Все цитаты из книги «Три товарища»
— Сам ведь говорил сотни раз, что форд больше ничего не стоит, — прошипела она в заключение со слезами на глазах.
— Да я не в таком смысле. Я даже не могу тебе толком объяснить, как я это понимаю. Не могу хотя бы потому, что я всё еще не знаю, что ты нашла во мне.
Сестра ушла. Коридорный всё еще ждал в дверях. В комнате вдруг стало очень тихо. Пат смотрела в окно на закат. Ее темный силуэт вырисовывался на фоне сверкающего неба.
— Сотни тысяч безработных… У этой дамы какая-нибудь особенная специальность?
— А я пришел к вам, с хорошей вестью. Можете отправляться за фордом. Дирекция согласилась поручить вам ремонт.
Комья земли забарабанили по крышке гроба. Могильщик дал нам лопаты, и вот мы закапывали его, Валентин, Кестер, Альфонс, я, — как закапывали когда-то не одного товарища. Вдруг мне почудилось, будто ря…
— По-моему, врач — один из тех немногих людей, которые знают, зачем они живут, — сказал я. — Что же тогда говорить какому-нибудь бухгалтеру?
— А ведь кошки очень чистоплотные и красивые животные, — сказал я. — Кстати, я только что заходил в эту комнату. Там не пахнет кошками.
Я достал из кармана мелочь и подкинул ее на ладони.
— Это будет трудно, — сказал я. — Сегодня мы получили срочный заказ, и нам, наверно, придется работать всю неделю допоздна.
Глинистое полотно дороги стало влажным. Машина начала юлить и шататься в стороны. Кестеру пришлось сбавить скорость. Зато он с еще большим напором брал повороты. Он уже не подчинялся разуму, им управ…
— Нет, — ответил я. — Этого я себе не представляю. Она снова засмеялась и продолжала говорить. Но я больше не слушал. Биндинг! Меня словно молния ударила. Я не подумал, что она знает его гораздо доль…
— Хорошо, сестра, — сказал я, чувствуя смертельную усталость, — если профессор Жаффе придет, попросите его немедленно позвонить сюда. — Я сообщил ей номер. — Но немедленно! Прошу вас, сестра.
— С чем? — спросила она быстро, окинув меня озорвым взглядом.
— Синий Час звучит недурно, — сказал я. — Значит, десять марок на Синий Час.
— Вот видишь, — сказала она испуганно. — Я ведь всё время говорила, чтоб ты не делал этого.
Кельнер Ганс принес белоснежный кухонный халат. Альфонс развернул его и помог Пат облачиться.
— Благодарю вас, — сказал я, — право, я вам очень благодарен. Охотно возьму их…
— Не знаю. Может быть, потому, что уже утро. Стало светлее.
— Видимо, это и есть владелец. Вчера он тоже стоял здесь и чистил машину.
— У него еврейская голова, а?.. Молодой человек, — сказал он затем, — в наши дни лучший признак солидности — потрепанный костюм и поездки в автобусе, вот это реклама! Если бы у нас с вами были деньги…
— Знаешь, когда лежишь вот так, то о многом думаешь. И тогда многое, что раньше было вовсе незаметным, кажется необычайным. И знаешь, чего я теперь просто не могу понять? Что вот двое любят друг друг…
— Идите-ка сюда, — позвала фрау Залевски. Оказывается, причиной сборища был разукрашенный бантиками младенец. Фрау Бендер привезла его в коляске. Это был самый обыкновенный ребенок, но все дамы накло…
Когда я вернулся, Пат стояла у окна. На ней были только серебряные туфельки. Мягкий утренний свет падал, точно флер, на ее плечи.
— Ах, — сказал я поспешно, — что там особенного? Есть много более приятных мест…
Улица опустела. Закат розовым одеялом укрывал заснеженные горы.
Пат подошла к шкафу и посмотрела наверх. Там стоял старый чемодан — подарок Ленца. На нем была масса пестрых наклеек — свидетельства экзотических путешествий моего друга.
— Хорошо сказано, — ответил я. — Не окажете ли вы нам честь, сударыня?
Нам принесли ром. Это был «Баккарди» с лимоном.
"Так, — подумал я, — вот и получил! Этого еще только не хватало".
— Вытащите мужчину, с ней я сам справлюсь, — сказал он. — Надо поскорее добраться до ближайшей больницы.
— Да, — она поцеловала меня. — Теперь пойди побегай на лыжах.
Поезд пошел быстрее, и Готтфрид отстал. Пат высунулась из окна и махала платочком, пока вокзал не скрылся за поворотом. Потом она обернулась, лицо ее было очень бледно, глаза влажно блестели. Я взял …
— Насчет всего остатка не знаю. Но частицу — наверняка, — сказал я.
— Да, так обстоят дела, чертова сплетница! — злобно пробормотал я ей вслед, зная, что она меня уже не слышит. В бешенстве я швырнул коробку с новыми лакированными туфлями на пол. Богатый человек ей н…
Мы повторили тост еще несколько раз. Потом Валентин ушел.
— Взял в долг. В магазине Бенн и компания, напротив нас. Там у меня знакомая продавщица. А трость я, пожалуй, оставлю. Она мне нравится. — И, довольный собою, он стал размахивать толстой палкой.
Он поклонился блондинке и поцеловал ей руку.
Я взглянул на нее. Она действительно выглядела лучше. Глаза снова заблестели, губы стали пунцовыми, матовая кожа дышала свежестью.
— Конечно, известно; или, по-вашему, я принял это место за Канарские острова?
Пат не слышала, как я вошел. Она сидела на полу перед зеркалом и примеряла шляпку — маленький черный ток. На ковре стояла лампа. Комната была полна теплым, коричневато-золотистым сумеречным светом, и…
— Робби, а что делать с остальными вещами? С мебелью?
— Нет, уж лучше не стоит. Я только посижу.
— Проедем еще немного, — сказала она. — Еще совсем немного вниз. — Поехали, — сказал я, переглянувшись с Кестером.
— Ах, Робби, — проговорила она медленно и глухо. — Не могу я тебе изменить. Я слишком много думаю о тебе. Ты не знаешь, какая здесь жизнь. Сверкающая, прекрасная тюрьма. Стараюсь отвлечься как могу, …
— Не знаю. Может быть, он вернулся в клинику.
Она посмотрела на меня улыбаясь. Она почти никогда не отвечала, когда я говорил что-нибудь в таком роде. Впрочем, я и не рассчитывал на ответное признание. Мне бы это было даже неприятно. Мне казалос…
Бесшумный лифт поднял нас на третий этаж. Здесь всё гораздо больше напоминало больницу. Правда, очень комфортабельную, но всё же больницу. Белые коридоры, белые двери, блеск чистоты, стекла и никеля.…
Я молчал. С меня было довольно. Ее первое потрясение прошло, она знала, что Хассе умер, во всем остальном ей нужно было разобраться самой. Ее ждал еще один удар — ведь ей предстояло узнать, что он по…
— К бою, Готтфрид, — сказал я. — Штурмуем толстый кадилляк.
Она постояла около стола, опираясь на него и опустив голову. Потом посмотрела на меня. Я молчал. Она медленно обошла вокруг стола и положила мне руки па плечи.
Я кивнул в сторону столика, за которым сидел убийца Готтфрида.
Я смотрел на бледное лицо с торчащими ушами, близорукие глаза, щуплую фигуру с впалой грудью. Эх, проклятье!
— Не сказать ли мне всё-таки несколько слов? — спросил он.
Стоило видеть Готтфрида в эту великую минуту. От удивления его глаза стали большими, как тарелки.
Она замолчала. Я слышал тихие шорохи и гудение провода.
— Итак, отбыл последний корабль, Робби. — Предпоследний, — возразил я. — Последний — это я. Знаешь, что я собираюсь делать? Хочу выбрать себе другое место для стоянки на якоре. Комната во флигеле мне…
— Благодарю вас, — сказала Патриция Хольман и повернулась ко мне: — Вы всё еще не слышите запаха?
— Ты играешь в карты, Пат? — удивился я. — Какие же ты знаешь игры? Подкидного дурака или пасьянс?
— Сейчас. — Он налил коньяк. — За твое здоровье, Робби, за то, что мы все когда-нибудь подохнем!
— Заплатит наличными… — повторил Блюменталь после недолгого раздумья. — В наше время эти слова звучат, как чистейшая поэзия.
Кестер наклонился и внимательно рассмотрел маленькие тупые пули. Они тускло поблескивали, перекатываясь па ладони чиновника.
