Все цитаты из книги «Невеста»
Глаза в глаза, и нос касается носа. Волосы высохли, а яблочный запах остался.
Хотя бы затем, чтобы еще ненадолго задержаться рядом.
И он оказался прав: постепенно Торхилд привыкла. К комнатам, из которых нельзя выходить, к немым слугам, к удивительным вещам – самым разным, собранным со всех уголков мира, но бесспорно прекрасным, …
– Некоторые идеи альвов нашли весьма живой отклик в умах. – Стальной Король убрал папку в верхний ящик стола. – И может случиться так, что на призыв откликнутся… решат, что смерть полукровки – это бл…
Если поймают, убьют обоих… что еще? Ему нужна одежда – от его лохмотьев, даже если постирать и зашить, проку мало. Обувь. Кормить придется, а я себя с трудом прокормить могу. Он же втрое крупнее и бо…
Вряд ли он понимает смысл, но тон улавливать должен.
Тора без труда нашла путь к выходу, но не она одна.
Более чем. Виттар не собирается нарушать королевский запрет.
– Вы замечательно готовите, – сказала она поварихе.
Его брат никогда не поступил бы подобным образом.
Как долго райгрэ стоял? И что именно слышал?
– Если я попрошу прощения, это поможет? – Он заставляет меня сесть и держит крепко.
– Я райгрэ, – произносит он шепотом. – Имею право.
Роскошное платье, которое явно непривычно ей.
Он позволял игрушке падать, подхватывал, тащил, раздирая на куски.
– Нет. – Не вижу особого смысла врать. – Но пройдет.
Королевские эмиссары первым делом займутся крупными городами, где и без того уже имеются стационарные гарнизоны. Но Мэб это предвидела бы, как и то, что вряд ли власти захотят проблем с детьми Камня …
Мироздание помалкивало, не спеша облегчить мне работу.
– Доктор сказал, что вы должны поесть. – Тора избегала смотреть на него.
Он отличается от тех, что рождены землей и рудной жилой, но для нужд брата сойдет.
А из дома Тору переправили бы во дворец. Почти никакого риска.
Это не болезнь. Просто холод, туман и голос в голове.
А голова начинает кружиться минут через пять…
– Ты ведь знаешь, что я ушел бы за тобой?
– Теоретически возможно… надо попробовать его расспросить.
– Срок небольшой, но мой врач не ошибается.
Чем ближе заветный день, тем сильнее я нервничаю.
Он подарил маме то самое ожерелье, которое осталось у Торы.
Я прижалась щекой к раскрытой ладони, и железные пальцы царапнули щеку.
Виттар исполнил просьбу, которая граничила с приказом.
Он замолчал и руку убрал, а вот ладонь Торы не выпустил.
– Ты говорил о своей невесте с таким жаром, что я начинала верить, будто она существует.
На худой конец, можно и холодного, из крынки.
На шестой день дверь моей камеры открылась, а на пороге появился молодой пес в черной форме.
Нет, Крайт качает головой. Он проверил и перепроверил. И если так, то многое становилось ясно.
– Посмотрим. Если хватит сил. – Мальчишка заслужил ответ.
– Зато тебе не придется дом перестраивать…
– Благодарю за помощь, – раздалось от двери, и портниха тихо ойкнула.
Она знает, когда мужчина слишком зол, чтобы к нему приближаться.
– Был. – Сложно смотреть в глаза брату. – Удерживать позиции.
– Это неразумно. – Ну да, наверное. – Почему?
Ждала… Она не знала, чего именно ждала, но не молчания, которое затянулось.
Грозы Эйо не страшны. Больше грозы не страшны… она ведь этого хотела.
– А он – собака? Хочешь? – Мне протягивают горсть зеленых ягод, кислых, но все равно вкусных.
Альвы? Псы? Люди? Почему вдруг все разом обезумели?
И вправду наверх метит? Одной краски мало.
Она не улыбалась, но глядела на Тору, поджав губы. А потом все вдруг исчезло, и Тора выдохнула с немалым облегчением: ей показалось.
Эйо ищут, да, но не найдут. И значит, осталось уже недолго.
Лес знал, когда вступить в беседу. Но он неправ: не станет. Я знаю, мне пришлось убить, пусть не пса, но… какая разница? Чужая смерть, как дурман-трава, дает лишь временное облегчение, а потом только…
Брат останавливается перед моим укрытием и, вытянув шею, тычет носом в грудь. И я решаюсь коснуться гладкой лобовой брони, переносицы с горбинкой – на ней еще иглы псевдошерсти забавно топорщатся. Зу…
– Путь за Перевал и тебе, и твоим людям закрыт. Временно.
– И ночью она его легче находит. А днем бывает, что и не слышит вовсе.
– Наверное… наверное, рядом с ней я научился быть живым.
Завалы расчищали долго. И городок сам собой отступил от коварного склона. Я знаю, что его перестраивали, теперь уже по плану. Крепили скалы, выводили по граниту сеть живого железа. Трое суток без сна…
Вот только Одену туда хода нет. Не хватало еще раз нарушить приказ короля.
Женщина и вправду походила на сумасшедшую.
Насколько я понимаю, это крайне оскорбительно.
Оден не слишком обрадуется новости, помнится, у него были собственные представления о том, что есть брак и зачем он нужен. И я в светлый образ невесты никак не вписывалась.
Скупая, явно обрезанная цензурой статья о «прискорбном происшествии в деревне Н.».
Не столько видела, сколько слышала. Голос Ниоры, такой тихой маленькой Ниоры, наполнял чашу зала. Он – струна, которая вот-вот оборвется, но ее заставляют звучать громче, страшнее. И когда наступает …
Оцепление поставлено, контур наверняка проведен. Но все равно неспокойно. А еще Оден разучился галстук завязывать.
Крупный, широкой кости, с массивной грудной клеткой, тяжелыми лапами и мощным хребтом. Такой выдержит и полную броню. Окрас золотистый, с характерным отливом и более светлым подшерстком, какой бывает…
Сколько времени прошло? Солнце… Правое плечо остыло, левое – горячо, но не настолько, чтобы обжечься. И прохладой из лесу тянет, как бывает под вечер. Звон комарья. Голос птицы, точно оплакивающей ко…
– Трайс, господин. Это… это была просто шутка, господин.
Думай, Виттар. Выбирай между разумом и сердцем. Хотя… оба требуют одного: уничтожить.
– Я не позволю, – возражает Оден, набрасывая на плечи пушистое полотенце. Вытирает сам, бережно, разминая затекшие мышцы. Слабость уходит. – Вот и все. Сейчас поешь, и станет совсем хорошо.
Бессмысленное обещание, мы оба это знаем.
Сорвав травинку, начинает рисовать на коже узоры. И мне щекотно.
– И что я буду делать в этом… Эртейне? – Название городка Эйо выговорила так, что стало понятно: он ей заочно не нравится.
– Оден, – все же хлеб и сыр я оставила на потом, мало ли, вдруг вода ошиблась, да и завтрашний день тоже пережить надо, – сейчас я уйду.
Подвинувшись ближе, я стала расстегивать пуговицы на куртке.
Сила руды… а он первый, кто понял, но не последний. Сколько людей будет в театре?
А еще лучше – казни. Врагов у Виттара хватало всегда.
Снова холод. Стены покрываются белесыми узорами, сквозь трещины сочится туман. Одену кажется, что скоро туман заполнит комнату до краев. А потом окно исчезнет и вернется яма.
Я еще успеваю ощутить, как ремень захлестывает ноги. Ощущаю петлю на руках. И теплый плащ, которым меня укрывают.
Земля была мягкой и влажной, видимо, недавно прошел дождь. Странно, что Оден этого не заметил. Кажется, его память существует обрывками… пускай.
– Знаешь, – Эйо заговорила под вечер, наверное, надоело в сотый раз вещи перекладывать, – мне кажется, нам лучше разойтись.
Она вызывала раздражение самим своим видом. Манерой держаться словно бы в стороне, но рядом с Оденом. Каким-то показным равнодушием ко всему, что происходит вовне. Запахом, травянистым, чужеродным…
– Посмотрите. – Меня подвели к огромному зеркалу. – Разве вы не прекрасны?
