неуклюже ввалился в ванную, заперся, бухнулся на унитаз и вытащил из карманов обе бутылки. Он начал быстро пить, чередуя портвейн с марочным вином, и закурил.
Махая двумя красными распашными веслами, Служкин не очень ловко отвел «Скумбрию» от мостков.
Расставшись с Будкиным у подъезда, Витька поднялся к себе. Школьную форму он расстелил на родительской кровати – так он делал всегда, когда родители были в командировке.
В это время дверь открылась, и в прихожую вбежала Тата.
– У меня вообще-то еще уроки… – озадачился Служкин.
Служкин грустно кивнул. Ветка поднялась, оправила юбку и пошла в прихожую. Служкин поплелся за ней.
– Чего встали, козлы?! – вопил Бизя-Колобок. – Он тут один!…
– Как что? Дверь заперта, а войти надо. Ну, я вспомнил детство в Шао-Лине, решил дверь ногой выбить. Разбежался, прыгнул, да силы не рассчитал. Дверь высадил, пролетел через всю квартиру, проломил ст…
– Конечно, пошла бы. Ты человек веселый, легкий, без проблем.
– А куда хочешь, – ответил Будкин. – С коллегой поздоровайся.
– Я бы покаталась, – нейтрально заметила Кира.
Отцы угрюмо уходят в палатку, а я остаюсь. Я слышу, как в палатке что-то тихо и жалобно говорит Люська, как ноет Тютин.
– Ну и что… Я люблю вас… Я люблю вас… – повторяет она.
– Может, кто хочет со мной пойти, за компанию? – спрашиваю я.
– Раздевайтесь, будем чай пить, – объявил Служкин.
– Глухонемой, – шепотом с уважением сказала бабка, сидевшая от глухонемого подальше.
– Ты же сама хотела пойти этот фильм посмотреть. Билеты на руках, Будкин вечером нас встретит. Поздно оглобли поворачивать. И вообще, я же предупреждал, что не люблю американские боевики…
Гам как на вокзале. И тогда Служкин нырнул в омут с головой.
– Да вы не объясняйте, вы читайте, я пойму…
– Опять, – строго подтвердил Служкин. – Иначе вы со своей болтовней ничего не услышите и ничего не запомните.
– А при чем тут она? – словно бы даже обиделась Маша.
– Это… третий день… – неохотно отвечает Борман.
Церемония на волейбольной площадке уже закончилась, но девятиклассники, видимо, еще долго оставались на школьном дворе – смотрели друг у друга свидетельства, фотографировались классами и по отдельнос…
– Верно, гроза будет, – соглашаюсь я. – Залезайте под тент.
– Чего вы это вдруг разохотились?… – риторически спросил Служкин, но Люська оказалась словно бы неожиданно потрясена этим вопросом и ошеломленно уставилась на Машу, будто прозрела: «А чего это и впра…
Мы хохочем. Люська выразительно глядит на Бормана. Смущенно покряхтывая, Борман предлагает ей прогуляться. Они уходят в лес. Я остаюсь с Машей и Овечкиным. Краем глаза я вижу, как Овечкин осторожно б…
– Отжиматься, – говорит Градусов. – Конец фильма.
– А я от Будкина иду, – виновато сказала она. – Будкин мне и сообщил, что ты ногу сломал, в гипсе лежишь… Как это случилось?
– Вы Новый год каждый раз так встречаете?
Потом Служкин, задыхаясь, поднялся наверх, подал Маше руку, и они пошагали по широкой тропинке, по самой верхотуре, и рядом, внизу и дальше вширь – до свинцовых полос у горизонта – разлеталась и гуде…
В дальнем конце кабинета Градусов яростно запыхтел и начал швырять шваброй стулья.
– Привет, – сказала она. – До города или домой?
Градусов, презрительно насвистывая, пробует ногой лестницу.
Надя хохотала, слушая этот спор, и Тата тоже смеялась. Ей было радостно, что мама так довольна, что папа с Будкиным так смешно ругаются.
– Хоба-на! – изумилась Ветка, вытаращив глаза. – И с кем ты?…
– Смертельно опасно, – ответил Служкин. – Но ты делай, как я.
