Все цитаты из книги «Чапаев и Пустота»
– В самом деле? – спросил он с искренним, как мне показалось, изумлением. – Но отчего?
– Допустим, что говорите. Так вот, вместо того, чтобы доказывать вам, что вы ошибаетесь, или устраивать вам инсулиновый шок, я отвечаю: очень хорошо. Вы Наполеон. Но что вы будете делать? Высаживатьс…
– Ой, то не вечер да не ве-е-ечер, – запели строгие мужские голоса, – мне да малым мало спало-ось…
– Ладно, – сказал Шурик. – Тогда скажи, как можно стать этим четвертым, если ты этого не хочешь?
– Что? – заорал он в трубку. – Да как это три с половиной дорого? Я за нее пять тысяч заплатил год назад!
Во взгляде Кавабаты была такая гипнотическая сила, что Сердюк непроизвольно сел на циновку – его сил хватило только на то, чтобы отвести глаза от лица Кавабаты.
– Только не надо о политике, – сказал я, – я в ней абсолютно не смыслю и все время путаюсь.
– А кто тогда тот, кто полагает себя этой мандой?
– Но потом, – продолжал Кавабата, торжественно поднимая палец (он казался настолько поглощенным своей речью, что Сердюк понял – стесняться или торопиться нет причины), – потом, через какие бы ворота …
Передо мной стоял тот самый башкир, который прислуживал нам в ресторане штабного вагона, а потом отцепил от поезда вагоны с ткачами, – только сейчас его лицо покрывала редкая черная бородка.
– Арнольд, – растерянно сказала Мария, поднимаясь на ноги, – Арнольд, зачем ты? Перестань!
– Ну как, – сказал Шурик, – в самом начале мы о вечном кайфе говорили, это я помню. А потом базар куда-то съехал, тыр-пыр, а потом как огнем в глаза даст… Ты же еще сам орал, чтоб в лес бежали. Я, ка…
Впрочем, Володин с Сердюком пили этот чай как ни в чем не бывало.
– Держите Сердюка! – закричал голос над самым моим ухом. – Кто это про журавлей завел? Забыли, что ли?
– Забыть их невозможно, – сказал я. – В себя придешь, так понимаешь, что это просто кошмар был, но пока он снится… Даже и непонятно, что правда на самом деле. Коляска, в которой мы сейчас едем, или т…
– А почему же кровавая гидра врага еще сопротивляется? – спросил рот.
– Да, – сказал я, – действительно. Раз уж он сам всплыл в разговоре.
– Строгий он, – заметил казак. – Все по режиму. Сейчас петь будут, а потом на вопрос отвечать. То есть они отвечать будут. А я уже отстрелялся. Уезжаю сегодня. Навсегда.
– Да, – продолжал я, откидывая голову и закрывая глаза, – но самое главное здесь то, что, как только вы поднялись на вершину, как только цель достигнута, она в тот же момент исчезает. В сущности, как…
– Практически, Петька, я тебе скажу, что, если ты боишься, нам обоим скоро хана. Потому что страх всегда притягивает именно то, чего ты боишься. А если ты ничего не боишься, ты становишься невидим. Л…
– Уходим, – сказал я, повернулся и пошел за кулисы.
– Просто из соображений безопасности, – сказала Анна. – За то время, пока вы лежали без сознания, вы сильно поправились, и они могут не выдержать вашего веса.
– Но хотя бы в общих чертах, Анна, – сказал я.
– Да и потом, – сказал он, – я оттуда на самом деле не возвращался. Я и сейчас там. А вот вам, Петр, действительно пора возвращаться.
– А ты, Володин, нас тогда нагрузил про внутреннего прокурора, – сказал он.
Войдя в вагон, я сел на жесткую деревянную лавку. Поезд тронулся; мимо окна проплыла коренастая фигура Жербунова и навсегда исчезла в небытии. Когда мой вагон был уже возле самого края платформы, я у…
– Восхитительно, – сказал я. – Только, пожалуй, немного мрачно.
– Так, – сказал Чапаев и расправил усы. – А теперь слушай меня внимательно. В каком оно находится месте?
– Я предприниматель, – сказал Володин. – Как сейчас говорят, новый русский. Во всяком случае, был. А отчего вы спрашиваете?
– Просто в какой-то момент становится ясно, что это сон, и все, – сказал я нерешительно. – Когда становится уж слишком не по себе, вдруг понимаешь, что бояться на самом деле нечего, потому что…
Несколько раз по броневику выстрелили, и пули со звоном отлетели от брони. Лопнула одна из фар, и в толпе вокруг нас раздался дружный рев восторга.
Под текстом была неразборчивая печать. Пока я думал, что мне говорить, они сели за стол.
– Хотя структурно, повторяю, случай несложный, – добавил Сердюк.
Из-за стены долетела дробь пулеметной очереди, потом раздался взрыв, и стекло в окне задребезжало.
– Благодарю, – сказал я. – С вами очень интересно беседовать.
О, в каких подробностях увидел я вдруг эту сцену! Граф Толстой в черном трико, широко взмахивая руками, катил по льду к далекому горизонту; его движения были медленны и торжественны, но двигался он б…
Чапаев пошевелил стволом маузера, и я замолчал. Некоторое время он смотрел на меня с чувством, похожим на недоверие.
– Знаешь, Петька, – сказал он, – шел бы ты лучше спать.
– Ты что, Колян? – ласково и даже как бы жалостливо спросил Володин. – Подумал, что говоришь? Знаешь, что за мента будет?
Чапаев поднял свой никелированный маузер.
– Ну, это вы, я полагаю, шутите, – сказал я. – А если серьезно?
– Тебя послушать, – сказал Шурик, – так у меня внутри целый зал суда.
– В чем же тогда заключается его участие? – спросил я. – Я имею в виду, как тогда можно отличить ту песню, которая была раньше, от той, которую господин барон сочинил, если там и слова такие же, и му…
– Что за орден? – спросил он. – Давали дояркам древности?
– Не помню, – пробубнил Колян. Он, казалось, ушел из разговора и был занят чем-то другим.
– Я тоже помню, – сказал Шурик, отхлебывая освобождающей жидкости из своей фляжки с рельефом. – Сильно перед смертью поднялся. На «поршаке» ездил, цепи на нем по пять кусков каждая были. По телевизор…
Опьянение по своей природе безлико и космополитично. В наступившем через несколько минут кайфе не присутствовало ничего из того, что обещала и подразумевала этикетка с кипарисами, античными арками и …
– Так будете слушать? – спросил я. – Значит так. Сейчас… Ага, вот. Папуасы поймали Котовского и говорят: «Мы тебя съедим, а из твоего лысого скальпа сделаем барабан. А теперь загадывай последнее жела…
– Ты смотри, Петька, – сказал он удивленно. – Неужто понял?
– Я вас дальше не повезу, – сказал господин. – Вылезайте из машины ко всем чертям.
– Почему же он тогда жив остался? – спросил Тимур Тимурович.
Кавабата минуту подумал, и морщины на его лбу разгладились.
– Да? – удивленно спросил Чапаев. – Интересно. А кто продает душу?
– Куда занесло? – спросил Володин. – По-моему, как сидели, так и сидим. Костер вот горит, петухи поют.
Он говорил без выражения, гулким, но приятным голосом.
– И этот человек хочет выписаться, – сказал Володин. – А, теперь я вспомнил. Чапаев пишет в дневнике: «Шестое июня. Мы оттеснили белых…»
Считает себя единственным наследником великих философов прошлого. Подолгу репетирует „речи перед народом“. Помещением в психиатрическую больницу не тяготится, так как уверен, что его „саморазвитие“ б…
Он поднял руки над головой и потряс ими в воздухе, словно звеня монетами в невидимом мешке.
– Я вот думаю, – сказала она, – плеснуть вам шампанским в морду или нет?
За воротами глухо хлопнул револьверный выстрел. Через секунду в них выросла одинокая фигура барона.
– Ничего. Принесли. И привели. Там ведь рынок.
Я почувствовал, что и на меня подействовал гипноз близкой опасности. Чапаев стал что-то объяснять двум бойцам, а я подошел к ближайшему коню, привязанному к вбитому в стену кольцу, и запустил пальцы …
Поезд на рисунке только нескольких метров не дошел до железнодорожной станции, большая часть которой осталась за краем листа; видно было только ограждение платформы и табличка со словами «Станция Лоз…
– Что делать-то собираешься на гражданке?
Человек за роялем поднял веки и окинул меня внимательным взглядом. Его глаза были черными и пронизывающими, и мне стоило некоторого усилия выдержать их почти физическое давление. Заметив крест в моей…
– Голову, голову отрубите. У нас это называют последней услугой. И самурай, которого об этом просят, не может отказать, не покрыв себя позором.
