Все цитаты из книги «Королева Марго»
– А затем мы скачем в лес, – сказал Ла Моль тем трепещущим голосом, который исходит из уст, словно музыка. – Каждому из нас довольно поцелуя, чтобы стать счастливым и сильным. Ты представляешь себе, …
Это заключение несомненно придало новые силы молодому человеку, ибо после того, как он обшарил глазами каждый уголок комнаты, после того, как он приподнял все стенные ковры, и после того, как сильный…
Маргарита была честолюбива; Маргарита была почти уверена, что, выйдя замуж за Генриха Бурбона, станет королевой Наваррской. Хотя, с одной стороны, король Французский, а с другой – король Испанский от…
– А-а! Это вы, матушка! – нахмурив брови, сказал Карл IX.
Екатерина подошла к туалетному столику и взяла серебряную коробочку, на одну треть пустую. Это была та самая коробочка или, во всяком случае, как две капли воды похожая на ту, которую она послала Шар…
Любой другой на месте Генриха хранил бы молчание, не осмеливаясь сказать ни слова, но Генрих рассчитал все: он понял, что молчание его погубит – ведь, как правило, люди не теряют своих слуг или довер…
Порой ему казалось, что топот врагов отдаляется и что ему удастся ускользнуть от своих палачей, но на их крики сбегались другие убийцы, находившиеся поблизости; бросив свою кровавую работу, они броса…
Как только она скрылась из виду, Генрих подбежал к парапету и знаками сказал де Муи «Подъезжайте поближе и будьте готовы ко всему».
Герцог де Гиз вместе с невесткой, герцогиней Неверской, вернулся к себе во дворец на улице Шом, что против улицы Брак, и, оставив герцогиню на попечение ее служанок, прошел в свои покои, чтобы переод…
Он привязал курицу к жертвеннику за два вделанных по его краям кольца, положил курицу на спину и закрепил так, что птица могла только трепыхаться, не двигаясь с места.
– Я дала вам слово: куда бы вы ни ехали, я еду с вами, – отвечала королева, – но вы сами понимаете: необходимо, чтобы и герцог Алансонский уехал одновременно с нами. Средины тут быть не может: или он…
– Бедняга король Наваррский, – сказал один из солдат, – теперь ему не сдобровать. Видно, ток уж ему на роду написано.
– Правда, государь, – ответил лейтенант, – господин Коконнас даже соскочил с лошади при виде нас.
Между этими группами людей, потупив голову и вслушиваясь в разговоры, бродил девятнадцатилетний юноша с проницательным взглядом, лукавой улыбкой, с черными, коротко подстриженными волосами, густыми б…
– Протестуйте, сударь, вам никто не мешает. Конвойные, вы слышали?
– Ну что ж, идите, идите, господа... Какие счастливцы мужчины, что могут ходить куда угодно!.. Правда, дочь моя? – спросила она.
Что касается Маргариты Валуа, Генриха Наваррского и г-жи де Сов, то они, как известно, жили в Лувре.
– Он не пришел. Тогда я стала искать его повсюду, расспрашивать всех. Какой-то солдат сказал мне, будто он видел, как король шел в сопровождении конвоя с обнаженными шпагами, и это было до избиения г…
А Коконнас ловил на лету каждое луврское эхо, в котором звучало имя его друга.
– Можете ли вы точно установить, что она была отравлена?
– Видал, черт побери? – спросил Коконнас.
– La nomine Patris, – забормотал он, помахивая ложкой, как кропилом, – et Filii, el Spiritos Sancti....
– А разве надо называть себя? – спросил чей-то голос.
– Пустяки, – ответила Екатерина, – просто драка, вот и все.
– Перестань! Ты рассуждаешь, как сумасшедшая. У меня есть эти триста тысяч.
– Посмотрите, что у нее на голове! – сказала Екатерина.
– Прощай, Маргарита! – прошептал он. – Будь благосло...