Хуже. Тошно. То самое зеркало, которое стоит так, чтобы Виттар видел себя, рисует новый портрет, ничуть не похожий на прежние, написанные еще до войны.
– Я не буду тебя отговаривать, – король налил еще вина, – если ты захочешь заняться поисками сам.
Оден ступает медленно, не потому, что устал, хотя устал, конечно. Но он прислушивается, принюхивается к сухому ветру, пытаясь уловить тот самый опасный запах, который остановит нас.
А Хвостик, устроившийся на плече, норовил украсть зерна.
Что рудные жилы гибнут одна за другой. И скоро наступит момент, когда род Железа и Камня прекратит свое существование. Оден жив лишь потому, что королева желает провести его по улицам.
– Хорошо. В теории… – Он поморщился и обошел стол с другой стороны. – Кто из высших будет?
– Ты уволена, – повторил Виттар. – В моем доме нет места для тебя.
И за Перевал ей нужно, потому что там ее брат ждет. А дом Одена – это последнее место, в котором ей хотелось бы остаться. Эйо восемнадцать, она желает любви, которая навсегда, потому что иначе быть н…
Двадцать золотых – неплохая цена для девочки из бедного района.
– Не знаю. – Но знаю, что вот-вот, кажется, полыхну. – Я вообще мало что помню…
Вестник от Стального Короля перехватил на полпути к поместью. Портал был открыт: Виттара ждали.
Добравшись до дерева с низкими раскидистыми ветвями, Оден лег на землю. Трава пахла травой, а кора – корой и камень – камнем. Он прижался щекой к мокрой земле, позволяя ей забрать толику холода.
– Вчера было совсем тускло. Сегодня ярче.
Молчит, собака упрямая, но руки не стряхивает. И я, закрыв глаза, пытаюсь увидеть его подушечками пальцев. Наверное, руки мои грубы, но знакомое тело вдруг становится незнакомым. Тем интересней. Я ид…
– Вы допускаете ошибку. – Доктор не настаивал, но срочно делал пометку и в голове, и в своем блокноте, с которым не расставался. – Пытаетесь найти разум там, где его нет. Я понимаю, что вам состояние…
…свойства крови как основная компонента контроля.
Он не был похож на королеву Мэб и все же…
Оден улыбнулся… У него есть невеста, самая прекрасная девушка в мире. У нее светлые волосы, которые выгорают до рыжины, и кожа, пахнущая вереском и медом. Ее глаза зелены, как молодая трава. А в рука…
Спорить не стали. Убрались. Хотя не следовало надеяться, что проблема на этом решена. Не Кагон беспокоил…
Дракон потерся о щеку Эйо, и она все же открыла глаза. Благо вагончик медленно сползал в ущелье. Сошедший некогда оползень обнажил исконную породу. Желтый, бурый, зеленый слои перемежались, выплетая …
– Брокк… – Мне было невыносимо стыдно, и этот стыд отсрочил разговор еще на несколько дней. – Я… я не больна. Не совсем больна.
Трясет гривой, и острые иглы с шелестом трутся друг о друга. Оден ложится на землю и выставляет лапу, чтобы мне удобней было забираться. Встает аккуратно и ступает поначалу робко, то и дело оглядывая…
– Я вернусь. Знаешь, я все-таки поступил вопреки голосу разума, но при этом спокоен. Наверное, потом, позже, буду жалеть, что момент упустил, но… с сожалением я как-нибудь управлюсь. А Оден больше, ч…
И Тора не посмела спорить с обеими, тем более что она ничего не понимала в моде.
– Эта смешная девочка, которая тебя жалеет? Как надолго ее хватит, Оден? Когда ей надоест с тобой возиться? Или не надоест, и тогда однажды собственные ее силы иссякнут и она умрет.
Чистое. И нежное. Словно спит, но если бы спала, то проснулась бы. А значит, все серьезно. Она Виттара возненавидит. Уже ненавидит, но лишь бы жила.
В любом из тех мест, которые остались за спиной.
Значит, вчера в дом он вошел еще человеком. А потом? Виттар помнит вспышку ярости, но не ее причину. И Крайт утверждает, что ничего не делал.
В ящике стола нашелся коробок спичек, старый, мятый, верно, не один год ждавший, когда же он станет нужен.
– Например, неоправданная жестокость, которая может являться симптомом нестабильности.
– Чистая альва останется источником навсегда, а такая, как я… на время… на несколько минут. Или часов… но кровь скажется. Даже из такого источника можно зачерпнуть много силы.
Не получится. Я спою тебе колыбельную. Хорошую, ту, которую пела мне мама… она родом из совсем другого мира, где много камня и железа.
Как в тот раз, когда стащил из буфета графин с ликером, спрятал, а потом обнаружил, что бутылка заперта на замок.
Вился след, вереск по вереску. Рядом. И чуть дальше.
В его комнате все по-прежнему, но этот порядок не приносит успокоения. Оден ходит, ходит, переставляет вещи, пытаясь понять, что не так.
Хильда не видела кошмаров о смерти родителей. Не дрожала, заслышав шаги за дверью. И в отличие от Торы, наверное, была способна себя убить. Например, если бы ее снова позвали к королеве.
– Говоря по правде, ситуация и в самом деле подозрительная до крайности. Будь на месте Одена кто-то другой, я бы разрешил действовать… по необходимости.
Ну да, давно не виделись. Наверное, надо что-то сказать, но я не представляю, что именно принято говорить в подобных случаях. Зато обеими руками упираюсь в грудь.
Хильда молчала, полагая, что здесь бессмысленно гадать. А Тора волновалась, даже не столько за себя, что еще можно было бы понять, сколько за райгрэ. И Хильда, которая прочно обжилась в местных зерка…
– Эй, хозяева! – Его голос мог бы и покойника поднять. Но пес, молодой, породистый, счел, что этого мало. Сунув пальцы в рот, он свистнул так, что уши заложило.
Виттару случалось сбегать в деревню. Хмельная ночь, одна-единственная в году, когда все если не равны, то всяко ближе друг к другу, нежели в остальное время. Останавливаются тяжелые деревянные давиль…
Распрекрасно. И хлыст, скользящий по песку, и черное конское брюхо, и копыта с полумесяцами подков.
Ртуть? Что ж, теперь ясно, почему Крайт не ощутил живого железа на этом направлении. Еще одна шутка Туманной Королевы. А девчонку гнали, давно, поторапливая стрелами… на ней дюжина порезов, не опасны…
«Ты не слабая. Обещаю, что мы еще встретимся».
На топком берегу, под молодой порослью мучного ореха, я и вправду выкопала полторы дюжины прошлогодних плодов, крупных, с мой кулак, в плотной осклизлой кожуре, которая на солнце быстро подсыхала и т…
Еще тоньше. Еще легче… подбросить… мама так блинчики жарила, подбрасывая на сковородке.
– Ты… вернее, собственная глупость, но винит он именно тебя, лишила его карьеры. А я не позволил до тебя добраться. Это очень личное. И не может не злить. Сейчас он гадает, получилось ли все так, как…
Я не знаю, что именно тебе пришлось пережить, но сама я научилась дышать заново, только отдав долг сердца слезами. Долго ли мы так сидели? Да и какая разница. В конце концов пес затих – внутри не ост…
Но он достаточно разумен, чтобы не отказываться от помощи.
Этим вечером Тора не знала, чем себя занять. Она пробовала играть, но звуки рассыпались, словно бисер у неловкой вышивальщицы. И пустота библиотеки, обычно действовавшая умиротворяюще, вдруг показала…
Полумрак менял лицо Виттара, делая черты его мягче, и Тора призналась самой себе, что ей нравится смотреть на мужа. Хорошо бы родился мальчик, вот такой, с упрямым подбородком и светлыми, почти бесцв…
Живое железо затягивало раны, но их было слишком много. Королевский доктор, прочно обжившийся в доме, раз за разом повторял, что спешить не следует.
Лихорадка, так мне сказали. И семейный доктор, невысокий, с белым пухом волос, сквозь который просвечивала розовая кожа, охая и вздыхая, мял руки, щеки и живот. В рот он тоже заглянул и долго слушал …
– Сначала она помогает вам… потом вы помогаете ей… скажем, перебраться за Перевал. Устроиться в городе… или в вашем собственном доме. – Он делал выразительные паузы, позволяя Одену самому додумать то…
– …чем ты только думал? Сказано было – не выходить!
