Все цитаты из книги «Королева Марго»
– Это «ох» меня пугает, дорогая королева. Может быть, этот красавчик Ла Моль чересчур почтителен? Или чересчур сентиментален? Тогда должна признаться, что он полная противоположность своему другу, Ко…
– Глупости! – сказал Карл. – А вам, Генрих, да будет известно, что я считаю все это весьма странным.
«Иногда этот герцог вдруг бледнеет, как мертвец... Странно!..» – подумал он.
– Черт меня побери, если это не господин де Ла Моль! – вскричал он. – Тьфу, что я делаю?! Ругаюсь в доме короля! А впрочем, сам король ругается, пожалуй, еще похлеще, и даже в церкви. Итак, мы оба в …
– Ну, ну, – настаивала герцогиня, – как видно, ты сердишься на него за то, что он ранил твоего гугенота?
– Де Муи? – удивленно переспросил он, как будто впервые слышал это имя в связи с такими обстоятельствами.
Обыкновенно темные окна старинного жилища королей были ярко освещены, а близлежащие площади и улицы, как правило, пустынные, едва лишь колокол церкви Сен-Жермен-Л'Осеруа бил девять часов вечера, тепе…
Читатель, уж верно, помнит, что в предшествующей главе упоминался некий дворянин по имени Ла Моль, которого с нетерпением поджидал Генрих Наваррский. Как и предсказывал адмирал, этот молодой человек …
– Да. Вольно или невольно, но преступление совершено.
– Вам вина, граф? – спросил Ла Юрьер, хватая Коконнаса за руку. – Сейчас подадут. Грегуар! Вина господам!
– Не бойтесь, – сказала Маргарита. – Клянусь душой, вы в безопасности!
– Я никогда не сомневаюсь в том, что говорите мне вы, – язвительно произнес Король. – Каким же способом пытались меня убить? Мне это очень интересно!
Всадник, уже знакомый нам хотя бы по имени, сидел на белой испанской лошади и носил черный камзол с черными агатовыми пуговицами. На нем был темно-лиловый бархатный плащ, черные кожаные сапоги, шпага…
В одно мгновение весь план его действий по отношению к Генриху Наваррскому изменился. Ведь оставленную книгу прочел Карл, а не Генрих; Генрих должен был уехать, но уехать обреченным. Однако если рок …
– Он спускается! Спускается! – бормотал бледный от радости Морвель. – Гляди в оба! – шепнул он швейцарцам.
– Которые составили заговор, а это совершенно одинаково относится и к нам.
– Ваше величество, если вас ждут, разрешите мне удалиться – сейчас я не в силах говорить. Я не могу собраться с мыслями – я ослеплен вами. Я уже не думаю, я только восхищаюсь.
При всем своем уме и опытности Колиньи все же не мог полностью скрыть от других, как безгранично доверяет ему король; и хотя в Париж он приехал с серьезными подозрениями, и хотя, когда он выезжал из …
В то самое мгновение, когда она появилась на пороге, Карл открыл глаза и был поражен, увидев мать. Как это бывает после сна, он припомнил все свои мысли, проникнутые обидой и злобой.
– Мой любимый Гиацинт, ты не знаешь Генриха! Генрих сейчас думает только о троне, а ради этого он готов пожертвовать всем, чем обладает, и уж подавно тем, чем не обладает. Прощай!
Судьи в нерешительности переглянулись, не зная, что еще сказать, что делать с этой святой простотой, но тут записка, которую подали генеральному прокурору, вывела их из затруднения.
– Хорошо сделали, очень хорошо сделали, – сказала Маргарита, – вот вам, мэтр, награда за ваше усердие.
– Я говорю о записке, которую тебе дал де Муи час назад за Арбалетным садом.
– Да это просто смешно! – зевнув, сказал Коконнас. – А вот у меня совсем не бьется.
– Вот она, – сказал Карл, беря книгу об охоте с полки, на которую он ее поставил, и показывая ее Рене.
– Да, – продолжал Рене, – обыкновенным ученым принадлежит лишь настоящее, нам же принадлежит прошедшее и будущее.
– Если я скажу тебе, что де Ла Моль невиновен? , – Так вы это знаете?
– Ну нет! – воскликнул Карл. – Сегодня мы с ним охотимся на кабана, а он один из лучших моих помощников на охоте. Без него охоты нет! Черт возьми! Вы, матушка, думаете только о том, как вывести меня …
– Нет, нет, будь покойна, он получит ее вовремя! Герцогиня Неверская вышла, и в ту же минуту Маргарита послала за Генрихом. Генрих прибежал и прочитал письмо герцога Неверского.
Герцог Алансонский вынул из-за камзола серебряный свисток, висевший на золотой цепочке, и свистнул.
– Что все это значит? – в темноте заговорил Карл, и в голосе его послышались грозные ноты. – Разве я враг пирушек, что при виде меня происходит такая кутерьма? Эй, Анрио! Анрио! Где ты? Отвечай!
«А ведь верно, – подумала Маргарита, – то же самое говорил мне и герцог де Гиз».
– Да, государь, – тихо произнес какой-то человек, который отделился от толпы любопытных, теснившихся у домика, и пошел за Генрихом, – но в будущем у вас по-прежнему трон!
В ту же минуту они услышали, что хозяин захлопнул дверь какой-то комнаты, запер дверь в коридоре на засов и подбежал к собеседникам.
– В таком случае, я больше не стану отвлекать вас от ваших розысков, – со вздохом сказала Маргарита. – Но мне почему-то кажется, что он найдется. А впрочем, ищите.
Увидав своего любимого сына, молча сжимавшего с мольбой свои красивые, унаследованные от нее руки, Екатерина встала и пошла к нему навстречу.
– За тем, кому король Наваррский сделал знак?
Надо сказать, что по мере выздоровления и тот и Другой прилежно занялись своей наружностью. Каждый человек, даже наиболее равнодушный к своей внешности, в известных обстоятельствах все же начинает ве…
– Одного из самых великолепных во всем христианском мире, сын мой.
Ла Моль встал на колени, словно взывая к божеству, а Рене прошел в первую половину комнаты и бесшумно спустился вниз по внешней лестнице; через минуту по лавке прошелестели легкие шаги.
– Теперь я дал обет не иметь Дела ни с каким огнем, кроме кухонного.
– А вы, матушка, не догадываетесь – что именно?
– Дело в том, – быстро заговорил он, – что я сам любитель играть в карты, вот я и подошел взглянуть на ваш ход, благодаря которому вы выиграли, а граф вдруг увидал на голове простого горожанина боево…
– А это что такое? – спросил он, указывая на какой-то желоб, выдолбленный в сырых каменных плитах, заменявших пол.
– Муж королевы Маргариты! – покраснев от ревности, сказала Шарлотта.
Молодой человек по-прежнему стоял в нерешительности. Он не мог поверить, что беда, которую он чуял у себя над головой, миновала.
– На помощь! – вне себя кричала королева Наваррская. – На помощь!
Юный король слегка покраснел и почти тотчас же смертельно побледнел: он услышал имя убийцы своей матери. Поняв, что лицо выдает его волнение, он отошел к окну и прислонился к подоконнику.
Шарлотта улыбнулась: в то время люди не верили гасконским обещаниям Беарнца.
– Ваше величество! Спасите! – пролепетал он замирающим голосом.
– Мне показалось, – ответила Екатерина, – что в самом умолчании, в кажущейся забывчивости вашего величества заключался какой-то глубоко продуманный расчет.
– Что ж, – сказал Карл, – клянусь честью, это по всем правилам.
Коконнас бросил сундук и с удивлением посмотрел на нее. войны.
– Хорошо, хорошо! – сказал король со своей хищной улыбкой. – Чем больше, тем лучше; зовите, зовите их, Генрих. Но что это за дворяне? Надеюсь, люди храбрые?
– Как только скажу кое-что его величеству королю Наваррскому.
– Ах, это он! – с изумлением и радостью воскликнул Генрих. – Значит, он не у герцога Алансонского? Ведите его сюда, я поговорю с ним...
Карл подбежал и потрогал ее; бедное животное уже окоченело. Из перекошенной болью пасти собаки вытекло на пол несколько капель желчи, смешанной с кровавой пенистой слюной. Собака нашла в Оружейной бе…
– Простите меня, герцогиня, если мое имя порой нарушало мир в вашем очаровательном союзе. Конечно, – продолжал он, с неизъяснимой нежностью взглянув на Маргариту, – я повидался бы с вами раньше, но э…
– Во-первых, утром я слышал разговор вашего величества с братом.
– Государь! – сказал Генрих. – Вашему величеству надо бы позвать врача: ваше сегодняшнее нездоровье, быть может, опаснее, чем вы думаете.