– Государь! Вспомните ваши слова: «Мне нет дела до вероисповедания тех, кто верно мне служит!» – сказал Генрих.
– Пришел сюда? – удивленно глядя на мужа своими красивыми глазами, воскликнула Маргарита. – Как вы можете говорить такие вещи, государь? Человек, которого король хотел убить... человек приговоренный,…
– Подумаешь! Измени свое отношение к нему и можешь не сомневаться, что он переменит свое отношение к тебе!
– Конечно, сохранила, государь, – отвечала Маргарита.
– Значит, ненадолго! – сказала Маргарита, тронутая искренностью, звучавшей в его словах. – Или ваши раны откроются – и вы умрете от потери крови, или же узнают, что вы гугенот, – и вы не сделаете по …
– Эту рану, – продолжала она с усиленной сердечностью и нежностью, – эту рану, дитя мое, может исцелить только материнская рука. Те, кто, надеясь осчастливить вас, решили заключить ваш брак, теперь т…
– Надо будет позвать кого-нибудь помочь мне.
Когда Екатерина решила, что в комнате короля Наваррского все сделано – трупы стражников убраны, Морвель перенесен домой, ковры замыты, – она отпустила своих придворных дам, так как дело шло к полуноч…
– Рискуя тем, что могло с тобой произойти?
– Мое величество избивает и уничтожает сейчас всех некатоликов! Такова моя воля! Вы не католик? – крикнул Карл IX, в котором гнев все время нарастал, как некий чудовищный морской прилив.
– Вы ошибаетесь, – возразила Маргарита, – я не ревную короля Наваррского, потому что король Наваррский меня не любит. Я умею отличать друзей от врагов. Я люблю тех, кто меня любит, и ненавижу тех, кт…
– Ах, сударыня! – сказал Коконнас. – Верните мне моего друга или по крайней мере скажите, что с ним, – я не могу без него жить! Представьте себе Эвриала без Ниса, Дамона без Финтия или Ореста без Пил…
Екатерина с нетерпением ждала обеденного часа: Генрих ежедневно обедал за королевским столом. Он пришел, пожаловался на головную боль, ничего не ел и ушел сразу после обеда, сказав, что не спал почти…
– Признавайтесь, – шепнул Коконнасу на ухо Кабош.
– Брат! – тихо сказала Маргарита Ла Молю.
– Напротив, – шепотом сказал герцог, – быть может, вы, нашли то, чего искали: вы же видите – я не желаю, чтобы вас здесь убили, как того хотелось вам. Поверьте мне: ваша кровь может найти себе горазд…
Вся обстановка в Лувре изменилась: вместо толпы придворных, которые, почтительно приветствуя королеву, уступали ей дорогу, Маргарита все время натыкалась то на дворцовых стражников с окровавленными п…
– Может быть, государь, я, сам того не замечая, стал близорук?
– Вот что, Маргарита, я забыл сказать вам одну вещь: завтра в этот самый час король Наваррский будет мертв.
У дверей Лувра Генрих хотел остановиться и что-то сказать какому-то человеку.
– Те! – с ужасом оглядываясь вокруг, произнес ключарь.
– Ну нет, – ответила герцогиня Неверская, – я натерпелась такого страха! Да здравствует домик в переулке Клош-Персе! Туда не войдешь без предварительной осады, там наши молодцы имеют право пустить в …
В наше время никакое стечение людей, как бы нарядно оно ни было, не может дать представления об описываемом зрелище. Мягкие, роскошные, яркие одежды, завещанные пышной модой Франциска I его преемника…
– О да! – воскликнула королева. – Ничей великий прах никогда еще не обретал более достойного успокоения! Но где же она?
– Сударь, раз уж вы так любезны, не возьметесь ли вы передать и мое письмо, вместе с письмом моего товарища?
– Боюсь, что теперь я буду в тягость его величеству...
