– Во-вторых, – продолжаю я, – потерпите, девчонки. Так надо. А в-третьих, пойдемте в лес и слопаем Люськины пироги втроем.
И лед в моей душе тает. И мне становится больно от того, что там, в Долгане, меня вместе с отцами не было. Так болят руки, которые ты на стуже отморозил, а потом отогрел, оживил в тепле. Мне больно. Но я обреченно рад этой боли. Это – боль жизни.
– Ну и у меня с тобой все кончилось, – спокойно заявила Надя и с размаха съездила ему по скуле.
– Это Градусов, знакомься, – сказал Служкин Будкину.
– О-ох… – стону я и, нахлобучивая кепку, ухожу во тьму.
– Да просто так, на спор. Еще сегодня мы химичке в ящик стола дохлую мышь бросили. Только она ящик на уроке не открывала, а то бы мы поржали, как она визжит.