Я последовал за ним в комнату справа за стойкой. Альфонс подошел к шкафу и достал из него два старых санитарных пакета времен войны.
— Ну, раз уж так… — она быстро схватила рюмку. — Раз дают, надо брать. Даже когда не понимаешь толком, почему. За ваше здоровье! Может, у вас день рождения?
— Угодно господам получить гороскоп? — крикнул он. — Или узнать будущее по линиям рук?
Пес замер, но глядел не слишком дружелюбно. Он не узнал меня. И очень смутился, когда Пат указала ему на меня.
Я объявил игру при двух королях и взял четыре валета. — Вот это да! — сказал я. — Видно, сегодня и в самом деле шулерская погода.
— Когда ты разговаривал с ней в последний раз?
Сидя у ее постели, я рассказывал ей обо всем, что приходило в голову. Ей нельзя было много разговаривать, и она охотно слушала, когда я рассказывал о разных случаях из моей жизни. Больше всего ей нра…
— Что же ты не возьмешь свою тарелку? — спросила меня Роза.
— Что будем делать? — спросил я — Пойдем в бар?
— Что творится с нашим ретивым собирателем почтовых марок? — спросил я удивленно. — Ведь он всегда был кроток как агнец.
— Вам, конечно, многое здесь кажется странным? — спросил он.
— С ним можно столковаться. Напоследок он мне даже сам помогал срезать бутоны.
Мы посидели еще немного на скамье перед вокзалом. Жаркое белое солнце пригревало деревянную ограду платформы. Пахло смолой и солью. Пат запрокинула голову и закрыла глаза. Она сидела не шевелясь, под…
Я отнял у нее зеркальце и пудреницу и осторожно положил обе руки ей под голову. Несколько минут спустя она беспокойно задвигалась.
— Сыграй "Мою молодость", — попросила Марион.
— Ладно уж, принесите только коньяк. Атлетическая особа, видимо, принадлежала к обществу поборников трезвости. Она так уставилась на мою рюмку, словно это была тухлая рыба. Чтоб позлить ее, я заказал…
Постепенно поезд втянулся в открытое поле. Домик скрылся, и дюны остались позади. Некоторое время за черной полосой леса мелькало сверкающее море. Оно мигало, как усталый, бодрствующий глаз. Потом по…
— Это не всегда получается, Робби. Бывало такое и со мной. Чем дольше живешь, тем больше портятся нервы. Как у банкира, который терпит всё новые убытки.
Позади нетерпеливо сигналил тяжелый бьюик. Он быстро догонял нас. Вот уже сравнялись радиаторы. Мужчина за рулем пренебрежительно поглядел в нашу сторону. Его взгляд скользнул по обшарпанному «Карлу»…
— Выпей еще немного, — сказал я и прижал ее к себе. — Так бывает в первую минуту, а потом дело пойдет на лад.
Булочнику хотелось излить душу. Он рассказал мне о бережливости своей жены, и было странно видеть, как воспоминания о сэкономленных деньгах растравляли этого заядлого любителя пива и игры в кегли. Да…
— Идет дождь. Слишком долго он идет, любимый. Иногда по ночам, когда я просыпаюсь, мне кажется, что я похоронена под этим нескончаемым дождем.
— Сегодня вечером угнали мою машину. Только что мне сказали, что ее видели в районе Менкештрассе. Подъедем туда?
Мы поставили рюмки на столик и, посмотрев друг на друга, рассмеялись.
Меня удивило, что он совершенно не думал о другом мужчине. Видимо, еще не понимал этого; он думал только о том, что его жена ушла. Всё остальное было пока туманным, неосознанным. Мне хотелось сказать…
— Верно, — сказал Кестер, — но ведь люди обрели свои профессии независимо от способности чувствовать. — Правильно, — ответил Жаффе. — Это сложный вопрос. — Он кивнул мне: — Теперь можно. Только тихон…
— Ну так, словно ты полупьян. Болтают, несут всякую чушь и к тому же обманывают?
Рядом с ней жил ротмистр граф Орлов — русский эмигрант, кельнер, статист на киносъемках, наемный партнер для танцев, франт с седыми висками. Он замечательно играл на гитаре. Каждый вечер он молился К…
— Здесь возможно только это, — меланхолически возразил Антонио — Она умерла сегодня утром. Ко всему еще прибавилось воспаление легких.
Она взяла мой платок и замахала им. Фройляйн Мюллер энергично ответила.
Она прикоснулась руками к моим вискам. Было бы чудесно остаться здесь в этот вечер, быть возле нее, под мягким голубым одеялом… Но что-то удерживало меня. Не скованность, не страх и не осторожность, …
— Потому-то они и богаты, — сказал я. — А если бы мы разбогатели, то уж, конечно, ненадолго.
— Она у подруги. Слава богу, у нее теперь есть подруга, с которой она проводит много времени.
— Я заявил претензию распорядителю аукциона. Но боюсь, что из этого ничего не выйдет.
— Такое случается каждую минуту, — сказал Густав. — Безработные. Просаживают последние пфенниги. Поставят десять, хотят выиграть тысячу. Шальные деньги им подавай!
За нашим столом собралось очень много людей. С нами сидели русский, Рита, скрипач, какая-то старуха, дама с лицом размалеванного скелета, при ней пижон с ухватками наемного танцора, а также Антонио и…
— Вот это ты! — сказала Пат и засмеялась. — Я хочу жить, а ты хочешь денег.
Он вел себя очень вежливо и в общем нравился мне. Но в нем были неприятное изящество и легкость, которыми я не обладал, и мне казалось, что это должно производить впечатление на Пат. Вдруг я услышал,…
Тихо отворилась дверь. С мелодичным напевом гуськом в зал вошел хор во главе с Григоляйтом, курившим черную бразильскую сигару. Певцы выстроились позади девиц. v О, как был полон этот мир.
— Ты всё еще на своей хорошей работе? — спросила она.
— А по-моему, он не чистоплотен, — заявила фрау Залевски.
— Они выглядят так, если сбить их машиной. — Я медленно подтянул ручной тормоз. — Вот великолепная пустынная улица. Свернем в нее. Здесь можно хорошенько потренироваться. Сначала поучимся трогать с м…
— Убирайся к своему насосу, Юпп. Проклятое дитя двадцатого века!
— Готтфрид приехал на такси, — сказал я. — Он отвезет нас поужинать.
В одиннадцать мы двинулись в обратный путь. Валентин сел за руль такси и уехал с Фердинандом. Остальные сели в «Карла». Ночь была теплая, Кестер сделал крюк, и мы проехали через несколько деревень, д…
— По-моему, в этого парня можно влюбиться, — сказал я. — Разве ты не находишь? — Нет, — отвечала она.
Через час появился Фред. Желудок его был основательно проспиртован, и Фред быстро приходил в себя.
— Робби! Кто первым повстречался тебе сегодня утром? Я стал вспоминать…
Мы пошли. Входная дверь захлопнулась за нами. На лестнице был полумрак, — несколько лампочек перегорело. Тихими мягкими шагами спускалась Пат по ступенькам. Она ничего не говорила. А у меня было тако…
— Да, конечно, — ответил я. — Мне всё-таки удалось договориться с ним о встрече сегодня после обеда. Как мне Найти вас потом? — спросил я булочника.
— Снег и солнце. Звучит довольно неправдоподобно, верно?
— Нисколько, — ответил я. — Хотите выпить?
— Я прекрасно всё вижу, — сказал я, зарывшись лицом в ее волосы. — Шляпка такая, что парижские модельеры побледнели бы от зависти, увидев ее.
— Я пойду домой и тоже вздремну. Через два часа зайду за тобой, пойдем ужинать.
— Нет, после рудника я убедился: если не заниматься каждый день, то полностью выбиваешься из колеи; нет, во второй раз мне уж не осилить.
Я пошел к Альфонсу. Теперь я мог говорить только с ним. Хотелось посоветоваться, можно ли что-нибудь предпринять. Но Альфонса я не застал. Заспанная девушка сообщила мне, что час назад он ушел на соб…
— В шесть? — очнулся булочник. — В шесть мне нужно… — Вдруг он повернулся ко мне: — Поедете со мной?
— Сегодня не могу! — заявил Густав. — Сегодня у меня должна быть верная рука. Вечером иду в спортивный союз играть в кегли. Обещай, что пойдешь туда со мной как-нибудь. Очень приличные люди, есть даж…
— Поверхностны только те, которые считают себя глубокомысленными.