Разряженный, надушенный и вооруженный до зубов, он вторично спустился во двор и принялся оглаживать высокого вороного коня, который по красоте не имел бы себе равных, если бы его не портил точно тако…
– А ведь все это очень просто, – сказала флорентинка. – Смотрите...
– Сын мой, вы не увидитесь с адмиралом? – спросила Екатерина.
– Да, господин де Муи, – отвечал Франсуа. – Несмотря на ваше переодевание, мне показалось, что это вы, а когда вы делали на караул моему брату Генриху, я вас узнал. Итак, де Муи, вы недовольны короле…
– Господин де Муи, – сказала она, – вы можете быть спокойны относительно моего молчания. А кроме того, мне кажется, что я знаю имя человека, ради которого вы пришли в Лувр, и могу предложить вам свои…
– Буду стараться изо всех сил, – отвечал де Муи, – но, к сожалению, я не дамский угодник, я солдат.
– Дорогой барон, лошадь не нужна, – отвечала Екатерина. – Я поговорила с этим мальчиком, и, по правде сказать, он оказался слишком глуп для той должности, какую я хотела ему доверить. Я брала его в л…
– К счастью. Будь я пьян, я бы поджег Лувр!
– Черт побери! Надеюсь, что Ла Моль умер! – крикнул он, – а не то я вернусь в Лувр, чтобы его прикончить. Ла Юрьер продолжал стучать. Наконец на втором этаже открылась балконная дверь, и на балконе п…
– Не доверяйте герцогу, – добавила Маргарита, это мрачная душа и проницательный ум; герцог не знает ни ненависти, ни дружбы и способен в любую минуту отнестись к друзьям, как к врагам, а к врагам, ка…
На минуту у него мелькнула мысль купить другую шпагу и пронзить ею негодяя-привратника, упорно говорившего только по-немецки, но ему тут же пришло в голову, что, если привратник служит у Маргариты и …
Генрих не мог дольше оставаться, иначе он погубил бы себя. Он вынул из ножен кинжал, отрезал локон от прекрасных белокурых волос, которые так часто распускал, любуясь их длиной, зарыдал и вышел, сопр…
– Это так же верно, как то, что мы трое, здесь присутствующие и ныне здравствующие, когда-нибудь, в свою очередь, успокоимся в гробу.
Минут через десять после того, как он покинул свой пост, дверь отворилась, из двери осторожно выглянула Маргарита, взяла Ла Моля за руку и, не говоря ни слова, отвела его в самую дальнюю комнату, соб…
Герцог сделал знак своему пажу; паж вынул из-под плаща узкую веревочную лестницу. Герцог привязал ее к висящему шнуру, Жийона подтянула лестницу к себе и закрепила, а герцог, прицепив шпагу к поясу, …
– Так вот, это и есть источник ваших страданий, – поспешно произнесла Екатерина. – Некий враг вашего величества, не смея покуситься на вас прямо, замыслил погубить вас тайно. Против особы вашего вели…
– Рене, – сказала она, не оборачиваясь, не поднимая головы, опущенной на грудь, и протягивая руку к флорентийцу, – была ведь какая-то ужасная история, когда один перуджинский врач отравил губной пома…
– Я встану на вашу лошадь, господин великан-человекоубийца! – возразил Ла Моль. – Неужели вы воображаете, дражайший граф Аннибал де Коконнас, что можно убивать безнаказанно, пользуясь тем благородным…
– То, что я сейчас вам продиктую: «Это руководство по соколиной охоте дано мною королеве-матери, Екатерине Медичи».
– Ах, дорогое дитя мое, – это нехорошо! – сказала Екатерина. – Интересы Франции надо ставить выше наших ничтожных антипатий.
: Лицо Ла Моля просияло, как будто своды часовни внезапно разверзлись и луч солнца пал на его лицо.
