Все цитаты из книги «Пелагия и красный петух»
Скачков в пять-шесть добрался до мелкого места. Наткнулся костяшками пальцев на что-то скользкое, круглое, податливое – и заорал в голос, вспомнив о болотной гадине. Но ни бутылку, ни револьвер не вы…
– Неблагодарное занятие – быть пророком. Издох, и всем на тебя наплевать.
– Откуда ж им узнать? – хитро улыбнулся Матвей Бенционович. – Меня там не ждут и знать не знают. Да и не обо мне нужно думать, владыко, а о ней.
– Вы с ума сошли! – ахнул статский советник, пытаясь сообразить, есть ли у него столько денег. На худой конец, можно послать телеграмму владыке.
Ружьишко он отшвырнул в кусты, толстушку шлепнул по затылку – она плюхнулась на задницу.
Все небо покрылось звездами. Пелагия как взглянула вверх, так и застыла.
– Тогда нужно вас всех убить. Даже если погибнут наши женщины и дети, – глухо произнес Даниэль-бек. Костяшки пальцев, сжимавших эфес, побелели. – Иначе вы захватите всю эту землю, не оставите здесь н…
Во всем виноват охотничий азарт, заставивший благоразумного человека, отца семейства, забыть об осторожности.
Перед Мариинским дворцом именно это и произошло. Полицейский регулировщик махнул рукой, остановив движение, и черная карета укатила в сторону конного памятника Николаю Первому, а Бердичевский застрял…
– Вам с вашей фамилией следовало бы знать. Это пошло из Бердичева, когда туда провели железную дорогу. Я хочу сказать: нужен Шефаревичу этот жандарм, как лишний жар паровозу.
– Они говорят, что Мануйла «отыскал» их среди человеков, – объяснил Долинин. – Подобрал из смрада и грязи, запеленал в белые одежды, одарил синей полосой в знак грядущего царствия небесного. Там цела…
– Поедет, – перевела наташка Маруся. – А пятьдесят целковиков Фатимке отдай.
– Это называется «кроки», – ответил Долинин, быстро чертя карандашом. – Схема места преступления. Вот здесь масштаб, в метрах. Буквы – обозначение сторон света, это обязательно. Поскольку тут корабль…
Из ямы на Пелагию смотрело бородатое лицо, освещенное багровым пламенем. Ночь вокруг сразу сделалась чернее.
Едва капитан расправился со вторым стаканом и принялся за третий, дверь резко распахнулась.
Один из учеников обличителя, постарше возрастом, чем другие, схватил раввина за рукав и испуганно зашептал что-то на идиш. Пелагия расслышала только одно слово – «полиция». Но иудей не устрашился.
Статский советник выпятил вперед подбородок, грозно сдвинул брови. Еще поглядим, кто кого должен бояться: Бердичевский волынского магната либо наоборот.
– Этого я тебе, Иезекия, не скажу, сам в сомнении. Мне в Москве сказывали, как один сапожник себе ножницами отрезал лишку, так чуть не помер потом. Я, например, думаю пока воздержаться. Доедем до Свя…
– Про бабскую жизнь. Она для того и замуж вышла. Говорит, поживу годик с арапским мужиком, а после книжку напишу, какой еще не бывало. Название у книжки такое. – И Маруся произнесла безо всякой запин…
Что окно закрыто, это глупости. На то у всякого «разинца» имеется особый инструмент, «цапка». Подцепляешь ею винты, которые раму держат (только сначала не забыть из масленочки покапать, чтоб не скрип…
Если уж такой герой, лучше бы заорал во всю глотку, вот тогда, действительно, было бы осложнение, а за коленки хватать – это что ж.
– За убийство графа Чарнокуцкого попадете на каторгу!
– Поедешь в Житомир? – проницательно взглянул на него архиерей.
И вдруг, где-то на рубеже яви и сна прозвучал голос, отчетливо и печально произнесший: «Не успеть».
– А-а, другое дело, – успокоился отец Агапит. – Это ничего, если из Англии. Должно быть, ирландского корня. Тогда понятно. Рыжесть, она ведь двух источников бывает: кельтского и еврейского. Пытал же …
Усатая толстуха внимательно смотрела на гостью, будто оценивала.
В первый миг возникла слабая надежда, что это недоразумение, ибо Матвей Бенционович был всего лишь статским советником, а не «действительным», но за первой телеграммой последовала и вторая: о том, чт…
А когда при умывании заглянула в зеркало, совсем расстроилась.
План (или, как его по-военному назвал Магеллан, «диспозиция») был такой: вскарабкаться на холм со стороны обрыва, потому что с башни в эту сторону обзор хуже. Затаиться в кустах и ждать рассвета. Едв…
Потрясение слушателей было для прокурора лучшей наградой. Сам он, когда час назад прочел депешу, от возбуждения даже забегал по кабинету, приговаривая «ах, ах, не может быть!».
Про церковь я сказал ему, что ее вовсе не нужно. И попов не нужно. Всякий должен свой путь пройти сам, и поводырем может стать любой хороший человек, а иногда даже и плохой, такое тоже бывает. И что …
Может, сто лет назад это было, а может, и еще давнее, но только приехал в Строгановку барин. Сокровища искал – золото, самоцветы. Лазил по горам, куда местные отродясь не заглядывали, потому что им н…
– В Зихрон-Яаков нужно. Пропадем мы здесь...
Переломить шейный позвонок, да сунуть труп вон в ту большую кучу земли. День кончается, раньше завтрашнего утра ее не разроют, утром же мы будем далеко, на полпути к Иерусалиму.
Взялась за ручку и вдруг вскрикнула – мило, беззащитно, по-девичьи.
– А зачем вы были перекрашены в еврея? – нахмурился Савчук.
Отошел к костру, и с этого момента его поведение переменилось, он стал прежним Сергеем Сергеевичем – умным и немного насмешливым собеседником, в разговорах с которым время понеслось и быстрей, и насы…
– Зачем дилижанс? Нехорошо дилижанс. У меня хантур. Знаешь хантур? Такой карет, сверху шатер. Как султан Абдул-Хамид поедешь. Кони – ай-ай, какие кони. Арабские, знаешь? Где захочешь – встанем, смотр…
Мертвую еврейку сунул в воду, под бережок. Заодно смыл кровь с руки.
Нуте-с, нуте-с. Что подскажет в такой ситуации разум?
Пелагия сотворила крестное знамение, попятилась, бормоча: «Бог нам прибежище и сила...»
А Бердичевский смотрел на аппарат. Статскому советнику и в этом атрибуте прогресса привиделся знак свыше. Вот он, номер полицеймейстера: «№ 3-05 надв. сов. Гвоздиков Сем. Лик.». Что означает «Лик.», …
А теперь оставалось всего ничего. Если Рыжуха скумекала правильно (а она баба ушлая), то, глядишь, нынче же всё и обустроим, после чего переименуемся из недотепы Нифонтова в триумфального Ксенофонтов…
Привели. Но толку от нее никакого не вышло. Было Дурке, должно быть, лет четырнадцать, но из-за маленького роста и заморенности выглядела она на десять. О чем спрашивали – не понимала, только мычала.…
До того его было жалко – слов нет. Вот ведь какую муку несет в себе человек, а не гнется, не ломается.
– Нет, – перебил его еврей. – Оставим один проход.
На площадке зажглись два фонаря, самых что ни на есть современных, электрических, и время утратило зыбкость, вернулось из середины второго тысячелетия в его конец. Бердичевский с удовлетворением отме…
Что-то хрустнуло и взорвалось прямо в Колобковой голове, и не было для него больше ни весеннего вечера, ни речного тумана – вообще ничего.
В прологе и первых главах автор дотошно перечислял все двадцать шесть упоминаний о пещерах в Священном Писании, присовокупляя к каждому эпизоду пространные комментарии и благочестивые размышления. На…
«Ничаво, ничаво», – шептала Дурка, несясь меж утесов. Так ловчей бежалось, если повторять: ни-ча-во, ни-ча-во.
– «Крещеный»! – передразнил исповедник и сплюнул. – Сказано народом: «Жид, как бес: никогда не покается». И еще сказано: «Жида перекрести, да и под лед пусти!» Тьфу на тебя! Тьфу! Изыди!
Мы спустились обратно в склеп и проспали там до утра. Земля была жесткой, но никогда еще я не почивала так крепко и мирно.
– Да-да! Оставим проход к броду! Пусть бегут туда!
На вывеске по-русски, по-польски и по-еврейски написано «Ломбард и ссудная касса Эфраима Голосовкера».
– «И по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь», – продолжила апостолово речение Пелагия.
– Правую руку крупным планом, – приказал следователь Долинин полицейскому фотографу, одновременно маня Пелагию пальцем. – Полюбуйтесь, сестра, на нынешних пророков. Уже дух из него вон, а все за день…
Была одна тема, которой я старалась избегать, чтобы не вызвать у него нового приступа маниакальности: Иисус Христос. Но вышло так, что мы остановились напиться воды на Виа Долороза, возле деревянного…
Нет, сказал, я не из ваших. Мне вас жалко. Путь мужчины, любящего мужчин, печален и ведет к отчаянию, потому что бесплоден.