Потом был лагерь – переплетение колючей лозы, из которой поднимались белые штанги смотровых площадок. И широкая полоса разрыхленной земли с зелеными ростками разрыв-цветов.
Оден все-таки зарычал, и голос его заставил лес очнуться. Затряслись нежные осины, вновь закричала птица, которая осталась на прежнем месте… и туда ли идти?
Оден заставил отступить. И еще на шаг… и еще…
Оден с легкостью поднял меня в седло и, подобрав поводья, сам взлетел.
И позже Макэйо пришлось уехать, надолго… тогда, кажется, Торхилд впервые стала ждать его возвращения не с ужасом, а с затаенной надеждой. Дни считала. Боялась, что шрам, тогда не белый, а жуткий, роз…
– Теоретически я могу отказать, но по очень веской причине.
Шагов. И скрипа двери. И тени, что ложится на порог. Запаха лимона, который перебивает все прочие запахи, и Тора при всем желании не сумеет узнать ночного гостя… впрочем, их ведь много. Иногда двое. …
Разве что самую малость – о потерянных днях, когда мы были рядом, но не вместе. О несказанных словах. И прикосновениях, которых больше не будет.
– А у тебя приземленные вкусы, если такое нравится, – заметила королева и повторила: – Садись, не испытывай терпение.
– А он меня не узнал. Едва не бросился… и бросится ведь. – Эта мысль, казалось, была слишком нелепа, чтобы Виттар ее принял.
Мне хочется, чтобы счастье продолжалось вечно.
– Я уйду. И не буду тебя больше беспокоить.
На сей раз отказываться не стал, пил аккуратно, видно, что сдерживал себя. А существо наблюдало за нами.
Не то просьба, не то приказ, но, пожалуй, если он и вправду был в Гримхольде, то имеет право знать. И я рассказываю то, что знаю сама. Оден слушает и цепенеет.
Раз за разом Оден прокручивал события, пытаясь понять, где допустил ошибку.
Оден фыркнул, и гибкий хвост оплел ноги, дернул меня, опрокидывая на спину, на мягкую пятипалую лапу.
Узоры – как на том платье, которое… Оден встряхивает головой, отгоняя неуместное воспоминание. Та беззаконная деревенская свадьба не имела ничего общего с нынешней. И цветы – просто цветы. На свадьба…
– Ты выглядишь лучше, чем в прошлый раз. – Король не сразу нарушил тишину, позволяя Виттару высказаться, да только говорить было не о чем.
Вот что у них за привычки? Брокк тоже вечно меня с собой таскал, не особо интересуясь тем, насколько мне это нравится. Мне нравилось.
– Поэтому при всем моем к тебе уважении я никак не могу одобрить поступок твоей матери.
– Вам ведь нравилось, как я играю? – Вытянув руку, Тора осторожно коснулась носа. И тот, влажный, уперся в ладонь.
Черное горькое вино. И два кубка. Виттар привычно снимает пробу с каждого.
– На землю! – кричат, бьют под колени, и я падаю. А Оден сверху.
– Сначала тебе будет плохо, но потом привыкнешь.
Ему действительно важно знать? Похоже на то.
Во всяком случае, так говорили. А я слушала разговоры, когда получалось подойти ближе. И упрямо шла к Перевалу.
Он просто сошел с ума. Придумал себе мир, где свобода и Эйо.
Как я сразу не поняла, что его чересчур долго держали в темноте. Он чуял овраг, воду, меня и поспешил. Споткнулся, полетел кувырком, по листве, по камням, под нею скрытым, а лес, пытаясь поймать зако…
Ладони Крайта скользили над картой, то расходясь, то смыкаясь над каменной грудой холмов, словно бы желая скрыть ее от глаз Виттара. И вновь размыкались, выворачивались, зачерпывая невидимые нити. Де…
– Если вы хотите, чтобы я помог, то будьте добры подпустить меня к пациентке. – Доктор надел очки. Узкая дужка оседлала мясистый нос, а стеклышки заслонили глаза. – А вам, пожалуй, лучше выйти.
– Меня. А ее тем более. Она храбрая девочка, но очень хрупкая. И не заслужила той грязи, в которой ее искупают.
– Уже почти, – сказал Оден, проклиная себя за чрезмерное любопытство.
В первый день я убеждала себя, что произошла ошибка. Так ведь бывает. Нелепая, глупая ошибка, которую обязательно исправят. Знала, что все не так, но… мне хотелось верить.
Жаль, что Тору нельзя взять с собой. Ей бы понравилось…
Почему из всех возможных лиц – именно это?
Если раньше Виттар собирался отпустить мальчишку, – пусть бы прогулялся по территории, поговорил со студентами, ему всяко больше бы узнать удалось, – то сейчас эта мысль показалась неудачной.
Лошадь издыхала. Она еще пыталась встать, но падала, оскальзываясь на мокрых листьях, ломая тростинки стрел. Ее не спешили добить, имелась добыча куда как интересней: на другом краю хрипели псы, пыта…
Он старался возвращаться тихо, но Тора услышала, вскинулась, пытаясь спастись бегством, и удерживать ее пришлось силой. Она все-таки затихла, обняв его, прижавшись всем телом. И стоило признать, что …
– К сожалению, это пока вне власти врача. Но они успокаивались и становились послушны.
Отдать то, что еще осталось. До последней капли… и надеяться, что этого хватит. Я вижу себя в его глазах. Испуг. И нежность. И тут же – понимание.
И что-нибудь, чтобы ребра перевязать. На мне все быстро заживает. Пара-тройка дней и… мы потеряем еще пару-тройку дней… и если так, то путь придется срезать через Долину.
– Я же говорила тебе, маленькая Эйо, что мир жесток. – Ее живот был в крови, потому что нанесенные мной раны не зарастали. – Мир причиняет тебе боль.
Виттар хотел было возразить, но, наткнувшись на взгляд короля, замолчал.
Теперь он держал меня бережно и шею гладил. Большой палец скользил вверх, останавливался на миг в ямке на затылке – и вниз, приминая воротник.
В нем перемешались обе сути. Тело, излишне длинное, худое, выглядело нелепым. Собачья голова, но с лицом, не мордой. Широкие плечи и бочкообразная, с длинным килем, грудь. Руки вывернуты. Позвоночник…
– Коньяк. Другого успокоительного, извини, не имею. Сейчас озноб пройдет, и ты поспишь.
У меня получается не выпустить его руку. И не споткнуться, хотя корни сами лезут под ноги. Слышу шелест, но не оглядываюсь, только молю лозу, чтобы на поле не было разрыв-цветов. Наверное, лоза мстит…
Нет. Я не могу бросить своего пса. Он не заслужил такого. И когда туман вдруг рвется, я падаю… падать больно, особенно спиной. И вдох сделать получается не сразу. Воздух горячий, жаркий, но я дышу. С…
Остановил. Запретил. Впрочем, когда на Виттара действовали запреты?
Ссадины на руках. И щеку, кажется, веткой располосовало. Шею жжет, и все-таки это ерунда. Могло быть хуже, гораздо хуже. И будет, если я не начну думать головой.
Она кивнула и ушла в дом, а вернулась с расписной крынкой. О да, молочко. Коровье. Жирное. Свежее почти, скорее всего утренней дойки. На поверхности толстый слой желтоватых сливок…
– И меня с тобой? – Эйо водит пальцем по ладони Одена, словно начисто перерисовывая линии.
– Отец был вспыльчив. И на расправу скор. Правда, не могу сказать, что доставалось несправедливо… иногда оно на пользу только.
Королевская академия изящных искусств располагалась в старом трехэтажном здании. Драгоценной мантией покрывала его глянцевая зелень плюща, и стрельчатые окна отливали на солнце, словно камни, эту ман…
Ее лицо… и не ее… зеркало, поддавшись на просьбу, сняло маску времени. Морщины растаяли, и темная кожа посветлела. Вернулись прежние, совершенные почти черты.
Главное, что в любом случае она съедобна.