– Ах, вот как! – подхватил Карл IX. – Значит, убьют и короля Наваррского, и принца Конде... у меня в Лувре!.. Фу!
– Однако, если память мне не изменяет, вы разверзли ее для доброго де Муи. На это вы мне ответите: разверз, но с помощью пистолета... Он у вас не сохранился?
Кабош кивнул головой в знак согласия и, доехав до улицы Тизон, остановился.
– Но прежде чем продолжать игру, я напомню вам: ведь вы говорили, что у вас назначено свидание с герцогом де Гизом?
Необходимость быть настороже привела к тому, что Коконнас проиграл и вторую ставку так же быстро, как и первую.
Дом адмирала стоял, как мы сказали, на улице Бетизи. Это было большое здание в глубине двора, выходившее двумя крыльями на улицу. Ворота и две калитки в каменной ограде, отделявшей дом от улицы, вели…
Екатерина одним ударом ножа рассекла ей грудь. Курица прокудахтала три раза, некоторое время потрепыхалась и околела.
В самом деле, Генрих и Ла Моль обнаружили, что дверь открыта, и единственно, что мешало им выйти, – это волна народа, заливавшая улицу.
– Подождите, подождите! – сказал трактирщик, прицеливаясь.
– Ничего, – ответил Карл. – Просто хочется пить. Дайте мне воды.
– Господа, мы сдаемся! – крикнул Коконнас, вынимая шпагу и поднимая ее.
– Гроза в январе? Вы с ума сошли! – сказал Карл. – У меня кружится голова, кожа у меня сухая. Нет, я просто устал, вот и все.
– А королева? – спросил герцог Алансонский.
– С той, которую особенно любила королева Наваррская? – подхватил Рене.
– Брат! Герцог Анжуйский! – с ужасом воскликнул Франсуа, отступая назад.
– Другими словами, увидав, что король Карл заболел, а герцог Анжуйский стал польским королем, он рассудил за благо остаться в Париже и не спускать глаз с французской короны?
Рене начертал на узенькой полоске красной бумаги какие-то кабалистические знаки, просунул бумажку в ушко стальной иглы и вонзил иглу в сердце статуэтки.
– Теперь все пойдет, как по маслу, – сказал Ла Моль. – Дверь чердака выходит на лестницу, внизу она выходит в коридор, а коридор ведет на улицу. Я, государь, проделал весь этот путь ночью, которая бы…
– Постойте, постойте, – сверкнув глазами, сказала Екатерина, словно ее внезапно осенила некая мысль, – а что вы ему ответили?
– Хорошо, хорошо, господин де Нансе, – сказал Карл IX, – можете идти, только в другой раз помните...
Пожав плечами, Екатерина развернула приказ и приписала: «живого или мертвого».
– В таком случае поговорим, – сказал он самым спокойным тоном.
Эти превосходные супруги, казалось, не могли расстаться – до того они любили друг друга.
Он встал на колени около собаки и опытным взглядом осмотрел ее труп. Глаза остекленели, красный язык был весь в язвах и гнойничках. Болезнь была такой необычной, что Карл вздрогнул.
Это дало Коконнасу небольшую передышку. Он тоже закрыл глаза, но горячечная дремота оказалась лишь продолжением его бреда наяву. Призрак, который преследовал его днем, гонялся за ним и ночью: сквозь …
– Осторожно! У вас на руке кровавое пятно...
– Ваше величество, вы оказываете мне большую честь. Я поеду, раз вам так угодно.
Один из них сидел, подперев голову рукой, а руку коленом, и прислушивался, подобно зайцам или ланям, о которых мы сейчас упоминали.
– Но при всем том, господа, я очень доволен, что вы живы-здоровы!
Екатерина осторожно отворила дверь, миновала переднюю, вошла в гостиную, поставила лампу на столик, потому что около больной горел ночник, и, словно тень, проскользнула в спальню.