Я свирепо захохотал, и в этот момент дверь открылась. В ней появилось усатое лицо Жербунова. Он опасливо осмотрел комнату и остановил взгляд на мне. Откашлявшись, я поправил воротник халата.
«Срочно нужно сказать что-нибудь романтическое, – подумала она. – А что, собственно, сказать? Да не важно».
– Простите, если я сказал что-то не то, – сказал Сердюк. – Я просто пьян.
– Это меч, – торжественно сказал Кавабата, – символ вашего нового статуса в жизни. А поскольку никаких сомнений в таком исходе переговоров у меня не было, позвольте вручить вам ваше, так сказать, удо…
– Неужели? А разве могут госпитализировать за отрешенность?
– А сейчас, товарищи, с последним напутствием выступит товарищ Фурманов!
– Хорошо, – сказал Володин, – а ты его как, прямо в машине валить будешь, издалека, или выйти дашь?
– О да, – сказал Кавабата. – Символ, и очень древний. Это одна из эмблем Ордена Октябрьской Звезды.
Барон молча кивнул в сторону костра, у которого жались молчаливые казаки.
– Кажется, вы собирались решить проблему с красными ткачами, – сказал я.
– У вас, Котовский, удивительный талант попадать в такт моим мыслям. Я как раз сегодня думал на эту тему. Могу вам рассказать, что это такое на самом деле – тайная свобода русского интеллигента.
В его манере говорить была какая-то несообразность, что-то неопределимо странное, и я решил, что он уже побаловался с утра своим балтийским чаем.
Наверно, не меньше минуты Анна недоверчиво смотрела мне в глаза.
Шашка, надо сказать, была довольно странная. У нее была длинная серебряная рукоять, покрытая резьбой, – на ней были изображены две птицы, между которыми был круг с сидящим в нем зайцем, а все остальн…
Мои руки и ноги были пристегнуты ремнями к креслу, а голова лежала на маленькой клеенчатой подушке.
– Нет ничего такого, за что он мог бы полагаться.
– По преданию, – продолжал он, – великий поэт Аривара Нарихира был в свое время отправлен охотничьим послом в провинцию Исэ. Путь туда был не близок, а ездили тогда верхом, и дорога занимала много дн…
Словно в каком-то трансе, я сунул маузер в кобуру, встал рядом и, улучив момент, опустил пальцы на клавиши. Мой контрапункт еле поспевал за темой, и я несколько раз ошибся; потом мой взгляд снова упа…
– Давай, – кричал мужской бас на втором этаже, – подставляй лоб, дура!
Я выглянул в окно. Мы стояли на Тверском бульваре, возле дома градоначальника. Медленно падал крупный снег. Барболин и дрожащая полуголая женщина были уже на улице. Жербунов пожал мне руку и вылез. М…
Кавабата наморщил лицо и жестом велел Сердюку подождать.
– Превосходно, – сказал Кавабата, – превосходно. Теперь осталась только одна маленькая формальность, и все. Нужно получить подтверждение из Японии. Но это займет всего несколько минут.
– А про подсудимого забыл? – спросил Володин. – Про того, кого они судят? Ты же не можешь сразу из своего прокурора стать своим адвокатом. Хоть секундочку подсудимым надо побыть. Вот это и есть трети…
– Не, – сказал я, – тут если брать, так всех. Мы по-другому сделаем. Ты, Жербунов, приказ помнишь? Нам ведь не только пресечь надо, но и свою линию провести, верно?
– Доброе утро, – сказал я, опуская маузер.
Он покосился на меня, и, не желая смущать его, я прошел в гостиную.
То, что император говорил по-английски, совершенно не казалось мне удивительным. Еще не хватало, чтобы перед смертью (или, может быть, чем-то еще – я так и не понял этого сам) он стал бы изъясняться …
– Доброе утро, – сказал он, продолжая играть. – Отрадно видеть, что с самого утра вы думаете о душе.
– Не, – сказал Кавабата. – Я же говорю – правой за рукоять, а левой там, где обернуто. Вот так.
Я решил, что по рассеянности заговорил вслух.
– Ни до какой особенной жизни я не доходил, – сказал я. – А уж если вы так ставите вопрос, то дошел вместе с другими.
– Безотзывный аккредитив? – перебил барон. – Ультима Туле? Понятно.
– Я готова, – сказала она. – Только ничего не видно из-за сена.
Единственным строением на платформе был кирпичный загончик с вяло дымящей трубой, крайне похожий на больничную проходную. Я даже подумал, что таков господствующий в этом незнакомом мире тип архитекту…
– Да нет, – сказал он. – Одна внутренняя драма.
– Не пойму тебя, – сказал Колян, – куда ты клонишь. Какой высший свет? Пугачева что ли с Киркоровым? Никогда он не тянулся ни в какой высший свет, а вот вышка ему в натуре светила.
– А что, Котовский в городе? Так что ж ты молчишь!
– Вот как? – вежливо спросил Тимур Тимурович. – Какие духи?
– Да, – сказал Сердюк. – Точно. А что, больше нет?
– Ты что, – сказал я, поднимая руки, – Гриша?
– Так вот, Петр, – сказал он, – возможно, это покажется вам не вполне удобным, но наш поезд отбывает сегодня. Ничего не поделаешь. Война. У вас есть в Москве какие-нибудь незавершенные дела?
– Хорошо, – сказал я. – Я тоже задам последовательность вопросов о местоположении.
– Как вы очевидно, догадываетесь, – сказал он, – я к вам не только по поводу вашего саквояжа. Сегодня я отбываю на восточный фронт, где командую дивизией. Мне нужен комиссар. Прошлый… Ну, скажем, не …
– А не вы ли только что сказали, что сука – это уменьшительное от слова «суккуб»? Допустим, Нюра волнует меня как женщина и при этом является миражом – разве из этого не следует с необходимостью, что…
Анна даже не посмотрела на меня. Не успел я встать из-за стола, как они завели оживленный разговор. Дойдя до дверей, я оглянулся: Анна звонко хохотала и похлопывала Котовского ладонью по руке, словно…
Сунув руку в саквояж, я вынул из него банку и поставил на стол.
– Да, Григорий, – сказала Анна, – давайте проводим Петра домой, а там уже решим, чем занять вечер.
– Татьяна Павловна, – сказал Тимур Тимурович, – пожалуйста, два кубика. Да.
Я заметил впереди вертикальный столб дыма, поднимающийся из-за холмов, – он был белым и густым, какой бывает, когда в огонь охапками бросают траву и сырые листья. Что самое странное, он почти не расш…
– Арнольд, – спросила она, – а куда мы идем?
То, что я увидел, было подобием светящегося всеми цветами радуги потока, неизмеримо широкой реки, начинавшейся где-то в бесконечности и уходящей в такую же бесконечность. Она простиралась вокруг наше…
– Я провожу вас до ворот, – сказал я, вставая. – Во дворе творится черт знает что.
Мы выпили еще по стакану, и некоторое время я прислушивался к доносящейся из-за стены ружейной пальбе. Чапаев совершенно не обращал на нее внимания.
– Интересно, – сказал Котовский. – Интересно. Но мне, однако, пора.
Мармеладов выдержал долгую и страшную паузу.
– Семен, – спросил Володин, – кому твои рисунки принадлежат? Наверно, больнице?
– Входи, Петька, – крикнул Чапаев в ответ на мой стук.
– Никем тоже надо перестать быть. Надо одновременно никем не становиться и перестать быть никем, понял? И сразу как вставит, как попрет! Только ойкнуть успеешь. И навсегда.
– Похоже, вы действительно нас не помните, – сказал бородатый блондин через несколько секунд тишины, – Семен Сердюк.
Я повернулся к роялю и стал тихо наигрывать из Моцарта, свою любимую фугу фа минор, всегда заставлявшую меня жалеть, что у меня нет тех четырех рук, которые грезились великому сумасброду. Охватившая …
Неизвестно, что происходило в его голове в течение следующих нескольких минут, но, когда поезд остановился на «Пушкинской», Сердюк вышел из вагона со сложившимся в душе желанием выпить, даже не выпит…
– Тимур Тимурович, – неожиданно заговорил из угла Володин, – а ведь это духи были.
Мягкое нажатие ее рук уложило меня на спину.
– Хорошо, что я скоро ухожу из жизни, – сказал он, поднимая виноватый взгляд на Сердюка. – До чего же я все-таки невежествен и груб!
Я вдруг перестал понимать, что именно я хочу сказать. Над столом повисла тишина – нарушал ее только еле слышный звон ложечки, которой Анна помешивала свой кофе.
