Все цитаты из книги «Невеста»
– Как помню твой запах… и вкус тоже… и то, что у тебя здесь ямочки.
– Ее можно настроить на определенный образец… – Крайт не спешил подниматься. – Она очень чувствительная… даже на большой территории. А если зону поиска ограничить, то чувствительность возрастает.
– Я вернусь, – зачем-то повторила я и, не устояв, коснулась светлой макушки, а Оден, вместо того чтобы отшатнуться, все-таки он не настолько же собака, – потянулся за этой нечаянной лаской.
– Домашнее платье… для первой половины дня. Если в светлых тонах…
Мы оба знаем, что это неправда. Против реального противника Оден не выстоит, потому что танец и война – совсем разные вещи. А палка – отнюдь не боевое копье. Поединок не будет честным – подобные сгин…
Нет, с хуторянами я всегда умела договориться. Перспектива работы заставила покинуть уютный и согретый солнышком сук.
А грибница беззвучно осыпалась прахом, и стало чуть легче. Еще немного полежу и к воде выберусь, у воды мне отойти будет легче.
Что ж, неважно, как именно погиб Атрум из рода Лунного Железа, виновный уже назначен.
А она расчесывала волосы черепаховым гребнем, сплетала в косицы и вымачивала их в особом патентованном средстве на основе пчелиного воска. От этого средства волосы становились тяжелыми и мокрыми, а л…
Получит власть, едва ли не высшую, а возможно, и высшую: Стальной Король был предельно откровенен.
Я вообще не уверена, что это мое отражение. Протягиваю руку, касаясь стекла и собственных пальцев по ту его сторону. Сквозь шелковую перчатку прикосновения не ощутить, и это меня пугает.
– А ты попробуй. Кого боишься? Я ведь чувствую, что боишься… не этих сегодня. А раньше. Точнее, давно… когда это началось?
Не нравилось мне это место. Было в нем что-то неуловимо неправильное, заставляющее меня пятиться от края поляны.
Рванулась. Зашипела. Выбросила руку, готовая впиться в лицо острыми когтями. И живое железо, отзываясь, выпустило иглы.
– Я знаю, как сильно вы заняты. Да и вопрос, в сущности, пустяковый.
Приятное? Пожалуй, он прав, в этом нет красоты, но… эхо чужой силы оглушает, словно сама земля подымается на его зов. Я узнаю фигуры из старого тренировочного зала, куда Брокк все-таки заглядывает, п…
Шеи коснулся холодный металл. И Оден, зарычав, бросился на врага.
Никто не знает. Но поговаривали, что она – ровесница самой королевы Мэб. И уж точно в состоянии удержать силу. А я… пары грозовых разрядов хватило, чтобы засиять.
– Ты умираешь. Ты ведь знаешь, что осталось не так долго… Сколько? Месяц? Два? Или меньше? Вдруг уже завтра? Или, наоборот, протянешь дольше… год или даже десять? – Ее ладонь ложится на грудь, выдавл…
Виттар замолчал, зная, что королю нужно несколько минут тишины. Он поднялся и наполнил бокалы темным тяжелым вином. Сделав по глотку из обоих, протянул собеседнику.
Она упорно отказывалась говорить о войне, уходя от осторожных вопросов, скрываясь за собственными щитами. И Оден не имеет права их трогать.
Он слушал меня внимательно. И шел, слава лозе первозданной. Неловко, так, как ходят калеки или люди, слишком долго лишенные движения. А я думала, что даже сейчас он способен меня убить одним ударом л…
И уже в доме, в комнате, которая показалась Торе достаточно целой, чтобы провести в ней остаток вечера и ночь, вновь потерялся. Встал у окна, закрыл глаза и стоял, слушая надрывный громкий вой.
И вылизывать тем более не надо. Я пытаюсь уползти, но Оден прижимает когтистой лапой. Он заботлив и дотошен, укладывает шерстинку к шерстинке.
– Ты так искренне доказывал, что там она лишняя… тебе ведь хочется, чтобы она оказалась там лишней, правда? – Узкие пальчики королевской ножки зажимают лиловое соцветие и тянут, обрывая мягкие нежные…
– Я все делаю правильно. – Эйо вздыхала. – Наверное, правильно.
Но я не умею долго обижаться, особенно когда Брокк рядом.
Оттого и смотрят на Крайта искоса, а когда снисходят до того, чтобы заметить, дело заканчивается дракой. И бестолочь эта не понимает, что любая из схваток может последней оказаться. Его унижали. Кале…
Мы больше не связаны ритуалом, но меж тем куда более несвободны друг от друга, нежели прежде. И я согреваюсь его теплом.
Стая пришла с запада. Их след взяли от реки, но там же потеряли: вода размывала берега, стирая и запахи, и отпечатки лап. Пройти удалось пять миль, а после река распалась на десятки рукавов, которые …
– Чтобы забрать все, до капли. На поле выплеснуть. Или… еще куда-нибудь. В храме умели сохранять силу. Я подсмотрела ритуал, который настоящий. Это очень страшно… Ниору готовили, как на свадьбу. Мы в…
Ребра мои зажили, и рука подозрительно быстро вернула утраченную подвижность. О полученной травме напоминал лишь приятный, зеленовато-желтый окрас кожи. И если позавчера я еще сомневалась, выдержу ли…
– Оден тебе понравится. Раньше… точно понравился бы, а теперь и не знаю. Он… очень странный, но так бывает, понимаешь? – Виттар гладил волосы, он говорил, словно бы извиняясь за то, что Торе предстои…
Но Хильда не одобрила бы слез: мужчины их не любят.
Запах вереска и меда, сшитый серебряной нитью.
Вот дверь на стальных петлях. За ней – охрана, которой полагалось бы скрутить Виттара, но Стальной Король или не позвал, или отправил охрану прочь. Панели из темного дуба. И куполообразный потолок. М…
Четверо погибших… или скорее шестеро. Турвор увел за собой охоту. Вайно не сумел выйти к точке возврата вовремя. Виттар позаботится об их семьях, но этого мало.
И не только. Возможно, этим отчислением ректор пытался перерубить нить, что удерживала студента в городе. Переезд мог бы спасти мальчишку.
Из ран на груди сочилась кровь, на сей раз пахла она кровью, а не виноградом.
– Как долго… меня не было? – В старом доме ко мне возвращаются силы. Их не хватит, чтобы сидеть или, паче того, подняться с постели, но я могу лежать и смотреть на брата.
И еще горячую кашу из какой-то крупы… толика жира. Шершавые края котелка. А вечером – заяц.
Любимое место Виттара, вечно с книгой прятался. Точнее, думал, что прячется, а на самом деле все знали, где его искать.
Партия, застывшая в равновесии… как надолго? С кем играл Стальной Король?
– Пей хоть все, молока у нас вдосталь. – Хозяйка смотрит внимательно, но я не чувствую в ней злости, скорее некую снисходительность. – И сметанка имеется. И творожок…
Людей в форме много, но не меньше и тех, кто подтягивался к Гримхольду, в надежде просочиться на запертые тропы, провести по ним караван с живым грузом или же с редкими товарами, что сулят немалую пр…
Согласиться? И что дальше? Они ведь не остановятся теперь, что бы я ни сказала, не остановятся.
– Не бойся. – Теплые ладони легли на плечи, кончики пальцев касались ключиц. – Обопрись на меня. Все хорошо…
Он искренне верит в это и не спешит присаживаться. Раскачивается, переступая с ноги на ногу, и движения эти лишены плавности. Оден дергает то левым плечом, то правым.
Отпустят. Его – несомненно, а вот я – другое дело.
– Спонтанные решения редко бывают разумными.
– Они боятся, что я стану мстить. – Сумки я обнаружила неподалеку. И еще корзинку с куриными яйцами.
– Я готов возместить вам ущерб, предоставив другую девушку… Ртуть – большой род… – У Кагона найдется с полдюжины племянниц подходящего возраста. – У вас будет выбор. Моей дочери исполнилось шестнадца…
Целует он жадно, прикусывает губу и тут же, словно в попытке извиниться за грубость, становится нежен. Вдавливает Тору собственным весом в кровать, моментально отстраняется, заводит руки за голову, о…
Оден ждет, с трудом удерживаясь от того, чтобы не заглянуть за плечо, фыркает и вздыхает.
Позволил удержаться на краю после того, как крепость Гримхольд пала. И позже, когда стало ясно, что Оден жив, и все четыре с половиной года. И допустить срыв именно сейчас?
– Я допускаю, что не смогу жить где-то еще и вернусь. Но я должен попробовать.