Он остановился, похлопывая ручкой арапника по сапогу. Екатерина решила, что благоприятный момент настал и что упускать его нельзя.
Молодая женщина вздрогнула и приподнялась.
– Я уже сказала вам, сударь, – отвечала Екатерина, – и вы не могли этого забыть, что французский король в своем королевстве ни с какими титулами не считается! Иными словами, во Франции есть только од…
– Кажется, пришли очень важные письма от герцога Неверского. Король совещается с королевой-матерью и моим братом, герцогом Анжуйским.
Совет был мудрый. Ла Моль выслушал его печально, как человек, который чувствует, что, стоя на распутье между рассудком и безрассудством, он изберет путь безрассудства.
Закончив подготовку, мэтр Кабош просунул кончик клина между досками и, опустившись на одно колено, поднял молот и посмотрел на судью.
– Затем, что если это так, то прощайте все наши планы, во всяком случае – мои.
– Ага! Трусиха! – крикнул Карл, как будто беглянка могла понять его, и, пустив коня в галоп и держась направления охоты, поскакал с запрокинутой головой, чтобы ни на одно мгновение не потерять из вид…
– Потому что их лошади стояли далеко, – вмешайся герцог Алансонский.
Собравшиеся подъехали к тому месту, где опустились птицы; сокол уже выклевывал у цапли мозг.
– Вы дали нам честное слово, сударь, – заметила Маргарита.
При имени герцога де Гиза хозяин насторожился и подошел поближе.
На звук выстрела и на крики Морвеля выбежали телохранители, сопровождавшие герцогиню Неверскую, за ними – дворяне со своими пажами и бросились к дому возлюбленной юного де Муи.
– Потому, что я не был вполне в этом уверен.
– Неудивительно, что я не имею чести быть вам знакомым, я не здешний и так же, как граф де Коконнас, приехал издалека только сегодня вечером.
– Все они в вашем распоряжении; берите то, какое вам угодно уничтожить.
Герцог побледнел, но тотчас взял себя в руки.
Но дверь, скрытая в стене, внезапно распахнулась, и в комнату вбежал бледный, взъерошенный юноша лет шестнадцати-семнадцати в черном одеянии.
Королеву-мать оглушил этот удар. Она машинально приняла подарок, смутилась и сказала Генриху, что он прекрасно выглядит.
– Он разговаривает с... Черт подери! Это он!
– Государь, если бы я вступил в заговор против вас, мне осталось бы только предоставить событиям идти своим чередом, когда ваша лошадь с перебитой ногой не могла подняться, а разъяренный кабан наброс…
– Сейчас я заключила сделку с Болье. Ах, дорогая королева, какой это несговорчивый и какой алчный человек!.. Это будет стоить жизни одному человеку и триста тысяч экю.
Отойдя от растерянной жены, он положил руку на плечо флорентийца.
– Какое противоядие прописывают человеку, проглотившему то же вещество, что и моя собака? Рене с минуту подумал.
Екатерина ступила в эту сырую, зловонную яму, видевшую немало таких падении на своем веку, обыскала тело, схватила письмо, убедилась, что это то самое, которое она хотела получить, толкнула труп ного…
Привыкший к различным проявлениям гнева несчастных жертв – гнева, который страдания ослабляют, превращая в слезы, – бесстрастный судья сделал знак рукой.
– Вы ошибаетесь, дочь моя! Я никого не арестовываю – приказы об аресте отдает король, а не я.
Генрих если и не все понимал, то слишком многое подозревал, вот почему он не пренебрег этим советом.
– Потому что, как я уже имел честь доложить вашему величеству, несмотря на то, что я спешил, я смог прибыть в Париж только вчера.
В четверть девятого все общество прибыло в Бонди.
Тогда он сделал в воздухе крест своей шляпой – это был условленный сигнал, означавший: «Все пропало!».
– Опять три раза! – прошептала Екатерина. – Предзнаменование трех смертей.
