У Мендлика в брюхе снова забурчало, и живот Шмулика сочувствепно откликнулся.
Полине Андреевне Лисицыной повезло. Порт Яффа, морские врата Палестины, предстал перед ней не желто-серой грудой пыли и камней, а мерцающим елочным шаром – как в детстве, когда подкрадешься ночью к дверям рождественской залы, заглянешь в щелочку, и сначала ничего не видно, а потом вдруг блеснет во тьме что-то круглое, переливчатое, и сердце сожмется в предвкушении чуда.
– Вона, – показала Дурка, раздвигая ветки.
– Ребе, это русский пророк Мануйла, тот самый... Его уже видели в городе, я вам рассказывал.
– Заставим капитулировать, – бодро заявил Магеллан. – Вернем награбленное и еще штраф с них возьмем. Труп будет всего один, и тот на мне, а я ни кровной мести, ни черта, ни дьявола не боюсь.
– А что за колечки? – спросил непонятливый Бердичевский, тут же всё понял сам, и его замутило. Из глубины дома донесся тихий звон гонга.