В ведре ответ точно не сыщется. Разрушив водяное зеркало прикосновением, я умылась, стряхивая остатки сна, и напилась. Вода в Долине была сладкой, с металлическим привкусом, который долго оставался н…
– Даргету из Ртути предложили место консула при посольстве, он согласился. Переехал с семьей на побережье…
Очередным чудом – слюдяные кубы с испариной на внутренних стенках. Запертый в них жар неощутим, а растущие кристаллы не видны, но брат обещает, что очень скоро можно будет снять крышку, и тогда я соб…
– С этого дня территория Академии закрыта для посторонних. Для всех посторонних… – Виттар пришлет своих людей, которые проследят, чтобы запрет исполнялся. – Это временная мера, связанная… сами придум…
– Кто погиб? – Оден был настойчив, даже назойлив настолько, что мне захотелось его ударить. Какое ему дело, кто у меня погиб? Но я заставила себя вернуться к работе.
А первые капли коснулись земли. Нежно, лаская…
Тогда и шестью месяцами позже, в первом бою, когда стоял на скользком берегу реки, вжимаясь во влажный ил… Наплывал туман. С мерзким звуком рассыпалась земля, выпуская ловчие плети. Беззвучно развора…
Из тех самых мальчишек, которых Оден учил. И должен был сберечь, но вместо этого заставил держаться, пока пробивалась к поверхности лютая дикая жила.
Все же Эйо в последний момент попыталась его оттолкнуть, уперлась ладошками в плечо, вытянулась струной… поздно.
Ведь Тора помнит, что было раньше? Всего-то две недели прошло.
Значит, уж точно больше двух. И мне следовало бы самой подумать, что не все плоды прорастают.
А Тора вспомнила, где слышала прежде этот утробный рокот, что доносился из-под земли: в Каменном логе. Так звучали молодые жилы, прорываясь к поверхности.
Стена. Высокая с виду. И никакого винограда, да и я вряд ли смогла бы вскарабкаться по нему. Низкое строение караулки. Сторожевые башенки, от которых, правда, толку нет: вряд ли охрана способна увиде…
Ее рассказ, когда действительно захотелось рявкнуть, чтобы заткнулась и не смела лгать.
Утомленная игрой, я возвращала человеческий облик, ложилась, прижимаясь к золотому боку, засыпала совершенно счастливой. Сквозь сон слышала, как поют родники, и водяные, и огненные. Просыпалась и вно…
– Чувствую, что наша беседа несколько затянулась.
Серый волкодав все же решается: он заходит сбоку и нападает, норовя ударить Крайта грудью в плечо. Клацают клыки. И песий рык переходит в скулеж.
– Сожалею, что по моей вине вы попали в крайне неловкое положение. И полагаю, исключительно врожденное благородство… – Кагон умел говорить, и это умение приносило ему пользы ничуть не меньше, чем сил…
– Доброе утро. – Райгрэ всегда целовал ее в макушку, и если сперва Тора не понимала зачем, то сейчас просто привыкла.
Ей и нравилось, и в то же время было неуютно.
Дома различались по цвету. Их возводили из необструганных досок, которые быстро теряли исконный светло-золотистый окрас. Чем старше строение, тем более темными были его стены.
Но Стальной Король ждет продолжения рассказа.
– Переоденься во что-нибудь приличное, – велел Виттар.
И не сумел совладать с собственными желаниями. Они дорого обошлись мальчишке.
Начала еще в городе, но там было проще: в толпе легко затеряться, а здесь же люди следили за своим добром. Но у меня получалось. Всю зиму я оттачивала мастерство, пробираясь от одной деревеньки к дру…
Сдернув флягу, Виттар открутил крышку и, попробовав воду на вкус, сплюнул: теплая. Вылил на голову, отряхнулся. Нельзя было с ним так разговаривать, только слов не вернешь, а мертвецов не воскресишь.
– Снова и снова… – Туман говорит со мной голосом Матери-жрицы. – Ты отдала ему все.
Торхилд поняла, в чем дело, лишь переступив порог комнаты.
Обычное дело, как она сказала, и ничего не стала объяснять, но мне почему-то показалось, что тот ее первый брак, от которого остались Брокк и парадный портрет в семейной галерее, оказался не слишком-…
– Плохой сон? – Оден так меня и не выпустил.
– Цела… – Дрожащие пальцы Виттара гладили щеку. – Цела… хотя бы ты… не смотри на него.
Который Оден сделал, не представляя, что выбирает.
– Примите это как данность. Потом пройдет.
То, что с братом не все ладно, Виттар понял сразу.
– Если бы не запах, я бы тебя не узнал. – Брат первым нарушает молчание, хотя оно и не тягостное вовсе.
Мне следовало быть немного более внимательной.
Лицензия и два браслета из королевской стали. Замена, которая заставляет остро ощущать собственную неполноценность. Но хотя бы не кольца, которыми люди обменивались.
– Эта девочка, она ведь похожа на меня, правда? Ах да, ты не видишь. Но когда-нибудь зрение вернется. И что ты тогда будешь делать?
– Здесь я стану мешать? – Она смотрит не на глаза, на руки, на золотую лозу и гроздья железного винограда.
Райгрэ молчал. Вряд ли его очаровала опера, скорее уж он вновь погрузился в собственные мысли, и самым разумным было не мешать. Молчание затянулось до самого дома, и лишь поднявшись на второй этаж, р…
Женится? Это хорошо. И чем скорее, тем лучше.
Но с Брокком мы виделись часто, все же воздушный мост – его детище.
Я не могу умереть сейчас. Тем более от какой-то там лихорадки… у меня есть брат, дракон и дом. Их нельзя бросать. Но однажды – я не знаю, сколько прошло времени, – наступил день, когда я просто не см…
Он обвил хвостом лапы и запел. Сначала низко, утробно, но с каждой секундой – все выше. Голос его пробирал Тору, завораживал, манил подойти ближе. Она сделала шаг… а потом еще один. И, оказавшись вдр…
Я всегда была чересчур любопытной. Наверное, поэтому еще жива.
– Могу… Например, поставить метку, которая привлечет волков со всей округи. Или попросить воду уйти. Или, напротив, вывести мертвый родник в их колодцы. Или еще что-нибудь сделать. – Правда, сил на э…
Следующий порыв ветра заставляет его отпрянуть.
Почему-то сейчас райгрэ не выглядел ужасным. Напротив, он был очень красивым… особенно чешуя. Плотная. Крепкая. И переливается. Тора вытянула шею и нерешительно поднялась. Ее еще немного покачивало, …
– Он вовсе не такой грозный, каким хочет казаться. Когда я пропал, на него многое свалилось. Виттару пришлось доказывать, что он способен управиться с делами рода. Еще и война… и службу вынужден был …
– Потом, – король вытер лицо влажной ладонью, – когда твой брат вернет себе способность мыслить здраво…
И заставляла себя ждать: пусть те, кто вышел на охоту, устанут первыми.
– Вот. – Я провела его пальцами по краю котелка. – Только осторожно, горячее пока. Подожди, пусть остынет немного.
Вино из ягод тимминики, единственное, которое король признавал, было горьким. Когда-то эта горечь сумела спрятать яд, и покушение, одно из многих, едва не увенчалось успехом. С тех пор рядом с правит…
Он подымался по лестнице, насвистывая веселую песенку, которая засела в голове еще с лихих, довоенных времен. И чувствовал себя превосходно.
Записная книжка, исчерканная, изрисованная.
И запах масла ощутила загодя. Заставила убирать… тех ли, кто лил? Других ли?
И гулкий рокочущий бас Гаррада убаюкивал.
Что ж, теперь Виттар получил ответ. И его тошнило от этого знания.
Хильда умеет держать лицо и уж точно не испугается такой мелочи, как отпертая дверь, коридор или даже улица. Чужие взгляды. Ей они даже нравятся, потому что Хильда знает – она красива. Это ли не глав…
– Второй? – Голос короля звучал ровно, равнодушно даже.
– Не устала, но… не хочется. Извини. Лучше расскажи, что нового слышно.
В светлых глазах пса не было и тени безумия.
– Ты не подпускаешь других, потому что не доверяешь. Думаешь, что они хотят ее… убить.
– Мы выберем дом, такой, который тебе понравится.
– Толпа… – Десятник не без труда освободился от шкуры, в которой застряло с полдюжины арбалетных болтов. – Мы прямо на них… или они на нас.
На шее тяжесть рубинового ожерелья – чем не ошейник? Красивый. Тяжелый. Камни тускло мерцают, окрашивая алмазные россыпи розовым.