– Да, уверен, – ответил Генрих. – Гугеноты вас любят: ваша внешняя скромность, ваше высокое и в то же время необычное положение, наконец благосклонность, с какой вы всегда относились к приверженцам п…
– Вы прекрасно знаете, – отвечал Рене, – что такие проявления любви иногда не достигают цели.
– Тогда отвечайте за нее, – сказал де Муи, – а я берусь их задержать. Идите, государь, идите!
Внимательно глядя вокруг, Генрих не посмотрел под ноги и споткнулся.
– Ну что ж, идет! Через два часа питье будет у вас.
К центру Жоффруа-Ланье вела улица Гарнье-сюр-Ло, другим концом упиравшаяся в перпендикулярную ей улицу Бар.
Внезапно он разглядел в темноте две каски, на которые коптившая свеча бросила золотистые точки.
– Но, государь, – стоял на своем де Муи, – когда вы отказались от короны, вы же могли сделать какой-нибудь знак! Тогда я понял бы, что не все погибло, не все потеряно!
– А если я попрошу вас уделить мне несколько минут?
– Скажу, капитан, что дело это серьезное и что без приказа, подписанного рукой короля Карла Девятого – Читайте, – перебил Морвель и, вынув из-под камзола приказ, полученный от Екатерины, протянул его…
Франсуа лгал: в глубине души он уже ненавидел Ла Моля.
– Согласен, – ответил Ла Моль, готовясь вместе со своим спутником отхлестать хозяина плетью.
Вне себя от счастья, что так дешево отделался, флорентиец поклонился и вышел.
– Приказывайте, ваше величество, и вы убедитесь в этом!
– О, гораздо больше, во сто раз больше! – с восторгом воскликнул Ла Моль.
– Ага! Мне кажется, что гарнизон сдается! – сказал Карл.
– Нет, брат мой, – отвечал Франсуа, – вы заблуждаетесь: печально положение принца, все благосостояние которого ограничено межевым камнем на отцовском поле и которому все почести воздает только его сл…
– Скажите, Генрих, – спросила королева-мать, сжимая руки сына, – скажите, это истинная причина?
– Превосходно! Но если человеку знаком путь в окно, пусть он и воспользуется этим путем, коль скоро он никоим образом не может войти в дверь. Ведь это же так просто!
– Так де Муи приехал в Париж вместе с вами?
– Слава Богу, государь, вы целы и невредимы! Я так за вас боялась! Но, верно, Бог услышал мои молитвы.
В ту же минуту дверь распахнулась, и в комнату ворвалась толпа людей, запыхавшихся, разъяренных, с лицами, испачканными порохом и кровью, со шпагами, аркебузами и алебардами.
– На улице Клош-Персе! – воскликнул Карл.
– ..вот доказательство! – продолжал Коконнас. – Вот ваши деньги!
– Прежде всего, куда мы направляемся? – спросила Маргарита. – Надеюсь, не к мосту Мельников? Со вчерашнего дня я досыта насмотрелась на убийства, милая Анриетта!
– Свободен покинуть Париж, государь? – спросил Генрих.
– Господин де Ла Моль! He можете ли вы мне сказать, кто сегодня дежурит у герцога Алансонского? – спросила она.
– Я, сударыня? Я... знала? – воскликнула Шарлотта, блестяще разыгрывая удивление.
– Ах, черт! – почесывая за ухом, сказал трактирщик.
– То, что у меня на уме, это мое дело, – ответил Карл грубым тоном, который временами появлялся у него даже в разговоре с Екатериной. – Что вам от меня надо? Говорите скорее!
Это странное сооружение, не имевшее себе подобных среди зданий, называлось позорным столбом.
За Ла Моля Маргарита была спокойна: раны его, как она и сказала, были тяжелыми, но не смертельными, и теперь ее тревожило только одно: как спасти жизнь мужу, все еще остававшемуся под угрозой. Несомн…
– Черт побери, как говорит один мой знакомый! Это очень грустно.