Носильщики Коконнаса тронулись в путь после того, как он второй раз пожал руку Кабошу.
Почти одновременно в окне жилища Меркандона раздался яростный крик, и какая-то старуха, поняв по белому кресту и белой перевязи, что Коконнас – католик, швырнула в него цветочный горшок и попала ему …
– Первое – это доверие протестантских вождей ко мне; второе – их страх за свою участь, так как ваше высочество, зная их имена...
Маргарита пожала плечами с непередаваемым выражением лица.
– Вот как обстоит дело: единственное место, куда могут проникнуть женщины, не являющиеся узницами, это замковая часовня. Нас прячут за престолом; под покровом престола они найдут два кинжала. Дверь в…
– Снимите копию с этого письма, – ответила Екатерина.
– Я тоже пойду в Лувр, – объявил Коконнас. – А найду я там герцога де Гиза?
– Зачем?! – воскликнул он, не найдя кроме этого наивного вопроса других слов, чтобы выразить множество мыслей, зародившихся у него в мозгу.
– Приказ не допускает исключений; примите мои извинения.
– Ваше величество, вы слишком добры ко мне, – ответил Генрих.
– Ну и кутерьма! – сказал Карл IX. – Анрио, твой ужин на полу. Пойдем со мной – ты закончишь ужин в другом месте; сегодня я кучу с тобой.
В самом деле, в эту минуту послышались отчаянные, как будто женские вопли, и красноватые отблески осветили одно из крыльев дома, образовывавших галерею. Появились двое бегущих мужчин, их преследовала…
– Скажу, что момент удобный, – отвечала Маргарита, – если король не обернется, мы свободно доедем до леса.
Но едва он переступил порог опочивальни, как столкнулся с каким-то мужчиной, который только что вошел туда потайным ходом.
– Браво, браво! – в один голос закричали дворяне-католики, тогда как новообращенные гугеноты молчали, нахмурив брови.
– Нет, это не она, – сказал Ла Моль. – Но что случилось? Ведь, по-моему, было назначено в полдень.
– Это вы, сын мой? – вздрогнув, спросила Екатерина. – Разве вы ужинаете в Лувре?
– Господи Боже! Еще бы не дорого! – отвечал Беарнец. – Разве вы не знаете, что днем вы мое солнце, а ночью – моя звезда? Честное слово, я был в непроглядном мраке, но вот явились вы и сразу озарили в…
– Государь! – твердо ответил король Наваррский. – Да простит меня Бог, но можно подумать, что меня подвергают допросу.
– Вы с ума сошли, сударь! У вас на плечах я вижу ваш плащ, и да простит меня Бог, если я не вижу вашей шляпы у вас на голове, хотя вы разговариваете с королевой.
– Нет, но я увижу его сегодня: в полночь он должен зайти сюда за мной и принести мне добрый мушкет, а когда мы отсюда выйдем, он все мне расскажет.
– Но ведь похоже на то, что там кого-то убивают! – вскричала она.
Как сказал молодым людям герцог Алансонский, в Лувре царила глубокая тишина.
– О, я виноват, я неблагодарен, или, вернее, – как я уже сказал, а вы согласились, – я безумец! Но зачем господин де Муи был у вас сегодня вечером? Почему я его видел сегодня утром у герцога Алансонс…
– Простите, – обратился Ла Моль к солдату, – ведь вы, кажется, сказали, что этот офицер – господин де Муи?
– Держись, держись, Ла Моль, сейчас проедем мимо улицы Тизон и улицы Клош-Персе. Смотри, смотри!
– Я не сдаю господских комнат без лакейских, – ответил Ла Юрьер.
На сей раз его комната не была занята, и он беспрепятственно вошел к себе. Надо было поскорее сменить камзол, который, как заметила королева, был основательно испорчен.
По приказу Карла вся эта раззолоченная, разукрашенная, благоухавшая толпа во главе с королем вытянулась в струнку, чтобы проехать в пропускные ворота Лувра, и выкатилась лавиной на дорогу в Сен-Жерме…
– Дорогая Шарлотта, – сказал он, – по чести, ваш упрек несправедлив, и я не понимаю, как может такой красивый ротик говорить так зло. Неужели вы думаете, что в этот брак вступаю я? Клянусь чем угодно…
– Желаю удачи! – сказала Маргарита. Возвращаясь к себе, она оглянулась. На стене коридора она увидела четыре тени, которые, видимо, совещались. В одну секунду она очутилась у своей двери.
К сожалению г-жа де Сов уже не могла слышать его вопросов: г-жа де Сов была уже далеко.
– Потому, ваше высочество, что, спрашивая, когда вы получите ответ, вы одновременно спрашиваете и о месте, где находятся наши вожди. Ведь если я скажу вам: «Сегодня вечером», – вы будете знать, что о…
В самом деле Коконнас обернулся, узнал Ла Моля и даже упустил повод от удивления: ведь он был уверен, что убил своего бывшего приятеля или по крайней мере надолго вывел из строя. Ла Моль, в свою очер…
На крик сбежалась целая толпа слуг, офицеров, придворных и окружила молодого короля. Но всех опередила какая-то женщина, которая, растолкав всех зрителей, бросилась вперед и приподняла бледного как с…
– Вы раскаялись, брат мой? – перебил его герцог Алансонский.
Кабан взял напрямик и в пятидесяти шагах от короля перебежал дорогу, преследуемый только той ищейкой, которая его и подняла. Немедленно спустили со смычка очередную стаю, и двадцать гончих бросились …
– Государь! Сначала надо победить, а после победы, будет и совет, – отвечал Колиньи.
Виконт осмелился даже сделать знак, прямо говоривший: «Едем?».
– Выслушайте меня: по-моему, все совершенно успокоились – герцог Анжуйский уехал, о нем забыли и думать. Здоровье короля с каждым днем улучшается. Преследования нас, гугенотов, почти прекратились. Ра…
Ортон побледнел; ему показалось, что быстрый, пронизывающий взгляд королевы-матери сразу направился на зеркало.
– Ну, ну, – шептал Ла Моль, осторожно приподнимая ему голову и поднося чашку к его губам, – пейте, мой бедный товарищ, а то вы весь горите.
– Ich verstehe nicht, – ответил привратник.
– К какому дьяволу вы нас ведете? – спросил Коконнас, которому уже надоела долгая и праздная ходьба.
– Вон тот бледный красивый молодой человек ?! – воскликнула герцогиня, не сумевшая скрыть свое первое впечатление.
– «Сверх того означенный Коконнас до исполнения приговора должен быть подвергнут чрезвычайной пытке в десять клиньев.. ».
Карл продолжал читать. Побуждаемый жгучим интересом, он пожирал глазами страницы, а каждая страница, как мы уже сказали, то ли от того, что книга долго лежала в сырости, то ли по совсем другим причин…
Рене взял флакончик, встряхнул его, чтобы смешать фибрин с серозной жидкостью, и капнул на раскаленный докрасна клинок большую каплю этой текучей плоти, которая тотчас закипела и скоро заструилась, п…
И только одна мысль мучила молодых людей: во время лихорадочного бреда каждому из них чудилось, что к нему подходит женщина, которой было полно его сердце. Но с тех пор как оба пришли в сознание, ни …
– А в чем вы провинились, Рене? – спросила г-жа де Сов с той благосклонностью, какую хорошенькие женщины всегда оказывают всем своим поставщикам, которые теснятся вокруг них и помогают им стать еще б…
– К Ла Юрьеру. Помнишь, в ту комнатку, где ты хотел пырнуть меня кинжалом, когда мы еще не были Орестом и Пиладом?
Напрасно герцог де Гиз грозил немцу на чистейшем немецком языке, напрасно Генрих Анжуйский предлагал кошелек, набитый золотыми, напрасно Карл решил назвать себя командиром патруля, – честный немец не…
Воспользовавшись тем, что он свой человек в доме, юноша прошел в спальню баронессы и, убедившись, что он один, положил записку за зеркало.
– Шарлотта! Шарлотта! – крикнул Генрих, расталкивая толпу и падая на колени перед кроватью.
– Посмотрим, что скажете вы тогда, – продолжал Генрих.
– Попал! – подбегая, крикнул Генрих. – Улю-лю! Улю-лю, де Муи!
– Как? Вы нападете на вашего постояльца? – спросил Коконнас.
Флорентиец увидел, что с гневом Карла IX шутить нельзя, и решил взять смелостью.
– Я только пожелала ей спокойной ночи и передала сердечный привет от герцогини Неверской.
Когда герцог вышел, по знаку Карла впустили Генриха. Генрих не стал ждать, чтобы Карл начал его допрашивать.