Записка, оставленная для Брокка. Я знаю, что он поймет. И обещаю вернуться, потому что он мне тоже нужен, и не меньше, чем Оден. Иначе только.
– Успокойся. Ей твое одобрение точно ни к чему.
Крайт, завороженный было балеринами, вдруг дернулся, как от пощечины.
Мы и чувствовали, обживались, пускали корни в местную неторопливую жизнь, верили, что уж она-то – настоящая. Но однажды я увидела больше, чем следовало.
Полотенце отправилось на перила, эти хотя бы целыми были. А те, которые на первом этаже, менять придется… и паркет тоже. Сиальские вазы двухсотлетней давности, из маминого приданого, Виттар вряд ли н…
Не знаю. Я плохо разбираюсь в картах. Но вижу пятна серных источников. И Лосиную Гриву. И… и штриховка – это луга…
– Вы не могли бы… – Жест не остался незамеченным.
– Мне нужно было добраться до поместья. Предупредить. И попытаться перехватить этих… – Он проглатывает ругательство. И только рука, лежащая на моем животе, сжимается в кулак. – Но могло получиться та…
– Альвы же в первую очередь упоминают реки, озера, ручьи, родники. Пишут о том, какие леса растут. У них есть исконные, живые, и еще те, что просто слышать могут. Про землю тоже, забирает она или отд…
И те, что приходят по ночам, не посмеют потревожить покой райгрэ.
Для нее ведь не существовало запретов и дверей. Макэйо уверял, будто бы венценосная его сестра не вернется, что она поклялась не вредить Торе, но оба знали, чего стоят ее клятвы.
В надежде, что там, в деревне, все слишком увлечены свадьбой, чтобы обращать внимание на окраины. Лес молчал, в кои-то веки не чиня препятствий. Напротив, казалось, он сам подкладывал тропинку под но…
Во взгляде его читалось то, что Гаррад не решился бы озвучить: Оден не воевал.
– Ну наконец-то, я уже собирался всех выгнать, – сказал он, подымаясь навстречу Торе. – Иди сюда.
Он не отпускал. Разглядывал, поворачивая ее голову то вправо, то влево.
– Дюжина… возможно, больше. Действительно опасен один, но его будут ждать ловцы.
Ее слишком легко напугать, пусть Тора и старательно пытается этот испуг спрятать.
Год за годом. Битва за битвой. Удар за ударом… сколько было? Вся жизнь до крепости Гримхольд и той ночи, когда дети лозы перешли реку. Туман предрассветный и зыбкие тени, неразличимые глазом. Запах т…
Скрепляли локоны шпильками. Поливали особыми патентованными средствами…
Алая дорожка. Собственные шаги не слышны, да и вовсе тишина стоит, свадьбам несвойственная. За Оденом наблюдают, как наблюдают за домом, садом… внешним периметром.
– Сколько раз он ранил тебя? Его обещания – чего они стоят, Эйо?
У него и ногти отрастать начали, такие тоненькие мягкие пластины поверх розовой кожи.
– Мне хотелось, чтобы ты понял, почему я поступил так, как поступил. – Король оперся на трость, с трудом удерживая равновесие. – Мне жаль, что пришлось причинить боль тебе и твоему брату, но…
Еще есть печатный шар первой громоздкой модели. Он возвышается над столом, словно бронзовый гриб, шляпка которого щетинится иглами букв. И я печатаю, с трудом нажимая на тугие клавиши.
С женщиной стоило встретиться. Возможно, она знает что-то о девушке с последнего наброска. Или о старых пожелтевших синяках. Почему-то Виттару казалось, что эти два элемента взаимосвязаны.
Но захочет ли защищать и дальше? Он определенно ценит Тору, если делит с ней не только кровать, но и сами свои комнаты. А в те дни, когда девушке все же пришлось уйти в одну из гостевых спален, был к…
Шелестящий мертвый голос. Губы синие. И круги под глазами залегли.
Потом стало совсем плохо. Работы почти не было, зато появился слух, что вот-вот подпишут приказ о ликвидации. И пайки, без того урезанные до минимума, вскоре вообще отменят.
Не надо его трогать, но я не удержалась. А он вдруг сгреб меня в охапку и опрокинул на листья. Сам сверху навис.
То есть никакой золотой чешуи и прочих красот.
– Я все ем, – довольно-таки мрачно ответил райгрэ и поднялся.
И вторая, парная, лежавшая в футляре. И еще браслет…
Тора нежно лизнула кровящую полосу. Ей жаль, что так получилось.
Его речь была плавной, неторопливой, убаюкивающей.
И Тора знала: золотой пес не подпустит Виттара. Сегодня. Завтра… целую вечность, которую следовало прервать. Дождавшись, когда муж уйдет, Тора выбралась из кровати. Быстро оделась и тенью выскользнул…
Пожалуй, Виттар поспешил с выводами: опытные девицы к подобным договорам относились с предубеждением. Значит, первый опыт… неудачный, судя по всему.
В Академии пришлось задержаться надолго, а дома Виттара ждали приглашение и записка: Стальной Король будет рад принять его, но завтра. Перед балом.
Не райгрэ, но по силе мог бы стать. Возможно, он и согласился уйти в Долину, рассчитывая, что если не ему, то его сыну будет позволено взять собственную жилу. По эту сторону гор хватало свободных зем…
Но кем-то, кто имеет такое же право жить, как и прочие.
Как-то неловко о таком рассказывать, тем более что звучит ужасно. У псов другие правила. И мама до последнего пыталась им следовать. Мне же было интересно, о чем говорят, хотя из разговоров этих я и …
Полчаса – и мышцы ломит. Час – и кажется, что вот-вот их судорогой сведет. Два… и стоит опустить подбородок, как острые зубья впиваются в кожу. Кажется, на третьем мне стало все равно.
Кагон из рода Темной Ртути соизволил прибыть вовремя. Он появился на пороге дома в сопровождении четверых сородичей, которых взял скорее из желания подчеркнуть свой статус, нежели из недоверия к хозя…
Исключений не будет ни для кого, слишком уж дорого они обходятся, но предчувствие мерзостное.
– Виттар будет возражать. Он… сильно изменился. Или я? Или мы оба? Или весь мир сразу? Я не понимаю, Эйо.
Она покачала головой и коснулась уха: не слышит.
Он пытался заговорить с охраной, которой лишь прибавилось, но та не отвечала и делала вид, что не слышит Одена.
…превращение было бы истолковано как вызов. А вызов приравнен к покушению.
Либо же все было иначе. Именно его провоцировали безнаказанностью? Двусмысленными шутками и, возможно, эскизами из числа тех, что отсутствуют в альбоме.
– Все будет хорошо, Хвостик, – обещает Брокк и, плюнув на правила и приличия, обнимает меня. – Все будет хорошо…
– Это хорошо… а вот с театром мысль была неудачной. Не надо больше таких эскапад. Я рад, что тебе понравилась девушка, но… ты выбрал неподходящее время, чтобы рассказать об этом.
Вот сам бы и ел. Виттар всегда подозревал, что докторами движет подспудное желание поиздеваться над теми, кто попал в безвыходную ситуацию.
Торхилд из рода Темной Ртути держалась в тени и вид имела такой, словно пороть собирались ее. Высокая. Худая, но не сказать, чтобы изможденная, скорее уж родовое качество, как и некая плавность линий…
– От тебя пахнет иначе. – Он ходил по пятам, позабыв обо всем, кроме меня. День. Второй. И третий. – Извини, но… если бы ты знала, как от тебя пахнет…
Розы в парке почти отцвели, но лужайки останутся зелеными до первого снега. О ночах, которые станут длиннее, и гаснущем солнце.
Вымертвень добирается до самого локтя, но я держусь, утешаю, уговариваю забыть о боли, обиде… простить. Глотаю прожитые годы, когда землю заставляли отдавать.
– Ну покатай… покатай, пожалуйста… ну чего тебе стоит…
Тора пробовала, дома и потом на побережье, но живого железа в ней было слишком мало, а жилы – далеко.
То есть меня? Какое ужасное преступление.
Остаться и рискнуть. И что мне выбрать? Я думаю… и не могу придумать.
– Забирался в постель к брату. Почему-то казалось, что если он рядом, то со мной ничего не случится. И видишь, не случилось.
Но перстень молчал. А Кагон продолжал вывязывать речь, слово к слову, петля к петле.
Брокк, прервав бой с невидимым противником, обернулся. Так резко. Зло. Как будто я была врагом.