– По правде говоря – нет, – ответил Ла Моль. – У меня сложилось такое впечатление, что у всех встречных или встревоженные, или отталкивающие лица. Может быть, это оттого, что парижане боятся грозы. В…
– Больше чем когда-либо, ваше высочество.
«Будет ли он звать на помощь? – продолжал герцог. – Действует ли этот яд сразу? Нет, конечно, нет: ведь матушка сказала, что он медленно умрет от истощения».
– О, слава Богу – нет. Мне все равно. Я всей душой ненавижу гугенотскую мораль, но не питаю ни малейшей ненависти к гугенотам, а кроме того, они теперь в чести.
Ни Карл, ни двор уже не скакали вслед за птицами. Все остановились, не спуская глаз с беглянки и ее преследователя.
– Брат Генрих, вы придете сегодня утром играть с королем в мяч? – спросил он.
– Слушай, я дам тебе дружеский совет, – сказал герцог Алансонский, не меньше Коконнаса, хотя и по другим причинам, желавший знать, где обретается Ла Моль.
– Как? Значит, ты тоже спасла кого-нибудь?
Морвель оперся рукою о пол и приподнялся на одно колено, пристально глядя на Карла, желая убедиться, что король не смеется над ним.
– Да, мое величество оказывает тебе честь увести тебя из Лувра. Марго, одолжи его мне; завтра утром я тебе его верну.
– Честное слово, мне понятнее тот, кто вздыхает, чем тот, который распевает. Судя по тому, что я видел, тюрьма – место отнюдь не веселое. А на каком этаже их поместили?
– И что же вам ответил мой сын? – спросила Екатерина.
Словно понимая подбадривающий клич, благородная птица стрелой понеслась по диагонали к верхней точке вертикальной линии полета цапли, которая шла все выше и выше, словно хотела исчезнуть в эфире.
– Ваше величество, – сказал он, – вы оказали мне честь позвать меня. Чем могу служить?
– Сын мой, я неважно себя чувствую; пойду лягу в постель; ваш брат Карл очень устал после охоты и последует моему примеру. Поэтому сегодня вечером семейного ужина не будет, каждому из нас принесут уж…
Но временами голова клонилась долу, лицо бледнело, и горькое раздумье прокладывало борозду между бровями молодого человека, некогда веселого – теперь счастливого!
– Не понимаю, – сказал Морвель. -Екатерина пожала плечами.
– А то, милая матушка, – подхватил Карл IX, – что, когда я узнал о его смерти, мне очень захотелось повидать нашего голубчика. Погода сегодня отличная, все в цвету, воздух живительный, благоуханный. …
Маргарита продолжала свои свидания на испанский манер.
– Сестра! – возбужденно заговорил Франсуа. – Господин де Ла Моль, если, конечно, ему это подходит, через полчаса поселится в моих покоях, где, я думаю, ему бояться нечего. Пусть только он меня полюби…
– Берегитесь, Генрих! Вы окажетесь предателем, потому что эту даму мы увидим на охоте, и если я не знаю, чей вы рыцарь, то хотя бы узнаю, чей вы шталмейстер.
– Государь! Смогу ли я уехать из Франции, если увижу, что моей жизни грозит опасность?
Ему оставалось только или обернуться, или получить удар в спину.
– Я и вышел из Лувра в девять часов, потому что, кстати сказать, я состою на службе у герцога Алансонского, и по этой-то причине я через час вынужден буду вас покинуть.
– Он потерпел бы отлагательство, матушка, но этого не потерпит мой брат. Он меня ненавидит, я внушаю ему опасения, и он хочет отделаться от меня.
– Во всяком случае, я счастлив вас видеть.
– Таким, что наш зять сегодня вечером убежит. Карл встал с места.