И вот катамаран, как трактор в борозду, грузно сваливается рылом в первый каскад. И его начинает месить и швырять, лупить волнами, душить пеной, контузить литыми водяными зарядами, хлестать струями. …
Он выпил и оскалился. Ветка тоже опрокинула водку и со слезами на глазах оторвала кусочек теста зажевать.
…На Новый год родители потащили Витьку с собою к друзьям. Там же оказалась со своими родителями Веткина из восьмого «Б». Их обоих, чтобы не мешали, отправили в дальнюю комнату смотреть «Голубой огоне…
Пообедав, мы собираем вещи, чтобы отплывать. Борман потихоньку берет у меня консультации. А Маша меня не замечает. Она это делает не демонстративно, что само по себе означает какое-то внимание. Она н…
– Раздолбай я клевый, а учитель из меня – как из колбасы телескоп, – опять разливая вино, честно сообщил Служкин.
– Чего вы, как дураки, спорите? – удивляется Овечкин. – Неужели еще не хватило приключений? Так вы разбудите Географа, дайте ему флакон, и дело сделано. Только успевай пригибаться.
– Если тебе все безразлично, давай вернемся, – сердито сказала Служкину Кира, памятуя об атлете.
– Пусть тогда большинство и моет котлы!… А ты чего раскомандовалась, если он командир? Сильно невтерпеж – так командуй своим Борманом, а не мной, поняла, Митрофанова?
– Как хотите, – хмыкнула Кира Валерьевна, выпалив зонтом.
Чебыкин, захваченный новой идеей, с ножом наперевес убегает вперед. Он, как колокольчики коровам, подвязывает березам свои кружки и банки, лижет свежие надрезы, чмокает и ахает. Я делаю неглубокую за…
– Да какой порядок… У меня батя говорит, что все пьют.
– Я не умею! – Служкин развел руками с банкой и сигаретой.
Я запираю дверь за доброй тетенькой и бросаюсь к печи. Возле нее уже стоит Маша, обхватив себя за плечи. Тепло, тепло, боже мой, тепло!… Дождь не льет на голову! Никуда не надо идти! Можно сесть, мож…
Ему был виден весь ряд девятиклассников. Он различил и Машу – такую красивую в бантах, – и Люську, и ехидного Старкова, и Скачкова, спавшего в чемодане, и всю красную профессуру, и рыжего Градусова с…
– Да уж… – ответила женщина оборачиваясь.
– А я ему для горючего запасную емкость поставлю, это не проблема. На фиг мне пассажирская палуба? Пусть там цистерна стоит. А чтобы не перевернуться, я придумал такую хреновину – полые пластиковые г…
Отцы запихивают ее внутрь и лезут сами. Последним лезу я.
– Ну и пусть я в него влюбилась! – злится Люська. – А тебе завидно, потому что ты рыжий и нос у тебя вот такой! – Люська широко разводит руки.
После работы Служкин пошел не домой, а в Старые Речники. Район был застроен двухэтажными бревенчатыми бараками, похожими на фрегаты, вытащенные на берег. Прощально зеленели палисадники. Ряды потемнев…
Но шум умолк, дверь ванной скрипнула, и Ветка вышла.
– Весла выставляйте!… – ору я, цепляясь за Люськины плечи.
Мне хочется залезть в какой-нибудь сосуд и похоронить себя в морской пучине, как старик Хоттабыч.
– Что, все еще любишь ее? – живо спросила Ветка.
– Ботанику, зоологию, анатомию, общую биологию, органическую химию, – не торопясь, перечислил Служкин.
– Старт, отцы, – сказал Служкин, глядя на убегающую лыжню.
– Слушай, Витек! – радостно зашептал он. – Выручи, вот так надо!… – Он ладонью азартно отрезал себе голову.
– Ладно, – поднимаясь с кровати, покорно согласился Служкин. – Завтра все образуется. Утро вечера мудренее.
– Какими судьбами? – задержавшись, поинтересовался Служкин.
В прихожую, улыбаясь, шагнул высокий молодой человек атлетического сложения с римским носом, густыми бровями и коротко остриженными черными кудрявыми волосами. Надя и Тата вышли посмотреть на гостя.
– Пишут, что в бассейне Амазонки нашли секретную базу фашистов времен Второй мировой, – сказал он.