— Знаешь, Отто, в такую теплую погоду я очень люблю спать на воздухе. Ты не беспокойся. В последнее время я это делал часто.
— Нужны ли ей теперь какие-нибудь специальные процедуры? — спросил я.
— Не сердись на меня, Отто, что я захныкал, — сказал я.
Мы подняли переднюю ось машины и укрепили ее тросами сзади, на кузове "Карла".
— Совершенно верно! — Ленц похлопал его по плечу. — Заключи с ним пари, Юпп. На бутылку сельтерской воды.
— Да что ты, ничуть. Вероятно, и у меня весна в крови бродит.
— Билли, конечно, возьмем с собой. Иначе куда же мы денем остатки ужина? Или, может быть, ты уже поужинала?
— Да это нельзя большинству из тех, кто здесь, но всё же они выходят.
— Господа, — сказал я, — пойду и пригоню вам кадилляк. А вы между тем обсудите этот вопрос между собой.
Я стоял в углу и слушал. Вдруг кто-то дернул мою шляпу. Я удивленно обернулся. Маленькая желтая обезьянка с печальным личиком сидела, сгорбившись, в углу на штанге. У нее были черные круглые глаза и …
— Сядь поближе, — сказал я, — а то туман унесет тебя…
— Где-то здесь должна быть сирень, — сказала Пат.
— Да еще какой опасности! — Я вспомнил священника. — Но почему ты так рано поднялась?
Мы выбрались из деревни. Уже вечерело, и снежные поля мерцали в красноватых отсветах заходящего солнца. Несколько сараев на откосе были почти до самых крыш в снегу. Словно маленькие запятые, вниз, в …
— Вот видишь, что я тебе сказал! Слушайся Густава, и будешь грести деньги лопатой!
— Да. Вот, посмотри. — Роскошно! Как в лучших ресторанах! Не хватает только музыки.
— Незачем, — прервал он меня. — Ведь недавно я ее подробно осмотрел…
— Заметь себе, мальчик: никогда, никогда и никогда не покажется женщине смешным тот, кто что-нибудь делает ради нее. Будь это даже самая пошлая комедия. Делай что хочешь, — стой на голове, болтай сам…
— Видишь, Лиза… мы с тобой так мало виделись… скоро уже год… ты сама понимаешь, что…
Мы умылись. Потом Кестер пришел ко мне в комнату. Он выглядел так, будто только что встал после сна.
Все дамы шипели, как гнездо змей, чтобы успокоить орущее существо. Но они достигли только того, что он еще больше разошелся. Лишь теперь я заметил, что это действительно необычайное дитя: легкие у не…
Скрипнула дверь, и я увидел фигуру фрау Залевски, освещенную желтым светом, лившимся из коридора. — Пришла фрау Хассе, — прошептала она. — Пойдемте скорее. Я не могу ей сказать это.
— Воздух, который накачивают в баллоны, — ответил я ворчливо.
— Боже мой, Пат, — сказал я, — это действительно ты?
— Ты можешь потом прийти вниз? — спросил я. — Или нам подняться к тебе?
Мы выпили по рюмке «Дюбоне» и поднялись наверх к санаторию. В конторе секретарша сказала мне, что приходил почтальон и передал, чтобы я зашел на почту. Там для меня получены деньги. Я посмотрел на ча…
— Я знаю один, — ответил я. — И там вполне спокойно. Если вы не возражаете…
— Нет, — сказал он. — Здесь она не была. И в полиции не показывалась. Да так оно и лучше. Пусть не приходит больше…
— Не расстраивайся, — сказал я, — гораздо более позорно, что мы вообще не знаем, зачем околачиваемся па земле. И тут несколько лишних названий ничего не изменят.
— Какие замечательные слова "будем здоровы", верно?
— Теперь все готовы на любую работу. — Стефан немного отрезвел.
— То есть как? Ты собираешься приходить сюда часто?
— Одолжить тебе немного? Вот — выиграл в покер.
У Георга я пробыл недолго. Через четверть часа вернулся к себе. Подумал — не выпить ли? Но не хотелось. Сел к окну и стал смотреть на улицу.
Я спрятал письмо Кестера и маленький пакет с ампулами морфия. Беспомощно стоял я у оконца почты. Охотнее всего я тотчас же отправил бы деньги обратно. Но этого нельзя было делать. Они были необходимы…
Я прошел через зал. Девушка всё еще спала и шумно дышала. Луна поднялась высоко, и на улице было совсем светло. Я пошел к площади Бельвю. Окна домов сверкали в лунном свете, как серебряные зеркала. В…
Мы вышли. Розовый закат стал ярче. Теперь его свет заполнял весь коридор, как облако.
— Робби! — Смеясь, она оттолкнула меня. — Ты в этом ничего но смыслишь. Ты вообще когда-нибудь замечаешь, как я одета?
— Вижу, — равнодушно сказал Алоис и наполнил стакан.
— Ешьте побольше яблок, господин Локамп! Яблоки продлевают жизнь! Несколько яблок в день — и вам никогда не нужен врач!
"Да, — подумал я. — Ведь и нам всем в конце концов ничего другого не остается делать".
Я сделал шаг назад, "Коварный сатана, — подумал я, — вот удар, которого я ждал". Я уже представлял себе, что буду продолжать жизнь трезвенником, в посмотрел на фрау Блюменталь глазами истерзанного яг…
Так мы шли из комнаты в комнату, и всюду было одно и то же — стонущие, скованные судорогой тела, неподвижные, почти угасшие тени, какой-то клубок мучений, нескончаемая цепь страданий, страха, покорно…
На бумажке изящным рондо и даже в два цвета — красным и черным — было выведено мое имя. Яблоки, орехи, апельсины, от Розы свитер, который она сама связала, от хозяйки — травянисто-зеленый галстук, от…
— Нет, — сказал Орлов, который быстро вошел в комнату и тут же вернулся. Он оттолкнул меня, взялся за дверную ручку, прикрыл дверь, затем обратился к остальным: — Вам лучше уйти. Не стоит смотреть на…
Я помог ей уложить чемоданы, и к вечеру, когда стемнело, всё было готово. Было очень странно: мебель стояла на прежних местах, только шкафы и ящики опустели, и всё-таки комната показалась мне вдруг г…
— Жаль. — Она опрокинула шахматные фигуры и встала.
Я пошел обратно, но Хассе уже не было. Я открыл дверь в коридор. И там было пусто. Прошел по коридору и постучал к нему. Он не ответил. Открыв дверь, я увидел его перед шкафом. Ящики были выдвинуты.
Она озадаченно посмотрела сначала на меня, потом на Патрицию, кивнула и, смутившись, поспешно пошла дальше. Через несколько шагов мы встретили ярко накрашенную Фрицци. Покачивая бедрами, она размахив…
— Думаешь, это ему не повредит? — спросил я Кестера. — Наш «Карл» в конце конце скакун чистых кровей, а не вьючный осёл.
— Знаешь, Отто, — сказал я, — у меня такое чувство, будто я сам болел. Всё-таки мы уже не те, что прежде. Надо было вести себя спокойнее, разумнее. Чем спокойнее держишься, тем лучше можешь помогать …
Пат села на стул. Ее лицо белело среди цветов.
Он послушно выпил кофе. Его рука дрожала, и он не мог есть.
— Антонио тебя научит. Ему это нравится, и он к тебе хорошо относится.
— И вовсе мы не будем всё время вместе, — возразил я. — Днем меня здесь вообще нет. Вечерами тоже часто отсутствую. Но уж если мы вместе, то нам незачем будет ходить по ресторанам и вечно спешить рас…
— Ну что ты, Робби! — Роза посмотрела на меня так укоризненно, что я поспешил вспомнить. Кружевные покрывала, вязанные вручную и покрывающие диваны и кресла, — это же символ мещанского уюта, священны…
— Полный успех, — удовлетворенно сказал Ленц. На дороге раздался лай мотоциклов. Кестер начал готовиться. «Карл» был заявлен по классу спортивных машин.
— Можешь пить его даже из пивной кружки, — сказал Грау.
— А не следовало бы сперва… — говорит кто-то.
— Он был и остается настоящим кавалером, — сказала Роза. — А теперь, Робби, усаживайся с нами.
— Пойдем, — сказал я наконец в порыве какого-то отчаянного веселья, — уж если делать что-нибудь, так до конца! — Перед нами была витрина ювелирного магазина. — Вот этот изумрудный браслет! И еще вот …
Я вбежал в помещение. Меня встретил санитар.