На рассвете, который научился ощущать так же, как ощущал закат или полдень. Эйо спала. Забралась под руку, прижалась к груди и еще вцепилась, точно боясь, что он вдруг встанет и уйдет.
А вот шесть родинок на щеке – от высших. Кто и когда подгулять успел? Но главное, что давно, поколения с три назад, поскольку вымылись, поблекли, и Кагон подкрашивает их, пытаясь выделиться.
Торе очень хотелось верить. Тем более что Хильды не было.
Война, начавшись у Грозового Перевала, должна была завершиться там же. Путь был заперт в обе стороны, но, выходит, его открыли и война перешла на земли детей лозы?
Но ответить не успеваю, вновь проваливаюсь в вязкий сон. Но даже сквозь него ощущаю близость Одена. Он бродит по комнате, останавливается у окна. Шторы всегда задернуты плотно, они не хотят, чтобы мн…
Ложь. Ни у кого нет ни времени, ни свободы. Слишком многое поставлено на карту.
И болезни обошли городок стороной, впрочем, как и дороги, по которым расползались беженцы и крысы. А что до остального, то статуя королевы Мэб, что возвышалась ныне перед дворцом бургомистра, сменитс…
– А по весне тебе надоест мотаться, и ты построишь дом. Небольшой, для двоих… и вереск зацветет. Ты говорил, что здесь много вереска…
– Я… скоро, золотце. – Виттар поправил съехавший плед и повторил: – Я скоро…
– Господин Крегг, – представляется он, касаясь банта кончиками пальцев. Полные, пухлые, обманчиво мягкие, способны ли они причинить боль? – Эйо, расскажи мне все, начиная… – Он делает вид, что задумы…
Я водила мизинцем от родинки к родинке, и пес успокаивался, чернота внутри оседала. Нет, нельзя ее оставлять.
До лужайки пятьдесят шагов. По прямой, которую прочертит красная ковровая дорожка.
– Ты не спеши, деточка. – Господин Крегг расправил лист и вернул в папку. – Подумай хорошенько… день или два… а там мы дальше поговорим. Ладненько? Только уж будь добра, реши, как говорить станем, ка…
– Ты обещал, что я сам себе невесту выберу.
Я тоже устала молчать. Наверное, в город вышла именно по этой причине – желая убедиться, что не совсем еще одичала, помню человеческую речь.
– Я… уже ухожу. – Она не представляла, куда идти и чем заняться, чтобы заглушить неприятное, щемящее чувство тоски. – Я не буду мешать.
Серый кобель вылетает на берег, вертится, словно пытаясь поймать собственную тень. Из пасти падают клочья пены. Бока ходуном ходят. И костистый хвост мотается из стороны в сторону так, словно вот-вот…
Вот только Камень понимает лишь простые клятвы.
– Слухи надо просто переждать, Эйо. – Железные пальцы гладили волосы. – Рано или поздно от вас отстанут, но до этого времени ему нужна будет поддержка.
Раздевшись, я нырнула в черную воду с головой.
Надеюсь, жив. Возможно, и отцовская лавка уцелела… и теперь уже он, мой приятель, стоит за прилавком, засунув большие пальцы под ремень…
– Ты говорила, что живешь в каждом из своих детей. Дай ей силы. Она выживет. Просто дай ей силы.
Я и так чересчур доверчивой была, за что и поплатилась.
С сединой в светлых волосах? Ее почти не видно. А ранние морщины его ничуть не портят. Он красив и все-таки похож на маму. Мне хочется так думать. И разглядывать немного неловко, но Брокк так же жадн…
– Спокойно, я просто не хочу, чтобы ты замерзла.
– И яда нет. Проверял… не только этот доктор. – Виттар по-прежнему недоверчив.
– Я помню. Ты помогаешь. Не выживу. Не трону.
Виттар поднял потрепанный томик, кажется, в нем речь шла о методах управления жилой.
След, чтобы яркий и по земле. Погоня. Бег, который закончится схваткой. И скрежет когтей по стальной броне. Визг добычи. Треск плоти в тисках челюстей.
– Ты все-таки решился, – сказала она. – И убивать не стал… добрый?
Города меняются медленней, чем люди. И этот остался прежним. Черная река рассекала его надвое, но половины тянулись друг к другу, перекидывая костяные руки мостов, выстраивая нити паромов и лодок. Од…
В моих кошмарах она пыталась откупиться черными алмазами. Но я-то знала, откуда они берутся.
– И, Виттар, ты нужен мне здесь. – Король дернул кружевную манжету, пытаясь прикрыть пятно. Надо полагать, уже вечером он вспомнит о старой привычке и перчатках из тонкой лайки.
Стены. Запахи. Свет и снова запахи. Так много, что голова идет кругом. И Торхилд чихает, пытаясь справиться с собой же.
И понял же. Попытался подняться, но не успел. Даже если бы успел, далеко не ушел бы, хотя, конечно, когда бегут – веселее, больше похоже на охоту. Альв вытянул руки в тщетной надежде оттолкнуть желез…
На сей раз по пробуждении он обнаружил, что доктор исчез, правда, как выяснилось, ненадолго. Зато у постели сидела Тора, и уже ради этого стоило проснуться.
А Торхилд, изредка отвлекаясь, почесывала кончик носа ноготком. И забывала, что надо бояться.
– Так лучше. Мы же не хотим никого разбудить, правильно?
– Думаешь, мне что-то от тебя нужно? – поинтересовалась старуха, и мизинец соскользнул с кружевного плетения оправы.
Рубашка сползала сверху, а его рука каким-то чудом забралась под нее снизу.
– Осмотрись. Скажи, что здесь изменилось за год?
– …отошли куда-нибудь. Сделай любовницей.
Когда райгрэ все-таки соизволил подняться и выйти, та выдохнула с явным облегчением.
– Мне нужно время… – Он поймет. Когда-то он сам просил меня о времени. О передышке. – Много всего произошло и… продолжает происходить. Я не сбегу. Я просто хочу во всем разобраться.
А этот упрямец качает головой. Пить он хочет, но думает, что воды мало и мне она нужней.
– Мы постараемся не попадаться на глаза ее величеству, – спокойно ответил райгрэ. – Думаю, это будет несложно. Желающих засвидетельствовать свое почтение ее величеству хватит.
Надо же, а я и не думала, что он тогда был в состоянии понимать что-либо. Пес же вновь повернулся к котелку. Зачерпнул варево. Подул. Попробовал.
Изуродованный, рожденный его больным разумом, который выплескивает воспоминания. Разум заставляет тело верить в то, что пыточная вернулась.
Прямого его взгляда Торхилд избегает, как и взглядов вовсе. В его присутствии она старается вести себя как можно тише, незаметней. В его отсутствие… Виттару не нравится отсутствовать долго.
– Но леса-то остались, – закономерно возразил Крайт.
Он самый высокий и самый красивый. Он станет вожаком, уже мог бы стать, но говорит, что пусть скучными делами дед занимается. Вот когда дед устанет…
Принюхался. Нет, дорогой, ты пока не услышишь. Гроза где-то далеко, я чувствую ее приближение через землю и ветер, через замершую реку, которая желала бы напиться. Через опасения старого вяза, под ко…
Камнепады. Серые кляксы мертвой земли, что въедались в чешую, плавили, догрызая до мяса. Руки потом заживали месяц, кожа слоилась, нарастала, отмирала и вновь…
Иглы поднял, которые тоже понравились Торе, – длинные и острые.
Еще немного, и они осмелеют настолько, чтобы швырнуть в него грязью, благо грязи под ногами хватает. А чуть позже полетят гнилые овощи… и камни.
Возможно, девушка выживет, и тогда у Виттара появится шанс объясниться с братом. Ради этого стоило рискнуть.
Оден. Неразменная монета, выкупившая ее собственную жизнь. Не будь его, и Холмы бы вскрыли. Совет желал этого. Требовал. Грозил королю мятежом, но все же подчинился.
– Ко всему… это связано с живым железом. Брак не на словах заключается, но две нити должны быть сплетены вместе. Я способен… был способен сделать это для моих людей, но связать меня с кем-то может ли…
Если вчера не хватило ума пройти чуть дальше обычного.
Оно прорывалось, раздирая кожу шипами и иглами, складываясь причудливыми кольчужными узорами, меняя само тело, которое больше не принадлежало Одену. И, распластанный под тяжестью полной брони, он гот…
Хотелось бы знать, где пролегает та граница, которая делит совсем сволочей от не совсем еще сволочей. И по какую сторону ее находится сам Виттар.
Уже ушла. Пусть и обещала вернуться, но… обещания ничего не стоят.