Во сколько у них тут по субботам начинается присутствие?
Тьма словно дожидалась этого волшебного знака. Шевельнулась, зашуршала, и в пределы слабого керосинового освещения вплыла фигура, показавшаяся Бердичевскому гигантской. Силуэт поднял руку, поманил.
– Чтобы не рассказала в деревне, куда она отвела монахиню, – пояснил прокурор, комкая в руке чистый платок – хотел предложить Пелагии на предмет утирания влаги, но не осмеливался.
– Она была права. Впрочем, как и всегда... Нет-нет, не буду забегать вперед. Как вы помните, мы решили выйти на бандитов через их первоначальное преступление, похищение Мануйлиной «казны». Именно от …
Подошли двое солдат в линялых синих мундирах и офицер при сабле – не иначе, тот самый Саид-бей.
– Это благородный поступок, – рассеянно обронил Бердичевский, думая о своем.
До поры до времени Господь жалел Матвея Бенционовича, не искушал его сверх меры. А вернее сказать так: настоящий соблазн – не тот, который очевиден глазу. Очень возможно, что чаровницы, от которых ша…
– С чего вы взяли, будто я вам что-то принес?
Ночью, пока окружной прокурор и полиция исполняли свои обязанности (от горящих фонарей и факелов в саду сделалось светло, как днем), у Пелагии приключилась запоздалая истерика, которую, по счастью, н…
– Вы ведь сами рассказывали, что на пророка уже было покушение. Разве в тот раз деньги похищали?
– Нет, это не пошлость! – воскликнула монашка. – Это худшее из несчастий! А что часто случается, так ведь и смерть не редкость, но никто ее, однако, пошлой не называет. Когда единственный на всем све…
Все сходилось. Пелагия была впечатлена сметливостью петербуржца, однако ее мысль уже поспешала дальше.
– Вот и отлично. Генэх, гей-но мит мир! 16
Мир вдруг перестал быть заброшенным и безлюдным. То и дело навстречу попадались одинаковые белые фургоны, запряженные дюжими мохнатоногими першеронами. На брезенте красовалась эмблема: изображение ак…
Последняя фраза была произнесена совершенно обыденным тоном, как если бы говоривший сказал «мы одесситы» или «мы менонниты».
Попробовал прикинуть, сколько могут дать деньжонок и как ими распорядиться. Прикупить домик где-нибудь на Охте? Или лучше в процентные бумаги вложить? А на покой рано. Теперь, когда с историйкойпокон…
– Почему меня, а не его? – задала она логичный, хоть и совершенно нехристианский вопрос.
– Да он нарочно! Это мы ему поручили! В «Бристоле» все важные жиды останавливаются. Николай – наши глаза и уши!
Это значит, на глазах у публики, и чтоб никто ничего не заподозрил.
Да полно, дурочка ли она? – усомнилась Пелагия, глядя маленькой дикарке в глаза.
Вот и сейчас монахиня не выдержала, оглянулась.
– Почему? – спросила Пелагия. – Что за Чертов Камень такой?
Сутулый жиденок оказался на том же самом месте, где его окликнула Рыжуха. Стоял, прислонившись спиной к стене, шмыгал носом. Потом сел на корточки, подобрал палочку и принялся чертить на земле какие-…
Кажется, вон она где спряталась, углядела монашка квадратное строение у речки и вроде бы даже услышала, как скрипит мельничное колесо.
А его новоиспеченное превосходительство о бытоустройстве и не заботился.
Сама виновата, сказала себе порозовевшая от удовольствия Пелагия. Надо было помалкивать, не соваться со своими умозаключениями. А теперь даже странно было бы бросить Сергея Сергеевича посреди расслед…
Заплатил за депешу рубль одиннадцать копеек.
Слава Богу, это была не змея – старые, размокшие бревна, которыми оказались выложены стенки рва.
А Бердичевский немного покачался с улыбкой на губах и вдруг повалился на тротуар. Улыбка стала еще шире, да так и застыла, карие глаза спокойно смотрели вбок, на радужную лужу.
У крыльца он упруго, как молодой, спрыгнул наземь и передал поводья женщине. Что-то вполголоса спросил у нее, она ответила, и лицо бека стало чуть менее застывшим. Наверное, узнал, что все целы, дога…
И обожгла глазами – черными, бесстрашными.
В окнах братского корпуса свет уже погас, не горел и фонарь подле парадного крыльца, но в небе сиял яркий месяц, и ночь была ясной.
– Там, но мы туда не едем. Раз ты русская, тебе надо в Миграш а-русим, Русское подворье. – Салах махнул рукой куда-то влево.
На месте Лейбки я бы ответил цитатой из «Жемчужной россыпи» Иуды Габирола, подумал Шмулик: «Дурак обвиняет других; умный обвиняет себя; мудрый же не обвиняет никого». В последнее время появилась у Шм…
Сказала – и густо покраснела. Стыдно инокине врать-то.
Молодой человек немедленно передислоцировался на указанную позицию, причем выполнил этот маневр на четвереньках.
– Шефаревич станет выкупать жандарма? А хиц ин паровоз!
У крыльца стояла распряженная арабская повозка, хантур.
Но Эммануил вдруг хлопнул себя руками по бокам и закричал так громко, что с дерева, маша крыльями, сорвалась какая-то ночная птица: «Петух! Ну конечно! Петух!» И еще добавил что-то на еврейском или а…
Раненый сдернул и отшвырнул мешок, по щеке потекла темная масса. Он подхватил ее горстью, стал засовывать обратно в глазницу.
Прикрыла ладонью глаза от слепящего солнца. Огляделась.
Она повернула на Забалканский, немного проехала по набережной, но поворот на Измайловский проспект миновала.
Поэтому, жмурясь от солнца, Шмулик надел нижний талес, кое-как пригладил длинные волосы и прочел молитву по пробуждении ото сна: «Благодарю Тебя, Царь живой и сущий, за то, что по милости Своей возвр…
– Лучше б не выпускал, всепрощенец несчастный. Сидел бы Мануйла в кутузке, да жив был.
Пелагия подошла поближе, увидела, что архиерей листает «Дневники» Валуева.
Салах подключился к дискуссии. Жалобно зачастил что-то, замахал руками. Его жестикуляция Полине Андреевне не понравилась: сначала палестинец плеснул на пассажирку рукой, как бы отмахиваясь, потом ткн…
– Сколько это по-нашему? – поморщился преосвященный, неодобрительно относившийся к новомодной тенденции переводить все с русских мер на метры. – Ладно, Бог с ними, с сантиметрами. Скажи-ка лучше, Мат…
От нервозности Матвей Бенционович чуть было не стал поправлять, что он никакое не превосходительство, однако вовремя спохватился. Отрывисто, по-военному кивнул, отчего на лоб свесилась прядь ангельск…
У Мендлика в брюхе снова забурчало, и живот Шмулика сочувствепно откликнулся.
– Заставим капитулировать, – бодро заявил Магеллан. – Вернем награбленное и еще штраф с них возьмем. Труп будет всего один, и тот на мне, а я ни кровной мести, ни черта, ни дьявола не боюсь.
Так и сделал. И ополоснулся, и свежей водички попил, и даже наскоро покушал.
Впервые в жизни Бердичевский пил вино прямо из бутылки. Это оказалось гораздо вкусней, чем из стакана. Поистине сегодня у статского советника была ночь удивительных открытий.
Пелагия зажала рот. Кричать было никак нельзя – не дай Господь, владыка обернется, а отворачиваться от раненого, смертельно опасного зверя было бы безумием.
Паспорту Бердичевский не поверил, памятуя, что на пароходе преступник именовался дворянином Остролыженским, и велел труп сфотографировать. Конечно, не таким высоконаучным способом, как Сергей Сергеев…
– Стало быть, он не случайно на базаре именно к Пафнутьеву подошел!
На секундочку всего и обернулся, посмотреть, не идет ли кто сзади. Вдруг впереди плеск. Глянул – со второго этажа из окошка льется вода, а монашка будто сквозь землю провалилась. Потер глаза – не сон…
Звуки шагов доносились справа. Туда и кинулся.
Сидя прямо напротив заволжца, он каким-то чудом умудрялся все же на него не смотреть. Лицо у Долинина было хмурое, отсутствующее.
– До свиданья, госпожа, – поклонился Салах, на прощанье ставший очень почтительным – должно быть, надеялся на бакшиш. – Здесь все наши, русские. Захочешь назад Яффо ехать или куда пожелаешь, иди Дама…
– Завтра снова перекрашусь. У меня план. Хочу выдать себя за жида. Проникну в их круг, пощупаю, что они такое и с чем их кушать. Надеюсь получить от вас нужные сведения. Кто у них главный синедрионщи…
Он прижался к забору, выжидая, пока Мануйла свернет в переулок.
Монашка повздыхала, попричитала, как же ей теперь в город попасть. Ее арап (Салахом звать) сочувствия никакого не выразил.