Залпом выпив водку, я принял из рук канареечного господина самопишущее перо и углубился в работу. Сначала слова никак не хотели слушаться, но потом заунывные звуки органа подхватили меня, понесли, и …
– Так вот там написано, что у человека ум – это как у казака лошадь. Все время вперед нас движет. Только господин барон говорят, что нынче у людей совсем другой коленкор пошел. Никто с этой своей лош…
Если не считать разбудивших меня водно-психологических процедур, ничего тягостнее этого лечебно-эстетического практикума испытывать мне не доводилось – хотя, возможно, причина была в уколе. Практикум…
«Назначен курс инъекций таурепама перед водными процедурами. Цель – купирование речедвигательных функций с одновременной активизацией психомоторного комплекса…»
– В древние времена, – сказал Кавабата, – в нашей стране чиновников назначали на важные посты после экзаменов, на которых они писали сочинения о прекрасном. И это был очень мудрый принцип – ведь если…
– Да, Сеня. Вот так тебя и нашли у калорифера, с розочкой в руке. С кем пил-то на самом деле, помнишь?
Я поглядел по сторонам. Панорама вокруг нас была поистине величественной. Мне вдруг показалось, что я вижу одну из самых древних картин на земле – огромная орда, остановившаяся на ночь в поле, жжет к…
– Что правда на самом деле? – переспросил Чапаев и опять закрыл глаза. – На этот вопрос ты вряд ли найдешь ответ. Потому что на самом деле никакого самого дела нет.
Дверь распахнулась. На пороге стоял желтоволосый кривоногий детина. Номинально это был мой денщик (кажется, его звали Семеном, хотя уверен я не был), но сейчас, после нескольких недель разлагающего в…
– Хотя, – сказал он, быстро подходя ко мне, – вы совершенно правы. Я только что понял, что до сих пор отношусь к вам как к больному. Выходит, я не доверяю сам себе. Ужасно глупо, но это у меня профес…
Мария не поняла почти ничего из того вихря понятий, который ей открылся; к тому же этот вихрь был каким-то затхлым и мрачным, словно волна пыли, которая поднимается, когда из чулана выпадает старая ш…
Я ощутил крайнюю подавленность. Мы остановились у белой двери с цифрой «7». Барболин отпер ее ключом, и нас впустили внутрь. За дверью оказалась довольно большая комната с четырьмя кроватями, стоящим…
– Поверьте, барон, – прочувствованно начал я, прижав руку к груди, но он не дал мне договорить.
– Подвинься, товарищ, – сказал мне Жербунов, залезая в кабину, – пополнение.
Мы вошли в подъезд. Лифт не работал, и нам пришлось подниматься по темной лестнице, с которой еще не успели ободрать ковровую дорожку.
– Таковы правила нашей фирмы, – закончил Кавабата. – Я уже говорил, что, произнося слово «фирма», я даю не совсем точный перевод. На самом деле правильнее было бы говорить – клан. Но этот термин, есл…
Она подняла ладонь, словно чтобы защитить волосы от ветра, но сразу же опустила – ее стрижка лишала это движение всякого смысла. Я подумал, что совсем недавно она, должно быть, носила другую прическу.
– Володин, – заговорил я, – позволите задать вам один вопрос?
– Анна, – сбивчиво заговорил я, прижав зачем-то руки к груди, – поверьте, что мне… Мне тяжело даже вспоминать о том, как я вел себя в ресторане. Но сознайтесь, что вы сами дали мне повод. Я понимаю, …
Чувствуя необыкновенный прилив энергии, я огляделся по сторонам. Место напоминало обычный, с претензией на шик, ресторан средней руки. За небольшими круглыми столиками, в густых клубах дыма сидела пе…
– Кстати, – сказала она, – мы совсем забыли про ткачей, Василий Иванович. А уже давно пора нанести им визит.
– Хорошо, – сказал Чапаев, хитро прищуриваясь, – насчет «кто» мы потом поговорим. А сейчас, друг милый, давай с «где» разберемся. Скажи-ка мне, где эта манда живет?
– Да, – сказал он, – ценность сосуда, конечно, в пустоте. Однако ценность этого сосуда в последние несколько минут чрезмерно выросла. Нарушается баланс между ценностью и отсутствием ценности, а это н…
– Да в том, что если пытаешься убежать от других, то поневоле всю жизнь идешь по их зыбким путям. Уже хотя бы потому, что продолжаешь от них убегать. Для бегства нужно твердо знать не то, куда бежишь…
Шурик сделался еще тоньше, вертлявей и страшнее. Он походил на сколоченный из дрянных досок каркас, на который много лет назад повесили сушить какое-то тряпье и забыли, а в этом тряпье непостижимым о…
Я двумя руками снял с вешалки пальто, чуть повернулся, чтобы просунуть руку в рукав, и в следующий момент неожиданно для самого себя набросил его на фон Эрнена – не просто швырнул пальто в его сторон…
– А. Понял. Слушай, а почему так говорят – придут, приход? Откуда они вообще приходят?
Спрятав канистру в багажник, он несколько минут собирал по поляне сучья и ветки и кидал их в огонь, и, когда из леса на свет выбрели Шурик с Коляном, костер уже снова вовсю пылал на том же месте.
– Гад ты, Володин, – сказал он. – Опять, сука, замазал все. Я недавно кино посмотрел по видаку, «Палп фикшн», про американскую братву. Так мне легко потом было! Словно понял, как жить надо дальше. А …
– Я неправильно выразился. Значит ли это, что этот момент, эта граница между прошлым и будущим, и есть дверь в вечность?
– Это верно, – сказал он и вздохнул. – Ну а все-таки – чем будешь заниматься? Работать-то надо кем-то?
На одеяло передо мной шлепнулся какой-то предмет, завернутый в газету; пахнуло неопределенно-знакомым запахом. Я развернул сверток. Внутри был бублик, из тех, что продавались в булочной на главной пл…
Дверь открылась сразу же. За ней стоял неизбежный амбал в камуфляже, с черной резиновой палкой в руках. Сердюк кивнул ему, открыл было рот, чтобы объяснить причину своего визита, да так и замер с отк…
Собственно, решетка была не близко к окну, а на самом окне, еще точнее – на маленькой форточке, сквозь которую мне прямо в лицо падал узкий луч солнца. Я захотел отстраниться, но мне это не удалось –…
«В жизни все „успехи“ нужно соотносить с тем интервалом времени, на котором они достигаются; если этот интервал чрезмерно долог, то большинство достижений оказываются обессмысленными в большей или ме…
Такого я не ожидал. Чтобы прийти в себя, я медленно сосчитал до десяти. Потом еще раз. Это не помогло – я ощущал к ней ясную и чистую ненависть высшей пробы.
– Да нет, – сказал Володин, – не думаю. Только ничего хорошего из этого не выйдет.
– Не могу, – еле выговорил Сердюк, – жжет все!
– Нет, – сказал он. – Насколько я могу судить, он презирает все символы, к чему бы они ни относились.
– Кажется, из семнадцатой. Да, точно, там у дверей была такая синяя вывеска, и на ней была цифра семнадцать. И еще было написано, что больница образцовая.
– Ага, – сказал барон. – Теперь, я полагаю, видите.
Я вдруг заметил, что на душе у меня легко и спокойно и чем дальше я иду, тем делается спокойнее и легче. Я не думал о будущем – с меня было достаточно того, что мне не угрожает непосредственная опасн…
– Вы, Петр, конечно, не Пушкин, но все же мы решили вернуть вас в третье отделение, – сказал он и довольно засмеялся. – Там сейчас еще четыре человека, так что с вами будет пять. Вы знаете, что такое…
– Да ты отвечай, когда тебя комдив спрашивает!
Мне вдруг пришло в голову, что с начала времен я просто лежу на берегу Урала и вижу сменяющие друг друга сны, опять и опять просыпаясь здесь же. Но если это действительно так, подумал я, то на что я …
– Ты не расстраивайся, – сказал Володин. – Если б так просто врубиться можно было, сейчас бы пол-Москвы бесплатно перлось. Ты подумай – грамм кокаина две сотни стоит, а тут халява.
Он округлил глаза в фальшивом недоумении.
– Вот именно. В «Макдональдс» с блядью сходить хватит, а чтоб самому нюхнуть – уже нет. Что ты тогда с этой падлой сделаешь, которая тебе так устроила?
– Могу, – сказал Колян. – У меня так пару раз от черной было. Или от кукнара, не помню.
– Понятно, – сказал я. – Правды тут не добьешься.
Юнгерн кивнул в сторону земляных ворот. Котовский сглотнул.
– Верно, – сказал Чапаев, с силой проводя щеткой по спутанным конским волосам, – умею. А потом как дать из пулемета…
Сердюк некоторое время молчал, соображая, что это значит. Ясно было только одно – это не значило ничего хорошего.
