Принюхался. Нет, дорогой, ты пока не услышишь. Гроза где-то далеко, я чувствую ее приближение через землю и ветер, через замершую реку, которая желала бы напиться. Через опасения старого вяза, под которым мы устроили привал: дерево не уверено, что выдержит напор ветра. Оно столько уже гроз пережило, что каждая рискует стать последней.
А он больше ни о чем не спрашивает, вовсе не заговаривает ни о том, что было в Долине, ни о том, что станет с нами дальше, но просто держится рядом.
Оден, обойдя поляну по кругу, – чем дальше, тем свободнее он себя чувствовал, – вернулся к гнезду.
След, чтобы яркий и по земле. Погоня. Бег, который закончится схваткой. И скрежет когтей по стальной броне. Визг добычи. Треск плоти в тисках челюстей.
Под лабораторию Виттар отдал подвалы. Хорошие каменные подвалы, появившиеся задолго до того, как дом принял нынешнее обличье. Некогда сами эти коридоры и были домом. И убежищем. И тюрьмой. И склепом, который, впрочем, лет двести тому назад решено было перенести. Здесь устраивали то ледник, то винный склад, то хранилище, притом что хранили не всегда разрешенные законом вещи… Ходили слухи о подземных ходах, ведущих к реке, и о сокровищах, спрятанных Торхеймом Злой Секирой, который якобы не погиб в море, а сумел вернуться домой.
Ошибиться невозможно, пусть Оден и заставлял себя поверить, что ошибается, что просто запомнил плохо, ведь в яме темно, а в камере – больно. Но обмануть себя не получалось: у девочки в рубашке с чужого плеча было лицо королевы Мэб.