– Но ты успокоился достаточно, чтобы слушать? Извини, вина не предлагаю. Виттар, ты мне друг. И как с другом я хочу с тобой поговорить.
За окном снова дождь. И ночь не самая подходящая для прогулок, но, кажется, единственная, которая осталась в распоряжении Одена.
Наверное, ему будет неимоверно тяжело отпустить Тору.
Как-то… обыкновенно. Грязно. По-животному. И если вначале во мне было какое-то нездоровое любопытство, то весьма скоро оно угасло. Я быстро научилась не обращать внимания на подобные вещи.
А после отвернулся от Торы, словно ее не было, и завыл.
Покинув морг, Виттар направился не домой, но на улицу Королевских Гончих. Именно там, за бакалейной лавкой, и обнаружили тело.
– Еще шоколад… и лакричные конфеты. Но мне их не покупали. – Девушка отпускает его с явной неохотой.
– Закрой глаза, – просит брат, и я подчиняюсь.
Его радость думает, что сумеет удержать равновесие.
– Она – самая красивая женщина в этом мире.
Охранник, обойдя карету, заглянул под днище, постучал палкой по крыше и приподнял крышку дорожного сундука… у меня будет несколько секунд.
Бесплодная, как равнина у Каменного лога.
– Не торопись, – приговаривала портниха, хотя Торхилд и не думала торопиться: она стояла перед огромным зеркалом, рассматривая собственное отражение. – Сейчас минуточка – и сделаем из тебя куколку… е…
– Теперь это зависит только от тебя. Но если вдруг понадобится моя помощь, то цену ты знаешь. Позови – откликнусь… Оден, не думай, что Стальной Король чем-то лучше меня.
Я сплю. И во сне цепляюсь за рубашку Одена, насквозь пропитавшуюся его потом. И запахом. Во сне же подымаю голову, словно невзначай касаясь губами его щеки.
Виттар когтем снял нагар со свечи, и желтоватый венчик пламени потянулся ввысь.
Ветер пробует на прочность что виноград, что камень, что меня. Он выкручивает руки, повисает на ногах, норовя подставить подножку.
– Прости, Эйо. – Брат сжал меня в объятиях. – Прости, пожалуйста.
– И если у твоего брата хватало сил на трансформацию кристаллов, значит, он…
– Интересно… – Когда Стальной Король хмурился, неуловимая разница между левой и правой половинами лица становилась заметна. Левая оставалась почти неподвижна, правую же рассекали морщины. – Очень инт…
Тогда я должна радоваться, но радости нет.
Тора замерла, понимая, что не успеет убежать.
– Отступить. Ты останешься с Брокком. Он любит тебя и сделает все, чтобы ты была счастлива. Подумай, Эйо. Я не хочу тебя отпускать, мне довольно сложно даже представить это. Но если ты сочтешь, что б…
Вода стекает по золотой чешуе. Вздыбились иглы вдоль хребта. И когти пробили травяной покров. Пес раскачивается, и змея хвоста мелькает то слева, то справа, оставляя глубокие следы на земле.
– Конечно, дорогой. Ты ведь понимаешь, что выздоравливаешь, и довольно быстро. Ты вообще не так уж серьезно пострадал. Всего-то и надо – немного силы. Или много. Скажи, ты уже думал о том, чтобы восп…
Не месяц и не два. Чтобы довести бойцового пса до такого состояния, нужно время и умение. Я слышала, что палачи ее величества весьма искусны, а времени, судя по всему, у них имелось с избытком.
По логике повествования мне следует вспомнить, что все два месяца меня мучили смутные терзания, порой переходящие в уверенность, что ничего хорошего на балу меня не ждет. Глянув искоса на Одена, кото…
– И уже тогда пути назад нет. Нужно больше. Азарта. Крови. Смерти. Перерывы между охотами сокращаются. Разум постепенно угасает. И такое животное рано или поздно теряет всякую осторожность. Если пове…
Виттар сел на землю, и, когда Тора опустилась рядом, обнял ее, зарылся носом в растрепанные волосы и уши бы заткнул, лишь бы не слышать этого воя. Наверное, он сидел так долго, если не заметил появле…
Он сидит, скрестив ноги, и левую руку, ту, в перчатке, прячет под столом.
Но ведь все получилось иначе? Правда, дому очень сильно досталось… и кровати, кажется… и еще подушкам, пух которых летал по комнате.
Наверное, тогда он был по-настоящему счастлив, хотя вряд ли осознавал это. Тора и сама не понимала, пока не лишилась всего.
Остался Крайт. Он стоял на коленях, склонив голову, но жалкий вид не вызывал жалости.
– Уже все, скоро пройдет. Дыши ртом. Вот умница… с возвращением, Эйо.
– Это логично. – Мне казалось, что Оден придремал на солнце, а он, оказывается, слушал.
– Слезы – удел слабых. Будь сильным, – повторил отец позже.
– А Ромочка жива осталась. Только она отошла и жить не захотела… повесилась.
Или отправит записку. Даст знать, что с ним все в порядке… и не только с ним. Горе и страх объединяют. И дни сменялись днями. Моей выдержки хватило на семьдесят два часа, а потом я приказала седлать …
– Как отношусь… – Сложный вопрос. – Мне нравится, когда Оден рядом. Не потому, что мне это нужно… то есть нужно, конечно, но и просто нравится. Спокойно как-то.
Оден больше не лез с вопросами, а я вымещала злость на вороне, представляя, что вижу… кого?
Виттар рассказывал о завтрашней прогулке в саду. О том, что день будет непременно солнечным, ясным, и такой нельзя не использовать. А можно садом не ограничиваться, но заложить коляску… или две… надо…
Судя по запаху, обед был готов. Надеюсь, пес не станет отказываться, потому что мяса при всем своем желании я ему не найду.
– Если тебе нравится, мы будем выезжать часто.
И мальчишка остался без стипендии, на которую рассчитывал.
Старуха не пыталась вырваться. И до чего же уродлива она была… А Хильда, как скоро она растеряла бы свою красоту? Зеркала знают правду.
– Поступит так, как сочтет нужным. – Палец Виттара поглаживал шею. – А я помогу.
А помимо педагога – сухой женщины со стервозным лицом – при балеринах находились трое мужчин. Ректор назвал их помощниками.
– Все сложно, правда? – Шепот тумана раздавался в ушах, и Оден попытался стряхнуть его. – Ты верил, что стоит дойти – и все закончится?
Да и какая разница? Не врача же требовать.
В дом он меня вносит на руках. Горячая ванна уже готова. Оден уходит, я так и не успеваю спросить, что же случилось там, на поле. А потом, сквозь запертые двери, я слышу, как Виттар орет на брата. По…
Все-таки он категорически не понимал женщин. Она в безопасности. Зачем в обморок падать?
– А паренька жалко… да, жалко… крепко его порвали. Уж матушка приходила, так плакала, так плакала… умоляла отдать. Так разве ж я могу? Распоряжение.
Мягкая ладонь легла на горло, как в тот раз. Она прошлась нежно, словно лаская самыми кончиками изумрудных когтей.
Руки Торхилд парили над клавишами печатного шара, тонкие бледные пальцы замирали на долю мгновения, а затем касались клавиш, легко, словно бы невзначай. И машинка щелкала, выбрасывая длинную спицу ли…
И еще знаю, что он обожает сладости, хотя почему-то этого стесняется, поэтому шоколад доставляют якобы для меня…
Ему чуть за сорок. Высок. Неплохо сложен. Кость легкая, что в общем-то характерно для Ртути, равно как мягкие черты лица и золотистый оттенок кожи. Виттар, не скрывая интереса, разглядывал собеседник…
Держит крепко, но мягко. И руки теплые, живые. А если Оден способен ощущать тепло, то он жив.
А боль от чужих клыков, по сути, пустяк. Оден с легкостью стряхнул зверя со своего загривка. Подмял. Вцепился в шею, и вкус крови впервые не вызывал отвращения. Было действительно все равно. Рвалась …
Нож ведь был, Макэйо нарочно оставил его, мол, пусть Торхилд сама решит, чего ей хочется. И она решалась… минут десять. То тянулась к ножу, трогала костяную его рукоять, то руку отдергивала. Совсем б…
– И одним разом дело не ограничилось? Трахались, как кролики? Ответь.