– Граф де Ла Моль скомпрометирован! Чем же?
Маргарита вскрикнула от страха, ибо теперь она чувствовала к раненому нечто большее, чем жалость: она почувствовала к нему симпатию; он был уже для нее не посторонним человеком, а почти знакомым. Под…
– Я бегу к нему, – сказал Ла Юрьер, – подождите меня.
Рене вырвал страницу и поднес ее к свече. Бумага вспыхнула, и по комнате распространился сильный запах чеснока.
Франсуа достаточно хорошо знал свою мать, чтобы знать также и то, что не в ее обычае было возлагать на Бога, Провидение или случай заботы как о своих друзьях, так и о врагах, но он сдержался и, не пр…
В это время чуть слышный лай стал быстро приближаться, и какое-то тревожное волнение заставило охотников насторожиться. Все приподняли головы и превратились в слух.
– Государь, – холодно сказал Рене, – гороскоп предвещает нечто большее.
– Из Лувра – там, надо сказать, нас встретили неласково!
«Господин прокурор! Сегодня вечером мне передали за верное, что Ла Моль совершил святотатство. В его парижской квартире найдено много предосудительных бумаг и книг. Прошу Вас вызвать председателя суд…
– Увы, сударыня, – сказал ей Беарнец, – герцог Анжуйский и без того мой враг, а теперь возненавидит меня еще больше. Но как быть? Каждый делает, что может, – спросите хоть герцога Алансонского.
Шарлотта послушалась, не спрашивая даже и себя о том, почему король дал ей такой совет. Она уже привыкла к его эксцентрическим выходкам, как сказали бы в наше время, или к его чудачествам, как говори…
В столовой был подан, или, вернее, был убран ужин: метательными снарядами служили главным образом его предметы. Канделябры были опрокинуты, мебель перевернута вверх ногами, а вся посуда, за исключени…
– Подождите, подождите, господин де Коконнас, – крикнула дама из дворца Гизов, – я прикажу стрелять из окон.
– Увы! Они ждут меня, а я не могу к ним присоединиться!.. – сказал Генрих. – Зачем я не сделал этого, когда, пожалуй, еще мог!.. А теперь слишком поздно.
Маргарита встала и, запахнув пеньюар, сделала церемонный реверанс.
– Негодяи! – рычал Коконнас, сотрясая в пароксизме ярости стул и его ножки так, что заставил отступить самих истязателей. – Негодяи! Пытайте, бейте, режьте меня на куски, но, клянусь, вы ничего не уз…
– Надеюсь, вы примете участие в большой охоте? – спросила Маргарита. – Она была уже один раз отложена, но теперь окончательно назначена на завтра. Погода для зимы мягкая. Солнце согрело землю, и все …
Дверь в покои Генриха отворилась и захлопнулась. Герцог Алансонский вернулся к себе в комнату и упал в кресло.
– Государь, – обратился к Генриху Рене, – я пришел поговорить с вами о том, что меня давно интересует.
– Так... ничего... У меня мелькнула одна мысль.
– И пистолетный выстрел, – добавил командир охраны.
– Ах, вот оно что! – сказал Беарнец. – Но, быть может, это несчастье случается со мной, когда я закрываю глаза?
– Дариола, – сказала Шарлотта, – придвинь кресло к моей постели и посиди со мной, пожалуйста, а то я боюсь оставаться ночью одна.
Это были две черные точки, но по разной величине этих точек можно было легко заметить, что сокол держит верх.
– Потому что, повторяю вам, смерть подходит, – продолжал Карл с пугающей торжественностью, – потому что с минуты на минуту она может войти в комнату так, как вошли вы: бледная и молчаливая, и без док…
– Я знаю, как вы прозорливы, и знаю, сколько опасных пропастей разверзается на дворцовой почве; я молод, и, хотя я никому не сделал зла, врагов у меня много. Так вот, к какому лагерю я должен отнести…
– И даже могли бы убежать, если бы думали, что чем-то навлекли на себя гаев вашего величества. Послушай те, господа, – обратился Коконнас к легким конникам, – полагаюсь на ваше солдатское слово: как …
– Государь, де Муи того же мнения, и если герцог Алансонский готов уехать завтра вечером, то у Сен-Марсельских ворот его будут ждать пятьсот всадников; другие пятьсот будут ждать вас в Фонтенбло: отт…
Ни один человек при дворе не подозревал об истинной причине болезни короля. Мэтр Амбруаз Паре и его коллега Мазилло, приняв следствие за причину, нашли у него воспаление желудка, и только. Вследствие…
А происходило, или, вернее, уже произошло, вот что.
Но если такой наблюдатель отсутствовал в Луврских галереях, то он был на улице; там раздавался его грозный рапорт и горели его глаза: то был народ, с его чутьем, обостренным ненавистью; он издали гля…
– Это продумано, решено и подписано. Этому щеголю не придется жаловаться на судьбу! В поход отправимся я, Анжу, Алансон и Гиз: король, два принца крови и владетельный герцог, не считая тебя.
– Ни крика, ни стона, ни вздоха – и вы спасены! – сказала она ему через дверь.
– Хорошо, – продолжал Беарнец, не спуская глаз с двери. – Так как лучшим доказательством честного союза является полное доверие, то сейчас я расскажу вам подробно, ничего не утаивая, план, который я …
Лакей, привыкший к подобного рода переодеваниям, принес и то и другое. Герцог надел кольчугу из таких тоненьких колечек, что стальное плетение было не толще бархата; поверх кольчуги надел серебристо-…
– Да не дрожи ты так! – сказала Екатерина. – Ведь я сказала тебе, что ты можешь уйти свободно и что если ты захочешь вернуться, то твоя судьба обеспечена.
– Браво, Анрио! – сказал Карл, когда король Наваррский вышел.
– Но теперь-то вы убедились в этом, ваше величество? – спросила Екатерина.
– Ах, вот как! Мы, значит, возвращаемся к истории со статуэткой?
– Почему я, а не вы, государь? – спросила Маргарита.
До сих пор все допросы касались намерений короля Наваррского, планов бегства и того участия, какое должны были принять в этом бегстве оба друга. На все вопросы такого рода Коконнас всегда отвечал бол…
Каменный мост Михаила Архангела был построен в 1373 году; несмотря на его видимую прочность, разлив Сены 31 января 1408 года частично его разрушил; в 1416 году построили деревянный мост; в ночь на 16…
Едва Маргарита успела пробежать глазами вторую часть письма, как раздался голос Генриха Наваррского, который, с обычной своей осторожностью, стучался во входную дверь и спрашивал Жийону, можно ли вой…
– Очень вам тут помогут сталь и панцирь! – воскликнула Маргарита. – Спрячьте, спрячьте ваш кинжал, государь: да, это королева-мать! Но королева-мать – одна.
Само собою разумеется, что в числе охотников были Коконнас и Ла Моль.
– Сейчас я в двадцатый раз завел с его величеством разговор о том, долго ли нам терпеть все выходки, которые позволяют себе господа гугеноты после ранения их адмирала.
– Да, да! Так и есть, – сказал Коконнас, – стало быть, я не ошибся. Бывают случаи, когда нам докучают своим присутствием даже лучшие друзья, и как раз такой случай оказался у моего милого Ла Моля.
– Берегитесь, берегитесь, храбрый католик! – крикнула дама.
– Государь, вы недоговариваете! – продолжала Маргарита.
Оставшись один, Карл очень удивился, что к нему не пришел ни один из его верных друзей, а двумя его верными друзьями были кормилица Мадлен и борзая Актеон.
– Как «есть надежда», негодяй? – воскликнул Ла Моль.
В эту минуту у двери в глубине комнаты появился Рене.
– Спасибо! Спасибо, Анрио! – произнес король, изливая душу, что было совершенно не в его характере, но что вызывалось обстоятельствами. – Я принимаю твое обещание. Не делай из него короля... к счасть…
Во дворе все ждали Карла с нетерпением и, зная, как он пунктуален во всем, что касается охоты, удивлялись, что он опаздывает. Зато когда он появился, охотники приветствовали его криками, доезжачие – …
– Генрих, – молвила г-жа де Сов, – скажите откровенно: в ту ночь, когда вы спали в кабинете ее величества королевы Наваррской, а в ногах у вас спал Ла Моль, – вы не жалели о том, что этот достойный д…
Ла Моль раза три проделывал тот же самый путь и пришел к выводу, что у дома два входа, один – с улицы Клош-Персе, другой – с улицы Тизон.
– Бей! Бей! – закричали убийцы, видя, что жертва ускользает от них.