А время уходит. Возможно, я буду жалеть, что тратила его так бездумно.
Оден, обойдя поляну по кругу, – чем дальше, тем свободнее он себя чувствовал, – вернулся к гнезду.
После этой фразы воцарилась напряженная тишина.
«…и смею ли надеяться я, что ты, мой король, в самом скором времени не позабудешь обо мне?
Старый дом и глянцевая крыша, за которую цеплялся виноград, но, не удерживаясь на гладких ребрах черепицы, сползал. Стены из крупного камня. Окна. Дичающий сад, в котором как раз выспевали яблоки. Их…
– И я знаю, что заслон будет плотным, а риск – сведен к минимуму.
– Или сильно искалечил. Помнишь, я говорил, что на это был расчет? – Ему нравится смотреть на Тору снизу вверх, особенно когда она устраивается у окна, вот так, как сейчас, чтобы солнце за ее спиной,…
И одежду его почистила: намокнув, лохмотья стали почти неподъемными. Я бросила их на ветку: до утра, если повезет, высохнут.
Вода меня не слышала. Земля не отзывалась. А солнца внутри становилось больше.
Смотреть они будут не только на сцену. К утру не останется никого, кто не знал бы о Торе… а слухи, жила первозданная, какие о ней пойдут слухи!
«Кровь никогда не лжет, лжет только примесь. Нет ничего печальнее, чем наблюдать за ничтожеством, барахтающимся меж двумя потоками крови, текущей в его жилах, неспособным определить, кто он есть. Так…
Стальной король вновь повернулся к окну, предоставляя Виттару возможность самому сделать выводы.
– Я, кто еще. – Она рядом, ее запах – серебра, вереска и меда – заслоняет те, принесенные из сна. Это ведь сон. Просто сон.
Она ждала этого с того самого момента, когда стало очевидно, что райгрэ будет жить.
И само небо гудит, отзываясь на голос бубна. Мелко, мерзко дребезжат колокольчики.
– Однако ни твоя сестра, ни Оден не имели понятия о некоторых… нюансах ритуала?
Ее подвенечным нарядом стал чей-то плащ, залитый кровью Виттара.
Торхилд страшно. И в то же время она пытается этот страх спрятать. Она движется неторопливо, но не настолько медленно, чтобы это выглядело неуважением.
Бонны, няньки, гувернантки, дети всех возрастов.
Виттар сразу понял, что именно ему хотели показать: картину.
– И родственные связи стали слишком близки. – Король к вину так и не притронулся. Это не жест недоверия, скорее уж он забывал о том, что должен пить. И есть. Порой его приходилось кормить чуть ли не …
Стеклянные витрины заполнены камнями. И брат рассказывает о каждом, а я слушаю внимательно: мне хочется доставить ему удовольствие. А еще доказать деду, что я вовсе не паршивый щенок. Нет, он бы тако…
На лбу – капельки пота, и дышит часто. Ей жарко, и ведь не признается сугубо из упрямства. Но все-таки руку забрать не пытается.
– «Хроника» даст опровержение… вернее, извинится перед читателями. Свадьба состоялась. – Король запрокинул голову и прикрыл глаза. – Свадьбы состоялись… но редакция газеты допустила роковую ошибку, в…
– Я тебя выпорю так, что ты неделю лежать будешь.
– Почему нет? Женщина вполне способна внушить мужчине… опасные мысли.
– Именно. – Райгрэ поправил завиток, лежащий на шее. – Я хочу, чтобы они знали, что ты действительно принадлежишь мне.
Он мог бы добавить, что Оден обречен. И был обречен изначально. Что четыре с половиной года в руках королевы – это больше, чем можно выдержать, не лишившись разума, и если вдруг случится чудо и Одена…
– Она сдержала слово. – Пухлые пальцы сплелись, сцепились друг с другом.
– Само собой. Он мой брат. И надеюсь, со временем вы станете иначе относиться друг к другу.
– Тогда не используй. Замени чем-нибудь. На твое усмотрение.
Стальной Король будет разочарован, но угрызений совести Виттар не ощущал.
– Подумай хорошенько. – Она оказывается рядом и кладет руку на грудь. Холод, исходящий от королевы, куда сильней того, что Оден испытывал прежде. – Ты вновь силен. И свободен. Даже совесть твоя чиста…
Оден плотно задергивает шторы, запирая комнату от солнечного света.
– Мне известно ваше… неоднозначное отношение ко всему, что связано с альвами…
– Даргет из рода Темной Ртути был благоразумен. И честен. Полагаю, в тот раз ему пришлось нелегко, но он все же решился написать письмо. Он пытался быть беспристрастным, понимал, что такое убийство д…
На столике перед правителем лежал утренний номер «Светской хроники». Краска уже успела высохнуть, да и сама газета утратила тот характерный аромат, что свойственен свежей прессе.
Она так старательно танцевала, пожалуй, впервые вне классной комнаты родного дома, и так боялась сбиться, что считала шаги шепотом, думая, будто Виттар не слышит.
Я не хочу об этом говорить. Вспоминать. Выслушивать оправдания. Или объяснения. Что изменится?
– Печь старая. И кухарка тоже. Она была поперек себя шире и волосы красной косынкой повязывала. Я даже теперь помню и косынку, и фартук с длинными завязками, которые прятались в складках жира. И еще …
Остановившись у стены, Оден уперся лбом в камень.
С востока желтым шаром солнце подымается. День обещает быть ясным, добрым… что мне еще надо для счастья? Сама не знаю.
– Ты все равно не сбежишь, – говорит она, глядя на меня с жалостью. – Будет только хуже.
– Слушай. – Тора оперлась на грудь мужа. – Он тоже поет.
– Да. – Она выдыхает с облегчением, явно опасаясь дальнейших вопросов. Но тут же продолжает сама: – Альвы… женщины… они слышат мир. Это как вода, ее в мире много, но взять можно ту, что выходит на по…
Его забота – это больше, чем стихи, баллады и признания вместе взятые. Да и не представляю я, о каком муже мечтала, да и мечтала ли…
– Это ложь, что пытки можно выдержать. Некоторое время, конечно, можно. Кого-то хватает на день… на два… на три… впрочем, там скоро теряешь счет времени. Я пытался определять по палачам, у них посмен…
– Простите, райгрэ, – прошептала Торхилд, когда к ней вернулся дар речи. – Этого больше не повторится.
– Эйо. – От холодного молока першило в горле. – Что сделать надо?
– Это доклад. Протоколы, если захочешь, тебе предоставят.
У него получилось бы… он бы вернулся домой и остался жив. И мама тоже.
А потом появляется брат, и я прячусь за постаментом.
Этажа два… и чтобы библиотека. Она любит книги. Музыкальный салон, светлый и с хорошей акустикой, такой, чтобы для музыки хватило места.
Он появлялся в поместье часто, хотя никогда не задерживался надолго.
В полицейском отчете утверждалось, что свидетелей не было, и лишь оказавшись в глухом тупике, – даже окна домов, выходящие на эту сторону, были закрыты ставнями и решетками, – Виттар отчету поверил. …
Пуговицы были квадратными и неудобными, с трудом проходившими в узкие петли, оттого простейшее действие это требовало полной сосредоточенности. Китель он аккуратно повесил на спинку кресла, поправил …
– Обещаю, – совершенно серьезно сказал он. – Я не убью тебя.
Только вот не будет же она остаток жизни перепечаткой бумаг заниматься? И если Тора неспособна решиться сама, Виттару придется помочь.
Нет, слуги исполняли все указания Торы быстро, точно и в срок, со старанием, в котором чувствовалась издевка. Она не может пожаловаться на лень или же нарушение приказа… а остальное – слишком зыбко.
– Доброе утро, – ворчит… сонный вереск, пьяный мед. – Туман…
– Тора… – Она обернулась. – Сегодня вечером мы идем в театр.
– И в следующем поколении кровь проявила себя еще более ярко. Но теперь руда забирала одного ребенка из пятидесяти.
Не было бы той страшной ночи… многих ночей, которые ее изменили… Макэйо… Королевы… Хильды… и Виттара тоже.
Мы катимся… куда-то катимся. Мелькают, мешаясь красками, небо, земля и трава. Острые грани камней пробуют меня на прочность. Падение завершается раньше, чем я успеваю испугаться.
– Вы… – Она вдруг вспомнила что-то важное. – Вы не сами изменились… от вас травой пахло… я знаю… Макэйо ее иногда жег, и… дым забирает разум. Он становился очень злым. И еще подолгу не отпускал, иног…
Прятки на крышах и чужой враждебный город, где каждый человек виделся мне предателем.
