Магеллан погрозил рабу винчестером, и тот вжал голову в плечи, прикрыл ладонью рот – мол, молчу-молчу.
Теперь я опытная. Новый петух смирный и еще краснее вчерашнего. Вон он косится на меня круглым глазом и клюет с блюдца просо.
Однако, судя по дикому воплю, попала туда, куда следовало.
Смеется – значит, ничего плохого с ним не случилось, отлегло от сердца у Пелагии.
Было слышно, как во дворе запрягают и укладывают поклажу долининские подчиненные.
Значит, вышла Фира – стриженая, с папиросой, в каких-то шароварах, и как закричит зычным голосом – прямо фельдфебель на плацу: «Не верьте этому шмоку,девушки! Он тут врал вам про равноправие, про новое братство. А я у вас спрошу: что за слово такое – «братство»? Если равноправие, то почему не «сестринство»? И почему главный в коммуне – мужчина? А потому, что этот краснобай хочет заманить вас в новое рабство! К нам в Америку тоже приезжали такие, как он, устраивать коммуны! Я вам расскажу, чем это закончилось! Бедные девушки работали наравне с мужчинами, но еще и обстирывали их, и кормили, и рожали детей, а потом, когда они раньше времени состарились и утратили привлекательность, вчерашние «братья» привели новых жен, молодых, которым про равноправие больше не рассказывали!»