Он поставил якорь именно там, где наметил: в полулиге от городка. И контуры для сети создал прочные, пусть и несколько иной формы, нежели принято.
– Да. И сливки. Папа, когда что-то не получалось, сливками утешался… и я тоже. – Эйо пошевелила пальцами. – Она мне целую крынку принесла. Холодное. Свежее. И сливки такие желтенькие…
– Райгрэ Виттар, – у этой женщины низкий хрипловатый голос, и разговаривает она негромко, привыкла, что к ней прислушиваются, – ваше поведение заставляет меня сомневаться в вашей разумности.
Он произнес это так уверенно, что Тора замолчала и поневоле перевела взгляд на Привратника, который и вправду дремал, разлегшись на камне.
– Конечно. Беспокоиться не о чем. Я все сделаю правильно.
Кольцо сородичей размыкается. И скрипки, такие резкие, визгливые, замолкают.
– Спи, мой найденыш. – Он наклонился, но не поцеловал, лишь волосы убрал с подушки. – Спи. Завтра будет нашим…
Тем паче что альвы в гарнизоне не задерживались.
Виттар согласился. Ошибка. И за эту ошибку Крайт еще заплатит, но позже, когда домой вернется. Щенок наконец ощутил присутствие старшего и распластался по земле. Правда, охотники истолковали его пове…
И только коснувшись его, Тора пожалела, что так долго медлила.
Гроза не подвела. Удача – тоже. У самых ворот, дожидаясь завершения осмотра, стоял экипаж. Обыкновенная карета, запряженная четверкой битюгов. Лошади мокли, кучер сгорбился на козлах. Других слуг нет…
– И давно у вас здесь приняты подобные шутки?
Врач, подхватив саквояж, направился к лестнице. На лице явно читалось недовольство что Виттаром, что ситуацией в целом, однако у человека хватало ума помалкивать.
На нежную линию плеча, на кружевную тень от кружевного зонтика, которая скользила, лаская кожу Торы.
Надо просто переждать. Оден неплохо знает методы работы. Несколько дней взаперти, когда кажется, что про тебя все забыли. Душевная беседа. Скрытые угрозы. Обвинение, основанное на домыслах, – с реаль…
Та, внешняя боль отступила перед пониманием: убил.
Всхлипывала долго. Со слезами уходила боль.
Значит, остатки благоразумия не растерял.
Оден принимает вызов. Быстрее. Смелее. Мы слышим друг друга, и… и я теряюсь среди ветра, солнца и поля. Ненадолго. На миг, который проскальзывает между ударами сердца.
Окно, откуда солнце слепит. Высоко как-то… Нет, с окном все в порядке, просто Виттар на полу. Почему? Ковер продран… пух повсюду. И во рту тоже. Попробовал сплюнуть, но не вышло, только закашлялся.
– Да. Раньше я думал, что это легенда такая, будто Привратник бессмертен. А теперь… возможно, жилы тоже хотят говорить.
Она плакала и говорила, рассказывая какие-то совсем невероятные вещи, от которых Оден дар речи терял. И рвалась проводить на поле, куда сама бы пошла, да одну ее не пустят, без того чудом сбежала. Же…
Так и лежал, уставившись на огонь, но вряд ли видел. И, кажется, придремал.
Укусила? Вчера? Да, в его сне было что-то такое…
Взрыв. Рухнувшая опора. И оползень, который накрыл половину небольшого городка. Жертвы и похороны. Чернота траурных нарядов и белые саваны у разверстых могил.
Тяжелые веки не желали поддаваться, и Оден просто обнял ее. Он пытался быть осторожным, но ее дыхание все равно сбилось. Значит, больно, пусть Эйо и молчит.
С протяжным стоном сползала крыша, и стена осела на ребрах колонн. Сыпались камни, подымая тучи не то еще пыли, не то уже пепла. Жила же рвалась на свободу.
Меня нет. Я ветер. Ветер скользит по верхам, заставляя стебли прогибаться. Волна идет от края до края, и сторожки разворачиваются за ней.
Два пса кружили по зеленому газону, и райгрэ уводил белого все дальше и дальше.
И странное ощущение, что все это происходит не со мной. Я стою перед зеркалом, позволяя окружать себя слоями ткани, и… мне все равно, что они сошьют.
– Пока получается… сдерживать слухи. – Король пальцем указал на листовку. – Но прокламации их… находят отклик.
Оден молчит. И глаза закрыл, не спит – думает, подбирает слова.
И водяные хлысты, срезавшие броню пластами.
Тогда у него получилось справиться с собой, но и только. Объяснить не сумел. Стоило открыть рот, как тот наполнялся тягучей слюной и желудок каменел.
Супруга Атрума? Нет, старовата. Мать? Или тетка? Из ближней родни явно, хотя старость и злость, постоянная, разъедавшая изнутри, исказили черты ее лица. Теперь же в них проглядывало безумие, такое зн…
– Здесь мне нравится куда больше, чем в городе. – Ее рука горяча, и расстаться с этим теплом немыслимо. – В городе слишком много камня.
Двоих Виттар еще готов был увидеть в этой комнате, но третий… и ярость сменилась горечью. Тяжело разочаровываться в людях.
Он точно знал, как это будет. Он рисовал себе этот момент в воображении… сколько? Недели? Месяцы? Там, под Холмами, время становится другим.
К роду Ртути следовало присмотреться пристальней.
– Ты… – От него пахло застарелым едким потом, пылью, кровью и металлом. – Еще раз… так… сбегу.
Он ждет продолжения, и я, сменив позу, – от долгого лежания на боку рука затекла, – продолжаю.
И неторопливые, похожие на стальных китов цеппелины, что медленно плыли по небу, открывая новые пути.
Он понюхал свои руки, пытаясь разобраться с запахами. Собственный имел выраженные кислые оттенки, которые появляются у тех, кто болен. Правильно, Оден нездоров. Каша. Сажа – это с котелка. Металл. Пр…
Партия, единожды замершая, все же продолжалась в голове короля. И теперь он, прижав пальцы к виску, разыгрывал очередную битву.
Выходит, ее действительно заперли. Гостей множество. И про свадьбу Виттара они слышали. И про то, что была она вынужденной: на таких, как Торхилд, женятся исключительно по крайней необходимости. Но ж…
– А ваша сегодняшняя выходка может дорого вам стоить. Эту премьеру собиралась почтить своим присутствием ее величество. – Точеные ноздри дамы раздулись. – О боги! Вы потеряли всякий стыд!
Эйо не исчезла, как того Оден опасался. Перенесла вещи, вытряхнула на плащ содержимое сумки и с задумчивым видом перебирала сухие стебельки трав.
Виттар и сам не понимал, насколько ему повезло.
– Все закончилось, Эйо. Теперь все действительно закончилось.
Торхилд не поверила: за четыре с лишним года она научилась читать его ложь, но не обиделась. На Макэйо сложно было обижаться. Он же заставил ее переодеться и сам, встав на колени, завязывал шнурки на…
Тебя не вправе удерживать или принуждать к чему бы то ни было.
– Поэтому если тебе куда-то надо, например, в кусты…
– Эдганг из рода Лунного Железа. Кем ты была? Той, кто стоит на вершине? Отец – райгрэ… наверное, он ждал наследника, а родилась ты. Какое разочарование… но ты старалась доказать, что в тебе не зря т…
Ее узкие сухие пальцы вцепились в дубовую балясину, не пальцы – когти. Вырвет и, захлопав черноткаными крыльями, поднимется в воздух с визгом и скрежетом. Виттар тряхнул головой, избавляясь от наважд…
– Не больно. – Укрыв ее одеялом, Виттар поцеловал в щеку. – Отдыхай.
– Из-за молока все… она мне молока принесла. А я…
– Нет. – Она вытерла ему губы салфеткой. – И… мне… точнее, я… не я, но…
– Я могу вас попросить о небольшой услуге? – Доктор отпустил руку. – Мне бы хотелось взять ваши… жидкости для анализа. Кровь. Слюну. Мочу.
– Идем. И если ты еще раз влезешь в драку, то сюда не возвращайся. Ясно?