Я перевернулась на живот. И все-таки хорошо… Мама смеялась, что альвы – нелогичные существа: солнце любят, а загорать не загорают. Ну или почти не загорают.
Стандартный. И оформлен по всем правилам.
– У тебя никогда не было ощущения, что ты совершаешь ошибку? – Виттар первым нарушил молчание.
От низкой чайной отчетливо несет опиумным духом…
Во сне он держит меня крепко, настолько крепко, что даже в туалет приходится отпрашиваться. И Оден сквозь сон ворчит, но ждет возвращения. Я же возвращаюсь на нагретое место, прижимаюсь к нему и чувс…
Уж лучше говорить о будущем, чем о прошлом.
– Десять лет тому граница проходила по ту сторону гор… двадцать – за рекой… тридцать… да и мне ли рассказывать, ты же неглуп, ты сам все понимаешь.
Тора же, добравшись до разлома, вдруг вспомнила о Привратнике.
– Деточка, – господин Крегг сцепил пальцы, – твое признание мне не нужно. Я лишь хочу знать, что именно тебе поручила королева.
– Подумай, что тебе глянулось, куколка. – Портниха подсовывала картинку за картинкой, разноцветные клочки ткани, кружева, ленты…
Он уже привык к Перевалу. Да и я, честно говоря, тоже.
– Не буду. Но веревку лучше снять. Согласен?
– Видишь ли, у меня нет ни малейшего желания ссориться со своим мастером-оружейником.
– И вновь представить дело несчастным случаем? Или на этот раз вы назначите кого-нибудь виновным? – Она вздернула острый подбородок, демонстрируя, что молчать не намерена.
– Ничего страшного. – Тора подала салфетку. – Пятнышко совсем крохотное. Его выведут к завтрашнему дню.
Он весь изодран, под кровью чешуи не видно, словно и нет ее, но есть одна сплошная рана. Тора, поскуливая, опускается рядом. Она зализывает раны, понимая, что не справится, что их слишком много и кро…
Он не знал, что ждет его внизу: в записке были лишь место и номер мертвеца. Однако сам факт, что Стальной Король обратил внимание на данную смерть, говорил о многом.
…роковая ночь и падение неприступной крепости…
На улице… Еще немного, и Тора выйдет на улицу.
– Ты не герой, Оден из рода Красного Золота. Ты предатель. Ты сдал Гримхольд. И всю войну отсиживался под Холмами, лизал королеве пятки, вот она тебе и сохранила жизнь. А теперь твой бешеный брат теб…
Кого мне ненавидеть? И снова в груди тяжелый ком, который мешает дышать.
Надо заказать ее портрет, чтобы потом, когда она покинет этот дом, хоть что-то осталось.
– Не понимаешь. Слишком тупа. Ограниченна.
– Ты его презирала уже потому, что он получил твое наследство. Твой дом. Твои земли. Тебя саму… получил и отвернулся. Так? Ты была слишком стара для него. Нет, он появлялся, исполнял супружеский долг…
Распластав собачье тряпье, к которому и прикасаться было противно, на дне ручья, я придавила его камнями. Вода вымоет грязь, вернее, сменит одну на другую, но глину я позже выполощу. Главное, чтобы в…
А одиночество разрасталось. И в какой-то момент я возненавидела вечера за то, что чувствовала себя потерянной. Я сидела допоздна, но все равно приходила к пустой кровати, ложилась, закрывала глаза и …
Лгут. Рисуют миражи на белых простынях. Стоит вглядеться в молочную взвесь, как потеряешь разум. Оден его уже потерял, где-то там, в яме.
Сегодня у нас был лосось, запеченный с грибами и диким чесноком.
Веера, картины, камни. Кубки из поющего стекла.
А выбрав, вытянуть из него столько, сколько получится.
Не так важно. Лишь бы закончилось побыстрее. Виттару не нужен сумасшедший брат.
Мать-жрица укоризненно качает головой, она проводит ладонями по животу, стирая кровь, словно краску. На тончайшем шелке не остается ни пятнышка.
– А оно существует? – Оден присел. – Мне показалось, что произошло… недоразумение, которое в самом скором времени разрешится.
Сдалась, велев позвать, когда Тора уже на что-нибудь да решится.
А Оден не хотел оставлять меня, но водил по дому, прислушиваясь к старческому его кряхтению. Прежние хозяева не слишком-то хорошо о нем заботились. Паркет из бука потемнел, зарос грязью, а кое-где вз…
– Среди них многие воевали против нас. – Стальной Король смотрит на отражение Виттара, словно разговаривает именно с ним. – И многие остались верны Мэб. Они будут подстрекать к бунту. Мешать. Устраив…
– Здесь, если помнишь, ров, а за ним сразу болота начинаются. Охрану поставят, конечно, но путь наиболее логичен. По ограде установлен контур. Как только стая пройдет, контур замкнут.
Бесполезно вступать в спор. Щенок просто не понимает. Но ведь он не сам додумался до такого. Значит, велись разговоры…
Котовник Оден брезгливо, двумя пальцами откладывает в сторону, подальше от себя. Понимаю: котовник воняет куда сильнее мяты, и сомнительно, чтобы кошачья травка собаке по вкусу пришлась бы.
Питье пахнет мятой и ромашкой. Жажда сильна, но…
Это замечание я пропустила мимо ушей. Меня интересует не столько родословная покойника, сколько то, каким образом он возник вдруг на опушке леса.
Да и… болеть лучше дома, на перине и под пуховым одеялом, с книжкой, спрятанной под подушку, травяным чаем и мамиными пирогами. А лучше нет средства от ссадин, чем обслюнявленный лист подорожника, пр…
Леди Аветта, которая никогда не была леди, а была обыкновенной женщиной обыкновенной же судьбы, одной из сотни тысяч таких же женщин, обитавших в городе, поникла.
Встану. Пол теплый. Пусть и каменный, но под камнем наверняка проложены трубы, по которым идет горячая вода. Справлюсь со слабостью и сделаю первый шаг. Оден держится рядом, но не мешает.
Арбалетный болт впивается в открытую рану на шкуре белого.
Но все равно ложится рядом и, раз уж Эйо не спит, обнимает ее. В складках плаща легко найти руку, и Оден помнит ее распрекрасно – узкую ладошку и каждый палец. Мизинец чуть кривоват, а на большом – н…
– Потери атакующей стороны всегда выше. Это же классика. Ты сам меня учил. – Виттар сцепил пальцы под подбородком. – По эту сторону гор альвы слабее. Мы бы просто вырезали их. Не всех, но основной ко…
– Скоро, – отвечает мама, обнимая меня. – Скоро…
Чтобы понять это, хватило одной прогулки по дому. Мне надоело сидеть взаперти, да и просто было интересно, ведь особняк стар, куда как старше наместника с его семейством, и выстроен был отнюдь не для…
Королева Мэб последней взошла на корабль. А с нею – свита. И каждый из них – сам по себе источник.
– Это не я, – шепчет, трется щекой о щеку, – это место такое… живое… Ты слышишь?
Почему? Другие думают иначе? Или дело в дяде?
Я проведу его по землям детей лозы, а он поможет мне за Перевалом.
Жилье в лесу? Скорее всего, хутор. Возможно, стоит присмотреться… вдруг да коровы сохранились. Я бы не отказалась от молочка, чтобы теплое, парное, с пенкой.
Светлое местное вино, легкое, казавшееся таким… неопасным.
Побег. И огрызок луны, застрявший в паутине облаков. Многочисленные звезды глядятся в прорехи. Блеклое небо, которое наливается чернотой.
– Эйо, вам придется нелегко. Это только начало. И будет еще хуже, а ответить так, как следовало бы, он не сумеет.
– Он сказал, что мне, наверное, привиделось. Что это морок был. В Каменном логе случаются мороки. А у меня воображение живое.
– Две недели назад она была тебе не нужна. Что изменилось?
А Тора не спала – играла. Нежная мелодия, колыбельная почти. И клавесин, купленный непонятно за какой надобностью, – Виттар даже не мог вспомнить, как именно инструмент попал в его дом, – был всецело…
Железо уходило. Нехотя, словно чувствовало, что еще немного – и полностью подомнет Виттара.
– Он был слабым… – голосок вдруг сделался хнычущим, жалким, – таким слабым… я боялась, что он умрет…
– Надеюсь. Если вдруг что-то произойдет, просто жди. Никого не слушай и жди. Ладно?
– За ложь. И… просто хочется. – В конце концов если Виттара считают бешеным, то почему бы не воспользоваться репутацией.