– Де Муи – в таком же вишневом плаще, с таким же белым пером, как у тебя, и так же размахивает рукой, как ты!
– Герцогиня Неверская! – воскликнул Карл IX. Вот так так! Идите сюда, красавица и рьяная католичка, примите наши поздравления! Мне рассказали, кузина, что вы охотились за гугенотами из окна и одного …
– Нет, – ответила г-жа де Сов, – я знаю только одно: вы, ваше величество, бывали очень снисходительны ко мне, когда заходил разговор о моей ловкости и красоте.
– Слава Богу, нет, сударыня! Его величество чувствует себя превосходно.
– В конце концов, что же мне делать, матушка?! – спросил он. – Прежде всего я справедлив и хочу, чтобы все были мной довольны.
– Что ж, это верно! Ведь я больше не служу у Алансона, так что пускай себе улаживают свои дела, как их душе угодно.
Королевы-матери уже не было в ее опочивальне, но она приказала, чтобы герцога попросили подождать, если он явится.
– Понимаете? Это хорошо... Когда-нибудь вы станете королем, государь, и если вы тоже захотите кому-нибудь отомстить, то отомстите по-королевски. Я же солдат и буду мстить по-солдатски. Поэтому, как т…
Хотя Маргарита заснула только на рассвете, она проснулась, едва лишь раздались звуки труб и лай собак. Она тотчас же встала и умышленно надела домашнее утреннее платье. Затем она позвала придворных д…
В самом деле, как только герцог Алансонский вышел, стенной ковер приподнялся, и Маргарита появилась снова.
– Будь он проклят! – воскликнула она, бросаясь вон из комнаты. – Он торжествует, он у цели! Да, будь проклят! Проклят!
Он выстрелил и уложил бежавшего на месте.
– Как бы то ни было, ты доволен, что тебя избавят от этого франтика? – продолжал Карл. – Что ни сделает ваше величество – все благо, – ответил король Наваррский.
Королева подошла к двери кабинета. Генрих последовал за женой.
– Государь, – сказала она, – этот молодой дворянин ради своего короля подвергал опасности собственную жизнь и был ранен, когда бежал в Лувр, чтобы известить вас о смерти адмирала и де Телиньи, а пото…
– Мы пришли сюда совсем не для этого, – вполголоса сказал он.
Но спутник Ла Моля заслуживал, чтобы на него взглянули.
– Несчастный! – сказала Маргарита. – Да, несчастный, если вы думаете, будто герцог Франсуа простирает свою любезность до того, что подсылает вздыхателей к своей сестре! Вы безумец: вы говорите, что в…
– Ваше высочество, – отвечал де Муи. – клянусь вам...
– Да, ваше величество; но, по-моему, не следовало бы оставлять его на полу; нужно поднять его и уложить на софу, к которой он прислонился.
Карл IX с самого начала пристрастился к охоте на несчастных гугенотов; позже, когда эта охота стала для него недоступной, он с удовольствием прислушивался, как охотились другие.
– Ах, Боже мой! – воскликнул Генрих. – Если он подслушивал, с таким же успехом мог и подглядывать, а погубить себя можно не только словом, но и знаком! Послушайте, де Муи, – оглянувшись по сторонам, …
– Разве не взывали вы к вашей старинной дружбе, к памяти о вашей вере? Разве не манили короля Наваррского блестящей надеждой – столь блестящей, что он был ею ослеплен, – надеждой на французскую корон…
– Уговор дороже денег... А вы, господин де Коконнас, – обратился хозяин к пьемонтцу, – подписываетесь под договором?
– Вы хотите сказать, что я мешаю вам быть свободной? – сказал Генрих, склоняясь перед женой.
– Идите, – сказал Карл, – а мы продолжим обход.
– Как? – перебил Коконнас. – После того как мне отрубят голову, со мной будут еще что-то делать? По-моему, это уж чересчур жестоко!
– Господин де Ла Моль? – донесся из носилок прелестный голос, и в то же время нежная, как атлас, белая рука раздвинула занавески.
– Вот где наш подводный камень! Вы его видите так же хорошо, как я, – доказательством тому ваше волнение. А потому потолкуем теперь так, как говорят люди о самой желанной в мире вещи – о престоле... …
– Да, ваше величество, – ответил Рене, – и звезды уже дали мне ответ о прошлом. Тот, о ком вы меня спрашиваете, отличается, как и все лица, родившиеся под созвездием Рака, горячим сердцем и беспример…
Екатерина села за стол, Рене поставил перед ней чародейную свечу, и ори свете ее синеватого огонька она вполголоса прочла несколько строк.
– С последней... ну, с той самой... Екатерина замолчала.
– Ох, что с тобой? – воскликнула она. – Ты весь в крови!
– Я сам приказал задержать их именно для того, чтобы доказать, что они у меня не служат, – возразил он.
– Будьте спокойны, сын мой, – ответила Екатерина. – Отныне и до того дня, которого мы оба ждем, в моей конюшне и днем и ночью будет стоять оседланная лошадь, а в моей передней всегда будет дежурить к…
– Да, верно, – согласился Коконнас, взглянув в сторону кухни. – Нет, он нас не слышит, он сейчас очень занят.
– Что же можно найти в имени такой простой девушки, как я? Какую приятную мысль можно извлечь из сочетания букв, которыми случай написал: Мари Туше?
– Вот потому, как я уже сказал вам, дорогая Маргарита, я и жду.
Оказалось, что оба безумно влюблены: один – в герцогиню, другой – в королеву.
Едва успел Генрих со своей лукавой улыбкой произнести эти слова, как дверь отворилась, или, вернее, распахнулась, и тот, кого сейчас так расхваливали, появился бледный и возбужденный.
– Ваше величество, вы читаете у меня в душе!
Генрих не отличался храбростью, но у него было Другое, более ценное качество – сила духа: он боялся опасности, но с улыбкой шел ей навстречу в сражении – в открытом поле, при свете дня, на глазах у в…
– Адмирал! – разом воскликнули двадцать голосов и разом смолкли.
– Будьте спокойны, я начеку. А как дать ответ де Муи?
Ла Моль хотел ответить, но в это время тюремщик, без сомнения услышавший какой-то шум, втолкнул друзей в их камеры и запер за ними двери.
– Послушайте, – сказала Екатерина, – мы не можем терять время, а мы теряем его в бесплодных пререканиях, в увертках. Сыграем игру так, как подобает королю и королеве. Если вы согласитесь принять реге…
Но бледность Генриха объяснялась тем, что его мужество носило сангвинический характер, его кровь во всех случаях, когда его жизнь ставилась на карту, не приливала к мозгу, как это обычно бывает, а от…
Де Муи было спешился, но тут он вскочил в седло и вместе с запасным конем галопом подскакал и занял позицию на расстоянии двух мушкетных выстрелов от донжона.
– Однако у него такой рост, что ошибиться трудно! Подожди, сейчас узнаешь... Эй! – снова крикнул король. – Вам говорят! Не слышите, что ли, черт бы вас побрал?
Вот почему приказ короля – не пускать к нему никого, кроме мэтра Паре, – никого не удивил. Мизантропия, как известно, составляла основу характера государя.
Большая скорбь – состояние ненормальное, и душа стремится стряхнуть с себя этот гнет как можно скорее. Мысль о разлуке с Маргаритой первое время терзала сердце Ла Моля, и он согласился бежать главным…
– Прекрасная книга, ей-ей! – неожиданно воскликнул он. – Я много слышал о ней, но не знал, что она есть во Франции!
– Вы еще не легли, сударыня? – спросил Беарнец с веселым и простодушным выражением лица. – Уж не меня ли вы дожидались?
– Ваше величество, – обратилась Маргарита к Генриху, – вы обвиняете и меня, и вы правы и не правы; правы, ибо я действительно оказалась орудием гибели всех вас; не правы, ибо я не знала, что вас ждет…
Судья поставил на вид Коконнасу, что смягчение приговора он получает за свои признания, и удалился.
– Нет, ваше величество, нет – они здесь, но это грустное зрелище, лучше избавить вас от этого. Я принесу сюда в плаще то, за чем вы пришли.
– Вы обещали сохранить мне жизнь, – напомнил парфюмер.
Он снова атаковал Морвеля, но тот не стал ждать его. Зажав рану левой рукой, он бросился бежать со всех ног.
Один из телохранителей бегом бросился исполнять приказание.
Карл стоял, цедя сквозь зубы сигнал «Улюлю!». Войдя в комнату, герцог Алансонский подметил в стеклянных глазах Карла выражение ненависти – выражение, хорошо ему знакомое.
