Мои руки и ноги были пристегнуты ремнями к креслу, а голова лежала на маленькой клеенчатой подушке.
– Какой красивый рисунок, – сказал Сердюк. – Даже, знаете, песню одну вспомнил, про журавлей. Как там было-то… И в их строю есть промежуток малый – быть может, это место для меня…
– Котовский понял, что формы нет. Но вот что воска нет, он не понял.
– А еще был такой Райнер Мария Рильке. Тоже не слыхали?
От слов Кавабаты на Сердюка повеяло чем-то мрачным, но он не придал этому значения, подумав, что Кавабата вряд ли знает о том, что песня эта – о душах убитых солдат.
– Хорошо, – сказал Володин, – а ты его как, прямо в машине валить будешь, издалека, или выйти дашь?