Он взял меня под локоть и повернул к земляным воротам.
– Во, – сказал он. – Опять синий стал. Почему я все время от грибов этих синим становлюсь?
– А куда это вперед может уйти человеческая мысль? – спросил он.
– Украшали себя к Новому Году? – спросил я.
– Чувствую, – мрачно сказал Сердюк и вернулся на свой стул.
– Я часто с ужасом замечаю, – сказал он, – что пол-России успело заразиться отвратительным западным прагматизмом. Конечно, я не имею в виду вас, но у меня есть все основания для таких слов.
– Малчать! Ма-алчать, тебе говорю! Тут полк ткачей прибыл, устраивать надо, а ты пьяный ходишь? Меня перед Фурмановым позоришь? А ну пошел отсыпаться! И еще раз тебя за таким замечу, сразу под трибун…
Подошел половой с подносом, на котором стоял стакан.
– Принято так, – сказал охранник, снимая со стены один из фонарей и протягивая его Сердюку. – Вы ведь галстук тоже не от холода носите.
– Этот я знаю, только с другим концом, – сказал Володин. – Белые вбегают, оглядывают комнату и говорят: «Вот черт, опять ушли».
– Да, – ответил барон. – Я бы не стал называть их друзьями. Скорее, это мои бывшие однополчане. Когда-то я был их командиром.
– Можете считать, что сейчас вы оба в нее играете, а я являюсь чем-то вроде крупье. Доверительно сообщу, что в третьем гнезде каждого барабана стоит боевой патрон. Если вы меня поняли, дайте мне знат…
– Не знаю… Наверно, я сам и есть. Какая-то моя часть. Кто ж еще.
Анна выпустила в потолок тонкую струйку дыма.
– Нет, – тупо глядя в стену сказал Сердюк.
– Он, как ни странно, не очень известен в России, – сказал Кавабата. – Но это не важно. Вы только вглядитесь!
– Мы могли бы совершить обмен. Пол этой банки за вашу коляску.
– Пошли отсюда, – сказал он, – здесь больше делать нечего.
– Ты чего выключил? – спросил Сердюк, поднимая голову.
В черных окнах ресторана одна за другой появлялись новые дыры; ощущение было такое, что в зале работают сразу несколько пулеметов. Я подумал, что в мое время люди вряд ли были добрее, но нравы опреде…
– Вот как, – сказал Чапаев. – Какие вы интересные знаете слова.
Меня поразил костер, который я только сейчас разглядел в подробностях. На самом деле его нельзя было называть костром. В огне не было ни дров, ни веток – он возникал из оплавленного отверстия в земле…
Он сложил руки на груди и указал подбородком на лампу.
– Точно так же, – ответил я. – И Америку тоже обустроить надо. Да и вообще, зачем входить в частности. Если уж обустраивать, так весь мир сразу.
– Только что прибыл, – сказал бритый господин.
– Слышь, а Глобусу тогда в Париже кредит дали?
– Теперь поглядите еще раз на эту гравюру на стене, – сказал он.
– Понимаете, в чем дело, – сказал он, – я…
– Так-то. А говоришь, страшного ничего нет в мире.
В другой ситуации я оценил бы его спектакль, но жара и самогон до того разморили меня, что, несмотря на его выкрики и удары по столу, я скоро заснул прямо на лавке, а когда проснулся, за окном было у…
– Что именно вас интересует? – спросил я. – Какой из упомянутых вами эпизодов?
Кавабата поднял голову и мечтательно поглядел в небо.
– Да, лук. Хотя по ряду глубоко личных обстоятельств я дорого бы дал за то, чтобы там была картошка.
– Наверно, это Котовский с Анной, – сказал я. – Вашей пулеметчице, Василий Иванович, похоже, нравятся сильные личности в косоворотках.
– Тут много дыма, – сказал он, – зачем мы идем по этой набережной?
– Петр, – сказал я, и чуть не прикусил язык.
– Тогда давай еще выпьем, – сказал Чапаев.
– Очень польщен, полковник, – сказал я, наклоняя голову.
Анна стояла внизу, у подножия широкой полукруглой лестницы, по которой я спустился из своей комнаты.
– Но почему они к тебе пришли? – спросил фон Эрнен. – Ты же человек от политики далекий. Натворил что-нибудь?
– Мне кажется порою, что солдаты, – запел грустный мужской голос, – с кровавых не пришедшие полей не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в белых журавлей…
– Давайте не будем состязаться в вежливости. Лучше скажите – правда ли я значу для вас так много, как можно было понять из некоторых оброненных вами фраз?
– Круто, – задумчиво сказал Шурик, отчего-то начав крутить головой по часовой стрелке.
Открыв глаза, я увидел его склоненную надо мной фигуру. Я видел барона как бы в искаженной перспективе – протянутая мне ладонь была у самого моего лица, а внимательно глядящие на меня глаза, в которы…
– А почему я не могу цепляться к словам, которые мне нравятся?
Мария остановилась и оперлась на одну из гранитных тумб, разделявших чугунные решетки ограды. Нужно было снова искать ответ в доверившихся ей умах и душах, но в этот раз – Мария знала это совершенно …
Я действительно налетел на нее в прямом смысле слова; мои руки, инстинктивно выброшенные вперед, на секунду сжали ее в объятьях, неумышленных и неловких, но от этого ничуть не менее волнующих. В след…
Он осмотрелся по сторонам, словно пытаясь найти вокруг какие-то только ему ведомые ориентиры, – и, видимо, нашел их, потому что решительно схватил Марию под руку и потащил ее вперед. Мария поразилась…
– Не важно, – сказал я задумчиво, – просто я, кажется, наконец начинаю догадываться, от кого все это может идти. Конечно, странно и совершенно на него не похоже, но все другие объяснения настолько аб…
Самая первая запись – отдельная тетрадка, вложенная в папку, – была настолько давней, что фиолетовые чернила, которыми она была сделана, выцвели и приобрели какой-то исторический цвет, как это бывает…
Удар был таким сильным, что в первый момент я подумал, что прямо в центре комнаты разорвался снаряд. Но я почти сразу пришел в себя. У меня не было потребности говорить что-то вслух, но инерция речи …
– Чапаев, я же просил меня не трогать! Дайте отдохнуть перед боем!
Я кинул внутрь саквояж, торопливо влез следом и захлопнул за собой дверь.
– Ты, Петька, лучше себе ответь, кто ты на самом деле. Тогда и про меня все поймешь. А то ты все время говоришь «я, я, я», совсем как этот бандит из твоего кошмара. А что это такое – «я»? Кто это? По…
– Чего пишешь-то? – спросил Жербунов. – Арестовать кого хочешь?
Его левый глаз был чуть сощурен и выражал очень ясную и одновременно неизмеримо сложную гамму чувств, среди которых были смешанные в строгой пропорции жизнелюбие, сила, здоровая любовь к детям, морал…
– Год, кажется, назад, в Петербурге, был преинтересный случай. Знаете, приезжали какие-то социал-демократы из Англии – конечно, их ужаснуло то, что они увидели, – и у нас была с ними встреча на Бассе…
Несколько минут броневик медленно маневрировал и наконец остановился. Чапаев надел папаху, встал с дивана и открыл дверцу. В кабину ворвался холодный воздух, красноватые зимние лучи и глухой шум соте…
Я обратил внимание на пластику движений Чапаева – он говорил, равномерно поворачиваясь из стороны в сторону и энергично рубя воздух перед своей грудью желтой кожаной ладонью. Смысл его убыстряющейся …
Открыв дверь, я сел на сиденье рядом с ним. Машина тронулась с места. Я украдкой поглядел на него. На нем был странного вида пиджак, покроем напоминавший военный френч вроде тех, что любило носить бо…
– А еще был такой Райнер Мария Рильке. Тоже не слыхали?
– Так ты, значит, на этот вопрос ответил?
Дойдя до края платформы, мы спрыгнули на мерзлую землю. Дальше начинался лабиринт заснеженных вагонов на маневровых путях. Со всех сторон на нас смотрели усталые люди; проступавшая на их лицах однооб…
Жербунов дернул дверь на себя. За ней открылся короткий коридор, увешанный тяжелыми шубами и шинелями; в его конце был плотный бархатный занавес. Навстречу нам поднялся с табурета похожий на преступн…
– Ага, – сказал он удовлетворенно и оглянулся на своего соседа, который улыбался и курил. – То есть должен ли я вас понимать в том смысле, милостивый государь, что моя невеста Нюра сука?
– Я не хочу так, слышишь? Так, как ты хочешь, мне больно!