— Ну что ж, один поступает так, а другой иначе, — заметил я.
— Робби, — сказал он. — Знаешь, что мне пришло в голову? Нам нужно хоть разок побеспокоиться о той девушке, что была с Биндингом.
— Он уже несколько месяцев ходит на вое предвыборные собрания, — донесся голос Джорджи из темноты.
— Правильно угадали. — Человек в тени громко рыгнул.
Он снова вытер кровь. Мы наклонились, и ниже раны, из которой сильно шла кровь, увидели другую — маленькое темное отверстие около сердца.
— Примерно через три недели, — ответил Кестер.
На диване в углу сидел Фердинанд, широкий, массивный, с изнуренным лицом и ясными голубыми глазами. Он уже успел выпить всего понемногу.
— Это именно так. Сестра! — Я подозвал сестру, которая принесла мне лекарство. — Скажите мадемуазель Хольман, у кого из нас болезнь более заразная.
— Мой дорогой толстый кадилляк, — сказал я и похлопал машину по. радиатору.
— Нет, кофе, хорошего, крепкого кофе. Я побыл с ней еще полчаса. Потом ее охватила усталость. Ото было видно по глазам.
— Для вечеров, — ответила она. — А как вы думаете, корм дорогой?
Я жалел его, но мне не терпелось пойти к Пат.
Зазвонил телефон. Кестер взял справочник и ушел в мою комнату. Санаторий ответил. Я попросил позвать Пат. Через минуту дежурная сестра сказала, что Пат лучше не подходить к телефону.
— Две порции, — попросила Пат. — И один коктейль "специаль".
— Господин Ленц, — сказал я с достоинством. — Этот чек столь же надежен, сколь ненадежны вы! Мой друг Блюменталь в состоянии уплатить в двадцать раз больше. Мой друг, понимаете ли, у которого я завтр…
— Прощай, Пат, — сказал я. — Мне было очень хорошо у тебя. Гораздо лучше, чем ты можешь себе представить. И ром… и то, что ты подумала обо всем…
— Может быть, — тихо сказала она и прижалась ко мне.
— Врешь! — крикнул Ленц. В эту секунду появился Кестер. Его машина на полной скорости взлетела до верхнего края. Мы замерли. Казалось, что «Карл» вылетит за поворот, но мотор взревел, и автомобиль пр…
— Мне бы это было совершенно безразлично, — сказал я.
Когда мы добрались до вершины, солнце уже совсем скрылось, а на востоке между подымавшихся облаков стояла бледная и чистая луна. Мы ехали обратно. Цепи перекатывались по земле с монотонным шумом. Вок…
В субботу вечером состоялся массовый тайный выход. По заказу Антонио несколько ниже по склону в стороне от санатория были приготовлены сани. Сам он, весело распевая, скатывался вниз с откоса в лакиро…
— Нет. Мадемуазель Рексрот ушла в молитвенный дом, — ответила она.
Его разозлило появление лишней машины, — это было ясно; но ведь и я имел право стоять здесь.
— Посмотрим. Больших надежд на новых квартирантов у меня нет.
— Ну и отлично. Так я пойду с тобой на бокс. После бокса мы еще немного побродили по ночному городу. Улицы были светлы и пустынны. Сияли вывески. В витринах бессмысленно горел свет. В одной стояли го…
— Только бы пережить этот час, — хрипела она. — Только этот час, Робби. Именно в это время они умирают…
Когда я вошел, Альфонс не сказал ничего. Он мельком взглянул на меня и продолжал читать газету. Я присел к столику и погрузился в полудрему. В кафе больше никого не было. Я думал о Пат. Всё время тол…
— Так бывает, — сказал он. — Пока не надо беспокоиться.
— Нам бы лучше не вмешиваться, но тогда вы получили бы меньше, — сказал я.
Она нагнулась, и терьер бурно кинулся к ней.
Она взяла стакан. Я смотрел, как она пила.
— Возьми с собой Готтфрида, — предложил я, и сам себе показался смешным оттого, что отказываюсь. Но мне не хотелось идти, хотя я и не знал, почему.
— Ты еще выедешь сегодня на такси? — спросил я Ленца.
— Правда, изменился. Это видно из твоих же слов. Ты хочешь. Ты уже не спрашиваешь. Ты просто хочешь.
— Скажи, Роза, что ты, собственно, думаешь о любви? — спросил я. — Ведь в этих делах ты понимаешь толк.
— Феликс Жаффе? Профессор Феликс Жаффе? — спросил врач. Чуть сомкнув веки, она подтвердила это. Доктор повернулся ко мне: — Вы можете ему позвонить? Лучше спросить у него.
— Тем лучше, значит у нас масса времени впереди. Сейчас я встану.
— Очень сожалею, Фред, — сказал я: — надо было нам сперва что-нибудь поесть.
— Кофе, просто кофе, Пат. Ведь я крестьянин. А ты что будешь пить?
Я обошел кровать, снял со стены зеркало и уронил его. Оно разбилось.
Он решил, что я зову его из сострадания, и поэтому отказался.
Она поставила стакан на стол. Я стоял, прислонившись к кровати. У меня было такое чувство, будто я приехал домой после долгого, трудного путешествия.
— В свое время нас основательно отучали от него. — Я перекатывал столик на резиновых колесиках взад и вперед. Он словно сам напрашивался на такую забаву и бесшумно двигался по ковру. Я осмотрелся. Вс…
— Странно, — сказала Матильда. — Никто не знает про Бунцлау. А ведь моя дочь живет там уже целых двенадцать лет. Она замужем за секретарем канцелярии.
После обеда я прилег и проспал несколько часов. Проснулся я уже затемно и не сразу сообразил, вечер ли теперь или утро. Мне что-то снилось, но я не мог вспомнить, что. Сон унес меня куда-то далеко, и…
— "Специаль" неплох, — ответил я и выпил второй бокал.
Машина забралась па гребень первого подъема. Кестер остановился. Отсюда открывался изумительный величественный вид. Когда накануне мы с грохотом пробирались сквозь стеклянный синий вечер, мы ничего э…
— Ты потрясаешь устои человеческого общества, Фердинанд.
— Здравствуй, Джорджи, — сказал я, — что ты делаешь?
— Пат… фрау Залевски уже чистит свою вставную челюсть.
Я раздумывал, что предпринять. В бар не хотелось ни в коем случае, в кино тоже. Пойти разве в мастерскую? Я нерешительно посмотрел на часы. Уже восемь. Кестер, должно быть, вернулся. При нем Ленц не …
— Так, будто мне шестнадцать и пятьдесят лет одновременно. Ничего особенного.
— Вот так; а теперь, Робби, принеси-ка бутылки, и мы торжественно отметим „праздник цветущего дерева“. Я поставил на стол коньяк, джин и два стакана.
— Пожар, что ли, случился? — спросила фрау Залевски.
— Ты побудил пастора совершить кражу, — сказал я. — За это ты проведешь несколько столетий в аду. Но где Отто?
— Господи, — шептала она, — милый, ведь это смешно. Ты выглядишь таким гордым.
Сумерки раскинулись над кладбищем крыльями летучей мыши. Небо за домом профсоюзов было зеленым, как неспелое яблоко. Зажглись фонари, но темнота еще не наступила, и казалось, что они зябнут. Порылся …
— Счастливого рождества, сударыня! — и быстро ушел.
— Устоями человеческого общества являются корыстолюбие, страх и продажность, — возразил Грау. — Человек зол, но он любит добро… когда его творят другие. — Он протянул свою рюмку Ленцу: — Так-то, а те…
Я принарядился: кроме галстука, купил новую шляпу и перчатки, на мне было длинное пальто Ленца — великолепное серое пальто из тонкой шотландской шерсти. Экипированный таким образом, я хотел во что бы…
Молодая блондинка за соседним столиком швырнула в нас пригоршню конфетти.
— Может быть, — сказал я. — Мне кажется, что я недостаточно нежен. Не знаю, почему, но я просто не умею быть нежным. А мне бы очень хотелось…
— Не пойти ли нам к булочнику? — спросил я.
— Хватит, хватит! Не забывай, что тут рядом подполковник! Начальство ценит умеренность в нижних чинах!
Я пожал плечами и пошел в свою комнату. Рядом слышалась возбужденная перебранка. Уже через несколько минут раздался стук и вошел Хассе.