Прошло целых восемь дней, но если Эммануил сначала собирался наведаться в Капернаум, то можно успеть. Шагает он, правда, ходко...
– Ну, Магеллан сначала с ним строго. Вроде как допрос ему устроил. Зачем пришел? На пароходе твои вокруг нас крутились, теперь сам пожаловал? Что тебе от нас надо? И всё такое. А Эммануил ему: что вы…
И тут его как громом ударило. Да-да! Пелагия рассказывала, что на пароходе плыла компания мужеложцев, переселенцев в восстановленный Содом. Но это... Но это поворачивало расследование совсем в другую…
– Да. Там электрический звонок. И внутренний телефон...
А потом, в некий особенно ясный день, уже после возвращения сестры из Строгановки, случилась пресловутая мелочь. Тот момент прокурор запомнил настолько ярко, что стоило ему зажмуриться, и он сразу ви…
– И что же, распропагандировал толстосума? – улыбнулся архиерей.
Со статским советником Матвеем Бенционовичем Бердичевским, умным и положительным мужчиной тридцати девяти лет, приключилось несчастье – такое, какого он страшился всю свою женатую жизнь, отменно счас…
– Савчук, – представился он. – Владелец завода. Я заметил, господин Дичевский, как вы глядели на моих янычар. Грубоваты они, конечно, и, так сказать, не блещут умственными доблестями.
На двух паломников, дожидавшихся своего череда исповедоваться у отца Агапита, эта сцепа произвела сильное впечатление. Они быстренько ретировались – один переместился в очередь к отцу Мартирию, друго…
Мираж! Мираж в пустыне, подумала восхищенная путешественница.
– Конечно, арабские, – подтвердил мошенник, привязывая чемодан. – Здесь все кони арабские. Кроме тех, которые еврейские. Еврейские немножко лучше.
Проснулся Бердичевский от прозрачного, неземного звука и не сразу сообразил, что это такое. Лишь когда в окно ударил второй камешек – и сильно, так что стекло треснуло, – прокурор заполошно вскочил и…
От общей идеи про ключевого свидетеля до собственно озарения путь был цедлинным.
– Только не латинского автора, а немецкого. – Митрофаний рассеянно погладил выцветшее золотое тиснение. – Адальберт Желанный, из младших рейнских мистиков. На, изучай, а я пойду.
Головы из освещенного прямоугольника немедленно исчезли.
– Ее уберечь – это первое, – сказал Митрофаний хриплым голосом. – Только о том и думаю. Ушлю подальше, в какую-нибудь тихую обитель. И чтоб никто ничего. А тебя даже не спрошу! – прикрикнул он на дух…
Прокурор увидит все собственными глазами. Прямо перед его крючковатым носом отработает Яков Михайлович рыжую монашку, а господин Бердичевский ничего не поймет и не заметит.
«Так я услышал. Когда я смотрю в лицо человека, я многое слышу и вижу, потому что готов видеть и слышать. Это очень интересный человек. Совсем-совсем черный, а все-таки с белым пятнышком. Так не быва…
Ближняя к нашим краям Особенная Пещера находится в Штирской земле, близ горы Эйзенгут, о том говорил отцу приору Блаугартенского аббатства один достойный человек из города Инсбрука, но назвать точное…
– Этот не «разинец», – задумчиво произнес следователь. – Те никогда билетов не берут, да еще первого класса. Пожалуй, «фартовый». Их повадка.
Будет епископом, мельком подумал Митрофаний, направляясь к выходу. Непременно будет. Только с кривым носом.
Природный колер волос восстановить не удалось (видимо, ангел и Зизи вступили друг с другом в какое-то химическое противоречие), и редеющая растительность на голове прокурора приобрела буро-красный цв…
Палка вошла в глаз по самый кулак. Яков Михайлович ее, конечно, сразу выдернул, но поздно – голова девки безжизненно стукнулась о землю. Вместо глаза зияла багровая яма, смотреть противно, а с кончик…
Изложить события из собственного прошлого Митрофаний задумал не от суеславия или самомнения. «Жизнь проходит, – сказал он, – много ли мне осталось? Так и уйдешь, не поделившись накопленным богатством…
– Да что не получается-то? – подошел к ней следователь. – Ну-ка, ну-ка, выкладывайте.
– Живой твой Мануил, живой, – успокоила она Дурку. – Ничего с ним не случилось. Ты вот что, ты расскажи, где ты его нашла?
Так и вижу, как гневно взметнулись Ваши косматые брови, и потому спешу поправиться.
– Не ты, а твои мозги, – постучал ее по лбу легкомысленный убийца. – Вот я их сейчас и вышибу. Любопытно досмотреть, что за блюдо такое – мозги фри.
– Madame, vous n'avez pas le droit de rester id27. —И потом по-русски, удивленно. – Вы?!
– Урод? Он что, калека был? – встрял напряженно слушавший Сергей Сергеевич.
– Нет, нет и нет, – отрезал Голосовкер. – Отношения между людьми, конечно, могут быть какие угодно, но пятнадцати тысячам у Шефаревича взяться неоткуда. Уж кому знать, если не мне. Шефаревич – и пятн…
– В том-то и штука, Сашуля, что это не роман, а жизнь. Или она тебя на карачки поставит, или ты ее. – Магеллан тряхнул головой, на лоб упала каштановая прядь, и Малке залюбовалась – до того он сейчас…
И хотел идти себе дальше, но красивая шикса вдруг покачнулась и со стоном оперлась Шмулику на плечо.
К вдове Марье Гавриловне, которая не плакала, а лишь повторяла: «Да нет же, нет, нет, нет!» и, как заведенная, всё мотала головой, приставили лучшего доктора. Сироток временно забрала к себе губернат…
Потом развернулся и опрометью бросился вон из склепа.
– Я – Арон Шефаревич, член раввинского совета города Ерушалаима. А кто таков ты, ведущий пустые разговоры на языке молитвы, которого ты толком не знаешь? Откуда ты пришел и как тебя зовут?
– Еврейский квартал в Старом городе. Там, за стеной, есть четыре квартала...
Слово было произнесено тихо и торжественно.
Записка, присланная в гостиницу от Гвоздикова, была короткая и странная: «В полночь на набережной под фонарем».
А вдруг все-таки разроют? Вон у них на башне гелиограф установлен. Дадут сигнал на заставу.
– Пусть плывут. В первом же порту на «Севрюгу» сядут несколько агентов уголовной полиции, я распорядился по телеграфу. Не исключаю, что и Остролыженский из какой-нибудь щели вынырнет. Пароход – это в…
– ...Да и вам свое звание афишировать не советую. И еще вот что... – Гвоздиков деликатно потупился. – Я вас отрекомендую есаулу как господина Дичевского, без «Берга». А то наши русаки, извините, и не…
Обычно, пока дело не сделано, он не позволял себе рассуждать о таких приятных вещах, но лунный вечер настраивал на мечтательность. Да и конец уже совсем близко, это Яков Михайлович нутром чувствовал.
– Картина проясняется, – с довольным видом объявил следователь. – Дело мастера боится. Маяуйла проснулся, когда вор уже вынул из-под него шкатулку. Завязалась борьба. «Разинцы» обычно не мокрушничают…
– Разно, – ответила девочка и посмотрела в небо, на луну. На ее лице играла странная полуулыбка, совсем не детская. – Я ишшо малая была, как есть дура. Хочу яво умолить: «Никуда не уходи, у нас с баб…
– Столько за тобой бегаю, что жалко сразу прикончить, – сказал ужасный человек. – Поживи еще минутку, ладно? Только уговор: если пискнешь, тут тебе и гроб с кисточками.
«Не в полнолунии дело! – захлебываясь, стал объяснять он. – Дело в петухе! Я совсем про него забыл! Вот почему пещера меня не пускает! Ах, как я тебе благодарен, женщина! Но откуда ты узнала про пету…
– Вот, видишь, я с кавалером, – сказала ей Пелагия. – Привязался. Гнала его, гнала...
– Цара-апинки, – промурлыкал Сергей Сергеевич. – Свеженькие. Отмычка? Или новый ключ? Выясним-с.
Что за оказия? Зачем Долинин приехал сюда в такую рань? Не на детей же смотреть?
Пещера сузилась настолько, что карабкаться приходилось на локтях и коленках. Проползешь шаг-другой, потом тянешь за собой лампу, ставишь ее повыше. Снова ползешь. Бедная монашка старалась не думать о…
Нет, я, конечно, не думала, что «пророк Мануйла» – это Иисус, два тысячелетия спустя вновь посланный к людям. Но что, если этот человек искренне верит, что он – Христос?
Прокурор похолодел, когда осознал весь смысл этого заявления. Изменилась в лице и Пелагия. Матвей Бенционович в этот миг любил ее так, что в носу сделалось щекотно. Сказали бы ему сейчас: вот субъект…
Другие чиновники, даже выслужив полный срок производства, ожидают утверждения долгие месяцы, а тут всё решилось в мгновение ока, и даже указ должен был воспоследовать нынче же, сегодняшним числом.