– И вот как-то раз вы с де Муи, вашим добрым отцом... отправились в разведку по направлению к Шевре. Он уронил хлыст и спешился, чтобы поднять его. Вы были с ним наедине, вы выхватили из седельной ко…
Ла Моль вывернул карманы, снял кольца и вырвал из шляпы пряжку.
– Надеюсь, сударь, что вы не будете мешать нам, – сказала Маргарита. – Раз мы можем вас спасти, было бы преступлением дать вам умереть.
Затем Жийона взяла льняное полотно, смоченное свежей водой, и смыла кровь, сочившуюся из плеча и груди молодого человека, а в это время Маргарита, взяв острый золотой зонд, начала исследовать раны та…
Затем четверо принцев свернули на улицу Клош-Персе;
По мере того, как разгоралась книга, по комнате распространялся сильный запах чеснока.
– А кроме того, это прекрасное исповедание: оно так просто, так чисто! – подхватил Ла Моль.
– Так это ты, Марго! Куда ты идешь так поздно? – спросил он.
– Скажу, государь, – отвечал Ла Моль, – что я расстался с де Муи у заставы. Ему хочется знать, заговорил ли Морвель и стало ли известным, что он был в спальне вашего величества.
– Да, государь, но не в моей власти разверзнуть землю.
– Я подумал, что могу стать вашим наследником.
– О, Господи! Да на улицу Монторгей; там живет один гугенотский сановник, мой знакомый, а у него жена и шестеро детей. Эти еретики ужасно плодовиты. Будет забавно!
Но в ту минуту, когда он смотрел на портьеру, опускавшуюся за Екатериной, он услыхал подле себя легкий шорох и, обернувшись, увидел Маргариту – она приподняла стенной ковер, закрывавший коридор, кото…
– В таком случае первый простой клин, – сказал судья.
– Черт побери! Вот проклятая жизнь! – пробормотал Коконнас. – Вечно какие-то крайности, нет под ногами твердой земли: то барахтаешься в воде на глубине в сто футов, то летаешь над облаками – середины…
– Ничего, – отвечала она. – Но вы заметили, что мой брат сделался пунцовым?
– Почему же вы не переоделись, вернувшись в Лувр?
– Возвращайтесь в Париж вместе с господином де Нансе и оставайтесь под арестом у себя в комнате. А вы, господа, – продолжал он, обращаясь к двум дворянам, – отдайте ваши шпаги.
Но первый, кого он увидел у Ла Юрьера, был Коконнас, уже сидевший за столом перед огромной яичницей с салом.
– А что означает стальная иголка в сердце статуэтки и буква «М» на крошечном флажке? – спросил председатель.
А в это время, когда солдаты по приказу Екатерины занимали коридор, по которому Генрих неминуемо должен был проследовать, сам Генрих, ведомый Рене, прошел по потайному ходу к потайной калитке, вскочи…
– Честное слово дворянина, вы сохраните себе жизнь, – сказал король.
Маргарита и герцогиня Неверская, увидав, что они чуть живы, но все еще пытаются прикончить один другого, бросились к ним вместе с командиром охраны. Но, прежде чем все трое успели добежать, противник…
Вся площадь казалась вымощенной головами, ступени городской Думы походили на амфитеатр, переполненный зрителями. Из каждого окна высовывались возбужденные лица с горящими глазами.
– Но этот опыт не может повредить здоровью или жизни любимого существа?
Несчастье совершило святое дело: оно облагородило лицо Коконнаса так же, как смерть должна была очистить его душу.
– О да! Как воздух, которым я дышу, как свет, который вижу! – едва заметно шевеля губами, прошептал Ла Моль.
– Ого-го! – произнес Коконнас, раздувая ноздри, как хищное животное, почуявшее кровь. – Дело-то становится занятным, Ла Юрьер. Ну, что же вы? Вперед!
Когда Генрих уже начал понимать, что, по всей вероятности, происходит заранее обдуманное избиение, вдруг, к великому его смятению, за ним пришел какой-то капитан и повел его по коридору в покои корол…
– Это значит, – отвечала Маргарита, – что герцог Алансонский может спрятать в карман свой шелковый шнурок, а господа Анжу и Гиз – вложить шпаги в ножны: господин де Ла Моль сегодня ночью не пойдет по…
– Понимаю. В каком-нибудь королевском дворце... например, в Лувре. Что вы на это скажете?
Кормилица пошла исполнять приказание, а Карл, так как было еще рано для осуществления его замысла, сел писать стихи.
– Генрихе? Но ведь я же сказал вам, что он не хочет наваррского престола! Ведь я же сказал вам, что он уступает его вам! Генрих – жизнерадостный малый, а не такая бледная личность, как вы. Он хочет в…
Услышав этот голос, вызывавший большее уважение, а главное, больший страх, чем голос самого Карла, кормилица подала Екатерине ключ, но Екатерине он был не нужен. Она вынула из кармана свой ключ, быст…
– Да очень просто, черт возьми, – отвечал Коконнас, – потому что она...
– Об этом вам скажет его высочество герцог Алансонский.
– Я думаю! – прошептал Беарнец. – Ведь сегодня он гонится уже за тремя зайцами: Францией, Польшей и Наваррой, не считая кабана!
– Это оттого, что я очень ослабел. Дай мне руку, кормилица, и доведи до кровати.
При свете лампы, горевшей на ночном столике, они увидели кровать. Полог был задернут.
Король Наваррский наклонился над телом Карла. Рене тоже согнулся. Их разделяла только ширина кровати, но и это расстояние теперь уменьшилось благодаря их движению. Между ними лежало по-прежнему безгл…
– Так вот, государь, его имя де Муи де Сен-Фаль.
– Во время битвы он казался мне бесподобным. Правда, то было ночью, в зареве пожара. А утром, при дневном свете, должна признаться, он несколько проигрывает. Тем не менее думаю, что он тебе понравитс…
– Э, их шпаги не длиннее моей! – прочитав записку, сказал Ла Моль.
– У меня есть настоящее сокровище, это моя Дариола, которая так предана мне, что даст себя изрезать на куски ради меня.
– Нет, государь, напротив: я мог бы только похвалиться отношением вашего величества ко мне; Бог, читающий в сердцах людей, видит в моем сердце, какую глубокую привязанность я питаю к моему брату и мо…
– Да, вот что! – сказал король, когда они с Генрихом прошли подъемный мост. – Ты, значит, не против, что дворяне герцога Алансонского ухаживают за твоей женой?
– Ага! Вот железное кольцо! – воскликнул он. – Вырву его – и горе тому, кто подойдет ко мне!
– Хм! – хмыкнул Ла Юрьер. – А у вас есть лакей? Как известно читателю, это был обычный его вопрос.
– Потерпите, дорогой спутник, – ответил Ла Моль. – Теперь все гостиницы переполнены дворянами, съехавшимися в Париж кто на брачные торжества, кто на предстоящую войну во Фландрии, поэтому другой квар…
– Какие-то две дуэньи с платочками в руках объявили, что завяжут нам глаза. Как вы догадываетесь, ваше величество, мы не сопротивлялись я смело подставили головы. Одна провожатая повела меня налево, …
К основанию этой своеобразной башни прилепился, словно гриб, бесформенный, кривой, косой домишко, с крышей, покрытой мшистыми пятнами, как кожа прокаженного.
Генрих, почувствовав себя увереннее в присутствии своих друзей, сделал им знак не отдаляться и подъехал к дамам.
Генрих с удрученным видом вышел вслед за де Нансе.
– Да, – ответила Екатерина, – и государь подписал его собственноручно.
– Это я, – сказал он, приподняв портьеру и высунув свое смеющееся лицо.
– Но, может быть, вам, ваше величество, его общество тягостно?
Невозможно было яснее, чем король, высказать брату, что он все понял. Окутывая свой гнев покрывалом шутки, Карл был, пожалуй, куда страшнее, чем если бы он дал свободно вылиться наружу той клокочущей…
В комнате справа, то есть в келье для жертвоприношений, на раскаленной жаровне рдел стальной клинок, на поверхности которого причудливыми арабесками должны были обрисоваться грядущие события в судьбе…
– «Приказ... арестовать и препроводить в Бастилию брата нашего Генриха Наваррского». – Готово! Прощайте, матушка! – сказал он, подписываясь одним росчерком, и бросился из кабинета с собаками вне себя…
– В смысле религии. Для тебя имеет значение вероисповедание?
– Мой брат, ваше величество. Прикажите позвать его.
– И ты отыскала человека, который согласен, чтобы его убили за пятьсот экю?
– Но если они узнают, что один из них протестант, а другой католик, они съедят друг друга!
Морвель, стоя на коленях, все ниже склонялся под тяжестью этих слов, а Карл стоял бесчувственный, как статуя, у которой были живыми только губы.