– Да и потом, – сказал он, поигрывая резиновой палкой, – у нас ведь режим. Сигнализация. До восьми дверь заперта. А открыть – так сразу менты приедут. Базар, протоколы. Так что открыть не могу. Тольк…
– Хорошо, хорошо. В Крыму, – сказал Тимур Тимурович. – В Крыму. Мы говорили не о Крыме, а о Китае. И речь у нас шла о том, что для классической китайской ментальности любое движение вперед будет дегр…
Впрочем, возможно, что никто на самом деле не задерживал на мне взгляда дольше, чем на других, а виной всему были взвинченные нервы и ожидание ареста. Я не испытывал страха смерти. Быть может, думал …
– Вам не кажется, что вы задаете многовато вопросов? – сказал он. – Лучше оглядитесь по сторонам, чтобы как следует запомнить это место. Вы его больше никогда не увидите. То есть вы, конечно, можете …
– Нет, – сказал я, – тут что-то не так. Где шофер?
– Иду, – ответил я, встал со стула и осторожно положил недолепленный бублик из черного пластилина на заваленный сердюковскими журавликами рабочий стол.
– Выйти дам, – сказал Колян. – В машине только лохи валят. Дырки, кровь. Зачем вещь портить. Лучший вариант – это чтоб он к нашей машине подошел.
– Да нет, – сказал барон. – Что вы. Просто привел в чувство.
– А ты вспомни, кто у тебя крыша. Это мы с Коляном и есть. Верно, Колян?
Кавабата шагнул назад и Бог знает в какой раз за этот вечер поклонился. Кажется, на его глазах опять блеснули слезы.
– Другого я и не ждал. Теперь скажите мне – готовы ли вы признать себя самураем клана Тайра?
– Мне кажется, Петька, в тебе слишком много места занимает литератор, – сказал он наконец. – Это обращение к читателю, которого на самом деле нет, – довольно дешевый ход. Ведь если даже допустить, чт…
– Минамото? – холодея, спросил Сердюк. – И что?
Несмотря на полное безобразие каждой из составных частей, общий вид города был чрезвычайно красив, но источник этой красоты был непонятен. С Россией всегда так, подумала Мария, водя руками по холодно…
– Понимаю, – сказал Чапаев. – Я знаю, откуда идут эти слухи. Ко мне тут действительно приходил один человек, который интересовался, как продать душу дьяволу. Такой штабс-капитан Овечкин. Ты с ним зна…
– Необходим, – внутренне поджимаясь, сказал Сердюк. – Конечно. Как раз вчера про это думал.
– Правильно. Но только как ты им станешь?
– Дело не в том, хочешь ты или не хочешь. Дело в том, что если ты чего-то хочешь, ты уже точно не этот четвертый, а кто-то другой. Потому что четвертый вообще ничего не хочет. Зачем ему чего-то хотет…
– Отлично, – сказал Чапаев, – тогда до вечера.
– Вы, видимо, ждете от меня каких-то адресов и явок, правильно я вас понимаю? Но поверьте, мне совершенно нечем вас обрадовать. Моя история с самого детства – это рассказ о том, как я бегу от людей, …
– Ну-ка расскажите поподробнее, – попросил я.
– Любовь, значит, происходит у тебя в голове, да?
– Если здесь есть какая-нибудь ресторация, – сказал я, – знаете, как это обычно бывает в провинции, с чахлой пальмой в кадке и теплым хересом в графинах? Было бы в самый раз. И чтобы подавали кофе.
Доносившаяся до меня мелодия сначала как бы поднималась вверх по лестнице, а потом, после короткого топтания на месте, отчаянно кидалась в лестничный пролет – и тогда заметны становились короткие мгн…
– Портишься быстро, – сказал Шурик и повернулся к Володину. – Слушай, ну дела. Базар съезжает вслед за крышей. Мы же про вечный кайф говорить начали, а погляди, куда занесло.
– Как всегда, Василий Иванович, – ответил я.
– Я к-комиссар полка ткачей, – сказал он. – Б-будем работать вместе. Вы с-сейчас будете говорить – п-постарайтесь покороче. Скоро посадка.
– Не думаю, что вас, – сказал Чапаев. – Скорее, он ощутил некое присутствие. Но это вряд ли его особенно потрясло. Он привык к подобным вещам. На него много кто смотрит.
Пора было подумать о том, как провести вечер. Я вернулся в коридор и с сомнением поглядел на кожанку фон Эрнена, но ничего больше не оставалось. Несмотря на рискованность некоторых своих литературных…
– А что, до него ее не было? – спросил Мария.
– Тоже читали? Очень польщен, – сказал я, и сразу же с тоской подумал, что «тоже» здесь неуместно. – Послушайте, если мы выйдем прямо сейчас, то можем еще успеть на поезд.
– Собираюсь, – сказал Володин. – Пора. У нас в двенадцать с «Нефтехимпромом» стрелка. А пока доедем, пока то да се…
Сосед, видимо, заметил, что Сердюк читает его книгу, и поднял ее к самому лицу, вдобавок полуприкрыв ее, так что текст стал совершенно невидимым. Сердюк закрыл глаза.
– Нельзя ли развязать мне руки? – спросил я. – Вас ведь двое.
– Прошу вас, перестаньте, – сказал он с совершенно искренним испугом. – Стоит ли придавать такое значение пустякам?
Одевшись (денщик не принес портянок, и мне пришлось разорвать на них простыню), я некоторое время колебался, а потом все же надел папаху – она воняла какой-то дрянью, но бритая голова казалась мне оч…
– Я знаете о чем подумал… Вот говорят – трагедия художника, трагедия художника. А почему именно художника? Как-то нечестно. Понимаете, в чем дело, – художники все-таки заметные фигуры, и поэтому прои…
Получилось у него только с третьего раза. Факс зажужжал, в его углу замигала зеленая лампочка, и лист медленно уполз в черную щель.
– Ради Бога, лежите, – сказала она, нагибаясь ко мне. – Все хорошо. Вы в безопасности.
– Глубокий вдох, – сказал Кавабата, – и поехали. Раз… Два… Два с половиной… И-три!
– Тут самое главное понять надо, – сказал он, – а как объяснить, не знаю… Ну вот помнишь, мы про внутреннего прокурора говорили?
– Да, – сказала Анна с улыбкой, – кажется, так называется демон, который принимает женское обличье, чтобы обольстить спящего мужчину. А какая тут связь?
– Это только на примере объяснить можно, – сказал Володин.
Вдруг из дыма прямо на Марию вылетела какая-то фигура и сильно пихнула ее в грудь. Мария вскрикнула и увидела перед собой человека в пятнистой одежде, с автоматом в руке. Человек поднял глаза на Мари…
– Несколько раз. Буквально на несколько мгновений, и все.
Барболин цирковым движением крутанул вокруг плеча винтовку и ударил его прикладом в низ живота. Бедняга сполз по стене на пол; на его недобром лице проступили усталость и отвращение. Жербунов отдерну…
Через несколько минут машина уже ехала по проселочной дороге, больше похожей на прорытый в лесу неглубокий окоп. Колян похрапывал на заднем сиденье, сидевший за рулем Володин вглядывался в прорезанну…
– Сейчас, – ухмыляясь, сказал Жербунов, – дело одно.
Сердюк покрутил головой. На секунду ему показалось, что рядом с этим объявлением напечатано другое, украшенное похожим знаком. Он внимательно осмотрел газетный лист и понял, в чем дело. Действительно…
Электропоезд остановился, и его двери с шипением распахнулись.
Он закрыл лицо ладонями и принялся раскачиваться из стороны в сторону.
– Так на нем же майка была с олимпийской символикой. Ну, помните, Московская олимпиада, да? Много-много маленьких эмблемочек, да? А резал он через майку.
– Такой же экзистенциальный статус, какой имеют восход солнца, морской прилив или колебание травинки под ветром… О чем это я говорил вначале?
Шурик пошевелил губами, проговаривая какие-то тихие цифры.
Я заметил, что двух застывших фигур у огня уже нет – вместо них на земле остались только два темных продолговатых пятна.
«Шутит», – подумал Сердюк и поглядел на витрину. Набор был самым обычным, за исключением того, что среди бутылок стояли несколько незнакомого вида литрух с этикетками, густо покрытыми иероглифами.
Голос Тимура Тимуровича бубнил совсем недалеко от двери – кажется, он делал выволочку кому-то из санитаров. Подкравшись к двери, я поглядел в замочную скважину. Видно никого не было – похоже, хозяин …
Мимо Сердюка прошло трое школьников, и долетели ломающиеся голоса, энергично повторяющие слово «базар». Их уменьшающиеся спины двигались в сторону припаркованного у тротуара японского джипа-амфибии с…
– Ваши проблемы, милый Чапаев, довольно однообразны. Где ваш протеже?