— Нет. — Кестер мчался уже по предместью. Ветер срывал слова с его губ. — Я справлялся… Поезд уходит слишком поздно…
— Случайно… — Я показал ему вывихнутый палец. — Не повезло… — сказал он, улыбаясь. — Между прочим, меня зовут Густав.
— Довольно хорошо… если можно так выразиться в наше время.
— К черту, больше не играю! — выругался он. — Какой подлый блеф! А я-то думал, что у вас не меньше восемнадцати.
Я точнее настроил приемник. И теперь мелодия лилась полнозвучная и нежная над стремящимся ей вслед оркестром цимбал, скрипок и пастушьих рожков.
Развинченной походкой он направился к выходу. Роза блаженно смотрела ему вслед. Он вышел, не закрыв за собою дверь.
— Хорошо. А я пока сыграю с Антонио в шахматы. Я научилась здесь.
Танцевальная площадка медленно вращалась вокруг нас. Скрипка и виолончель вели нежную и певучую мелодию, плывшую над приглушенными звуками оркестра. Тихо шуршали по полу ноги танцующих
Я был дома до восьми часов, потом мне надоело одиночество, и я пошел в бар, надеясь встретить там кого-нибудь.
— Хорошо, — сказал я. — Через десять минут буду. Я повесил трубку, снова снял ее и позвонил домой. К телефону подошла горничная. Я попросил позвать Пат. — Не знаю, дома ли она, — угрюмо сказала Фрида…
— Тебе это не нужно, милый, я и так понимаю тебя. Но иногда всё-таки хочется слышать такие слова.
Послышался звук мотора, и вскоре мимо нас промчалась машина.
— Все твои вещи перевезем сюда, — сказал я. — Чтобы у тебя здесь было всё. Даже заведем чайный столик на колесах. Фрида научится обращаться с ним.
— Ну конечно, — сказал он, придя в себя. — Двое против одного…
— Но ведь мы еще… — Он пытался высвободиться из ее объятий и объяснить ей положение дел. Но она не отпускала его. Дрыгая ногами, она кружилась с ним, не давая ему говорить. Передо мной мелькала то ее…
Я озадаченно поглядел ей вслед. Потом опять подробно осмотрел комнату, прикидывая, как бы получше расставить мебель Пат. Но сразу же отбросил эти мысли. Пат здесь, всегда здесь, всегда со мной, — это…
— Бедные богачи! — сказала Пат. — Тогда, пожалуй, лучше представим себе, что мы уже были богаты и успели всё потерять. Просто ты обанкротился на прошлой неделе, и пришлось продать всё — наш дом, и мо…
Густав сказал, что скоро собирается жениться. Его невеста ожидает ребенка, и тут, мол, уж ничего не поделаешь. Мы проехали по Менкештрассе и по соседним улицам.
— Да, Робби. Но не надо говорить таких вещей. У меня совсем закружилась голова.
— Отто, — сказал я. — Приближается жертва.
— Значит, это не было случайным кровотечением?
— А мне-то что! — Он говорил быстрее, чем обычно. — Я был с ним наедине. Поджидал в комнате. Этакая жилая беседка. Кругом ни души. К тому же, вынужденная оборона. Он выстрелил, как только переступил …
— Завтра, — ответил я. — А теперь я чего-нибудь поем.
Я показал ей, как переключать скорости и выжимать сцепление.
Порыв ветра с треском швырнул дождевые струи в окно. Звук напоминал отдаленную пулеметную стрельбу.
— Как ты думаешь, ко вторнику покончим с кадилляком? — спросил я.
— А потом скажете, что всё-таки надо платить.
Я был довольно сильно измотан, когда перед вечером въехал во двор мастерской. Ленц и Кестер уже ожидали меня.
— Надеюсь, всё будет благополучно, — сказал я. Мои опасения были очень преувеличены, потому что Биндинг держался достаточно хорошо. Но мне хотелось что-то предпринять, чтобы она еще не уходила.
— У меня тоже идет кровь? — спросил я. — Или это я об него замарался?
— Давай пойдем, — сказал он, — для настоящих знатоков день сегодня неподходящий.
— Посмотри, какие розы, — сказал я. — Их прислал Кестер. Вот его визитная карточка.
Я повесил трубку. Выйдя из будки, я постоял еще немного на улице. Было пыльно и душно. Потом я пошел домой.
— Нет еще. Теперь там горничная. Уборка и всё такое.
— Она молода и хороша собой. Ее зовут Хельга Гутман, она едет в тот же санаторий.
— Нет, — сказал я. — Сегодня не буду бросать колец. Ни одного не брошу. Даже если бы мог выиграть винный погреб самого Александра Македонского.
— Не стоит. Ничего не случилось. Я уже звонил домой.
— Да. — Он обошел стол и так сильно ударил нотой по выдвинутому ящику, что зазвенели стаканы. — Черт возьми, поймите же, дорогой, мне и самому тяжело, что она должна уехать! — пробормотал он.
— Откуда мне взяться? Пришел с улицы через дверь.
Наконец она умолкла, вытерла лицо, вытащила серебряную пудреницу и стала пудриться, не глядя в зеркало. Потом спрятала пудреницу, забыв защелкнуть сумочку.
— Надеюсь. Мне и не нужна женщина в роли товарища. Мне нужна возлюбленная.
— Я давно уже мечтала о собаке, — сказала она. — Мы можем его оставить здесь, правда? Ведь вы ничего не имеете против?
— Я по-другому устала, Робби. Впрочем, для этого у меня еще есть время.
Обезьянка жалобно взвизгнула и исступленно заметалась по штанге. Ее огромная тень прыгала по стене.
Над лугами стояло яркое сверкающее утро. Пат и я сидели на лесной прогалине и завтракали. Я взял двухнедельный отпуск и отправился с Пат к морю. Мы были в пути.
— Бедняжка мой, милый… — Она погладила мою руку.
— Стой! — крикнул последний романтик, вошедший в эту минуту. — Сперва сами заправимся.
— Твое здоровье, Фердинанд! За то, что мы пока еще землю топчем!
— Не болтай попусту… зелен еще… Двадцать пфеннигов полагается швейцару за то, что вернулся. Такая такса! Сматывайся!
Я вскочил на ноги, таким неправдоподобным, будто из другого мира, казалось мне это видение, — просторное синее небо, белые ряды пенистых гребней моря, и на этом фоне — красивая, стройная фигура. И мн…
Не знаю, что с нами внезапно приключилось. Вероятно, причиной всему был этот проклятый только что отошедший поезд. Словно нависла свинцовая тень, словно серый ветер пронесся, срывая всё, что с таким …
Когда я пришел со стаканом в ложу, какой-то мужчина стоял за креслом Пат. Повернув голову, она оживленно разговаривала с ним.
Некоторое время я наблюдал за ней. С грацией бегемота сновала она взад и вперед между автомобильными радиаторами и глухим голосом напевала песню о верном гусаре. На столе у окна стояли две бутылки ко…
— А теперь мне, пожалуй, надо идти, Пат? — спросил я.
— Робби, — сказала Пат у выхода, — не пойти ли нам домой?
Я ответил ему „плоскостопым выродком“. Он обозвал меня попугаем, а я его безработным мойщиком трупов. Тогда он почти с уважением охарактеризовал меня: „Коровья голова, разъедаемая раком“. А я, чтобы …
— Пойдем, — сказал я Пат. Она смотрела на меня, словно о чем-то догадываясь.
Она что-то промычала и пошла по коридору, презрительно вертя задом. Это она умела. Никогда еще я не видел женщину, которая делала бы это так выразительно.
Пат недоверчиво глядела то на сестру, то на меня. Я показал ей через дверь лекарство. Она сообразила, что это правда, и рассмеялась. Она смеялась до слез и закашлялась так мучительно, что сестра брос…
— Ага! — сказала она. И затем еще раз: — Ага! — И уже из коридора, совершенно преображенная той вечной радостью, которую испытывает женщина при подобных открытиях, с каким-то вызывающим наслаждением …
— А в картах было, что мы уходим сегодня вечером? — спросил я.
— Тысяча четыреста, — поспешно предложил Гвидо.
Хотя Артур вернулся после долгой разлуки, он был не особенно любезен. Я с любопытством разглядывал его. Вот, значит, каков легендарный кумир Розы, отец ее ребенка. Он выглядел так, будто только что в…
— Дружище, черт бы тебя побрал! — воскликнул я. — А теперь что выпьем?