– Я? На голову, которая мне дорога? – переспросил Карл. – Смерть дьяволу! О какой голове вы говорите, сударь? Я вас не понимаю!
– Таким образом, вы признаете, что она существует?
Герцог чувствовал, что по лбу у него заструился пот от этого удара, столь же грозного, сколь и непредвиденного.
– Вот поэтому-то я и остерегаюсь ее, государь. И благо мне, что я ее остерегался!
– Ваше высочество, – продолжал Коконнас, – раз уж вы были так добры, что рассказали мне начало этой истории, то довершите благодеяние и доскажите конец. Вы говорите, что хотели его убить, но не убили…
– Так ты думаешь, что ему говорили обо мне?
Коконнас без особой благодарности получил записку от Анриетты, приглашавшей его на улицу Тизон в половине десятого вечера. Тем не менее он отправился на место свидания, где и застал Анриетту, уже раз…
Екатерину, герцога Алансонского и Маргариту известили о том, что король принимает.
– Не беспокойтесь, матушка, – сказал тот, – я не упускаю ни слова. Продолжайте, господин де Муи, продолжайте. Так зачем вы приходили?
Маргарита рассмеялась и сделала Анриетте знак, чтобы та подошла к ним.
– У меня есть запасные ключи от всех дверей, – сказала Екатерина, – а все задвижки в комнате Генриха сняты. Прощайте, господин де Морвель, до скорого свидания! Я прикажу проводить вас в Оружейную пал…
– Что это за буква? – спросила Екатерина, указывая на сочетание линий в одном месте.
Молодой человек взял ее в руки и прижался к ней губами.
Маргарита вздрогнула: ей показалось, что в тоне, каким ее мать произнесла эти слова, заключался таинственный и страшный смысл, но ей нечего было сказать, ибо просьба ее была удовлетворена.
Карл IX ушел к себе в комнату, а Генрих, суровый горец, удовольствовался креслом и очень скоро доказал, насколько прав был в своих предостережениях шурин, который просил поместить его подальше от себ…
– Несомненно одно, – прошептала Маргарита, – эту несчастную женщину собираются сделать орудием гибели нас всех. Но мы еще посмотрим, удастся ли сделать монахиней королеву Марго, как называет меня бра…
– Да, – ответила Екатерина, – это решено. Но как только Генрих умрет. Марго вернется ко двору свободной вдовой.
Рене подошел к полке и указал на шесть одинаковых круглых серебряных коробочек, стоявших в ряд, одна к другой.
– И это вы, кузен, вашей шпажонкой с золотым эфесом перебьете сегодня ночью десять тысяч гугенотов? Ха-ха-ха! Клянусь смертью, ну и шутник же вы, господин де Гиз!
– Разве мы не вернемся в Лувр? – спросил Генрих.
Ла Юрьер, очутившись со своей аркебузой в одиночестве среди сновавших людей, среди свистевших пуль, среди выбрасываемых из окон трупов, целых, изрезанных на куски, почувствовал непреодолимый страх и …
– Будьте покойны, герцогиня! – ответил Карл. Взяв рогатину наперевес, он устремился на кабана, кабан же, которого держали два дога, не мог увернуться от удара. Но, увидав сверкающую рогатину, зверь с…
Почти непреодолимое расстояние между ними и предметами их желаний пугало двух незадачливых вздыхателей. Однако надежда так глубоко укоренилась в человеческом сердце, что, невзирая на то, что их надеж…
Узнав, что в этом деле принимал участие герцог Алансонский, и пренебрегая ореолом величия, окружавшим принца крови, он отправился к нему и потребовал от него объяснений как от простого дворянина.
Концом своей шпаги, такой же нетерпеливой, как и он сам, герцог высек искры из мостовой.
– Как не можешь? Куда же он девался? – спросил Ла Моль.
– Да, конечно, – нахмурив брови, ответил Карл.
– Это тот самый человек, с которым вы должны увидеться в полночь в Лувре. Там он и будет ждать вас.
– Государь! Это страшный яд, – еще рае повторил Рене.
– Да, – беря его за обе руки, сказал Генрих, – да, брат мой, я понимаю вас: вы сердитесь на меня за то, что я первый обратил внимание короля на пулю, попавшую в ногу его коня, а не в кабана, как того…
– Брат мой, – сказала Маргарита, – я ручаюсь вам, что этот молодой дворянин будет полезен тому, кто сумеет найти подходящее для него дело. Если вы примете его в число своих людей, он будет иметь могу…
Дверь этой лавочки, как мы сказали, была прочно закрыта на засовы, но лучше всяких засовов охраняла лавку от ночных грабителей слава ее хозяина, слава, настолько страшная, что все, проходившие по мос…
Он смотрит на луну, с трудом пробирающуюся сквозь большую черную тучу, словно повисшую на шпиле колокольни собора Богоматери.
– Мы дождемся, что нас арестуют, – сказал Коконнас, – но все равно, это забавно. Скажи-ка, Ла Моль: а нет ли в Лувре привидений?
– Да, играйте и притом играйте смело: ведь если даже я проиграю сто экю против ста ваших, завтра же утром я найду, чем вам заплатить.
– Потому-то, – продолжала Екатерина, – король Наваррский и предпочел тебе мою дочь. А ведь, по-моему, это не то, чего хотела ты, и не то, о чем мы с тобой уговорились.
Цапля воспользовалась своим преимуществом и, изменив направление полета, повернула к лесу, пытаясь на этот раз выиграть расстояние и уйти по прямой, а не уходить в высоту.
Человек поднялся на ноги, подобрал шпагу, выскользнувшую у него из рук при падении, бросился, наклонив голову, сквозь толпу, сбил с ног несколько человек, проткнул кого-то шпагой и среди треска писто…
– Здесь только два прибора! – сказал король.
– Потому что лучшие заговорщики – наиболее осторожные. Вы сами понимаете, что появление мужчины может испугать нашего друга.
– если вы думаете, что без этого исполнить поручение нельзя, придется приписать.
Она принесла еще один прибор, села между двумя королями и принялась их угощать.
– Пройти в Лувр – это проще простого, сударь, – отвечал де Муи, – но я боюсь, что король Наваррский сейчас очень занят и не сможет вас принять. Ну, не беда, пойдемте со мной, если хотите, и я доведу …
Словно понимая ревнивую тревогу герцога, Маргарита ввела его в спальню и остановилась.
– Враки, враки! – поспешил перебить его Генрих. – Друг мой, вас нагло обманули! Милая Маргарита на самом деле моя жена, Екатерина на самом деле мне мать, наконец, король Карл Девятый на самом деле мо…
– Что ты здесь делаешь, малыш? Уж не ищешь ли ты госпожу де Сов? – спросила Екатерина.
– С таким, что вы отдадите господину де Ла Молю пятьдесят экю, которые я ему должен и которые отдал вам на сохранение.
Ла Моль, растерянный и трепещущий, повиновался.
– Нет, нет, спасибо! – поспешно ответил герцог Анжуйский.
– И, по-вашему, я вела себя не так, как подобает королеве Наваррской?
– Сударь, – обратился он к Коконнасу, – благодарю за честь, какую вы намерены мне оказать, но если бы вы знали, кто я такой, вы, вероятно, ее не оказали бы.
Карл сдвинул брови и приложил палец к бледным губам.
– Соблаговолите припомнить, что в настоящее время я не волен располагать собой. Следовательно, я сделаю то, что мне прикажет французский король. А если бы в этих обстоятельствах, когда речь идет, ни …
При всей своей самоуверенности, Екатерина побледнела и задрожала всем телом.
– Он ответил: «Герцог, народ, конечно, подозревает, что это вы подстрекатель убийства господина адмирала, моего второго отца; защищайтесь, как знаете. А я и сам сумею защититься, если оскорбят меня..…
– Итак, государь, – спросил Генрих, – довольны ли вы моей откровенностью и верите ли, что я сказал вам все?
– Нет, ваше величество, и потому-то, как я уже имел честь вам доложить, я просто с ума схожу от беспокойства.
– Ага! Как видно, вы ждете узника познатнее меня!
– Верно, верно! – со смехом сказала Маргарита. – Он нанес Ла Молю три удара шпагой и кинжалом, а Ла Моль не умер – значит, на него вполне можно положиться.
– Достанет, – сказал Карл, – говорите, я хочу вас выслушать.
– Ровно ничего, во всяком случае, ничего важного, – ответил Генрих.
– Не кажется ли вам, что сын мой Генрих сегодня бледен? – спросила она командира своей охраны.
Де Муи резко обернулся и увидел закутанного в плащ герцога Алансонского, который высунул голову в коридор, чтобы удостовериться, нет ли там кого-нибудь, кроме него и де Муи.