– Слушай, чего ты все так темнишь и темнишь? Можешь по нормальному сказать, кто этот четвертый?
– Петр! – крикнул Чапаев. – Не спите! Идите к нам!
Место изменилось мало – оно по прежнему напоминало ресторан средней руки с претензией на шик. За небольшими квадратными столиками в густых клубах дыма сидела пестрая публика. Кажется, кто-то курил га…
Глядя на меня с предательской улыбкой, он начал пятиться спиной к краю площадки.
Он покачнулся, сунул руку под стол и вытащил свой никелированный маузер. Я едва успел схватить его за кисть.
– Ты чего? Прямо в офисе валить? – спросил Шурик.
Занавеска паланкина откинулась, и я увидел человека лет сорока, блондина с высоким лбом и холодными бесцветными глазами. Несмотря на висячие татарские усы и многодневную щетину, его лицо было очень и…
Что знают сейчас об этом человеке? Насколько мы можем судить, в народной памяти его образ приобрел чисто мифологические черты, и в русском фольклоре Чапаев является чем-то вроде знаменитого Ходжи Нас…
Я смутно помнил, что кабинет Тимура Тимуровича располагается возле какого-то высокого полукруглого окна, сразу за которым видна крона огромного дерева. Коридор, в котором я стоял, далеко впереди пово…
– Ага, – сказал Володин, и в его очках блеснули красные языки огня, – покуришь дури. А тебя от дури на думку пробивает?
– А, – сказал я, – так это голем был. Понятно. Не надо меня только полным идиотом считать, хорошо? Я давно заметил, что он странный. Однако, Чапаев, с такими талантами вы могли бы сделать в Петербург…
– Да, – сказал Сердюк, свободной рукой хватаясь за голову.
– Эх, Петька, Петька, – сказал Чапаев, – знавал я одного китайского коммуниста по имени Цзе Чжуан. Ему часто снился один сон – что он красная бабочка, летающая среди травы. И когда он просыпался, он …
– Вы, Петр, вообще не с того бока заходите, – сказал Володин.
Барон замолк, подыскивая слова, но, видимо, не нашел ничего подходящего.
– Очень просто, – продолжал Тимур Тимурович. – После того как сеанс заканчивается, возникает эффект отдачи – совместный выход участников из состояния, только что переживавшегося ими как реальность. Э…
«Мотать, мотать отсюда немедленно, – подумал он, заворачивая за угол. – Главное смотаться, а уже потом думать будем».
Я вдруг понял, что музыка мне не снилась – она отчетливо доносилась из-за стены. Я стал соображать, как я здесь оказался, и вдруг меня словно ударило электричеством – в одну секунду я припомнил вчера…
– Неужели эти нежные пальцы способны принести кому-то смерть? – спросил я, отпуская ее ладонь.
– Но вы не найдете этой пустоты в западной религиозной живописи, – наливая, сказал Кавабата. – Там все заполнено материальными объектами – какими-то портьерами, складками, тазиками с кровью и еще Бог…
– Не в том дело, дали или не дали. Ты подумай, раз он в таких понятиях жизнь кончил, то он, выходит, с зоны никогда и не выходил на самом деле. Просто так поднялся, что на «поршаке» по ней ездить ста…
– А очень просто. Пришли трое с Гороховой, один представился каким-то литературным работником, а остальным и представляться было не надо. Поговорили со мной минут сорок, работник этот в основном, а п…
– Молодец, – сказал он. – Вот именно туда. Как только тебя подхватывает поток сновидений, ты сам становишься его частью, потому что в этом потоке все относительно, все движется и нет ничего такого, з…
Ежась под пристальным взглядом Кавабаты, Сердюк натянул штаны, рубашку и пиджак, принялся было заворачивать вокруг шеи галстук, но потом запутался в его узлах, плюнул и спрятал его в карман.
– Можно, – ответил я, кладя луковицу на стол.
– Ну вот, – сказал я, – ты с Барболиным иди за кулисы. А я на сцену сейчас поднимусь и линию проведу. А как проведу, сигнал дам, и вы тогда выходите. Мы им сейчас покажем музыку революции.
– Нет, Жербунов, – сказал я твердо, – работать не сможешь.
– В натуре, по ошибке, – жалобно сказал второй. – В сауне. Думали, что там Монголоид договор подписывает.
Это было занятно, но все-таки слишком замысловато – Мария предпочла бы, чтобы вместо этой огромной стальной птицы в пустом пространстве между гаражами нашлась самая обычная раскладушка. Но со Шварцен…
– Оформили как суицидально-бродяжнический синдром на фоне белой горячки. Хотя что это такое, никто не знает.
– Ну что же, – сказал Котовский, – согласен. У меня в багаже случайно как раз есть аптечные весы…
– Хочешь – мути, – загадочно сказал Чапаев, – дело молодое. А на «ты» мы с тобой перешли на станции Лозовая, незадолго перед боем.
– Ну а если ты президент, то и мысли у тебя государственные должны быть?
– Так это не кончится никогда, – ответил Володин, морщась и резко выкручивая руль, – если ты сам туда по нормальному придешь, через дверь. А сейчас мы, можешь считать, через форточку лазили. Вот сигн…
Выйдя из штабного вагона, мы пошли в хвост поезда. Происходящее казалось мне все более странным. Несколько вагонов, по которым мы прошли, были темными и казались совершенно пустыми. Свет нигде не гор…
На стене возле кирасы висело несколько разной длины мечей и большой несимметричный лук.
– Прекрасный день, – ответил я, пожимая его руку.
Не знаю, сколько времени я провел наедине с совестью, – в какой-то момент мое внимание привлек монотонный голос Тимура Тимуровича.
– Ну что, – сказал я, берясь за свой стакан, – как говорится, за победу мировой революции!
«Должна же там быть хоть одна умная баба», – подумала она.
– От удара, почему же еще. Непонятно, как я вообще в живых осталась. Я и подумать не могла, что он такой человек.
– Это из моего сна, – ответил я, – точнее сказать, из моего кошмара. Эти странные слова я запомнил совершенно точно. Они были записаны в большой тетради из дома умалишенных, которую я листал в этом с…
– Я, конечно, имею в виду полоски пустоты, оставшиеся от трафарета. Их не составило бы труда закрасить, но тогда эта работа не была бы тем, чем она является сейчас. Именно так. Человек начинает гляде…
– В этом есть какой-то платоновский трагизм, – сказал я задумчиво.
– Вы идиот, – сказала она спокойно. – Вам место в доме для душевнобольных.
– Вот и выходит, что ты от себя побежишь. Понял?
– Отчего-то с самого утра, – сказал он, поднимая на меня ясные глаза, – я думаю о том, что ждет нас за гробовой доской.
– Володин, – сказал он, – а я все-таки понять хочу, кто этот четвертый.
– О чем я думаю? – сказал я, заводя свои руки ей за шею. – О том, что движение к высшей точке счастья в буквальном смысле подобно восхождению на гору…
– Это и есть наш новый комиссар? – спросила она.
– Охае дзеймас, – бодро повторила трубка. – Господин Сердюк?
Сердюк увидел на полу несколько пар деревянной обуви, на вид очень громоздкой и неудобной, – это было что-то вроде высокой колодки с раздваивающейся веревочной лямкой, причем одеть такую колодку можн…
В потертой куртке с капюшоном и резиновых сапогах Кавабата полностью потерял сходство с японцем. Теперь он окончательно стал похож на человека, приехавшего из Ростова-на-Дону – причем мелькали даже д…
– Нет, – сказал Шварценеггер. – Показывают.
– Ты же сам говорил, что все время переть будет.
– Гитлер хайль, – вежливо ответил Сердюк и отвел взгляд.
– А я ведь тебя сначала не понял, Петька. Душу твою не увидел. А ты молодец. Хорошую речь сказал.
– Ум – это лампа, – сказал Котовский. – Была.
– Знаю, товарищ, – сказал я, – но кокаин потом. Вперед.
– Давайте сменим тему, – сказал я. – Где мои рысаки?
– Ничего, – сказал невидимый Шварценеггер. – Скоро кончится.
– О да, – сказал барон. – Если бы все выражались так понятно и по существу. Как это вы пришли к такой отточенности формулировок?
– Кончится тем, что вас троих арестуют, а верховодить начнет этот Фурманов.
– Вон отсюда, – сказал незнакомец, – и очень прошу не оглядываться по дороге. Я плохо это переношу.
– Взаимно, господин генерал, – ответил я, пожимая его сильную сухую ладонь.
– Прогуляемся среди костров, – сказал он, – посмотрим, как наши ребята.
– А что тут удивительного, – ответил Володин. – Одни призраки болеют за «Спартак». Другие за ЦСКА. Почему бы третьим не болеть за «Динамо»?