Интонация, с которой была произнесена эта фраза, заинтересовала статского советника.
– Ай да сестрица, – восхитился Долинин. – Повезло мне с вами. Вы вот что, милая, побудьте-ка здесь еще. Глядишь, еще что-нибудь приметите или вспомните.
– Скажите, монахиня, Бог и ангелы существуют?
Она приняла своего непутевого сына в ласковые объятья, немножко покачала, побаюкала, да и уложила поглубже, в дальнюю темную спаленку, на мягкую перину из ила.
У дома Шольца пришлось какое-то время подождать.
Трапчиком, трапчиком слетел Колобок на нижнюю палубу. Там никого и ничего не видно, только желтые пятна сквозь белое – каютные окна светятся.
– За старушкой я пошлю, пускай в нашу богадельню поместят. Но каков злодей твой Волчий Хвост! Мало ему было тебя, инокиню, губить, еще и ребенка истребил. Чем ему девочка-то помешала?
– Сегодня у нас что? Среда? – спросила монашка,
– Посадили? – обернулся Сергей Сергеевич к полицейским. – Глаза-то, глаза. Фу ты, черт.
– Слушай, – сказала монахиня, – а могла бы ты показать мне ту череву? Ну, где ты Мануила нашла?
Был в кассе и еще один человек – щеголеватый блондин с идеальным сияющим прибором. Этот стоял в углу, у конторки, и что-то переписывал в растрепанную учетную книгу.
Матвей Бенционович не выдержал, рассмеялся – похоже, ловкий пройдоха вызывал у него восхищение.
Более всех прочих физических чувств досаждало осязание, ибо стоило Полине Андреевне миновать турецкую таможню, как в переодетую монахиню со всех сторон вцепились попрошайки, гостиничные агенты, извоз…
И приготовилась к нелегкому делу – расшифровывать мычание и жестикуляцию убогой.
Люди же от себя присовокупили к Божьему дару серые улочки с кривыми домами, загаженную навозом и плевками мостовую да еще собственные злые физиономии.
Идея пришла почти сразу же, и такая, что Яков Михайлович аж взвизгнул от удовольствия.
Нет, то были не студенты. На первый взгляд похожи – и лицами, и одеждой, но по словам, долетевшим до слуха Пелагии, стало ясно, что это переселенцы в еврейскую Палестину.
Голова шла кругом. Но ясно было одно – в Житомире больше делать нечего. Как сказал принц Гамлет, есть магнит попритягательней.
– Ну вот и хорошо. Раз у тебя болело брюхо – значит, брюхо твое согрешило: сожрало чего не следовало. Оно – виновник твоей болезни. Согласен? А кому принадлежит брюхо? Тебе. Значит, ты сам и виновен.…
Эти слова подействовали на преосвященного неожиданным образом. Вместо того чтобы еще пуще распалиться, он умолк. Должно быть, вспомнил, что у него, губернского архиерея, за плечами сила и государства…
В самом деле, как баба. В обморок бухнулся.
Издали донесся крик петуха – было уже недалеко до рассвета.
– Да, пятьдесят франк очень много. Дай мне двадцать пять, я тебя без пещера провезу.
Он лежал в небольшой котловине, с трех сторон окруженной холмами, и был невообразимо красив, словно перенесенный сюда из древней Эллады.
Я услышала щелчок взводимого курка и вскрикнула от ужаса. Эммануил же как ни в чем не бывало обернулся ко мне и говорит: «Смотри, сейчас я покажу тебе его детское лицо».
Вчера ночью Эммануил вошел в пещеру с красным петухом под мышкой. И не вернулся.
– Я араб, но моя невеста еврей, – поклонился тот. – Жениться на ней буду. Может, сам тоже еврей стану. Хорошая вера, мне нравится.
Как Вы знаете, мне не раз доводилось расследовать убийства, но разве не стократно важнее не датьубийству свершиться?И если ты думаешь, что это тебе под силу, разве не смертный грех бездействовать? Ес…
Пелагия и Салах так сосредоточенно смотрели в спину человеку с посохом, что не заметили, как к ним подкрался еще один.
Бердичевский покосился на молодого человека, который всем своим видом показывал, что занят работой, ничего вокруг не видит и не слышит.
Тем неожиданней было пение, вдруг донесшееся от центра палубы, откуда-то из-под капитанского мостика. Молодые голоса затянули «Дубинушку», весьма дружно и стройно.
Разговор об одном и том же длился между преосвященным, его духовной дочерью Пелагией и епископовым секретарем третий день. Затеялся еще в Петербурге, после неприятной беседы с обер-прокурором Святейш…
Лейбка цитаты в свое оправдание привести не сумел, за что и получил указкой.
А еврейский поп послушал-послушал да как ногой топнет.
У высохшего ручья, где Давид сразил Голиафа, туристы потребовали остановиться. Муж взял в руку камень и свирепо выпятил глаза; супруга, хохоча, наводила на него «кодак».
Рыжая взялась за ручку, потянула, вскрикнула.
– Разве вам можно вот так оставить кассу? – удивился прокурор. – Господин Голосовкер уже ушел?
За это навряд ли, пожал плечами «пророк». Они ведь друг друга не насильничают. Пускай их, если им так радостней. Радость свята, это горе – зло.
Когда дама в шляпке с вуалью прошла мимо, закутанный шевельнулся, подвигал пальцами.
Она ожидала увидеть Даниэль-бека, но на пороге стоял Салах, рядом с ним одна из вчерашних женщин.
– Эх вы, «боязно». А еще евреи. Жалко, я не мужик, я бы не испугалась.
Номеру 48-36 объяснять второй раз не понадобилось – он взял с места еще до того, как к нему подбежал Бердичевский. Прокурор вскочил на ходу и только шепнул: «Не жмись к нему, не жмись».
– Ты, пафкудник, барф под фтол, и фтоб тебя тове быво не флыфно!
Вот Вам, владыко, и вся разгадка нашего «ребуса», как говорил Сергей Сергеевич Долинин. Да только что с нею делать, с этой разгадкой?
Присмотрелась она к покойнику и вдруг замечает: будто бы не Шелухин это? У того губы были бледно-лиловые и тонкие, а у этого сочные, ярко-красные. И глаза не совсем такие – глубже утопленные, колючие.
Жизнь дорогого существа в опасности. И его долг – не шпацировать с дамой сердца по сибирским просторам, а разыскать злодеев, и как можно скорей.
Сначала-то складывалось совсем по-другому.
– Содом! – вскричала Полина Андреевна. – А где эти Аваримские горы?
Они прошли темным двором какого-то монастыря, потом через калитку вышли в переулок, всё время поднимаясь в гору.
Хотя нет, в Петербурге евреев единицы, им там жить не дозволяется, а между тем в столице ощущение дремлющего вулкана поострей, чем в Житомире.
В первом окошке увидал Колобок трогательную картину: семейное чаепитие.
Мужчины смотрели друг на друга тяжелыми, неподвижными взглядами. Пелагия увидела, как кинжал бесшумно выползает из ножен. Рука Магеллана потихоньку забралась в кобуру.
Хищно развернувшись, убийца кинулся на звук.
– Вона, – показала Дурка, раздвигая ветки.
А вот и я, милые мои объекты, ваш Ксенофонтов.
Непоседливая умом Пелагия однажды в связи с личностью отца Серафима высказала Митрофанию крамольную мысль о том, что на свете есть люди живые, настоящие, а есть «подкидыши», которые только стараются …
От нетерпения Яков Михайлович шевельнулся, из фуры просыпалась земля.
Она затараторила по-арабски, переводя сказанное.
– Нет, правда! Волосы крашеные. Вообще-то я блондин. Если повезете к графу – смою краску. И зовут меня не Мордехай Бердичевский, а Матвей Берг-Дичевский. Вы правильно догадались, никакой я не ростовщ…
Сызнова перебрался на коленках под пророково окно.
Что за сад, Яков Михайлович, само собой, знать не мог, но это было не важно. Главное, что ты, золотце мое, поняла, прошептал он Рыжухе и сплюнул прилипшего к губе червяка.
В разборе накопившихся за отлучку дел, в баталиях с прогрессисткой миновали три дня. Но даже и в этот суетливый период с Пелагией случалось, что она в самый разгар какого-нибудь занятия вдруг словно …
Вокруг собралась целая толпа. Всем хотелось послушать, как великий талмудист, мастер словесных поединков расправится с горе-пророком.
– Представьте себе, нет. Под конец разговора раскис, голову повесил. «Эх, говорит, стыдно-то как. Это ведь я не от Мануйлы, от Господа тряпицей с кредитками откупился. Надо было как есть все отдать, …
– Колизей (он студент исторического факультета), – девушка показала на одного из молодых людей, невообразимо тощего и сутулого, – подсчитал, что именно такой суммой – конечно, если перевести на нынеш…
Он показал большим и указательным пальцами, что совсем ненамного.
– И вы ничего не сделали, чтобы спасти эту несчастную?