Она даже успела еще раз принять Рене и выбрать несколько новинок из его душистых пакетиков и богатого ассортимента парфюмерии.
– Отнести вашему другу Анрио, который, как вы говорили, просил у вас эту или какую-нибудь другую книгу в том же роде, чтобы постичь науку соколиной охоты. А так как на сегодня назначена охота с ловчи…
– Да, правда, – ответил герцог де Гиз, – в то время вы меня любили.
Для того чтобы Ла Моль понял эту записку и поверил вместе с Коконнасом в то, что пьемонтец называл «незримыми щитами», мы должны вернуть читателя в тот домик и б ту комнату, где столько мгновений упо…
Маргарита приветливо кивнула королю и, указав ему на кресло, села на резной стул черного дерева, узкий и твердый, как сталь.
– Я уже сказала вам, сын мой, это трактат об искусстве выращивать и вынашивать соколов, кречетов и ястребов, написанная весьма ученым человеком, луккским правителем – синьором Каструччо Кастракани.
Здесь нога ее наткнулась на чей-то труп; она опустила лампу: это был стражник с разрубленной головой; он уже умер.
– Вы правы, государь, – сказал молодой человек, – но мне ваше слово необходимо, так как я должен сказать нашим вождям, что вы мне его дали. Ведь вы же не католик, нет?
Екатерина не ошиблась. Генрих спросил об Ортоне, и Дариола сказала ему, что он ушел с королевой-матерью, но, найдя записку на месте и зная, что бедный мальчик не способен на предательство, Генрих не …
– Да... король Наваррский и человек в вишневом плаще.
В это время входная дверь открылась и появилась Екатерина. Она торопливо шла через переднюю и быстрым шагом вошла в комнату сына.
– Ах, Анриетта! Анриетта! – прошептала Маргарита.
– Ах, если б и бедный Коконнас нашелся так же, как моя шпага!
Мужайтесь, – гласила записка, – я хлопочу.
– Все время одни и те же увертки, – скрежеща зубами, рявкнул герцог Алансонский. – К счастью, государь, я предупредил вас, что эти господа уже несколько дней у меня не служат.
– Нет, я могу только предполагать; например-... Екатерина остановилась.
– Скажи, Ла Моль, – заговорил Коконнас, – ну не наглый ли прохвост? Не выпотрошить ли нам его?
– Право, и сам не знаю: у меня вдруг забилось сердце, – ответил Ла Моль. – Я ведь не так уж робок, но почему-то этот дворец представляется мне мрачным и, по правде говоря, страшным.
Ла Моль застонал и закрыл лицо руками, как будто не желая видеть Маргариту.
– Ах! Приподними, приподними меня – я хочу еще раз посмотреть на этот приют блаженства!
– Взять книгу речей Цицерона – по-моему, я забыла ее у матушки.
Около бумаги опухоль была больше, десны вздулись, а слизистая оболочка была, словно разъедена купоросом.
– Пустяки! Не верьте злым языкам, государь, – сказал Генрих.
– Останьтесь здесь, сударь! – сказала Екатерина уже более повелительным тоном. – У королей есть охрана более могучая, нежели оружие, изобретенное человеком.
– Впрочем, если она ушла из дому... – пробормотала Екатерина. – Ведь вы говорите, что она ушла?
– Он самый, сударь. Да, это великий Генрих де Гиз собственной персоной, и он наверняка дожидается, когда выйдет адмирал, чтобы разделаться с ним так же, как адмирал разделался с его отцом. Каждому св…
– Ах! Вы убиваете меня! – в отчаянии сказал Ла Моль. – Умереть от звука такого чарующего голоса, умереть от такой прекрасной руки! Не думал я, что это может случиться!
– Конечно, мог бы, сударыня, если бы кто-нибудь соблаговолил представить меня ей.
– Не знаю, – отвечала Маргарита. – Один из этих негодяев схватил меня – возможно, он был ранен.
«Что-то она скажет?» – подумала Маргарита.
Ла Моль вздрогнул: он понял, что совершается святотатство.
– Тише, тише, умоляю вас! – сказала Маргарита. – Во-первых, вы ошибаетесь, а во-вторых...
– Было бы любопытно, если бы все эти кабалистические заклинания и впрямь действовали так, как им это приписывают! – заметила Екатерина.
– Ого! Зачем здесь эта зловещая свита? – шепотом спросил он. – Куда мы идем?
– Нет, нет, здесь его не было, – согласился Карл. – Но сейчас дело не в том, кто был здесь, – это мы узнаем, когда болван Морвель сможет говорить или писать. Дело в том, что Марго тебя обманывает.
Во-первых, к неизвестному врачу, давшему целительное питье, которое так облегчило страдания воспаленной груди Коконнаса.
– Нет, сударыня, но я жду его, и, услыхав, что кто-то поворачивает ключ в замке, я даже подумала, что это он.
– Неделю тому назад, государь, – коротко ответил он.
– Государь, – произнес окончательно упавший духом Морвель, – моя жизнь в ваших руках, поступайте со мной, как вам будет угодно.
Прочитав записку, Екатерина поднялась к г-же де Сов и положила ее за зеркало.
– В таком случае объясните мне, Шарлотта, как случилось, что, оказав мне отчаянное сопротивление до моей женитьбы, вы после нее перестали быть жестокой по отношению ко мне, беарнскому увальню, смешно…
– Дорогой мой, – заговорил он, – все, что ты говоришь, совершенно справедливо; ты влюблен, ну и веди себя как влюбленный. Я же честолюбив и, как честолюбец, считаю, что жизнь дороже поцелуя женщины. …
– Ваше величество! К нему запрещено входить до восьми часов.
Маргарита начинала понимать, что сказала Екатерина на ухо Карлу IX, но сделала вид, что остается в неведении.
– Вы правы! И я не дал бы за нее ни гроша.
– А-а, это меняет дело, – с тем же наглым равнодушием ответил хозяин. – Если вы один, так я вас вовсе не пущу.
– Честное слово, нет! – возразил Коконнас. – И вот доказательство...
Осаждавшие подождали несколько минут, но из дома не доносилось ни звука.
Королева-мать встала, взяла собачку за ошейник и держала ее, пока Генрих не вышел, а уходил он с таким спокойным и веселым лицом, как будто в глубине души не чувствовал, что над ним нависла смертельн…
– Ба! Так это не сон?! – воскликнул Коконнас. – Вы все еще живы?
– А когда, по-вашему, нам вынесут приговор? – спросил Ла Моль.
С теми же предосторожностями, с какими Маргарита вышла из своих покоев, она вернулась к себе.
– И все же, ваше величество, позвольте мне обратиться к вам еще с одним вопросом.
– Честное слово, – сказал герцог Алансонский Генриху, краешком глаза показывая на герцога де Гиза, – у этого человека с его свитой, увешанной оружием, такой вид, будто он король. Он даже не удостаива…
– Вот они, – сказала Анриетта. Затем он повернулся к Ла Молю и грустно покачал головой.
Наконец, у кровати валялся третий, бледный как смерть; кровь струилась из двух ран у него на шее; вытянув стиснутые в кулак руки, он пытался подняться.
– Одна из звезд, которые составляют его созвездие, пока я наблюдал ее, была закрыта Темным облачком.
За такое признание принцессы крови Екатерина должна была бы испепелить ее грозным взглядом, но она только скрестила руки на поясе.
– Что это значит? – спросила Маргарита. – Что вы хотите сказать? И о какой опасности вы говорите?
– Нет! Я прикоснусь к вашей руке, черт возьми! Давайте вашу руку!
– Граф, я больше не гугенот, – склонив голову, ответил Ла Моль, – я имею счастье быть католиком.
Час спустя Ла Моль, превратившийся в сиделку и в точности выполнявший предписания неизвестного врача, вторично встал с постели, налил в чашку вторую дозу питья и поднес ее Коконнасу. Пьемонтец, котор…
– Какое святотатство! Головы наших возлюбленных. Ты слышишь, Анриетта? – воскликнула Маргарита бросаясь к подруге, та вскочила, как подброшенная пружиной, ной. – Анриетта, ангел мой, ты слышишь, что …
Карл почувствовал, как холодная струя пробежала по его жилам и залила сердце.
Герцог Алансонский де выдержал, встал и прошел через переднюю – здесь уже начали собираться его придворные.
Он боролся, пока мог, но под этим последним ударом склонил голову, и Карл заметил, что в его глазах занялось пожирающее пламя, которое у существ с нежной натурой прожигает бороздку, откуда брызжут сл…
Баронесса с улыбкой поднесла палец к губа.