Воздух становился густым и тяжелым. Пат закашлялась. Я заметил, как при этом она испуганно на меня посмотрела, и сделал вид, будто ничего не слышал. Старуха, увешанная жемчугами, сидела тихо, погруже…
— Людей-то видел, — ответил я. — Но вот разгуливающие пивные бочонки не приходилось.
— Между прочим, сударыня, цвет обивки очень вам к лицу — приглушенный синий кобальт для блондинки…
— Извините, — сказал Орлов, бросив на меня быстрый выразительный взгляд, — дела…
— Люди не сумасшедшие. Просто жадные. Один завидует другому. Всякого добра на свете хоть завались, а у большинства людей ни черта нет. Тут всё дело только в распределении. — Правильно, — сказал я пас…
Вокруг фонарей, стоявших перед нами, на краю тротуара, сияли дрожащие оранжевые нимбы. В сгущавшемся тумане начиналась сказочная игра света. Майские жуки, охмелевшие от ароматов, грузно вылетали из л…
— Что случилось? — крикнул я и оттолкнул ее в сторону.
— Робби, — медленно заговорил он, — не помню, скольких я убил. Но помню, как я сбил молодого английского летчика. У него заело патрон, задержка в подаче, и он ничего не мог сделать. Я был со своим пу…
— Говорит Локамп, — сказал я, откашливаясь. — Мы сегодня вернулись. Вот уже час, как мы в городе.
— Ладно, — цросопел он через несколько секунд, снова принимаясь за яблоко.
— Господин Локамп, — сказал Блюменталь, — почет вам и уважение! Если окажетесь без работы, позвоните мне.
— Нет, где бы я мог научиться? Ведь я никогда не бывал в горах.
— Дети, — сказал я, — знаете, когда я получал в последний раз подарки? Я и сам не помню. Наверно, еще до войны. Но ведь у меня-то для вас ничего нет.
— Устраиваю танец напитков в глотке. Получается неплохо.
— Собачонка моя, теперь и ты уходишь… всё уходит… Тильда умерла… Минна ушла… скажите-ка, и чего это ради мы живем на земле?
— Собака! — повторил я удивленно. — Конечно же, чёрт возьми, нужна собака! Верно говоришь! С собакой никогда не будешь одинок!
— Я поеду сейчас обедать, — сказал я. — Но горе тебе, если ты скажешь им хоть слово до моего возвращения.
— Редко кого увидишь здесь так рано, — сказал он приветливо, посмотрев на меня детскими голубыми глазами.
— Заткнись, — ответил я и отодвинул его в сторону.
Я понял, что передо мной ругатель высокого класса. Несмотря на паршивое настроение, нужно было соблюсти достоинство.
— Ну что ж, попытаемся? — спросил Антонио и воткнул палки в снег.
— Не беспокойтесь, господин пастор, — сказал Валентин, — мы возместим вам потерю.
Он ухмыльнулся. Солнце просвечивало сквозь его уши, так что они походили на рубиновые витражи церковных окон.
Он говорил о крупной золотой броши, которую просил подрисовать, сдавая заказ.
Она поставила рюмку на столик и выжидательно посмотрела на меня.
Я поглядел на деньги. Откуда он достал их? И так быстро… Я знал все наши источники. И внезапно я сообразил. Я вспомнил любителя гонок конфекционера Больвиса, как он жадно охлопывал нашего «Карла» в т…
Жаффе ответил не сразу. Его темные узкие глаза блестели в мутном желтоватом свете.
— Да, нам хорошо, правда? — По-моему, нам чудесно. Вспоминаю о том, что было раньше. Господи! Никогда бы не подумал, что мне еще будет так хорошо.
Август был теплым и ясным, и в сентябре погода оставалась почти летней. Но в конце месяца начались дожди, над городом непрерывно висели низкие тучи, с крыш капало, задули резкие осенние ветры, и одна…
— Конечно, — подтвердил я и посмотрел на него с несколько большим интересом.
Я подозвал собаку и уселся в кресло у окна. Я любил смотреть, как Пат одевается. Никогда еще я не чувствовал с такой силой вечную, непостижимую тайну женщины, как в минуты, когда она тихо двигалась п…
— Не знаю, Готтфрид, — ответил я. — Не особенно к ней приглядывался.
Молодая испанка держала на коленях гитару. Она взяла несколько аккордов. Потом она запела, и казалось, будто над нами парит темная птица. Она пела испанские песни, негромко, сипловатым, ломким голосо…
— Пусть еще поиграет патефон? — спросил он.
— Нет, — сказал мужчина, — я всё-таки хочу знать ваш адрес.
Мы поехали к нему домой. К моему изумлению, оказавшись в машине, он вдруг совершенно преобразился и добродушно рассказал мне старинный анекдот о кайзере Франце-Иосифе. Я ответил ему анекдотом о трамв…
— Четыреста двадцать, — сказал Фердинанд, — с учетом скидки. Хотите расписку?
В ту же секунду «Карл» превратился в белое привидение. Он рванулся с места и понесся. Он обгонял всех, наезжал колесами на тротуары, мчался в запрещенном направлении по улицам с односторонним движени…
— Собственно, и нам можно идти, — сказал Кестер.
Кухарка схватила картину. Глаза ее увлажнились. От благодарности у нее началась сильная икота.
Затем он снова сел, и Алоис притащил свиные ножки, квашеную капусту и жареный картофель. Вошел хозяин с подносом, уставленным кружками с золотистым пильзенским пивом.
— Мой дорогой, ты говоришь так, словно уже обдумал все подробности.
Мы поехали дальше. После духоты переполненных залов мы снова дышали свежим воздухом. Машина неслась по улицам Мы проезжали мимо канала. Маслянисто-желтый свет фонарей отражался в темной воде, тихо пл…
— Господин Брейер спрашивает, не пойти ли нам после спектакля в «Каскад», там можно будет потанцевать.
— Нет, — сказал я. — Не знал. что он здесь может понадобиться.
— Тысяча, — сказал Кестер. Я посмотрел на него. — Она стоит трех, — шепнул он мне. — Не могу смотреть как его здесь режут.
— У тебя хороший вкус, Робби. Это очень красивая канадская норка.
— Да, но не разговаривайте, — ответил Жаффе, — и только на минутку. Ей нельзя волноваться.
Покрышки скрипели, шипели, завывали, свистели, — мотор отдавал теперь всю свою мощь. Кестер пригнулся к рулю, его тело превратилось в огромное ухо, в фильтр, просеивающий гром и свист мотора и шасси,…
— Ведь всё зависит только от тебя, Робби…
На улице стоял грузовик с полицейскими. Ремешки форменных фуражек были опущены. Стволы карабинов смутно поблескивали в свете фонарей. Из окон свешивались пестрые флаги. У входа толпились люди в унифо…
— Ничего. Почты никакой… А фрау Бендер выехала.
— Чудесное зрелище, — сказал я. — Где ты их раздобыл, Отто?
— Печеные яблоки, — сказал он растроганно. — Кажется, тут подают к печенке еще и печеные яблоки. Вот это — деликатес.
— Еще по одной за страховое общество „Феникс“! — воскликнул Ленц, наливая в стаканы.
Я почувствовал, что мне лучше всего исчезнуть. Брюнетке предстояло продолжить мое дело.
— Смотри не ошибись. Давай выпьем по одной. Анисовую хочешь?
Перед ним на одеяле была кожаная шахматная доска с фигурками на штифтах. Тут же лежала кипа газет и несколько книг.
Я запустил мотор, и мы медленно и бесцельно поехали по городу. Было время самого оживленного вечернего движения. Мотор работал совсем тихо, и мы почти бесшумно двигались в потоке машин. Казалось, что…
— Покажи мне свою спальню, — сказал я. Она открыла дверь и включила свет. Я оглядел комнату, не переступая порога. Сколько мыслей пронеслось в моей голове!
— Глупости, Отто. Я не сяду за руль, я пьян.
Он прошел по темному двору, сел в такси и уехал. Кестер и я посидели еще немного вдвоем.
— Побудь здесь, я пригоню машину, — бросил Кестер и побежал.
— Я и не слышу никакого запаха, — ответил я.
— Заткнись! — прервал его я. Потому что, напомнив о рюмке, он коснулся открытой раны.
— Или послезавтра, или в любой день на этой неделе. У меня все дни свободны.
— В Хоппегартене, — ответил кто-то рядом.
— Тогда ее купит этот ублюдок Гвидо, — возразил Кестер, — и мы ничем не поможем хозяину машины.