– Не въезжаю я в твой базар. Ты лучше объясни, что делать надо, чтобы в вечный кайф попасть.
– Вот это она и есть. Только, к сожалению, сюда попадают не только воины, но и всякая шелупонь, которая много стреляла при жизни. Бандиты, убийцы – удивительная бывает мразь. Вот поэтому и приходится…
Возле зеркала на полу валялись тюки, вид которых заставил меня подумать о контрабанде; пахло в комнате кисло, портянками и перегаром, и еще было много пустых бутылок. Я сел за стол.
Кавабата посмотрел на него долгим взглядом, и угол его рта приподнялся в ответной усмешке.
– Так кого мы все-таки ждем? – повторил я свой вопрос.
– Можно. Берите фонарь и вперед по коридору. Комната номер три.
– Что случилось? – испуганно спросила она.
Чапаев дунул на спичку, и картинка пропала; я успел заметить удирающего по коридору котенка и вдруг понял, что видел все это вовсе не на шашке, а только что каким-то непонятным образом был там и мог …
Портьера у входа колыхнулась, и оттуда высунулся человек в канареечном пиджаке, по-прежнему сжимающий в руке телефонную трубку. Он щелкнул пальцами и кивнул на мой столик. Тотчас передо мной вырос по…
– А вот этого не советую. Вам лучше сразу же уйти. Сейчас здесь стрельба начнется.
– Я осмелился просить вас о последней услуге и совершенно не подумал, что никто не окажет ее вам, если я совершу сэппуку первым. Чудовищный позор.
– Надеюсь, что вы скоро полностью оправитесь от ранения, – сказал Котовский и взял со стола один из своих револьверов. Выдвинув барабан вбок, он несколько раз взвел и спустил курок, тихо выругался и …
Между полосами дыма действительно виднелось ярко-голубое небо – нельзя было сказать, что оно особенно близко, но и далеким его назвать тоже было нельзя.
– Меня? – спросил Чапаев. – Никогда. Вот смотри.
– Сегодня вечером все разрешится, – сказал Чапаев и пристально поглядел на меня. – Кстати, раз уж ты выражаешь обеспокоенность этой проблемой, действительно очень досадной, почему бы тебе не принять …
– Правильно, – сказал господин. – Вот именно поэтому и надо думать, как нам обустроить ее так, чтобы этого больше не происходило.
– Благодарю, – сказала она, выпустила вверх узкую струйку дыма и опять замерла. Казалось, в ней происходила какая-то борьба. Я хотел было сказать что-нибудь банальное, просто чтобы завязать разговор,…
– Может быть, я неудачно выразился, – сказал Котовский. – Сказать проще, я думаю о смерти и бессмертии.
– Это почему? – удивленно спросил Володин.
– Успокойтесь, – сказала Анна, – я не собираюсь вас к ней ревновать.
– Видите ли, я не уверен, что сумею вписаться в стилистику такого концерта. Боюсь, что…
Зажегся свет. Я изумленно поглядел на Чапаева, который уже вложил шашку в ножны.
– Ну-ну, не будьте таким официальным. Со мной вы можете вести себя просто. Я ваш друг.
Впрочем, о политике Сердюк размышлял совсем недолго, и скоро его мысли вернулись к прочитанному в метро отрывку.
– Любой. Или давайте возьмем что-нибудь новое. Ну вот, например, такой – совсем не могу представить, что тут можно исказить. Котовский прислал Чапаеву из Парижа красной икры и коньяка. А Чапаев пишет…
Действительно, возле костра происходило что-то странное. Казаки в желтых папахах расселись полукругом, а барон, совсем как хормейстер, встал перед ними и поднял руки.
Наступила тишина, на этот раз надолго. Володин принялся ломать сучья и подбрасывать их в костер. Шурик вынул из кармана плоскую металлическую фляжку с выдавленным контуром статуи Свободы, сделал из н…
«Потому и живут нормально, – подумал он, – что все время про долг помнят. А не бухают без конца, как у нас».
– Прошу вас, – сказал он и буквально потащил Сердюка к россыпи подушек. – Садитесь. Прошу вас, садитесь.
– Не так сразу, – сказал Кавабата, отдергивая бутылку. – Вы первый раз участвуете в этом ритуале, так что позвольте объяснить вам последовательность действий, из которых он состоит, и их значение. Де…
– Дальше я не пойду, – сказал я. – Удачи вам.
– Не помню. Какая еще к черту мадам Малиновская.
– Не этот, – сказал Кавабата. – Заверните вон тот, малый.
– Это нисхождение небесного света, – ответил он. – Разве не видно, что он приходит именно сверху? Там же специально подрисовано.
– На физическом плане в дурдом, а куда на тонком – не знаю даже. Загадка.
– Ну что вы, – сказал я. – Меня просто удивляет, как легко вы соглашаетесь с тем, что эта личность ложная. Вы на самом деле в это верите?
– Но как вы… Каким образом… Это был гипноз?
– В натуре круто, – подтвердил Колян, и на несколько минут разговор опять стих.
– Но ведь тут всего одно место, – сказала она, увидев под стеклянным колпаком кабины спинку сиденья.
Я приподнялся на локте. Видимо, мое движение было для Анны полной неожиданностью – она уронила книгу на пол и растерянно на меня уставилась.
– Бесподобно, – сказал он. – Я никогда не понимал, зачем Богу было являться людям в безобразном человеческом теле. По-моему, гораздо более подходящей формой была бы совершенная мелодия – такая, котор…
– Помню, – сказал голос из паланкина. – А что с ним случилось?
Колян вытянул руку вперед и внимательно на нее поглядел.
Заиграла дикая музыка, похожая на завывание метели в тюремной трубе. Слава Богу, я был уже в забытьи. Сначала меня одолевали тяжелые мысли о происходящем, а потом привиделся короткий кошмар про амери…
– Здравствуйте, барон, – ответил Котовский. – Сердечно рад вас видеть.
Я заметил, что ко мне от костра идет казак в желтой папахе. У него было до того зверское лицо, что на секунду я испугался, но успокоился, заметив у него в руке граненый стакан сине-зеленого стекла.
– Садись на фюзеляж, – сказал Шварценеггер, – там, где кончаются крылья. Не бойся. Представь себе, что это карусель. Представь, что ты сидишь на лошадке.
– Говорите дальше, – сказала она, подняв на секунду взгляд, – но не обижайтесь, если некоторое время я не смогу поддерживать беседу.
Обратная дорога не запомнилась Сердюку совершенно. Он пришел в себя только в той самой комнате, откуда началось их путешествие. Они с Кавабатой сидели на полу и ели лапшу из глубоких чашек. Несмотря …
– Так как вас все-таки зовут? – прищурясь, спросил Чапаев. – Григорий или Петр?
– Во прется чувак, – сказал Колян. – Даже завидно. Ты сколько съел-то?
– Не видите? – сказал он. – А вы посмотрите внимательней.
Чапаев сидел на своем месте с закрытыми глазами, сложив ладони на рукояти упертой в пол шашки. Казалось, он о чем-то глубоко задумался или впал в дрему. Вдруг он открыл глаза и повернул лицо ко мне.
– Слышал, – ответил я, чувствуя, как во мне растет несуразное детское желание вцепиться в край бароновой рясы.
– Объяснить? – недружелюбно спросил Мария. – Ну пойди сюда, объясню.
– А потому, Петька, – слушай меня внимательно – потому что и воск, и самогон могут принять любую форму, но и сами они – всего лишь формы.
– Так, – сказал я и показал пальцем вверх. – Красота.
За этим существующим уже более полувека подлогом несложно увидеть деятельность щедро финансируемых и чрезвычайно активных сил, которые заинтересованы в том, чтобы правда о Чапаеве была как можно доль…
Возле костра сидели два человека. Они были мокрыми, полуголыми и походили на римлян – единственной их одеждой были короткие простыни, обернутые вокруг тел. Оба были вооружены – один наганом, а второй…
Кавабата задумался. Вдруг лицо его помрачнело, словно в голову ему пришла какая-то крайне тяжелая мысль. Он хлопнул ладонью по татами.
За кулисами было так же темно, как и в зале, – похоже, электричество отказало на всем этаже. При моем появлении кто-то кинулся прочь по коридору, споткнулся, упал, но не встал, а затаился в темноте. …
Костер на поляне только начинал разгораться и давал недостаточно света, чтобы рассеять мглу и осветить сидящих вокруг него людей. Они казались просто размытыми призрачными тенями, которые падали на н…
– А теперь представь, что какая-то падла так сделала, что вместо пятисот граммов ты пять продал. Что мы имеем?
Допив шампанское, Котовский встал, спрятал портсигар в карман и поднял подсвечник.