– Государь! Говорите тише, – сказала Маргарита, делала ему знак глазами и указывая пальцем на кабинет.
– Таким образом, – прервал его Генрих, – самое лучшее, что мы можем сделать...
– Это хорошо, – сказала Маргарита, – появление аппетита – это добрый знак.
– Ох, сударыня! – воскликнула она, увидев королеву. – Ох, сударыня, неужели он умер?
– Это меня-то? Охотника за сернами? Да что вы! – возразил Генрих.
– Государь! Я пойду к себе взять другой плащ и сейчас же вернусь, – сказал Генрих.
– Как, господин де Коконнас? – продолжал хозяин с хитрой усмешкой. – Вы сторонник Гиза, и не знаете?
– А по-моему, дорогой господин де Коконнас, поговорим лучше об игре, а то, если не ошибаюсь, я сейчас выиграл у вас еще шесть экю.
– Итак, господин де Ла Моль, – сказал Генрих, подставляя Ла Молю стул, – что скажете?
– Ах, бедное дитя! – сказала Екатерина. – Так ты был ранен?
– А-а! – произнес герцог, как будто удовлетворившись этим ответом. – А как поживает Маргарита?
Человек этот был наш друг, граф Аннибал де Коконнас.
– Почему вы, де Муи, говорите мне об этом, еще не сказав, когда я получу ответ ваших вождей?
– Грегуар, подай мне аркебузу! – приказал хозяин своему слуге таким тоном, каким сказал бы: «Подай господам стул!».
– Ах, несчастный! – воскликнула она и протянула записку Ла Молю, бледному и неподвижному, стоявшему, как статуя Страха.
Маргарита посмотрела на мужа с чувством признательности, светившимся в ее глазах, и протянула ему руку.
– Боже мой! Боже мой! – шептала она. – Это немыслимо!
Рене вынул из кармана бумагу и подал Екатерине, Екатерина поспешила развернуть ее.
– Ваше величество, вы имеете все основания беспокоиться по поводу молчания моего брата. Я думала об этом целый день и пришла к такому заключению: изменились обстоятельства, изменился и он.
– Что истинного в обвинении герцога Алансонского? Ну, отвечайте, Генрих!
– Прощаю, садись рядом со мной – здесь, между нами.
Но что бы ни говорил и что бы ни делал наш пьемонтец, он весь отдавался счастью вновь видеть своего любимого Ла Моля и не сводил с него глаз.
– И этими прекрасными глазами вы видите так плохо? Нет, нет, не Генрих Наваррский женится на Маргарите Валуа.
Во исполнение этого примирительного предложения оба молодых человека спешились, отдали поводья конюху, поправили шпаги и, взявшись за руки, пошли к двери гостиницы, на пороге которой стоял хозяин. Но…
Генрих стоял к ним спиной, но следил за этой сценой в зеркале, делая вид, что помадит усы помадой, которую преподнес ему Рене.
– Это дело другое! Там увидим! Мы еще поговорим об этом. После охоты – я ничего не имею против. Прощайте! Сюда, Смельчак! Или ты тоже будешь дуться на меня?
– Что касается Алансона, я не отрицаю, – ответил Карл, – но королева-мать к вам очень внимательна.
– Вы желали поговорить с королем Наваррским о делах, не терпящих отлагательства, – сказала Маргарита, – я послала за ним – он перед вами.
Коконнас посмотрел в сторону кухни и увидал огромные глаза Ла Юрьера, который делал ему все тот же знак.
– Господин де Муи! – в тревоге крикнул Коконнас: теперь он был взволнован куда больше, чем Ла Моль. – Господин де Муи бежит! Значит, надо спасаться!
– Ах, матушка, матушка! Какое было бы счастье, если бы я остался здесь! Я бы стал любить вас еще больше – если это только возможно!
Коконнас бросил на короля Наваррского взгляд, казалось, говоривший: «Прекрасно! Вот это муж так муж – все понимает с полуслова».
– Хочу убедиться своими глазами, что вас подстерегают в коридоре.
– Это ангел моего рая, Анрио, единственная, кто любит меня ради меня самого. Генрих улыбнулся.
– Иди к себе, Анрио. Я очень страдаю. Пойду посмотрю своих собак и лягу в постель.
– Где Генрих Наваррский? – спросила Маргарита.
Карл потряс своды Лувра самым ужасным ругательством, какое когда-либо произносилось человеком, и лицо его из бледного сделалось зеленоватым.
Ла Молю удалось встать и подойти к окну. Под руку ему подвернулся кинжальчик, какие в то время носили женщины, и молодой человек схватил его, услышав, что отпирают дверь.
Он продолжал следить горящими глазами за Ла Молем – тот в задумчивости ходил по комнате.
– Нет, государь, но, быть может, это герцог Алансонский, – заметил Генрих.
– Да, королева Екатерина так горячо любит ваше величество, что может приревновать вас к другой любви, – ответил Генрих, найдя ловкую увертку и, таким образом, ускользнув от опасной откровенности коро…
– Коконнас! Я же говорил тебе, – продолжал Ла Моль, – что ни в малой мере не вынуждаю тебя идти следом за мною в этом приключении, ибо меня влечет только мое личное чувство, которого ты не разделяешь…
– Что вы ищете, брат мой? – спросила Маргарита.
– Сударь, не все делаю я сам, – отвечал Кабош. – Как вы, господа, держите лакеев, чтобы они делали то, чего сами вы делать не желаете, так и я держу помощников, которые делают всю черную работу и отп…
– Ну хорошо! – сказала герцогиня. – Итак – союз! Более тесный, чем когда бы то ни было!
– Только то, что вам известно, матушка. Я влюблен, и я любим! Но эта любовь становится моим несчастьем.
– Что ж, посмотрим! – сказала Екатерина и направилась к входной двери, очевидно не считая нужным идти потайной лестницей, будучи уверена, что она здесь одна.
Герцог Алансонский дрожащей рукой взял книгу из твердой руки, которую протянула ему Екатерина.
– Боже мой! Скажите этой девице, баронесса, что я ее озолочу, как только, согласно предсказаниям астрологов, стану французским королем.
– Да нет же! Нет! – возразил Карл. – Гиз говорил мне, что встретил носилки Маргариты!
– А я, мой храбрый друг, – возразила королева, – предпочитаю, чтобы он был здрав и невредим, а вы узнали бы все, ибо его жизнь не только полезна нам, но и необходима. Выслушайте меня и хорошенько под…
Раздался вопль старухи матери, проникнутый такой глубокой скорбью, что пьемонтец приостановил исполнение своего жестокого приговора.
– Государь, – ответил де Муи, – я думал целых три месяца – этого достаточно. Теперь пришло время действовать.
– Скорей, Ла Моль, скорей, а то я так страдаю за тебя, что сам слабею, – сказал Коконнас.
– О да! Слышите? – обратилась Екатерина к Генриху. – Возможен несчастный случай...
Пообедаю остатками от вчерашнего, и кстати, там есть аликантское вино, которое хорошо подбадривает.
– Он постучится и к нам, и мы тоже выйдем.
– Мне будет жаль, что мы не сможем взять с собой почтенного тюремщика, вместо того, чтобы...
Екатерина и герцог Алансонский сделали движение – это было нечто среднее между нервной дрожью и поклоном.
– Будет исполнено, ваше величество. А теперь соблаговолите дать мне еще некоторые указания.
– Да, вы-то можете проиграть ее, но я не могу ее выиграть – ведь я служу королю Наваррскому и ничего не могу получить от герцога де Гиза.
«Ага, оказывается, мы швейцарцы», – подумал Ла Моль.
– Отговорки! Враки! – сказал Морвель. – Ну-ка отойди!
Король откинул голову: от страшной тяжести в мозгу он едва мог связно говорить, какой-то кровавый туман застилал глаза, во рту все пересохло, он выпил целый графин воды, но так и не утолил жажды.
– Я, однако, просила к себе госпожу, а не фрейлину, – заметила королева-мать.
Вернувшись к себе, Маргарита тщетно пыталась разгадать, что сказала на ухо Карлу IX Екатерина Медичи и почему на этом сразу прекратился чудовищный спор о жизни и смерти короля Наваррского.
Генрих, воспользовавшись короткой передышкой, которую он получил благодаря своей выдержке на допросе, забежал к г-же де Сов. Здесь он застал Ортона, уже совсем оправившегося от своего обморока. Ортон…
Генрих подскочил от неожиданности и с изумлением посмотрел на шурина.
– Тогда, пожалуй, было бы другое дело; я, может быть, стремился бы остаться королем гугенотов, как они меня называют... Ну, а теперь я должен быть счастлив, если останусь в живых.