А про самое интересное мы не договорили. Я спросила его, верит ли он в загробную жизнь. Есть что-то после смерти или нет? Он удивился: «Откуда же мне знать? Вот умру, тогда и узнаю. Пока живешь здесь…
– Но почему нельзя подняться по улице? Она тоже ведет в гору, – тоже понизила голос Пелагия. Он вздохнул.
Полине Андреевне Лисицыной повезло. Порт Яффа, морские врата Палестины, предстал перед ней не желто-серой грудой пыли и камней, а мерцающим елочным шаром – как в детстве, когда подкрадешься ночью к д…
А впереди уже виднелась новая преграда, покрепче первой, и там кипела, пенилась бурливая вода.
Петя-Петушок, кажется, тоже чувствовал себя отлично. Вскочил на большой камень, бодро растопырил крылья.
Солнце-то уже перевалило за полдень. Пора обедать.
Над Рекой, над залитыми водой берегами, над туманом, должно быть, пламенела заря – во всяком случае, впереди мгла была слегка окрашена розовым. Привлеченная этим магическим свечением, Пелагия прошла …
– Ах, владыко, наше еврейство, еще недавно тишайшая из общин, в последнее время словно взбесилось. В его толще пробудились самые разные силы и течения, и все как на подбор ярые, фанатичные. Масса евр…
– У меня плохая весть. Вам угрожает смертельная опасность. У вас есть могущественные враги, которые хотят вас убить и ни перед чем не остановятся. То, что вы уехали из России, ваших врагов не...
Гора закончилась резким, почти вертикальным уступом, и из-за поворота безо всякого предупреждения вынырнул город.
В-третьих, случайность ли, что «просветление» Долинина и его карьерный взлет совпали по времени?
– Сюда пожалуйте, – пригласил «есаул» гостя на почетное место.
– Мордехай Бердичевский, – поклонился прокурор, назвавшись именем, которое носил до крещения. – Из Заволжска. И я в самом деле о вас много кой-чего знаю. – Заметив, как напряглось при этих словах лиц…
Иуда показал стражникам на одного из моих шелухин —на Дидима, или на второго Ехуду, или еще на кого-то, – и тот сказал: «Да, я – Ёхошуа из Назарета», а остальные подтвердили. Наверное, это всё-таки б…
– Глянулась ты яму. Таперь не отстанет. Они, красные, жуть какие цепучие. Ну чаво, пойдем на Камень иль как?
Открыл журнал за 19 ноября прошлого года (в тот день выпустили Рацевича). Заскользил пальцем по строчкам, двигаясь снизу вверх.
«Дсс Долинин; чл.Совета Мин. вн. дел» – вот что было написано неровным, трудночитаемым почерком в графе «посетитель».
– Мы, евреи, единственные хранители Божественного огня, который без нашего народа давно бы погас. Мы не меняемся, мы все те же, со времен Авраама и Моисея. А чего хотят апикойресы–сионисты? Чтобы евр…
– Сягай, сягай! (Ступай! Ступай!) – прикрикнул на нее староста. Та неохотно вышла. Разговор про «дикого» был продолжен.
Граф приподнял кисею, и Матвей Бенционович увидел узкое тело, совершенно обнаженное.
Рохеле лежала, полуприсыпанная мокрой грязью. Совсем голая. Даже нижней рубахи на ней не оставили – всё до нитки сняли.
Салах своей болтовней отвлекал путешественницу от тревожных мыслей.
В общем, кое-как уговорила себя, успокоила.
Следователь глядел на Пелагию исподлобья, набычившись, словно пытался прочесть по ее лицу недосказанное.
Что ж, это правда. Учитель суров. Если заглянет в классную комнату и увидит, что кое-кто еще не умылся, а сидит, хлопает глазами, то будет аз ох'н вэй,то есть крики «ох» и «вэй» или, выражаясь по-биб…
– За что вы хотите меня убить? – кротко спросила инокиня. – В чем я перед вами провинилась?
– Константин Петрович, – мягко поправил его обер-прокурор.
Надеюсь, что Вам не придется читать это письмо. Или, наоборот, надеюсь, что прочтете? Сама не знаю. Но, если Вы его прочтете, это будет означать, что всё правда, а этого быть никак не может.
– Вы знаете, тот человек действительно был похож на разбойника. Только не мелкого хищника, даже не волка, а какого-нибудь тигра или леопарда.
– Сволочь, – сказала «коровка». – Магеллан тебя под землей...
– Знаю. Он вот этак тыкал [девочка ткнула себе пальцем в грудь] и толокал: «Амануил, Амануил». Он ишшо много чаво толокал, да я не проняла. Малая была и вовсе дурная.
– Что-то я не пойму. Он же вроде немой был, Мануйла. Или, во всяком случае, нечленораздельный. Я думал про него – надо же, какой оригинальный проповедник, без слов обходится.
Похлопал просиявшего парня по плечу, дальше отправился пешком.
– Сколько отсюда до Иерусалима? – не слушала его монашка.
Пароходный начальник преобразился в мечущего молнии Зевеса. Перед злосчастной каютой и под ее окном установил караулы из матросов, вооруженных пожарным инвентарем. Пассажирам первого и второго классо…
– Да! Вы видели его? Скажите, видели? Мне необходимо с ним поговорить! Если бы вы вызвали его сюда...
– Нет... нет, – пролепетала Пелагия, ловя губами воздух. – Ничего.
– Можно. Гора Джебель-Усдум дырявая. Весной ручей течет, дырка находит. Тысяча лет вода течет – пещера. Хозяин знает, как через гора пролезть, но двадцать франк мало. Хочет пятьдесят. Пещера страшная…
Про «успеть» Матвей Бенционович не очень понял, но концовка его отрезвила. И устыдила.
– Нет, нельзя, – сказал он, вернувшись. – Днем солдаты с гора увидят, у них там вышка. А ночью через пустыня не проехать, не пройти: ямы, камни, ноги сломаешь, шея свернешь.
Несколько часов потерпеть. Много – день. Плохо, конечно, но не смертельно.
Плохонький русский городок напоминает чахоточного пропойцу, которому хочется дать копеечку, вздохнув над его горемычной судьбой, а Яффа показалась Полине Андреевне то ли бесноватым, то ли прокаженным…
Вылетел из класса с воплем, осыпаемый бранью и ударами.
– Был уничтожен. А теперь возрожден. Один американский миллионщик, мистер Джордж Сайрус, известный филантроп, нашел место, где стоял библейский Содом. Сейчас там возводится город-рай – для таких, как…
– Пока нет, – объяснила Иродиада, – но скоро будет. Наш благодетель Джордж Сайрус намеревался купить для дев-женолюбиц землю на острове Лесбос, но греческое правительство не позволило. Тогда он приду…
Малке высунулась в проем. Аул и его окрестности просматривались просто замечательно.
Магеллан погрозил рабу винчестером, и тот вжал голову в плечи, прикрыл ладонью рот – мол, молчу-молчу.
Хлопок был негромкий, потише, чем от шампанского. Отдачи рука почти не ощутила. Дым, выметнувшийся из крошечного ствола, был похож на клочок ваты – такой разве что в ноздрю засунешь.
– Нет, свистеть не надо, – сказал прокурор, вжимаясь в сиденье и испуганно глядя на долинин-ские окна – не дрогнет ли штора. – Ты лучше подбеги и камешек брось.
Через речку перебрались по камням: впереди Дурка, Пелагия за ней, подняв рукой подол. Петушок прыгал сзади.
Через некоторое время ход сделался шире и вывел в новый зал – много больше нижнего.
Впрочем, во взгляде могущественного человека был не гнев, а скорее любопытство. Как это – черница, а расследует уголовные преступления?
– Пусти, мерзавец! Я статский советник! Я тебя за это в Сибирь!
Тут и луна высвободилась из недолгого плена, так что Пелагия разглядела спутанные волосы до плеч, белую рубаху и темный пояс.
Секретарь внимательно взглянул на Бердичевского, выпорхнул из-за стола и исчез за высокой белой дверью. Полминутки спустя снова появился.
– Милая сестрица, у меня к вам просьба. Странная, даже несуразная. Но мне почему-то кажется, что вы не придете в негодование, а коли повезет, то и согласитесь... – Он кашлянул и выпалил. – Не согласи…
Что за люди? Куда едут и зачем? И что за «рабербол» такой?
Стена вывела к воротам, над которыми горела лампа. Прокурор прочел на вывеске: «Кишечно-очистительный завод Савчука».
– А кто еще? У полячишки этого, говорят, пятнадцать тысяч долгу было. У кого кроме жидов найдется столько денег? Отблагодарили его синедрионщики, и известно за что. Два года назад наши витязи казнили…
Никого из пассажиров, включая и «найденышей», Сергей Сергеевич задерживать не стал, поскольку располагал верным подозреваемым – пассажиром из тринадцатой каюты.