– Я тоже в школе любил географию… – мечтательно говорит водила. – Молодец парень. В наше-то время хочешь еще чему-то научить этих оболтусов… На! – И он вдруг протягивает мне обратно одну бутылку. – Д…
– Во-вторых, – продолжаю я, – потерпите, девчонки. Так надо. А в-третьих, пойдемте в лес и слопаем Люськины пироги втроем.
– К левому! – повторяю я. – Вон к той поляне!
– Ты мою вымыл, бивень, – говорит Градусов.
– Возьми, Старков, у Шакуровой учебник и посмотри в нем на последней странице фамилии авторов, – посоветовал Служкин.
– Ну что, – сказал он. – Можете приступать к уборке. Мойте пол, драйте парты. Столешницы должны быть оттерты дочиста, иначе ничего у нас не выйдет.
Служкин явился на педсовет, старательно теряясь в толпе учителей, сел в сторонке на самое незаметное место. Итоги четверти подводили долго, с перебранками. И учителя, и Роза Борисовна распалились. На…
– Папа, а ты мне купишь вечером жвачку с динозаврами?
Я смотрю на Градусова. Градусов, сузив глаза, кивает. Я беру топор и лезу по катамарану вперед. За мной с веслом ползет Градусов.
– Ты вообще заглохни, к-козел!… – орет Толян.
Мы причаливаем за пристанью. Ее борта, обращенные к Ледяной и к Уремке, сложены из огромных, грубо обтесанных валунов. Валунные стены поднимаются из воды на высоту моего роста. Два других борта прист…
– С дерьмом, – сказал Будкин и сел на канистру.
– Папа, если хочешь попасть в грязь, то иди за мной, – сказала Тата, топая сапожками по плотному песчаному склону.
– Она не узнает, – чуть покраснев, пообещала за всех Маша.
– Ну, это я шутил, – спотыкается Градусов. – Баловался… А Географ все правильно делает, хоть и нажрался! Подумаешь, нажрался!…
Мы выпрыгиваем под дождь и идем к головному вагону, усаживаемся на ступеньку тамбура.
Отцы ухмыляются. Я тоже знаю, на что это похоже.
Отсюда отлично был виден весь затон. Ярко освещенный прожекторами, он лежал посреди тьмы как остров. Корабли загадочными кристаллами были вморожены в плоскость неестественно белого льда. Было во всем…
Изнывая и сетуя, девятый «Б» склонился над тетрадями.
– Виктор Сергеевич, – вдруг негромко позвал Овечкин. – А у меня лыжа сломалась, когда из вагона выкидывали…
– Не говори про Надю, – попросил Служкин. – Она поступила правильно и честно. Я ее не виню. Я сам, можно сказать, всего этого добился самоотверженным трудом.
Она тотчас опустила голову, застегивая сыну рубашку, но Служкин видел, как порозовели мочки ее ушей. Пораженный, Служкин молчал.
В половине четвертого звонок затрещал, и явился Будкин.
– А ты ничего не намудрил? – неуверенно спрашивает Борман.
– Вернись и не лезь в бутылку! – одернула его Кира.
Зал зашумел, вставая, и затих. Чекушка нажала кнопку магнитофона, подключенного к большим динамикам. И первая нота еще только вылетела, и Чекушка еще только оправляла на заду платье, собираясь опусти…
Тата послушно скрылась в комнате, а Надя вышла в кухню, сложила руки на груди и прислонилась спиной к холодильнику.
– Дак че… Не все же такие смелые и сильные…
– Не дома, а один дом, – поправляет Чебыкин.
– Я всего лишь администратор. – Директор сделал жест, в котором было что-то от реверанса, и даже дернул под столом коленями. – С педагогами работает завуч – то есть вы, Роза Борисовна. Я бы не хотел …
Бутылки у всех на виду лежат в распотрошенном продуктовом мешке.
– Странно все это… Самомучительство какое-то…
– Больной таскает, а здоровые, блин, стоят как пни, – ворчит он, бросая бревна перед костром и усаживаясь. Все тоже садятся.
Я молчу. По-моему, Господь за этот костер не в обиде. В своей душе я не чувствую какого-то несоответствия истине.
– Не было вас, – авторитетно подтвердил Старков. – Мы честно проторчали семь минут после звонка и только потом ушли.
Я поднимаюсь и вылезаю обратно на тропу. Мышцы лица не слушаются.