Ждала. Не одна. С ней Крайт. Рыжий. Наглый. Не умеет себя вести. Забылся совсем… посмел… женщина принадлежит Виттару. А они вдвоем. Склонились над столом, над бумагами… ярко-рыжая макушка почти касае…
Нет, на самом деле я ждала бала с нетерпением и восторгом, который простителен двенадцатилетней девочке, уверенной, что весь мир вертится вокруг нее.
Я не справлюсь одна. А если вдвоем… и это не я, это место виновато. В нем слишком много жизни, которую мне не удержать. Щедрое.
В комнате, довольно просторной, имеется окно, правда, под самым потолком. А за окном – массивная решетка, вмонтированная в стену. Прутья – с палец толщиной. И ни следа ржавчины. Впрочем, и стекло тол…
– Так оно безопасней. – Толстуха сама готовила и сама подавала еду, не давая себе труда озаботиться такой мелочью, как сервировка. Она и о салфетках порой забывала. – Мало ли, еще порвешь кого невзна…
Оставить ее, заперев дверь. Спуститься вниз, сдерживая клокочущую ярость. Сказать, что отправил девчонку отдыхать, что не надо ее беспокоить сегодня.
Пальцы от коры оторвать не могу, точно они вросли.
Миска с костями, кажется, куриными. И фарфоровый кофейник, правда, без крышки, которую с успехом заменял круглый ониксовый шар.
– Он очень хороший, а от меня одни проблемы…
– Ох и не люблю я их, – прошептала она на самое ухо, делая вид, что поправляет воротничок. – Вроде бы и красавцы, но гнилья за этой красотой столько, что не приведи предвечная жила связываться.
Король должен походить на короля. И у него получалось – естественно, когда он давал себе труд приложить к этому хоть какие-то усилия.
– Ваша подруга – единственная, кто выжил. – Доктор перетянул руку жгутом, и Виттар сжал кулак, выдавливая вены на поверхность. – Остальные не имели возможности сменить облик. А вы сами должны понимат…
– Ты замечательный. – Очень важно успеть сказать это.
Обязательно. Вдвоем теплее. И… в чем-то королева права: сегодня Оден успел. А завтра? Или послезавтра? Еще одна деревня? Еще одна гроза? Что-то третье, столь же древнее и прочно забытое, по ту сторон…
Шепот Ртути, которая спешит приветствовать сородича, уговаривая не бояться.
Ведь получается, что все зря… и мальчишки, легшие на стене. И отчаянный зов, на который откликнулась жила. Усилие на грани возможного и за гранью его. Прорыв. Огонь.
– Да… и нет… и вообще зачем это надо? – А взгляд обреченный.
И когда наконец отступили, я поняла, что время пришло.
И странно, зачем Кагон столь яростно добивался встречи?
И Виттар, взяв ее руки, повернул их ладонями вверх. Белые и узкие. Мягкие. С сильными пальцами, но все же не настолько сильными, чтобы защититься.
Сидеть, гладить по головке и рассказывать сказки о том, как все наладится чудесным образом?
Одежда щенка пропиталась городской вонью, среди которой солировала яркая нота формалина, небось привязавшаяся еще в морге. Самого Виттара запах этот не сильно смущал, но вот в месте, куда им предстоя…
Мы называем их по-разному. И даже количество дней порой не сходится. Но это ли причина, чтобы убивать?
– Закрывай глаза. Засыпай, найденыш. Здесь тебя никто не тронет… засыпай. Некого бояться.
Однако я не уверена, что прятаться нужно…
В болотных глазах плескались ярость и страх. Ничего, такому полезно испугаться.
И то, как повязки разматывала, уговаривая потерпеть.
Площадь осталась позади. И улица, размытая вчерашним дождем. Стена. Ворота. Стражник, сунувшийся было наперерез. Я повернулась к нему и зашипела.
– Ты же понимаешь, что это – разумное решение. – Странно, что приходится его убеждать.
Я кивнула, но Оден не поверил. Он привлек меня к себе и обнюхал, выискивая, должно быть, запах крови. Нет, я не ранена. А слабость – это от страха, пройдет.
Райгрэ просыпался быстро и резко, вздрагивал, тем самым будил Тору, но некоторое время лежал рядом, словно давая ей возможность привыкнуть к пробуждению.
Он соскользнул в паутину мира, застыл, уставившись на карту, но не видя ее. Пальцы подрагивали и кончик носа тоже. Крайт раскачивался, бормоча нечто невнятное.
Она касается когтем металла, и звон возвращает чувствительность, но не голос. Оден кричит, но не произносит ни слова.
– Возможно… «нецелесообразный расход финансов». И мне не кажется, что в деловом письме уместно использовать выражение «несказанная тупость».
Он уйдет. Слишком уж разгулялась гроза, чтобы ждать, когда откроются ворота, как того требуют правила. Это ведь небольшое нарушение, несерьезное…
После вечерней поверки пятеро идут на прорыв. Им удается пересечь забор. И собак обмануть. И добраться до закаменевшей полосы, где под тонким слоем льда скрываются зеленые лианы.
И ту девочку-бастарда в жены. Король сплетет родовые жилы, восстанавливая разорванный рисунок. Земля. Род. И жена достойной крови.
Приказ раздеться. Одежду уносят. Смывают пыль. Взвешивают. Замеряют. Лезут в рот, проверяя, здоровы ли зубы. Кого-то уводят.
Морось. И капли воды на шерсти пледа. Пить хотелось ужасно. И ноги замерзли: Тора вдруг поняла, что стоит босиком. И в грязной сорочке, которой под пледом не видно. Волосы растрепаны, а на лице – цар…
К рубашкам она приносит жакеты, жилеты и бриджи – черные и коричневые, темно-зеленые с золотым позументом… с пуговицами по внешнему шву, с все теми же кружевами, крашенными в разные цвета. Пожалуй, п…
– А… – Мне почему-то неудобно спрашивать. – У тебя получилось?
– Я сказал, что хочу помочь. Ее надо перенести, но…
Ямы, которые остаются на месте выкорчеванных пней.
Но в привычном его шелесте не было звуков иных, непривычных, которые предупредили бы о близкой опасности. И пес никуда не исчез. Уж не знаю, боялась ли я подобного поворота дел или же надеялась на не…
– И боль, уверяю тебя, тоже. Ты ее почувствуешь, если я захочу.
Пес уже проснулся. Надо все-таки назвать его как-нибудь, а то неудобно разговаривать, на «пса» еще обидится. Он сидел в куче листьев и вертел головой.
Я ведь не знаю, что с братом. Он остался по ту сторону гор. Погиб? Выжил? Если да, то наверняка изменился. И, быть может, меня ненавидит. Будет забавно, если он свернет мне шею, но в чем-то закономер…
Она верит и не верит, но все равно подчинится.
– Так надо, Хвостик… я слишком долго тебя искал, чтобы потерять из-за глупой простуды. И нечего бояться. Ты вернулась домой.
– Конечно, чем больше опыта, тем меньше шанс ошибку совершить, но все ошибаются. – Оден заставил убрать руку и провел пальцем по ссадине. – Больно?
А мироздание соизволяет пойти навстречу. Петля следа кувыркается, путается, разрастаясь клубком нитей, и, многажды отраженная водяной гладью, падает, чтобы сродниться с землей.
– Я думал, что потерял тебя. Навсегда, понимаешь? То, что произошло в Долине…
Остаться на безымянном поле за околицей безымянной же деревни.
Нефритовые когти щелкнули по носу, и Оден очнулся.
Выглядел он жалко, но сочувствия Виттар не испытывал. Возможно, на смену Кагону придет действительно толковый райгрэ, такой, который не будет вышвыривать слабых за порог дома.
Глухое ворчание подсказало ей, что решение было ошибочным. Правильно, вот на лошади пусть и едет. Жеребец смирный, как-нибудь справится.
– Прекрати! – крикнула я лесу, который и не вздумал подчиниться.
– Ничего страшного. Девушка просто-напросто спит. Как бы это выразиться… полагаю, ночь была весьма… бурной. И я не ошибусь, сказав, что ей пришлось менять облик?
Но этот вариант Одену совершенно не по вкусу. И говорит он лишь потому, что обещал сказать.
Только разрушает оно едва ли не сильней, чем холод. Оден пробует рассказать, и, наверное, получается, если склянка вдруг исчезает. А мир на время становится прежним.
– Не спеши. – Оден благоразумно держался поодаль. – Не надо меня бояться.