Утром преосвященному сделалось плохо. Он задыхался и хватался за сердце. Испугались, не приключится ли и с ним, по примеру любимого крестника, разрыва сердечной мышцы. Секретарь отец Усердов бегал со…
Итак, если верить рассказчику, он (то есть бродячий проповедник Эммануил-Ёхошуа, живший в Палестине девятнадцать столетий назад) пришел в город Иерусалим в канун праздника Пасхи. Его сопровождали две…
Глотнул ртом вместо воздуха горячей пыли, заплевался.
С Сергеем Сергеевичем что-то происходило, он волновался все сильней и сильней. Пелагии это состояние в людях было знакомо: носит в себе человек нечто, жгущее душу, терпит, сколько может, иной раз год…
Пелагия побледнела и два раза резко качнула головой, словно отгоняя какое-то воспоминание или видение, но Сергей Сергеевич на нее не смотрел и, кажется, даже не слышал возражения.
– Был один пророк. Потешный. Между прочим, из России. Мануйлу помнишь, которого на пароходе убили? То есть, оказывается, убили не его, а другого – я тебе потом расскажу. Этот Мануйла, как в Святую Зе…
– А я тем временем прокачусь до Строгановки и обратно, – продолжил Сергей Сергеевич. – Проверю, что за Шелухин такой. А заодно, может быть, и оттуда какая-нибудь ниточка потянется.
Монахиня вначале была в недоумении, тревожилась, не обидела ли его каким-нибудь неведомым образом, но после смирилась – списала угрюмость следователя на ипохондрический склад натуры.
Чиновного инспектора и реформатора следственно-дознательной системы чем-то заинтересовал изгой с навыками волкодава. Чем именно? Может быть, Долинин тоже мужеложец? Однако вряд ли узник сразу же стал…
С разбитого, ухабистого шляха в сторону непонятного конуса свернула дорога, узкая, но зато вымощенная гладким камнем.
– Нет, я в Палестину, – все так же рассеянно пробормотала путешественница. И вполголоса, про себя, прибавила. – Только бы успеть. Ведь убьют...
Поп был собой видный, в шапке с меховой оторочкой, в пиджаке до колен. Длинная седая бородища, пейсы – как еще две бороды, густые брови – будто две вовсе маленьких бороденки. Обступили его жиденята и…
– Вас как зовут? – спросила она у худенького горбоносого подростка, испуганно смотревшего вслед епископу.
Теперь можно было заняться и главным объектом.
– Ну да. По-волынски Черный Кут, а по-великорусски «Черный Закут», что-то вроде этого. Дед его сиятельства выстроил, в готическом стиле. Очень любил рыцарские романы.
Сестра поставила лампу на пол, сама села на выступ.
Пелагия осторожно, заранее скривившись, взглянула на покойника и обомлела.
Я плохо понимаю твой язык, сказал голоногий на своем смехотворном иврите, похожем на клекот птицы. Ты сказал, вы плачете о храме? О том храме, что стоял здесь раньше? И показал на Храмовую гору.
Первым делом купил в оружейном магазине револьвер «лефоше». Шестизарядный, со складным крючком, за тридцать девять рублей. Приказчик про складной спуск сказал: «Разумное приспособление, особенно если…
Темой коварства еврейских женщин возница увлекся надолго. Разумеется, помянул подлую Юдифь, убившую спящего Олоферна, но более всего возмущался Иаилью, осквернившей священный закон гостеприимства. Ра…
Все слушали рассказчика, затаив дыхание. Колобку тоже было интересно, но и о деле забывать нехорошо. У толстозадой Малки из кармашка ее потешных штанов заманчиво торчал кошелек. Колобок его даже уж и…
В подобные минуты Матвею Беняионовичу мечталось волшебнее всего, особенно если весенний вечер выдавался так хорош, как нынче. Чтобы продлить иллюзию, прокурор позволил себе вольность – распрощался не…
Вскоре после полудня достигли арабского селения Бет-Кебир. За время пути Полина Андреевна досыта насмотрелась на туземные деревни, как две капли воды похожие одна на другую: слепые глинобитные домишк…
– А мне, наоборот, кажется, что этот человек, каким бы он ни был, свое дело сделал, – заступилась за Мануйлу и его убогую паству сестра. – Слово пережило пророка, как тому и надлежит быть. Мануйлы не…
Романтическая история? Прокурор встрепенулся. Это был совершенно новый поворот, пока еще неизвестно, в каком направлении ведущий.
– Вы велели всем пассажирам сидеть по каютам? – с порога бросил Долинин капитану.
Но в других дворах тоже закричали кочеты. Значит, пора.
Выдернул голову обратно, повернулся – отлегло.
Подумалось: а ведь верно, и непременно нужно будет Дурку забрать, а бабушку ее можно пристроить в монастырскую больницу.
– Петя, Петенька, выведи меня отсюда. Я тебе целый мешок пшена добуду. А, Петенька?
Ясно: чтобы умертвить Пелагию. Но почему он не сделал этого раньше – хотя бы при той самой встрече в лесу?
То молилась, то ругала себя всеми доступными для монахини словами, но облегчения не давало ни первое, ни второе.
Даже оглянулась и, конечно, заметила сзади шевеление каких-то теней, но испугаться себе не позволила. Если ночных теней пугаться, то как же в пещеру лезть? Вот где будет по-настоящему страшно.
– Ой, монашка! Да, мы члены коммуны «Мегиддо-Хадаш».
Пора было выбираться из чертовой телеги. Охо-хо, полтораста верст на своих двоих, да через пустыню... Ничего, сдюжим.
Пелагии поневоле припомнились заволжские сказания о всякой лесной нечисти: про медведя Бабая, что забирает девок себе в невесты, про Лису Лизуху, которая прикидывается красной девицей, навсегда умани…
– Сучок, сломанный, – сказал он. – Наступил кто-то, и совсем недавно. Жалко, мох, а то бы следы остались.
– У отпрысков древних фамилий пристрастие к мужеложству в крови. Должно быть, от блазированности. Или вследствие вырождения.
Контры с обер-прокурором у владыки были давние, но доселе прямой конфронтации все же не достигали. Константин Петрович словно приглядывался, примеривался к маститому оппоненту, уважая в нем силу и пр…
Колобок опустился на четвереньки, переполз к открытому окну. Осторожно, одним глазком, заглянул.
«Зачем ты пришел мне мешать? – говорит. – Мне и без тебя очень трудно. Ты ошибаешься насчет людей, ты ничего в них не понял. Они пока еще совсем несмышленыши, без строгих пастырей им нельзя – погибну…
Поправила на носу очки, думая все ту же думу, но при этом посматривала на следы, ведшие к калитке.
– Ритмично, ритмично. Тысячу, десять тысяч раз! Как ты арабскую лошадь за уздцы удержишь с такими пальцами? Лови, работай.
– А сестра Пелагия? – слабым голосом проговорил он. – Разве она в чем-то виновата?
В каюте сыро пахло подсыхающей кровью, Пелагию подташнивало. Хуже всего было то, что скверный запах мешался с ароматом кельнской воды, которой несло от капитана «Севрюги». Тот присутствовал при осмот…
Я испугалась, что он бредит. «Кто?» «Мириам, бедная вдова, которой принадлежит, то есть в мое время принадлежала эта земля. Мириам держит кур и живет тем, что продает яйца. А ее петух забрался ко мне…
Перед Яффскими воротами Пелагия велела поворачивать направо. Старый город объехали с юга вдоль Кедронского оврага.
Кеша тоже улыбнулся, но как-то криво, даже испуганно. А статский советник, услышав про черницу, внутренне напрягся. Кажется, горячо!
Покончив с одеждой, Долинин осмотрелся по сторонам, сам себе кивнул.
Еще, может, и не полезу, дрогнула Пелагия. Посмотрю, где она, и довольно.
– Истинно вам говорю: он самый Мессия и есть. Христос – тот ложный был, а этот самый доподлинный. И распять его у злых людей не получится, потому что Мануйла бессмертный, его Бог бережет. Сами знаете…
– Нет, спасибо. – Полина Андреевна соскочила на землю. – Мне пора. Скажи, в какую сторону спуститься, чтобы попасть к Иордану?
– Что, из жидков? – прищурился исповедник. – Ага! У меня глаз верный!
– Странно, – сказала Пелагия. – Кончик ржавый, а шляпка блестит. Будто только что вколочен.
Магеллан приложился щекой к прикладу, зажмурил глаз.
Вспомнила, как стиснулось сердце, когда он сказал ей невозможные слова – про то, что другой такой на свете нет, и не будь она монашка...
Взвизгнув от ярости, Магеллан выхватил из кобуры револьвер и огромными прыжками понесся по тропе, что вела к арабской деревне. До нее было две версты.
Бр-р, готический роман, передернулся статский советник. Провал во времени.
Но задохнуться она не успела, потому что убежала от Чертова Камня недалеко, шагов на полста.
От этих слов на душе у Митрофания сделалось спокойно, и он проснулся.
Экипаж катил по холмам, по полям. Постепенно стемнело, на небе проступили звезды – сначала блеклые, но с каждой минутой прибавлявшие яркости.