– Не знаю, – за дверью Тору перехватил Виттар, – выпороть тебя или расцеловать. Он мог тебя убить, понимаешь? Нечаянно… взять и…
Безумие полное. Но жар в груди нарастал и грозил сжечь. И волосы начали сухо потрескивать, а по коже нет-нет да пробегали огненные змейки.
Из Сурьмы паренек, не из первой ветки, но крови сильной. И странно, что такой пошел в газетчики, неужели род не нашел ему лучшего применения?
Ее заставляют подняться, отводят в сторону, усаживают в экипаж.
Забравшись в экипаж, Виттар прижал к щекам теплые ладошки жены.
– Это сложно не заметить, но… она признана родом. Виттар, ты же не станешь отрицать, что твой брат не в том положении, чтобы выбирать. Его… болезнь в глазах многих столь же сомнительна, как и лекарст…
Пленников, отпущенных, чтобы продлить брату жизнь.
То, что я не желаю рисковать твоей жизнью и соглашаюсь на этот безумный эксперимент, еще не означает, что я готов полностью передать тебя под опеку чужого дома (хотя редко когда выпадает возможность …
Охрана – это временная мера, король это прекрасно понимает. Да и, столкнувшись с сопротивлением, стая просто-напросто подыщет себе другой объект. Не сразу. Сейчас они еще отходят от первого убийства,…
Нет. Невозможно. Даже для нее – невозможно. Просто совпадение.
– Забудь. – Я позволяю божьей коровке перебраться на щеку. – И встань как-нибудь иначе, солнце загораживаешь.
Клыки и когти – это проще, честнее. Зарастет. С такой мыслью Виттар заснул.
Виттар отметил синяки на руках и ногах, частью старые, почти ушедшие в желтизну, но в большинстве своем свежие, темные, явно полученные незадолго до смерти. Рваные раны, поверхностные, такие, которые…
За лугом – лес. И речушка, через которую перекинут горбатый мостик. Я уже вижу рыжие пятна костров на черной шали поля, когда Оден останавливается. Резко.
Слушаю. Стараюсь, во всяком случае. Если он еще шею поглаживать перестанет, то внимания прибавится в разы.
– Хочу свой дом, пусть маленький, но такой, куда я могла бы возвращаться. Кровать хочу, и чтобы непременно с постельным бельем.
Всякий раз, когда приходилось уезжать, особенно вначале, Оден болезненно переживал расставание с братом: казалось, непременно случится плохое.
И кажется, что крепостные стены рушатся беззвучно…
– Спасибо. – Она положила голову на плечо. – Обычно меня за парня принимают, и… так безопасней.
Но оказался в незнакомом городе, на площади, на привязи.
Виттару не нужно, чтобы брат был послушен.
Райгрэ с живым интересом наблюдал за тем, как ее одевают.
Заложив руки за голову, Оден разглядывал облака. И шевелил пальцами на ногах.
– Я рад буду сотрудничать и дальше, но я хочу видеть девушку.
Так они видят, неспособные признаться самим себе в том, что виноваты в смерти собственных детей. Смотрят друг на друга, пытаясь понять, кто первым уступит королю. Ждут.
Потом были встречи, раз от раза реже, но Виттар почти не менялся.
…других, работавших в карантине? Они обривали головы, но не со зла, а чтобы вши не завелись.
Виттар, вскочивший было, вновь опустился в кресло.
Король растирал ногу резкими движениями, в которых проскальзывала с трудом сдерживаемая ярость.
Как для кого, для меня – вполне достаточно.
– Ваши заняли Долину еще прошлой весной… так говорили.
Она переворачивается на живот и тем самым оказывается ближе, настолько близко, что Оден не выдерживает. Ее легко поймать, потому что этот запах – серебра, вереска и меда – ни с каким другим не спутае…
– Так было нужно. – В черных толстых косах этой женщины уже вились серебряные нити. – Поле умирало. Мы вернули земле силу. А она отблагодарит зерном. Одна жизнь взамен многих.
– Спасибо. – Все же она немного расслабилась и поручень наконец отпустила.
– Да. Он не заслужил такого. И то, что вернулся, уже чудо. Я думал, что если он окажется дома, то я уже найду способ помочь. Любой способ, лишь бы исправить все. И он дома, а я ни на что не способен.…
– Опять? – скорее по губам прочел, чем услышал.
Знаю, о чем он думает: поздно. В храме я была самой старой, и Мать-жрица долго сомневалась, стоит ли тратить на меня время. Потом сказала, что чем позднее, тем дороже.
Ворон, и крупный, тоже удача. Мясо, конечно, будет жестким и с душком… пожалуй, его имеет смысл подкоптить слегка. И часть зайца тоже. Остальное сварим.
– В этом бедламе ты сам скоро потеряешься. Помочь?
– Торхилд… – Виттар любовался узором из теней на коже жены, – что мне сделать, чтобы ты была счастлива?
– Да, райгрэ. – Еще немного, и она заплачет. Семнадцать ведь только, пусть и выглядит старше. – Я… испугалась. Если бы был яд, чтобы просто заснуть… чтобы не больно. А я боюсь боли.
Но на этом эксперимент закончен не был, иначе Крайт вряд ли бы рассказал об опыте, который считал неудачным. Все-таки щенок и сам неспособен адекватно оценить то, до чего доходит.
– И доказать всем, что они неправы? Виттар, у меня нет желания что-то кому-то доказывать.
Но у Одена собственное мнение. Он толкает меня мордой под мышку, а потом просто хватает за загривок и тянет вверх. Мои когти скрежещут по камню, но сопротивление бесполезно. Я все-таки вынуждена вста…
– А сейчас, – Виттар допил вино, – они верят в проклятие Туманной Королевы. И в то, что лишь сильная кровь его переломит.
Она большая, но нам двоим в ней будет тесно.
С нее станется уничтожить мир по своей прихоти.
– Эйо, я клятву дал. Я не бросаюсь клятвами.
Плохо ест. Много плачет. Головку до сих пор не держит. И руки не разгибаются.
Пожалуй, приказ разведки Гаррад исполнил с чувством глубокого внутреннего удовлетворения и потому был так любезен в тот вечер. Очередная партия и проигрыш – Оден давненько уже шары не гонял; коньяк, …
А утром он долго ее разглядывал, касался волос, но осторожно, опасаясь потревожить. И Торе надо бы решиться, открыть глаза и сказать, что вовсе она не спит, но ей было хорошо.
Не прикасается, но… пальцы скользят над кожей, близко, настолько близко, что я ощущаю их тепло. Или это мое, которое тянется за ними.
Я возвращаюсь на берег и, перебравшись на ту сторону, иду вверх по течению. Пятьдесят шагов, затем вновь переправа по воде – и те же пятьдесят шагов вниз. Переправа.
– Идем, найденыш. – Он положил руку на спину, подталкивая Тору к двери. – Думаю, нам опять пришло время поговорить.
Живое железо рвануло, чувствуя свободу. Волна знакомого жара прокатилась по телу, изменяя. Колыхнулась, рискуя осыпаться, сеть, но Виттар удержал-таки.
Хорошо, что Виттар уже женат. Уже за одно это мальчишке следовало бы сказать спасибо.
Виттар давно не испытывал столь всепоглощающей злости. И живое железо охотно откликнулось на призыв.
Переход принес головную боль, которая вскоре станет невыносимой, и тошноту. Оттого и железо отступало тяжело, нехотя. Все-таки не надо было ввязываться в авантюру.
Заваливаясь набок, я пытаюсь оттолкнуть его лапой, но попадаю в пасть. Оден нежно прикусывает подушечки. Полнейшее безумие, но мне хорошо…
Успел. Нашел. Вытащил. Связанную, заботливо укрытую плащом, беспомощную. Опоили? Чем? Какая разница, он ничего не смыслит в травах и помочь здесь не сумеет. Одна надежда – отыскать укрытие и выждать.…
– Эйо, – вот в уши мне дышать совсем не нужно, они и так горячие, словно я полдня на солнцепеке пролежала, – радость моя, никогда не задавай мужчине таких вопросов.
А раз убрать проблему не вышло, то отреклись.