Зиму мы пережили потому, что ей удалось понравиться охраннику. Он устроил и ее, и меня на кухню. Конечно, воровать не получалось – я попробовала и была наказана, – но было тепло, и ночевали не в бара…
Она позволила себя увести. Шла медленно, шаркая ногами, опираясь на руку Торы, словно бы изначально именно помощи и ждала.
А она смотрит, сжимает поводья и зонтик, красивый, но совершенно бесполезный. Ждет… чего?
Последыш… последышей любят. Виттара вечно баловали что отец, что Оден. А ему казалось это само собой разумеющимся.
– Не прочтешь, – Оден садится на пол, – не узнаешь правды.
Дотянувшись до ее руки, Оден провел от запястья к локтю. Под пальцами вилась нить вены.
Вопрос заставил меня очнуться. Да что за день такой? Я ведь уже научилась не думать, не вспоминать, не искать виноватых.
Так принято. И правила этой игры установлены задолго до рождения Виттара.
Королевский доктор почти слово в слово повторил то, что Виттар уже слышал, разве что от лауданума настоятельно рекомендовал отказаться. И почему-то запретил корсет.
– Эйо, – Оден перестал улыбаться, – я прошу тебя относиться ко мне с должным почтением.
Я переворачиваюсь на живот, и рука Одена тотчас устраивается на пояснице.
– …если найду кого-то, кто умеет готовить. Где берут поварих?
– Опять? – Виттара дразнил запах свежей крови и ланолиновой мази, которую Крайт предпочитал всем прочим.
В каждом из этих пяти городков пса убьют быстро и жестоко.
Случилось. И шутки далеко не всем казались шутками, если людям пришлось принимать меры.
От обиды и непонятной горечи сознание почти вернулось. Тора поняла: сейчас ее убьют. Но вожак отпрянул и заскулил. Он смотрел на Тору с упреком, потом вдруг упал и принялся кататься, вытираясь о кове…
Поле находилось неподалеку от безымянной деревеньки, все еще безлюдной.
Я не хочу, но портниха уговаривает, всего-то одно… а еще полторы дюжины белых сорочек с кружевным воротником. И манжеты их тоже пышны, я ведь девушка, пусть со странными вкусами, которым сородич потв…
– Да. – В глазах королевы впервые мелькает что-то, отдаленно похожее на чувства. Тень печали? – Все умирают. Когда-нибудь. Но ты не будешь спешить, верно, Оден? Ты меня не разочаруешь?
Девушка коснулась клавиш. Играть учила мама, говорила, что слух у Торы идеальный и руки подходящие. Талант опять же имеется… и, конечно, на сцену ей нельзя – это совершенно неприлично, но вот если дл…
Дом был огорожен плетеным забором, во дворе бродили куры, гуси и утки. А женщина в надвинутом на самые глаза платке ковырялась в огородике.
– Спустишься к ужину? Оден, ты меня слышишь?
И вообще этот день, последний из оставшихся на мою долю солнечных летних дней. Скоро слетит позолота с берез. И сад, с которым я почти подружилась, погрузится в полудрему.
И воду, которую пришлось отпить, показывая, что в ней нет отравы. Она предложила сварить бульон, но пес, вновь одевшийся в золотую броню, покачал головой.
– Он болен, но… я справлюсь. – Постарается. Всего-то надо – продержаться до появления гвардейцев. – Если же увидишь, что дело худо, оборачивайся и убегай. Он тяжелее меня…
Макэйо предпочитал спать один. И терпеть не мог растрепанных женщин, утверждая, что утренние часы лучше проводить в одиночестве. Хильда с ним соглашалась. Были ли они правы?
Виттар молчал, однако Тора чувствовала, что ему становится легче. В последние дни он был сам не свой. Из-за той ссоры, свадьбы и Одена.
Он покачивал ногой, помахивал моноклем и едва ли не зевал от скуки.
Псы грозу не любят, а значит, и охрана во дворе предпочтет спрятаться в безопасное место. Люди же, если таковые есть в охране, тоже не особо рады будут ночному дежурству.
И пусть дыхание сбилось, Оден не остановится. Я уже видела этот танец, немного безумный, ломаный, подчиненный исключительно внутреннему чувству ритма…
Вообще никак… мне не следовало выходить из тени.
И у меня появится собственный дом, небольшой и уютный, с глиняной черепицей, виноградом и черешней.
– И… я действительно только однажды встречалась с высшими… это давно.
Значит, я действительно нужна здесь. Сейчас и раньше.
Тем более что кашля нет, горло мое здорово, и даже насморк стороной обошел. А жар… пройдет.
При появлении Одена репортер поднялся и отвесил небрежный поклон. А вот Эйо уделил куда более пристальное внимание. Он разглядывал ее нагло и даже оценивающе.
– У каждого, – он положил листы на место, – есть родственники. Друзья. Они запомнят и вряд ли станут долго терпеть. Этот раскол не один год придется сращивать. Мы… – Слова застревали в глотке. – Мы д…
Мать девочки что-то говорила, Виттар отвечал, улыбался и пытался представить вот эту, светловолосую, в своем доме… она ведь тоже умеет играть. И рисует акварелью пейзажи. Читает с выражением, когда т…
– Иногда, – согласилось оно, почесывая когтями шею. – Последний нет. Давно. Но я помню. У него были темные волосы. У нее – много братьев. Братья говорили, что он лжет. И ему нужны земли и кровь. Но о…
Рука дрогнула. Ей все еще больно оттого, что ее бросили.
Газеты… тоска биржевых сводок. И старые сплетни «светской хроники».
Она дышала часто, захлебываясь, и слюна текла по подбородку. Голова Эйо то и дело соскальзывала с плеча, и Оден боялся, что шея вот-вот хрустнет.
И теперь мне должно быть стыдно перед братом, но…
Был танец с незнакомым, но чрезмерно любезным офицером, вероятно, из новых, ищущих приключений.
И остановились все-таки среди яблонь, листва которых стремительно желтела. Слева и справа встали черные тени. Стальной клин охраны отрезал Тору от мира.
От квадрата начинается дорожка к чернильнице.
Райгрэ сминал ломоть хлеба, опускал в кубок с молоком и уже после отправлял в рот, творог и вовсе ел руками. Но при том на скатерть не упало ни крошки, ни капли.
Она и так страдала. Каждый вечер, возвращаясь к себе, – комната запиралась, но замок не спасал от ночных гостей – Тора брала в руки синий флакон.
В этом голосе отчетливо слышны рокочущие ноты.
Шинай – цветы темного лотоса – лишает разума… и, значит, райгрэ сейчас совсем не человек. Его надо увести.
Его раны затягивались довольно быстро, уступая травам ли, моим ли неуклюжим арканам или же врожденной его выносливости. Полагаю, уже одно то, что Одена перестали мучить, способствовало его выздоровле…
– Ее дом теперь здесь. – Виттар понял, что ему больше неинтересно.
– Хорошо, начнем издали. Айло Баттенс – ваш студент?
Доставались из сундуков наряды и шкатулки с нехитрыми украшениями…
Она ведь знала, чем закончится разговор с родичами. И ждала. Его возвращения. Гнева. Наказания. Смерти, которая шла по следу, но вчера отступила…
– Я сдержу свое обещание, но хочу, чтобы ты мне помогла.
Жив ли? Война ведь была. Долгая, наверное. Кровавая. Но она закончилась, и Одену подарили свободу. Вот только теперь его жизнь зависит от женской прихоти. Пожалела? И как надолго хватит этой жалости?
Яшмовый пес в полной ипостаси. Огромный, раза в полтора выше пешки-человека, исполненный с изрядным мастерством. Резчик не упустил ни одной детали. Иглы на хребте подняты. Оскалена пасть. Полыхают ру…
Перевернувшись на бок, я дотянулась до махрового бутона розы, чтобы убедиться, что передо мной не подделка. Мягкие лепестки посыпались на столешницу, легли белым узором на темном камне.
Оден растирал мышцы. Холод уходил вместе с головной болью и тошнотой, стыд и тот исчез. Осталось любопытство.
И я проследовала, благо недалеко было. Два лестничных пролета, три двери и новая камера, переделанная под кабинет. Сквозь забранное решеткой окно пробивается солнце, его хватает, чтобы наполнить серу…
Она верит. И Виттару страшно это доверие обмануть. Сказать легко, но… мальчишка силен, а бешенство сделает его нечувствительным к боли.
Не мыло – шампунь, который пенится на руках и пахнет яблоками. Волосы становятся скользкими, тяжелыми, и я долго массирую голову, а еще дольше – выполаскиваю эту яблочную пену. И берусь за мочалку.