– Живи, я не возражаю, – позволил Яков Михайлович. – Катись отсюда подобру-поздорову. И чтоб никому. Понял?
Ай-ай-ай, придется повозиться, понял опытный человек. И не стал тратить время на пустые разговоры. Сначала нужно было «коровку» в разумность привести, избавить от упрямства. «Коровка» – это у Якова М…
Из двери, ведущей вглубь дома, выглянула женщина, одетая по-восточному, но с таким румяным, курносым лицом, что не могло быть никаких сомнений в ее национальности. Волосы женщины были повязаны арабск…
– Придет, конечно, несмотря на субботу, и будет плакать, но денег у нее нет, а значит, отдавать бусы ей не придется. Я запираю их в сейф.
Магеллан тоже оставил кобуру в покое, сложил руки на груди.
– Надо было яво, паскуду, до смерти уходить, – сурово произнес староста. – Ино етюк яво татарской оторвать. Дурку, сироту убогую, котора за ним, как псюха, бегала, опоганить хотел. Носит же земля иро…
Митрофаний взял отца Серафима за плечо, отодвинул в сторону и без колебаний отворил засов.
Преосвященный был неподалеку. Остановился около группы евреев, к чему-то там прислушивался. Вот и хорошо.
Вдруг Сергей Сергеевич уронил лоб на скрещенные руки, и его плечи задрожали.
– Любопытный состав, – сказал он прокурору и его спутнице. – Для выведения полной формулы потребуется время, но тут присутствуют и Agaricus muscarus и Stryehnos toxifera, а концентрация кишечной пало…
Яков Михайлович через забор увидел, как Мануйла разгребает кучу мусора, и взволновался: неужто клад? Даже вспотел от такой мысли.
– Он за паршивый гривенник до земли гнется! – не желал ничего слышать разгневанный прокурор. – Может, это он тут у вас жидовские глаза и уши!
– Вы – Наташа, да? Ваш супруг мне рассказывал.
– В Житомире? – переспросила Полина Андреевна с живейшим интересом.
Прямоугольные носки! Знакомый контур каблука! А если посмотреть вблизи, видны три ромбика!
Медведище, услышав тарабарщину, плечи приспустил – не усмотрел в ночном туземном инвалиде угрозы-опасности.
Пристроился напротив училища. Походил, уныло покрикивая «Старье-бутылки берем! Ветошь-тряпки берем!» – больше из профессионализма, нежели для пользы дела. Как было установлено ранее, люди в этот час …
Из горницы донесся звук шагов – кто-то направлялся к двери.
Тот мысленно предупредил, по-хорошему: отвернись, болван. Целее будешь.
Матвей Бенционович рванул раму, высунулся.
– Без меня ни в жизнь бы вам туда не попасть. А что болтают всякое, так это от зависти и невежества.
– Что такое? – удивилась Полина Андреевна.
Вернулся, и сразу с пристани, даже не побывав дома, поспешил к владыке.
Бедуины ушли, но арабы с черкесами остались и только ждали своего часа.
И монахиня поймала себя на том, что ей очень хочется прижать русую голову страдальца к груди, погладить измученное чело, стряхнуть слезы с ресниц.
Эфраим Лейбович закатил глаза в знак уважения к такой сумме.
– В самом деле! – вскричал Матвей Бенционович. – За границу всего безопасней.
Какое счастье, что в этом земном раю меня уже не будет, поежился статский советник.
Пелагия, несколько воспрявшая духом после прикрытия наготы покойника, продолжала осматриваться.
– Если он богатый, зачем ему красть платье мертвой женщины? Это сделали какие-нибудь негодяи, и шейх наверняка сам их накажет, когда узнает. Не надо окружать деревню, не нужно оставлять проход к брод…
– Давайте, давайте. Я, конечно, не цадик и не раввин, но в пятницу вечером хожу в синагогу, а потом пою «Шалом алейхэм, мал'ахэй га-шалом»и сажусь за праздничный стол. Кеша, а вы что возитесь? – пове…
– Что-что? – моргнула Пелагия. – Какую книжку?
И понесся вприпрыжку в сторону Навозных ворот.
– Может быть, прав Победин – не нужно тебе монахиней быть? – задумчиво сказал преосвященный. – Ты только погоди, не полошись. Мы с тобой много рассуждали о предназначении земной жизни и вроде бы оба …
Доктор Шерман, живущий в ротшильдовском селении Зихрон-Яаков, говорил Магеллану: «Не уподобляйтесь библейскому царю Иосии, молодой человек. Он отказался подчиниться фараону и погиб, а заодно погубил …
Пелагия попятилась – очень уж жутко было смотреть, как из человеческого лица, покачиваясь, свисает атласный мешок.
Бердичевскому вспомнились давние слухи о скоропостижной смерти молодого генерала Скобелева, якобы приговоренного тайной монархической организацией под названием «Священная Дружина».
– Вы, должно быть, и есть та монахиня, что обнаружила тело? Превосходно. С позволения его преосвященства [короткий поклон в сторону Митрофания] вынужден просить вас, сестра, проследовать со мной к ме…
Но прежде чем сестра Пелагия могла прочесть иную, менее страшную молитву, с дороги на горбатую улочку свернул человек в длинном одеянии и с посохом.
– С Рацевичем? И что он вам наврал, поджидок?
Ни на миг не задерживая винтового движения, Яков Михайлович повернулся к Медведю.
– Молчи и улыбайся, всё время улыбайся и делай вот так. – Салах подвигал бровями вверх-вниз, глаза закатил под лоб. – Шире улыбайся, совсем шире, чтоб все зубы видно.
– Мерси. Я его не про избу спрашиваю. Что он за человек был, Шелухин? Почему из деревни ушел?
В устремленных на Якова Михайловича черных глазах отразился розовый отсвет заката, а еще там прочитался страх.
– Будешь благородным, если тебя просят так убедительно, аз ох-н-вей...
И повернул назад, в сторону еврейского квартала.
– Скажите, а это вы в Иудейских горах разбойника-бедуина убили?
Из-за этого жить пришлось, как в осажденной крепости.
Опять же можно в Бет-Кериме приобрести двуколку. С парусиновым верхом, навроде тента. И парочку этих самых тентов про запас прихватить, разного цвета. Время от времени менять один на другой, чтоб не …
А потом произошло что-то вроде землетрясения. Эммануил на миг потерял сознание и очнулся от того, что услышал голос девочки, которая повторяла непонятное слово: «Пе-етя! Пе-етя!»Это была строгановска…
Облик этого человека стал меняться. Одутловатые щеки поджались, нос сделался чуть более вздернутым, морщины разгладились, и я увидела лицо мальчишки – круглое, смешное, доверчивое лицо семилетнего сл…
– Право, не знаю, да вот хоть по набережной.
– Молчать! – противным, визгливым голосом заорал на него белый от бешенства Бердичевский. – Лежи тихо, не то еще раз выстрелю!
Еще мне приходилось слышать про одного зеландского охотника по имени Pun, который услыхал из подземной норы петушиный крик, понял, что это лисица уволокла петуха, и полез, чтобы добыть лисью шкуру. В…
– Я тоже хранитель, – важно отвечал арап. – Ее охраняю. Женщина! Без меня сто раз бы пропала.
Оглушенная сотрясением, ослепшая от внезапного мрака Пелагия вскрикнула, но широкая жесткая ладонь тут же зажала ей рот.
А второго круга Пелагия дожидаться не стала – с истошным визгом ткнула спицами, прямо сквозь мешок, в единственный глаз душегуба. В последний миг испугалась: а ну как неправильно запомнила, какой гла…
Ну же, ну же, мысленно подбодрил его Яков Михайлович. Давай, вспоминай.
Тогда монахиня села на корточки и затихла.
А прокурор всё не мог прийти в себя. Возможно ли?
Скоро пот высох, коммунары начали зябнуть, а рассвет всё не приходил.
Ты, сказал фокусмахер,не выучишься этим буквам. Тебе не нужно. И идти со мной тебе тоже не нужно. Со мной ничего не будет, Бог защитит меня от напастей. Меня, но не тех, кто со мной. Поэтому я теперь…
Сначала я ждала его, потом поняла: он не придет, и села писать это письмо. Прервалась всего один раз – сходила на базар и купила красного петуха.
Полина Андреевна достала путеводитель, вынула оттуда карту, развернула.
Спрыгнуть нельзя и подавно. Высота – саженей десять, внизу острые камни.
Воистину явил чудо расторопности: всего две минутки понадобилось, чтоб сунуть в окошко заранее написанную депешу и расплатиться.
– Какой там! Фира в полицию жаловаться не стала. Назавтра приехала к этому Магеллану, обняла его загипсованными руками за шею и поцеловала – за то, что признал женщину равноправным существом. Только …
– Пойдем, пойдем, – мирно повторял мнимый литвак, ведя мальчишку за собой. – Вот сюда, в закуточек. Потолкуем ладком, и никто нам не помешает. О чем она тебя спрашивала, рыжая-то?
Схватилась за сердце: на ели сидела большая серая птица, пялилась на сестру круглыми желтыми глазами.