— Это только слова! Мне кажется, ты просто ленив.
— Зачем? Всё выставлено напоказ, а цены он знает.
— Правильно, — сказал Готтфрид. — Моя фройляйн мамаша говорила всегда: кто зол, тот проживет долго. Мораль — это выдумка человечества, но не вывод из жизненного опыта.
— Почему? Разве ты меня больше не любишь?
— Вот уж чего никак не ожидал, — сказал он удивленно. — Скидка подействовала на него. Он рыдает…
— А ром! Робби, тащи-ка наш ром, припасенный к дню рождения.
— Он часто делает так, — сказала Пат. — Он безмерно легкомыслен. Только поэтому он и держится, иначе ему трудно было бы всегда сохранять хорошее настроение.
— Стиллинг дерется с Уокером. Будет хороший бой.
Я снял со шкафа чемодан. Это был всё тот же старый чемодан Ленца с пестрыми наклейками отелей. Я быстро собрал вещи и предупредил о своем отъезде фрау Залевски и хозяина «Интернационаля». Потом я сел…
— Мог бы, мог бы… — ответил Жаффе. — Вы не успели заметить, что мы живем в эпоху полного саморастерзания? Многое, что можно было бы сделать, мы не делаем, сами не зная почему. Работа стала делом чудо…
— Вот, — сказал я. — С приветом от городского управления.
Потом распрощался и я. Роза успела сунуть мне сверток с пирогами. Я отдал его сыну „мамаши“, который уже устанавливал на ночь ее котелок с сосисками,
— Он должен быть принят в оплату с оценкой в четыре тысячи марок, — твердо заявил булочник. Овладев собой, он теперь нашел позицию для контратаки. — Ведь машина почти новая…
Булочник стоял в нерешительности. Я посмотрел на Ленца.
— В этой комнате есть телефон? — спросил я.
— А ты — весь магазин. На меньшее я не согласен…
— Возможно. Пусть только не забывает о мстительности нижних чинов. Ведь это в духе нашего времени. Можешь спокойно съесть всё.
— Я вообще должен сперва привыкнуть ко всему, — ответил он и посмотрел на меня.
Мы остались до обеда. Пат очень хотела этого. Всё последнее время она вынуждена была оставаться в санатории и сегодня впервые вышла. Она сказала, что почувствует себя вдвойне здоровой, если сможет по…
Она сделала маленький глоток и немного погодя еще один. Потом отдала мне бокал. Я налил его до краев и выпил.
Еще несколько минут они договаривались о деталях, а затем перешли к обсуждению характера самого портрета. Булочник хотел, чтобы были дорисованы нитка жемчуга и золотая брошь с бриллиантом. На фотогра…
— Ладно. Значит, всё в порядке, Роберт, да? А я решил, что ты за мамину юбку держишься.
У Кестера был утомленный вид. Его усталость не бросалась в глаза посторонним людям, но те, кто знал его хорошо, замечали ее сразу по несколько более напряженному и жесткому выражению лица. Вечер за в…
— Дайте газ! — приказал я. — Газ! Жмите крепче! Надо гордо и быстро промчаться мимо него. — Наглость — лучшее средство в борьбе с законом.
— Трижды виват! — ответил я. — А теперь вот что: вы случайно не знаете, кто изобрел телефон?
Потом я гулял с Пат по саду. Луна поднялась выше, и луга плыли в сером серебре. Длинные, черные тени деревьев легли на траву темными стрелами, указывающими путь в неизвестность. Мы спустились к озеру…
— Ты ведь знаешь, что я имею в виду: простую душу, еще не изъеденную скепсисом и сверхинтеллигентностью. Парцифаль был глуп. Будь он умен, он никогда не завоевал бы кубок святого Грааля. Только глупе…
— А знаешь, когда я перестаю жить на износ, — и не потому, что меня кто-то пожалел? — спросил я.
— Вовсе нет. Не более двух-трех минут. Я тоже только что пришел.
— Как он чудесно смеялся, — сказал Стефан Григоляйт, и слёзы текли по его беспомощному печальному лицу.
Мы шли по длинным коридорам. Широкие окна светились розоватым вечерним сиянием. Это был мягкий, приглушенный, совершенно неправдоподобно парящий свет. В раскрытые окна лился аромат цветущих лип.
Пластинка кончилась. Альфонс подошел к нам.
— С женщиной невозможно ссориться. В худшем случае можно злиться на нее.
— Сыграю вам сейчас новую пластинку. Вот удивитесь! Он подошел к патефону. Послышалось шипение иглы, и зал огласился звуками могучего мужского хора. Мощные голоса исполняли "Лесное молчание". Это был…
Потом выехали. Вблизи был участок с очень плохой мостовой. Мы прошли по нему на скорости в пятьдесят километров. Шасси громыхало. Мы выпустили четверть атмосферы из баллонов и проехали еще раз. Стало…
Она разразилась звонким смехом. — Перестань говорить об этом, — сказала она, успокоившись. — Любовь! О мой Артур! Когда я вспоминаю этого подлеца, я и теперь еще чувствую слабость в коленях. А если п…
— Пойдемте со мной! Побудьте со мной, давайте вместе выпьем. Я плачу за всё. Я не могу оставаться один.
Она вышла неверной походкой. Мы постояли еще немного в пустой мастерской.
— Смотри, — сказал я, показывая ему кривую температуры. — Так и скачет вверх и вниз.
Показались машины. Мотор Браумюллера всё еще чихал, то и дело слышались перебои. Я закрыл глаза; Ленц повернулся спиной к трассе — мы хотели умилостивить судьбу. Чей-то крик заставил пас очнуться. Мы…
— Что мне теперь делать там, внизу? — спрашивал он меня и скреб свое темя, покрытое рыжими волосами. — Вы ведь недавно оттуда. Что там сейчас творится?
— Не надо рассчитываться, — сказал я. — Теперь всё это принадлежит только вам.
Так называлась его новая, очень тяжелая машина. Ее считали фаворитом. — «Карл» задаст тебе перцу, Тео! — крикнул ему Ленц. Браумюллеру захотелось ответить ему на старом, честном солдатском языке, но,…
— В наши дни это и составляет разницу в поколение, — продолжал Фердинанд. — Разницу в целую жизнь, в тысячелетие. Что знаете вы, ребята, о бытии! Ведь вы боитесь собственных чувств. Вы не пишете писе…
— Ты давно уже стучишься, Джорджи? — спросил я.
— Мы по вечерам часто играем в карты, — сказал Антонио. — Скоро задует фен — это уже ощущается. В такое время карты — самое подходящее.
Чтобы добраться до туалета, мне пришлось пройти через весь зал. У одного из столиков я задержался — несколько пьяных гостей пытались поднять какую-то девицу на столик, чтобы она им спела. Девица отби…
Она посмотрела на меня, но ничего не сказала. Я принялся пить. Не так, как раньше, а по-настоящему. Мужчина с лысым черепом обратил на это внимание. Он спросил меня, что я пью.
— Да, — сказала Пат, и я понял, что она имела в виду.
Ром шумел в моей голове. Я тихо встал и пошел в конторку Фреда. Он спал. Разбудив его, я попросил заказать телефонный разговор с санаторием.
— Да, да, — ответил я, — я это сделаю сейчас же, А потом приду за вами! Жаффе?
Через открытое окно с кладбища доносилось свежее дыхание вечера. Я сидел, не шевелясь. Я не забыл ничего из моей встречи с Жаффе, я помнил всё точно, — но, глядя на Пат, я чувствовал, как глухая печа…
Я обернулся. Было уже так темно, что я не мог разглядеть Пат. Я только слышал ее дыхание. За деревьями кладбища медленно и тускло начали карабкаться вверх огни световых реклам. Светящееся название зн…
— Густав, — сказал я, — можешь подъехать на угол Визенштрассе и площади Бельвю? Только поскорее! Я жду.
После обеда мы пошли в кино. Когда мы возвращались домой, небо уже прояснилось. Оно было яблочнозеленым и очень прозрачным. Улицы и магазины были освещены. Мы медленно шли и по дороге разглядывали ви…
Я знал, что покойный Залевски, несмотря на этот девиз, однажды напился так, что умер. Его жена часто сама рассказывала мне о его смерти. Но дело было не в этом. Она пользовалась своим мужем, как иные…
Фройляйн Мюллер облегченно вздохнула и торопливо удалилась, шурша своим шелковым платьем.
— Прости меня, — сказал я. — Я не соображал, что делаю.