– Не знаю. Первых страниц не хватало – видимо, их выдрали на самокрутки.
– Завтра утром, – сказал он невидимой нянечке, – пожалуйста, сделайте Петру четыре кубика таурепама прямо перед водными процедурами.
– Не помню ничего, – сказал я, ощутив вдруг странное напряжение всех нервов. – Не помню.
Я поднял на него глаза, и он сразу попятился прочь; прежде, чем я нашарил в кармане браунинг, он уже исчез из проема, и три пули, которые я всадил в прямоугольник открытой двери, с ангельским пением …
Чапаев повернулся к коляске, где сидел Котовский, и махнул рукой.
С этими словами он подбросил чернильницу вверх и, когда она отлетела от нас на два примерно метра, выстрелил.
– Вот тут я уже совсем ничего не понимаю.
– Не слышал про такое кафе, – сказал бородатый господин. – Наверно, недавно открылось?
Когда ужин был закончен, башкир убрал со стола тарелки и подал кофе. Чапаев откинулся на спинку стула и закурил сигару. Выражение его лица стало благодушным и немного сонным; поглядев на меня, он улы…
Кавабата утер со лба капли благородного пота.
Выехав за ворота, я повернул коляску налево. Анна сидела рядом, на ее щеках проступал румянец, и она избегала глядеть на меня; мне стало казаться, что она жалеет о происходящем. До леса мы доехали мо…
– А куда вы собираетесь повесить эту диалектику? – спросил я.
– А ты, Арнольд, – ты хотел бы взлететь ввысь?
– Возможно. Но я не об этом. Представьте себе, что застывшие капли, поднимающиеся вверх по лампе, наделены сознанием. В этом случае у них сразу же возникнет проблема самоидентификации.
– Нехорошо быть обманщиком. Как можно продавать то, чего у тебя нет?
– Комната номер три, – повторил охранник, – только цифры там японские. Это где три черточки одна над другой. Ну, знаете – как триграмма «небо».
– Таким образом, налицо серьезный внутренний конфликт. Хочу сразу вас успокоить – с этим сталкиваетесь не вы один. И у меня самого имеется подобная проблема.
Кавабата еще раз подул на лист, затем вложил его в щель факса и принялся набирать какой-то чрезвычайно длинный номер.
– Позволь пальто надеть, – сказал я, лихорадочно думая, могу ли я сказать этому возбужденному собственной низостью человеку хоть что-нибудь способное изменить рисовавшееся развитие событий.
Анна зажала папиросу в зубах, и у нее в руке появилось маленькое круглое зеркальце. Она подняла его вверх на уровень ствола, и, прежде чем я успел понять, что сейчас произойдет, броневик исчез. Это п…
Несколько секунд слова Володина не доходили до меня, а потом я понял, что он хотел сказать. Но из-за умственной вялости, вызванной уколом, они не вызвали во мне никакого отклика.
– Здорово, ребята! – зычно заорал Юнгерн залихватским командирским басом. – Как оно?
Мария опустила глаза. Прямо перед ней из фюзеляжа торчал продолговатый металлический предмет с круглым утолщением на конце – было непонятно, как она не заметила его раньше. Он походил на короткое и у…
– Что же тут говорить, – сказал я, – все предельно ясно.
– Нет, – сказал человек, оборачиваясь, – это самогон.
Видимо, атмосфера сумасшедшего дома рождает в человеке покорность. Никто и не подумал возмутиться или сказать, что невозможно рисовать Аристотеля столько времени подряд. Только Мария пробормотал себе…
Чапаев вздрогнул и испуганно поглядел сначала на меня, а потом на Анну.
– Ничего-ничего, – сказал Мария. – Тебе на гаротту следующему. Послушаем, что у тебя за алкогольный суицид.
– Совсем другое дело, – сказал Кавабата. – А теперь полагается сложить стихи о том, что вы видите вокруг.
В следующий момент веер прозрачных капель врезался мне в лицо – ее бокал был почти полон, и она выплеснула из него шампанское с такой силой, что на секунду я ослеп.
– Сейчас уже старый, – ответил он, – а после войны лучше «Победы» машины в мире не было.
– Более-менее, – сказал я. – И как же вы их расшифровываете?
– Действительно, – сказал я, чувствуя себя полным идиотом. – Просто я опасался, что… Нет, у меня действительно что-то с головой.
– Это, конечно, хуже, – пробормотал он. – Но хорошо, что ты доверяешь мне. Я думаю, мы это уладим… Уладим, уладим… Сейчас звякну Алексею Максимовичу… Руки на голову.
Кавабата пожал плечами и отдал меч продавцу.
– Ладно. Пусть лучший вариант будет. Представь, что он из своей машины вылез, подошел к твоей, и только ты шмалять собрался, глядь…
Подъем кончился – мы выехали на широкое плоскогорье. Далеко на горизонте, за линией пологих холмов, поднимались синие, сиреневые и лиловые выступы гор, а перед ними лежало огромное пространство, покр…
Мария от неожиданности вздрогнула. Таких слов она не ждала, и Шварценеггер, видимо, понял это сразу. А дальше произошло нечто странное – или, может быть, не произошло на самом деле, а только почудило…
Шварценеггер определенно знал, куда он ведет Марию. Они обогнули маленькую детскую площадку с качелями и нырнули в лабиринт узких проходов между ржавыми гаражами. Мария со сладким ужасом подумала, чт…
Но Шварценеггер уже был в кабине – залез он удивительно быстро и ловко, и Мария подумала, что это наверняка монтаж или комбинированные съемки. Высунув голову из кабины, он улыбнулся и показал ей коль…
– Поговорите лучше с Чапаевым, – заключил он. – Он любит про это рассказывать. Главное, что существенно – что с той самой секунды горит этот огонь милосердия ко всем живым существам, огонь, который д…
– Мария, Мария, – повторил он с явным неудовольствием. – Такое имя. Знаете, был такой писатель – Эрих Мария Ремарк? Меня в честь него назвали.
Жербунов недоверчиво хмыкнул, а у Барболина на лице на миг отобразилось одно из тех чувств, которые так любили запечатлевать русские художники девятнадцатого века, создавая народные типы, – что вот е…
– Ну ладно, – сказал охранник. – Пропуск.
– Так ты подумай – этот бандит, может быть, десять человек убил, чтобы такую машину себе купить. Так что же, эти десять человек зря жизни свои отдали, если это иллюзия? Что молчишь? Чувствуешь, чем д…
– О, – сказал я, – милый мой, я уже давным-давно этому не удивляюсь.
– Я же говорю, никак. Пока ты что-то как-то делаешь, ты все время или прокурор, или адвокат. А тут ничего и никак не надо делать, понял?
Штабс-капитан отдернул руку от кобуры и оглянулся на своего компаньона, полного молодого человека с багровым от жары лицом, который внимательно следил за нашим разговором.
Она кивнула. Достав папиросы, я положил их на стол перед ней, поставил рядом блюдечко, служившее мне пепельницей, и зажег спичку.
– «Седьмое июня. Белые оттеснили нас. Восьмое июня. Пришел лесник и всех прогнал».
– Дождитесь Чапаева, – сказала Анна. – Он все объяснит.
– А тут – как вставит, так уже не отпустит никогда. И никакой бабы не надо будет, ни на какую хавку не пробьет. Ни отходняка не будет, ни ломки. Только будешь молиться, чтоб перло и перло. Понял?
Он еще раз дунул на еле заметный голубоватый огонек, и пламя вспыхнуло с прежней силой. Барон несколько секунд пристально глядел в него, сощурив глаза.
– Не вполне понимаю, – сказал я с облегчением, – но, впрочем, извольте.
– Воска нет, – сказал я. – А самогона еще полбутылки.
– Послушайте, – сказал я, незаметно запуская руку в карман и берясь за рукоять пистолета, – вы, право же, преувеличиваете. Я не имел чести быть знакомым с вашей невестой. Никаких мнений на ее счет у …
Когда Шварценеггер остановился, она открыла глаза и увидела, что дыма вокруг почти не осталось. Они стояли на незнакомой улице, между старых домов, облицованных гранитом. Улица была пустынной, только…
– Именно, – сказал Котовский. – Тогда он бессмертен. Но весь фокус в том, что воску очень сложно понять, что он воск. Осознать свою изначальную природу практически невозможно. Как заметить то, что с …
– Ну и понятно, – долетали до меня отдельные слова, – все вдребезги… Сначала вместе с трупами засекретили, а потом смотрим – шевелится… Потрясение, конечно, сильнейшее.
– Знаете что, Анна, – сказал я быстро, – вы ведь обожаете кататься? Я отыграл у Котовского рысаков. Тут, в усадьбе, неловко – так что давайте сегодня вечером, как стемнеет, уедем за город!