А еще более стиснулось в груди, когда Пелагия увидела, что в саду кроме нее никого нет. Луна светила так ярко, что спрятаться было невозможно.
Яков Михайлович огорчился – его всегда расстраивало тупое упрямство, наихудший из человеческих грехов. Ведь так на так всё расскажет, только лишнюю муку устраивает и себе, и занятому человеку.
Пальцы Трофима Дубенко остались на шее монахини, но уже не сжимали так сильно, да и рука с ножом опустилась.
Место было ровное, гладкое, и дистанцию пришлось увеличить – человека на голом пространстве далеко видно. Так и ему их, слава Богу, тоже хорошо видать. Никуда не денутся.
Но целиком отдаться движению сегодня никак не получалось, а в голове, которая должна быть полна одной лишь музыкой, вихлялась мышиным хвостиком какая-то смутная, тревожная мысль.
Сон как рукой сняло, в груди прокурора восхитительно запузырился азарт погони.
Полина разобрала слово «кадын» – кажется, по-турецки это значит «женщина». Ну конечно, сейчас офицер завернет их обратно, и путешествию конец.
Дверь садового домика была по-прежнему на засове – не смог Стеклянный Глаз вырваться на свободу. Однако внутри было тихо.
– Город, сами изволите видеть, какой: жидов больше, чем русских. А тут самое правильное место-с. Колбаса-то свиная. Так что среди рабочих ни одного жида, все русские или хохлы-с.
Если Вы все-таки читаете письмо, пожалуйста, не считайте меня беглой монашенкой, предавшей свой Обет. Я ведь Христова невеста, за кем же мне идти, если не за Ним?
Мануйла заметил выплывшего из тьмы Якова Михайловича, уставился поверх Рыжухиной макушки. А монашка ничего – как стояла спиной, так и осталась.
Новорожденный мастеровой не был похож на господина, сидевшего в «Кафе де Пари» и кушавшего творог в молочной столовой, ничем кроме роста и сапог, да и те раньше были начищенные, а теперь сделались се…
– Брось завывать, Колизей, – оборвал другой голос – резкий, насмешливый. – Лучше мускулатуру укрепляй. На что я тебе раббер-болл давал?
Жидовка успела коня помыть, тянула его за повод к телеге.
Бежать вниз было легко и приятно. Шагов с полста одолеешь – и глоток. Еще полста шагов – еще глоток.
Едва он скрылся за углом, полминуты не прошло, появился рав Шефаревич, с ним два турецких жандарма.
Ошибся, выходит, в человеке. Неправильную определил ему психологию.
А раньше справа от Шмулика сидел Михл-Бык, имя которого теперь произносить запрещено, но ведь на мысль запрет не наложишь. О несчастном Быке Шмулик думал часто. Где он теперь? Каково ему?
Куда он делся, погубитель? Ему-то что, он где угодно пролезет.
Посидела-посидела, и вдруг сердце стиснулось от скверной мысли.
«Откуда вы знаете его имя? – спросила я еще. – Его в самом деле зовут «Яша»?»
Сестра, впрочем, и сама толком не знала, что она ищет.
Пелагия опять перестала что-либо понимать.
Бердичевский вышел из Синода на площадь. Зажмурился на яркое солнце, надел шляпу.
Извозчик привстал на козлах, а потом и возсе влез с ногами на сиденье.
– Ничего я вам не принес, мсье Голосовкер, – сказал статский советник, и голос сам собой заплел певучую интонацию, казалось, навсегда вытесненную долгими годами учебы и государственной службы. – Наоб…
Раздался сухой, неприятный треск: кррк-кррк.
– Да-да, – заклекотал его сиятельство. – Это сосок. У воинов некоторых индейских племен есть милый обычай – приносить из набега мужские скальпы и женские груди. Но бывают трофеи и похлеще.
Пелагии, находившейся при Митрофании, почудилось, что при упоминании о «всероссийском треске» серые глаза следователя блеснули. Что ж, честолюбие – для служивого человека грех извинительный и, возмож…
– И не надо, – засмеялся один из коммунаров. – Поддельных евреев и без вас хватает. Вытолько поглядите вон на тех!
Сестра неосторожно взглянула – и тут же зажмурилась. Глазные яблоки свисали на щеки мертвеца, и смотреть на эту картину не было никакой человеческой возможности.
Пожалуй, инспектор прав, думал Бердичевский, шагая по грязным улицам еврейских кварталов. Как это «опричники» умудряются при этакой нищете погромы устраивать? Тут и так всё разгромлено и разорено.
Монахиня спустилась наземь, преклонила колени и прочла радостный псалом «Благослови душе моя, Господа, и вся внутренняя моя святое имя Его», но закончила молитву странно, не по канону: «И вразуми мен…
Незадача приключилась на третий день, когда Рыжуха повернула налево и поехала по дороге, что вытянулась меж долиной и холмами.
Его превосходительство ехал себе, улыбался небу, реке, солнечным зайчикам, прыгавшим по стенам домов.
Лежал, закинув руку за голову. Время от времени прикладывался к бутылке. Думал то о Маше, то о Пелагии. Обе женщины, совершенно друг на друга не похожие, непонятным образом сливались в одно существо,…
– Сейчас у нас будет допрос с пристрастием, – объявил ему Бердичевский. – О, я к вам очень, очень пристрастен! Мне будет невероятно трудно удержаться, чтобы не прострелить вашу гнилую голову.
Я ему хотел объяснить, что так вышло само, но он мне не поверил. Упал на колени, руки вот так сложил и плачет. «Вернись, откуда пришел. Христом-Богом... нет, Отцом Небесным Тебя молю!» Я честно отвеч…
Пошикала на него, помахала руками: иди, мол, возвращайся. Но Петя-Петушок не послушался. Ладно, решила она, пускай себе. Захочет – дорогу найдет.
– Иродиада! Куда ты запропастилась? – донесся из тумана зычный голос. – Дети хотят назад, в каюту!
– Так, говоришь, подружился Шелухин с пришлым человеком? – повернулся он к старосте. – А на какой, собственно, почве?
«Шелуяк», вдруг вспомнила Пелагия. Строгановские крестьяне говорили, что Мануйла звал своего друга именно так.
Коров просто хлестнул кнутом по задницам.
Еще бы! Откуда чужой человек узнал, что «Христовы опричники» во время полтавского погрома забили Михлова отца до смерти?
Пусть «лефоше», как выразился граф, и «дешевая дрянь», но шесть пуль – это вам не одна. Да и бьет не на две сажени.
– Я же говорю, история пошлейшая, – оскалился Долинин.
Бледненький какой, пожалела мальчика Пелагия. Ему бы получше питаться да побольше на улице играть, а он, наверное, с утра до вечера за Талмудом просиживает.
Ах, какое лицо было у следователя, когда он думал, что никто его не видит! Ни насмешливости, ни сухости.
Но тут выяснилось обстоятельство, которое следовало отнести к разряду неприятных сюрпризов.
Вон они, драгоценные. Тень повыше – это Мануйла, а рядом еще одна, женская, метет землю подолом.
– Гордость у нас есть, это правда! Человеку без гордости нельзя! Он – венец творения!
Бердичевский сделал ему знак глазами – отойдемте-ка.
А саквояжик у ней в руке зачем? Если не собирается она возвращаться в гостиницу, тогда что?
В квартире Яков Михайлович побывал еще третьего дня. Жилье крошечное, в две комнатки, довольно уютное, хоть и содержащееся в беспорядке.
Однако – невероятная вещь – детина согнулся пополам и схватился обеими руками за живот.
– Основания? – быстро спросил следователь, сощурившись на Пелагию.
Статского советника сзади схватили за локти, больно вывернув руки.
Размахнулся – монахиня едва успела присесть. Над головой с ужасающим свистом пронеслась гиря.
Еще чудней были девки. Верней, не девки – барышни.
– Если хоть одного убьем, начнется кровная месть. Нам же рассказывали... И конца этому не будет...
– Убитый оказался мещанином Петровым или Михайловым, сейчас не помню. «Найденыш», последователь Мануйлы, и внешне на него похож. Отсюда и слухи о Мануйлином бессмертии.
Человек, назвавшийся Эммануилом, небрежно махнул рукой. Э, сказал, не человек для субботы, а суббота для человека.
Полина Андреевна очень испугалась того, что она «княгиня».
Он выдернул из-под мусора какие-то доски, и под ними открылась яма, а на дне ямы – черная дыра.
– Чаво, покажу, – легко согласилась Дурка. – Как кочеты навтора (во второй раз) проголосят, сызнова к мельне приходи. Сведу.
Скользя по мраморному полу, она всё пыталась ухватить гаснущую мелодию.
Все снова выжидательно уставились на гостя. Было ясно, что от выступления не отвертеться.
Сначала подбежал к двери в гостиную, запер ее на ключ. Потом схватил за лацканы Кешу.
Ночь на пятницу – это завтра или послезавтра? Со всеми этими палестинскими блужданиями дни недели в голове перепутались.