И осклизлый кусок коры, который долго мял в ладони, пока не раскрошил в труху.
Издевается. Даже побежденная, изгнанная, лишившаяся всего, издевается.
– И законнорожденный сын. – Король тяжело поднялся. – Неужели они сами не понимают, что творят?
– Пускай, но это будет моя ошибка. – Оден посмотрел в глаза брату. – Скажи, я останавливал тебя когда-нибудь? Например, когда ты решил, что хочешь пойти в разведку. Мне твой выбор пришелся, мягко гов…
– Не перечь королеве. – Она вытащила из венка ромашку и принялась отщипывать белые лепестки. Ветер подхватывал их и уносил, скрывая между волн. – В конце концов, это просто неприлично. И небезопасно.…
– Она чудесно играет, правда? – Виттар любуется женой, а Оден пытается вспомнить, как оказался в этой комнате.
Виттар? Я прикусила язык: родной брат Одена его же допрашивает? Старается при этом быть тактичным?
– Еще нет. Но ты вплотную подошел к грани. Я не спорю, у тебя есть причины ненавидеть альвов. Но война закончена. И пора остановиться.
– Я тебя выпустила, но я тебя не отпускала. Не забывайся.
А ночью тень коснулась лица, и Тора вскочила, чтобы оказаться в кольце рук.
За дверью, которую Виттар прикрыл осторожно, опасаясь громким звуком помешать врачу, ждал Крайт. Он подал влажное полотенце и халат.
Я понимаю, сколь глупа моя просьба, и собеседник качает головой. Ему бесконечно жаль, но отпустить меня пес не вправе.
У Одена всякие женщины были, и человеческие, довольно слабые, хрупкие; и вымески, отличавшиеся выносливостью и некоторой грубоватостью облика; и псицы, пусть и низшего рода. Случайные ли были встречи…
Ниже по течению сныть росла. Из нее суп сварить можно. Если еще крапивы и молодых листьев папоротника собрать, получится вкусно. Да и все лучше, чем ничего.
– У вас могут оказаться разные представления о том, что есть вред.
И получить красивый черный алмаз, который сохранит энергию. Наверное, они очень ценились. Я могла бы унести с собой состояние, но почему-то не сумела притронуться к мешочку с камнями, висевшему на ше…
Поместье и дом – это свобода. И жизнь только для себя, без необходимости подстраиваться под чьи-то желания… разве это не чудесно?
Размеренная жизнь, почти такая же, как до войны.
Уйти через дверь? Нет, она заперта, да и с охранником я не справлюсь, потому он и чувствует себя спокойно, знает, что сильнее.
И она же, перепечатанная уже в «Сплетнике», куда более красочная, едва прикрытая фиговыми листочками деланой анонимности. Грязная газетенка, но весьма любимая простонародьем. Виттар, скользнув взгляд…
В городе сотня мест, которые Оден хотел бы ей показать, но… какие из тех дверей он действительно сумеет для нее открыть?
По голосу его мир перевернулся. Он узнал место. Серая равнина, края которой подымаются, словно Оден попал на дно гигантской чаши. Небо в выбоинах. Солнце и то блеклое, поистаскавшееся.
Вот только дома ее не ждут. Дядя думает, что Торхилд мертва, и совсем не обрадуется ее появлению. Скорее всего, даже поступит именно так, как следует поступать в подобных ситуациях.
– Да. Видишь ли… – Ей нельзя рассказывать все, но кое-что следует. – После того как ты исчезла, я вел себя не совсем адекватно. И чем хуже становилось, тем больше появлялось странностей. Их истолковы…
…чтобы родители воскресли и люди стали прежними, и городок, в котором я выросла, тоже. Чтобы не было войны и даже памяти о ней.
Сам наместник, Гаррад из рода Мягкого Олова. Сорок три года. Коренастый. Кряжистый. С крупными чертами лица. Двойной подбородок, широкий рот, приплюснутый нос с вывернутыми ноздрями и массивные, оплы…
Я не хочу касаться этой темы и принимать решение, хотя понимаю, что рано или поздно его придется принять. А он не торопит, верно опасаясь, что стоит надавить – и я сбегу. И было бы ложью сказать, что…
Потом будет вечер. И вода, подсказавшая путь к чаше, в которой открываются горячие ключи и подземные источники черной земляной крови. Там мешаются с грязью и серой, и смесь несет в себе глубинную чис…
Я провожу по носу, по колючей чешуе, и Оден жмурится, запрокидывает голову, подставляя шею. Здесь чешуя мягче. Относительно. Мои ногти скребут по ней с преотвратным звуком, но ему, похоже, нравится.
– Признал. И здесь не трону. Но брошу вызов.
– Надо снять это, – мягко сказала Тора, когда Виттар попытался оттолкнуть ее руку. – Я тебе принесу другую одежду…
– Хотя вряд ли ему этот вариант придется по вкусу. Гордости в высших порой больше, чем разума.
Он оказался прав. Той же ночью Оден выбрался из дома. Ушел недалеко, до ближайшего вяза, у корней которого устроился.
Как-то вот неуютно сразу стало. Пес ухмыльнулся и перекинул хлыст из руки в руку, длинный измочаленный конец его упал в песок.
В тонких стеблях вейника, в седых пушистых колосьях его. В запахе клевера и люцерны. В тенях облаков. Оден тоже есть. Отблеском солнца, золотом ожившим.
…когда лишался остатков силы, капля за каплей, день за днем.
– Так намного лучше, – шепчет Брокк и подмигивает мне. – Ты же знаешь, я рядом.
– От холмов. Круги. Возмущения. На рассвете. Сильное – к побережью. Альяро.
И касается его лица, оставляя след меда и вереска.
– Гримхольд он бы простил… или попытался бы понять. – Виттар перехватил пальцы и прижал к губам. – А сегодня… сегодня все повторилось. Или раньше? Когда я опять взялся планы строить… решать за кого-т…
Оден, пробежавшись по строкам, газету отодвинул.
Под корнями, под зелеными, с желтой проседью, лапами ели. Толстый слой игл укрывает ее дно, а на стенках прорастают волчьи грибы.
Поместье наполняли люди, и управляющий, заламывая руки, метался, пытаясь уследить за всем. Не получалось.
– Пообещай, что будешь слушаться. Что бы я ни приказал, исполнишь. Неважно, насколько это будет уместно, как будет выглядеть… Пожалуйста, пообещай.
И глаза его сделались почти белыми. Гной рванул и… вырвался. Он выходил со слезами, с судорожными всхлипами, с воем, который рвал мне душу.
До чего знакомый сценарий, вот только подозреваю, что приговор суда сильно расходился с ожиданиями.
И запах, доносившийся от воды, тяжелый, гнилостный.
Оден разглядывал его, пытаясь привыкнуть к этому новому Виттару. Слишком взрослому. Слишком другому. Еще не чужаку, но где-то рядом.
Торе жаль ее, поскольку она уже поняла: эта свадьба не состоится.
– И… и у меня появилась идея. – Он посмел поднять взгляд, но тотчас опустил, всем видом выказывая раскаяние и готовность понести любую кару. – Мы неправильно ищем.
– Позволите? – Камердинер с легкостью одолел узел и, вооружившись щеткой, принялся стряхивать с кителя несуществующие пылинки. – Вы выглядите великолепно.
– …буду по праздникам твою чешую начищать. А потом воском и тряпочкой…
Тот человек, который восторженно писал об альвах, называя источником их силы «чудесную магию самой жизни», явно предпочитал смотреть на листья. А корни, они ведь в земле, легко и не заметить.
– Конечно… Давайте для начала сделаем дагеротип. Будьте добры…
А ей надо увести Виттара подальше от всех.
– Поле тут одно имеется… нехорошее. Глянула бы.
Я помню, что ландо показалось мне чем-то чудесным. Лаковое, игрушечное почти, на огромных колесах. Сверкают рессоры и бронзовые накладки на дверях. Покачивается белоснежный зонт, защищающий от солнца…
Ненужные – отбросить, оставив тот, который серебра…
– Если бы мне не было так плохо, – Эйо отвернулась и убрала руку, – я бы решила, что ты все это выдумал. Только… Оден, я не злюсь на тебя. Я понимаю, что ты не всесилен. И получилось так, как получил…
Тот, кто привел стаю, хорошо изучил местность.