– Да бес с ним… Пойдем лучше на корабли смотреть, – предложил Служкин. – Давай садись мне на шею.
– Да не проститутка она! Уж лучше бы я связался с проституткой! Они уже снятся мне по ночам на этом чертовом диванчике!… – вырвалось у Служкина.
А я сижу и вспоминаю прошедший день: снегопад над затопленной просекой, Поныш в белых берегах, широкую дорогу Ледяной, храм на взгорье, заброшенный мост, три встречи с гранитными мужиками – на их бер…
За трубой стал виден брошенный трелевочный трактор. Красный, он выглядел на общем фоне серо-бело-сизого пейзажа как свежая ссадина. Только вблизи стало заметно, что он уже не красный, а ржавый. Он ст…
– Можно, – согласился Служкин, – но дайте мне слово…
– Ну да, – покорно согласился Служкин. – А также не уважает. Уважение заработать надо, а у нас с ней расхождение в жизненных ценностях. Вот такая белиберда, блин.
– Дочь?! – обомлев, беззвучно переспросил Служкин и впервые взглянул Угрозе в лицо.
– Туристы, – убито отвечаю я. – Вставай, Маша, пойдем обратно…
Служкин задумчиво закурил другую сигарету.
– Потому что ты струбец, понял? Чеба, пошли чум сворачивать!
– Ты, блин, скотина, чего мою ручку-то берешь?…
– Как же так? Ни с того ни с сего – развод?
– А по выходным он обычно ловит сачком бабочек, – развил образ Полицейского Служкин.
Отступать ему было поздно – гонор сшибся с гонором. Служкин двумя пальцами поднял открытый ранец за нижний уголок и высыпал на пол все его содержимое.
– Чего все бабы в нем находят, то и она нашла.
Сзади подошел мальчик с игрушечным пистолетом.
– Ух ты! – ахнула Маша, присаживаясь на корточки, чтобы разглядеть получше. – Это и есть ваша сосна на цыпочках? А я столько раз была там, внизу, на пляже, и никогда не замечала!…
– Были, почти все. Поживают нормально… Девчонки наши почти все замужем, кроме Наташи и Алки, у всех дети, у кого даже двое. Про мальчишек не знаю: в перчатках были, не видно, кто с кольцами, а спраши…
В стихах также упоминались «весенние деньки», «звонкая капель» и прочее, что выдавало детсадовскую самопальность этих опусов.
Посреди урока Служкина вызвали в учительскую к телефону.
Служкин остановился на полпути, и Маша, дойдя до него, тоже замерла. Они стояли над пропастью, Служкин обнимал сосновый ствол, и Маша обнимала сосновый ствол. В тишине было слышно, как сосна чуть пос…
Перед катером словно раскрыли ворота – так широко размахнулся речной створ. Справа быстро побежали назад к затону Старые Речники – деревянные домики над глиняным обрывом, высокие сосны, заборы, резны…
Окончательно сломленный жизнью, Витька посидел у Будкина и побрел домой. Взвинченность у него сменилась глухим, тоскливым страхом. Витьке от отчаянья хотелось взять пистолет, пойти и застрелить и Кол…
Отцы глядят по сторонам, точно рассчитывают увидеть то, что пропало. Но конечно, ничего нет. Только голый косогор с трухлявыми бревнами, черный ельник, глухое урочище, старая пристань на берегу пусты…
– Да суетитесь живее, лопухи, – тороплю я.
Служкин уверенно пошагал по настилу. Стоял ясный апрельский вечер. Затон еще гукал, посвистывал, лязгал и взрыкивал двигателями. Над спутанной корабельной архитектурой в сиреневом небе бледнела рыхла…
– Будкин сказал мне, что у него со мной все кончено и чтобы я его больше не доставала… И еще рассказал про Надю.
– Я бы позвал, так она ведь поехала бы, дура… А там одни ботинки, как «Боинг», стоят. Где бы она на все денег взяла? Явилась бы в каких-нибудь снегоступах на валенках… Меня бы там на базе все засмеял…
– Будкин рассказывает свою великую мечту, – насмешливо сказала Служкину Надя.
На каникулах Служкин сидел дома, и однажды заявилась Ветка.
– Ну, я объясняла тебе, в кино иду, – уйдя в комнату переодеваться, раздраженно сказала кому-то Кира.