— У него родословная как у князя, — ответил я. — А князья чистоплотны.
— Сколько я вам должна? — спросила девушка.
— Вот видите, отсюда и стиль. В какой отрасли?
— Лечил? Не лечил он ее. Кестер ищет его.
— Но? — чуть насмешливо заметила фройляйн Мюллер. — К сожалению, у меня нет лучшей.
Побродив между выставленными вещами, я начал листать зачитанные дешевые издания греческих и римских классиков с множеством карандашных пометок на полях. Замусоленные, потрепанные страницы. Это уже не…
Мы переглянулись, пораженные. Раньше мы и не заметили, что в машине еще кто-то сидит. Ленц немедленно изменил позицию. Он широко улыбнулся, всё его веснушчатое лицо расплылось. И мы все тоже вдруг за…
Я вытащил из кармана сигарету. Собственно говоря, я мог быть вполне доволен. Жилось мне неплохо, я имел работу, был силен, вынослив и, как говорится, находился в добром здравии; но всё же лучше было …
— Эти металлические штуки ни к черту не годятся. Посмотри, как я в нем выгляжу. Бледный и тощий. А ведь я-то загорелый крепыш. Эта штука вся сморщенная.
Мне стало очень тоскливо. На этих лицах вокруг я видел не смех, а судорожное, мучительное веселье; они гримасничали.
Я прислонил голову к стойке и попытался представить себе, что теперь делает Пат. Я видел холл санатория, пылающий камин и Пат, стоящую у подоконника с Хельгой Гутман и еще какими-то людьми. Всё это б…
Я взглянул на него, не веря своим глазам: он смеялся от души! Не теряя ни секунды, я ударил по той же струне: — Господин Блюменталь, позвольте мне кое-что уточнить. Для женщины это не болтовня. Это к…
Мы стояли на улице. Фонари перед домом бросали беспокойный свет на старое ветвистое дерево, и тени бегали по его верхушке. На ветках уже зазеленел легкий пушок, и сквозь неясный, мерцающий свет дерев…
Через полчаса он ушел к себе, чтобы помириться с женой. Я отдал ему несколько газет и полбутылки ликера кюрассо, с незапамятных времен застрявшую у меня на шкафу, — приторно сладкая дрянь, но для нег…
— Вот она, мой бумажный романтик! Адская машина Тикает, неудержимо тикает, стремясь навстречу небытию Ты можешь остановить лавину, горный обвал, но вот эту штуку не остановишь.
— Не надо денег, — сказал Отто. — Сегодня день моего рождения, я вожу бесплатно.
— Да, Отто. — Я немного помедлил. — У нас там дома осталось еще несколько ампул морфия. Не мог бы ты их прислать мне?
— Только эту молочную крынку? — деловито осведомился Альфонс. — А наличные?
— Небольшая, — поспешно и уклончиво ответила она. — По вечерам здесь у всех поднимается температура. И вообще это из-за вашего приезда. Вы очень устали?
— Ладно, забудем! Гвидо не злопамятен. Ведь вы тогда уплатили огромную цену за этого автомобильного дедушку. Хоть что-нибудь выгадали на нем?
— Просто так. Потому что темнеет. Порядочный человек всегда становится меланхоличным, когда наступает вечер. Других особых причин не требуется. Просто так… вообще…
Однажды, когда я обедал, подошел Антонио и подсел ко мне — Рита умерла, — сказал он.
Булочник умоляюще посмотрел на меня. Я понял — он боялся повесить портрет дома, где жила эта черноволосая дрянь.
— Выставлять тебе щиты, чтобы ты знал, на каком ты месте?
Но это было излишним. В то же мгновение «Карл» рванулся вперед. Компрессор засвистел. И махнувшая нам рука сразу же исчезла: «Карл» последовал приглашению — он догонял. Он догонял неудержимо; нагнал,…
— Великолепно, — сказал я, — этого вполне достаточно. Но но помешаю ли я кому-нибудь? — Я хотел узнать, будем ли мы одни на нижнем этаже.
— Тысяча восемьсот, — сказал Кестер. Гвидо взглянул на него, постучал пальцем по лбу и сдался. Аукционист подпрыгнул. Вдруг я подумал о Пат.
— Робби, можно пойти сегодня утром в музей, — предложила она.
Перебранка меня освежила. Но раздражение осталось. Оно становилось сильнее по мере того, как я протрезвлялся. И сам себе я казался выкрученным мокрым полотенцем. Постепенно я начинал сердиться уже не…
— Всё это давным-давно прошло. Но тогда это мне казалось целой вечностью. В баре ты мне как-то рассказывал о своем друге Валентине. После войны он всё время думал: какое это счастье — жить. И в сравн…
Гвидо недовольно покачал головой и предложил семьсот. Я продолжал поднимать цену. Гвидо отчаянно набавлял. При тысяче он сделал умоляющий жест, показав мне пальцем, что я еще могу заработать сотню. О…
— Возможно, — ответил Кестер. — Ас чего это ты?
— Это хорошо. Не люблю, чтобы на меня смотрели, когда я сплю!
Я поглядел на чучело кабаньей головы на стене в кухне, — слышно было, как служанка грохочет там посудой. — „Как могла я жить без тебя?..“ — пел голос всего в двух шагах, за дверью.
— Вот, теперь они больше не будут тикать. Теперь время остановилось. Мы его разорвали пополам. Теперь существуем только мы вдвоем. Только мы вдвоем — ты и я — и больше нет никого.
— Вы должны полюбоваться жареной картошкой! Скорее. Не то самое лучшее съедят без нас!
— Мне можно всё. Теперь мне можно всё. Мы спустимся и выпьем немного. Я буду смотреть, как вы пьете.
— „Роберт Локамп, студент философии. Два долгих звонка“. Она пожелтела и загрязнилась. Студент философии… Видите ли каков! Давно это было. Я спустился по лестнице в кафе „Интернационалы““
Он сразу же попробовал взять меня на пушку.
— Было время, когда я не надеялась выбраться отсюда.
— Неужели, кроме меня, здесь нет никого? — спросил я, злясь на самого себя.
Он посинел. Я испугался, что его хватит удар.
— Правда! А вот и телефон. Буду знать теперь и это… Я пойду… Прощай, Пат.
— Вот так местечко! — воскликнула Пат. — В сирень забрался!
Обе пошли рядом по узкой дорожке маленького сада. Я брел сзади, чувствуя себя лишним, — фройляйн Мюллер обращалась только к Пат.
— Мы, правда, уходим, Робби? — спросила она, не отводя лица.
— И для чего только ты живешь, скажи мне, детка?
— Что ты заказала? — спросил я и отведал подозрительную розовую жидкость. Это был малиновый сок с лимоном без всякого алкоголя. — Очень вкусно, — сказал я.
— Думаете, я бы стоял тут с вами так долго, если бы она была безнадежна? — сказал он.
Он попросил кельнера показать нам порцию.
Мне казалось, что он совсем не слушает меня.
— Давай рассказывай, — сказал Готтфрид и протянул ему руку.
Платье из серебряной парчи мягко и изящно ниспадало с прямых плеч. Оно казалось узким и всё же не стесняло ее свободный широкий шаг. Спереди оно было закрыто, сзади имело глубокий треугольный вырез. …
— Крепко, крепко, — сказал Альфонс и зашаркал к твоей стойке.
— Я умею разговаривать по телефону, — заявила нахально Фрида. — Вы ведь действительно никогда не бываете дома по вечерам.
Я замер на месте. Кофе целыми кофейниками? Должно быть, здесь пирует большое общество и пьяные уже валяются под столами.
— Посмотри, есть ли там врач. Иначе придется ехать дальше.
Врач посмотрел на меня, как на сумасшедшего, и пожал плечами.
Мы подошли к гостинице, в которой он работал. К подъезду подкатил бюик. Из него вышла дама и, заметив Орлова, с радостным возгласом устремилась к нему. Это была довольно полная, элегантная блондинка …
Ленц сел в поврежденную машину, и мы медленно поехали. Я прижимал платок к носу и смотрел на солнце, садившееся за вечереющими полями. В них был огромный, ничем не колеблемый покой, и чувствовалось, …
Они вдвоем подошли к машине, и Кестер поднял капот «Карла».
— Сперва выпейте эту чашку кофе и съешьте что нибудь, — сказал я. — Не стоит суетиться без толку и терять голову. А потом подумаем. Вам надо постараться успокоиться, и тогда вы примете лучшее решение.