– Погаси те, где население превышает десять тысяч. – Виттар разглядывал карту, пытаясь понять, что еще он упускает.
– Тогда мы это «ужасное» в саду закопаем… у тебя очаровательная улыбка.
– Ничего. Просто кричал. Оден, она… опять к тебе приходила?
И значит, про остальное тоже, пусть и в общих чертах. А следовательно, разговор пока нельзя считать оконченным.
– Тебе удобно? Я подумал, что здесь тебе будет привычней.
Наверное. Та женщина в зеркале не была Торой.
Ее руки подымаются, и поводья летят медленной волной.
Принесли и мыло, и полотенца, и даже белую длинную рубаху, коротковатую для меня.
Остальная троица попятилась. Вмешиваться не станут. Руки от оружия на всякий случай убрали. Верно говорят: гнилой райгрэ – гнилая стая.
Стол накрыт на двоих. Розы. Вазы. Белый костяной фарфор. И столовое серебро во всем его многообразии… Пересчитав вилки, ложки и ножи, я пришла к выводу, что подобные завтраки не для меня. Манеры не н…
Как и следовало ожидать, ни в морге, ни на месте преступления Крайт ничего нового не обнаружил, отчего испытывал глубочайшее чувство вины. Ему все еще казалось, что любую проблему можно решить с лету…
Молчала. Третий день кряду молчала, отделываясь краткими односложными ответами. Оден пытался разговорить, но Эйо ускользала. Она удивительным образом умудрялась держаться рядом, делясь теплом, но все…
И самодовольное выражение на лице того, кто клинок держит.
Разумное ли принято решение? Многие усомнятся. Правильное ли?
– Что сам хотел этой свадьбы. Женщинам порой нужно говорить очевидные вещи.
И первой ступила на мокрый гранитный язык. Ступила осторожно, должно быть, помнила, что за спиной ее – пропасть.
И оказалась права: стоило замереть, как подушка исчезла.
– Догоняй! – За волосы дернули и отпустили.
Ничего не было… в Каменном логе всякое привидеться может, тем более что прошло столько лет.
– Эйо, – он заговаривает вновь, когда вдалеке показывается знакомый массив усадьбы, – только… хуже нет, чем однажды понять, что ты здоров, но бессилен.
Хильда говорит, что райгрэ Тору использовал и теперь будет справедливо, если Тора использует его самого.
– Эйо, – Оден сдвинул серебро на край стола, – не думай о всякой ерунде. Просто поешь, ладно?
Последние годы были сытыми: война оставляла изрядно мертвецов, чтобы ворон раздобрел и сделался ленив. Оттого нынешняя весна его разочаровала.
– Не все библиотеки были вывезены, – продолжил король. Он смотрел не на Виттара, но на пальцы, на которых осталась книжная пыль. – Моя драгоценная сестра пыталась уничтожить отчеты о некоторых… экспе…
– Королевы Мэб. Оставьте девочку в покое, она ни при чем. Метка была на мне.
Думай, Эйо… силы еще есть, хватит, чтобы пустить белую змею под ноги охраннику. Он не увидит, но почувствует.
Брокк из рода Белого Никеля нервно расхаживал по кабинету. Правая рука была заложена за спину, пальцы левой сжимались и разжимались, словно Брокк пытался удержать нечто невидимое.
Он вложил нож в руку, тот самый, которым Торхилд так себя и не убила.
Щенок злил Одена, пусть пока и не пересекая границы дозволенного.
Он выживет. Ведь доктор обещал… один шанс из десяти…
Да? Этого я тоже не помню. И обидно как-то…
Он почему-то вздохнул… небось уже раскаивался в неосторожном обещании.
– Веди себя достойно, Оден. Какой пример ты брату подаешь?
– Оден, – я еще способна говорить, – поцелуй меня. Пожалуйста.
А еще светлые волосы, выгоревшие на макушке добела. Они обрезаны неровными прядками и на концах сохраняют исконный, чуть рыжеватый оттенок.
Какой род станет заступаться за альву, которую вот-вот обвинят в покушении на жизнь короля?
За что? Не понимаю, но рада, что Брокк больше на меня не сердится.
И снова остановка. Я знаю, что должна ходить, и послушно делаю круг по поляне. Мох скрипит под ногами. А Оден ложится и дышит, вывалив из пасти золотой язык.
Голоса стихают, но в тишине мне страшно… и я забираюсь в кровать Одена, прячусь под подушку, но продолжаю ловить обрывки фраз.
Вдалеке – ворота… естественно, заперты, но… ворота нужны для карет, а вот людям достаточно калитки. Небольшой. Неприметной. Ее, конечно, тоже охраняют. И на что мне надеяться? На себя, на грозу и уда…
И Перевала на сей раз не будет. Надо смириться. Сделать шаг… а потом еще один… и много-много шагов по вересковому полю, залитому туманами. Они подбираются ближе ко мне, не то ластятся, не то оплетают…
– Просто беги. Ты же найдешь дорогу домой?
След вел в деревню… Оден двинулся по кругу, обходя поселение стороной. Он заставлял себя не слушать барабаны и голоса, отрешиться от времени – в спешке легко пропустить нужную нить.
Дверь оставили приоткрытой. Люди были любопытны, я тоже.
Тора видит, как медленно поворачивается лобастая голова. Клочья алой пены падают на разодранную землю, пригибаются плечи, а когти выворачивают куски дерна.
– И необязательно контакта физического… хотя чем ближе, тем лучше.
Тора и вправду дрожала. Виттар в тщетной попытке хоть как-то согреть ее набросил на плечи грязный фрак, только потом заметив, что ему протягивают плед.
Меня никто не заставляет, но сама понимаю, что нельзя вечно прятаться в детстве. Причем понимание приходит в ванной из розового мрамора, настолько тесной, что сидеть приходится, поджав колени к груди…
Ее сила была горячей, не руда – солнце. А теперь солнце отобрали.
Не знаю, шелковое белье нам было не по карману, но поверю на слово.
– И как отдохнулось? – Лукавая улыбка и по-прежнему мертвые глаза. – Отдыхают дома, Оден. Ты же хотел вернуться… но тебя попросили. Всего-то год… или полтора… больше никаких войн, раз уж ты устал от …
Виттар сбросил штору на пол. Кровать мягкая. Белье чистое. И в комнате не жарко.
…альва, что сидела в кресле, чуть склонив голову. Она смотрела прямо, с вызовом, с издевкой почти.
Все обрывается с криком, в котором столько боли, что Тора выпускает из пасти пепельного мотылька, – они во множестве вьются над разломами базальта.
Обещание далось тяжелее, чем хотелось бы Виттару.
– То есть, – Стальной Король перестал улыбаться, – от нее отказались?
Вот только без него мне все равно не жить. И Оден это знает.
– Считайте, что уже сообщили. Мне нужны имена. – Виттар пережал руку.
– Я мог бы жениться раньше. – Оден почему-то не мог отвести взгляд от этого увядающего цветка. – После смерти отца король предлагал, и весьма настойчиво.
Она послушно опустилась на самый краешек дивана. Светло-желтая ткань обивки резко контрастировала с чернотой ее наряда.
И стрелы подгоняли, напоминая, что будет больно. А Тора боится боли.
– Потом, когда вроде и зубы полезли, стало еще хуже. Зуд буквально с ума сводил. И я грыз… что видел, то и грыз. Отцовский стул сожрал, потом полдня в кладовке прятался и луком пропах. И еще у нас ба…
Надо успокоиться. Вдохнуть, насколько корсаж позволяет. Выдохнуть.
Его племянница, к преогромному сожалению, опозорила и себя, и весь род.
– Я провожу вас в ваши покои. И там вы останетесь до завтрашнего дня…
Прятаться в тенях легко, и я пускаю по траве ветряную дорожку, которая скользит вдоль ограды. И если поместье охраняют, то охрана пойдет следом.
Оден позволил мне повернуться лицом к нему.
И я наклоняю голову, прижимаюсь к ладони щекой.
– Не всем он нужен. Эйо, сейчас мы тебя искупаем, ладно? А потом я все-таки позову доктора.