Де Муи молча последовал за ней, но едва дверь за ним затворилась и он очутился в передней, освещенной лучше, чем лестница, Маргарита тотчас увидела, что это не Ла Моль.
– Вот что! – сказал Карл. – А игла, пронзающая сердце?
– Мы спасены! – прошептала Маргарита, схватив чью-то руку и приняв ее за руку Ла Моля. – Король думает, что мой муж в числе гостей.
Коконнас снял с головы шляпу и раскланялся. Затем он бросил шляпу на эшафот, у своих ног.
Действительно, в конце тропинки, выходившей на берег реки, появились Генрих и Маргарита – оба спокойные, как ни в чем не бывало: держа соколов на кулаке, они любовно прижались друг к другу, да так ис…
– Вы здесь, сударыня? – повышая голос, продолжала донельзя удивленная Маргарита. Шарлотта упала на колени.
– Но чего именно? – живо спросил Ла Моль.
– Разумеется, признаю, если мне ее покажут.
Король сделал ей знак рукой – она встала, сделала реверанс и вышла.
– Здесь, в Лувре, в этой комнате. Вам это удобно?
Коконнас, вообразив, что Ла Моль привел его взглянуть на это любопытное зрелище, смешался с толпой любителей такого рода зрелищ, отвечавших на гримасы преступника криками и улюлюканьем.
– Почему же нет? Вы прекрасно знаете, что в наше время люди то и дело меняют веру. И если Генрих стал католиком, я могу стать гугенотом.
– Нет и нет! – сказал он. – Никого!.. Наверно, его предупредили, и он бежал. Как вы думаете, дю Га?
– Конечно, государь! – отвечала Маргарита. – Ведь наши общие интересы остаются теми же?
– Пора, дочь моя, вам понять, – произнесла Екатерина, тихо закрывая глаза, по примеру людей, которые что-то обдумывают или скрывают, – как мы жаждем, ваш брат и я, сделать вас счастливой.
– Мы слушаем, – сказал Карл. – Сюда, Актеон! Собака улеглась в той позе, в какой была до привода арестованного.
– Сейшас уфидить; отойтить назат немношко. Герцог сделал шаг назад.
У г-жи де Сов он застал только Дариолу: ее хозяйку вызвала к себе Екатерина, чтобы та переписала набело какие-то важные письма, Шарлотта уже пять минут сидела у королевы.
Вернемся в комнату, разделенную ковром на две половины.
– А как вы поступаете, когда у вас в руках королевский приказ, другими словами, когда вы представляете собою короля, а вам сопротивляются?
– Я и пришел уладить наши счеты, – заметил Коконнас.
– Спросите Генриха, кто был у него в спальне сегодня ночью.
Через несколько дней после ужасной сцены, о которой мы уже рассказали, то есть 30 мая 1574 года, когда двор пребывал в Венсенне, из спальни короля внезапно донесся страшный вопль; королю стало значит…
– Вы, Маргарита, просили меня явиться в Лувр потому, что хотите уничтожить все, что осталось от наших былых отношений, так как это былое живет не только в моем сердце, но и в серебряном ларце, которы…
Герцог Алансонский, совершенно уверенный в успехе, скакал подле короля, раздражение которого усиливали острые боли. Раза два или три он едва не упал с лошади в обморок, и однажды его рвало кровью.
– Конечно, говорила! Ведь я даже не была знакома с наследником беарнским, когда мне предложили его в мужья.
– Хорошо, иду, иду, – ответил Коконнас и вошел в опочивальню.
– Государь, зачем же мне аркебуза? – спросил Генрих. – Я знаю, что вы любите сами стрелять по зверю, когда его остановят гончие. А рогатиной я владею плохо – у нас в горах рогатины не в ходу, и мы ох…
– Мика, – обратилась к ней герцогиня по-итальянски, – как здоровье графа?
– Если бы я вознамерилась играть на стороне ваших противников, по-моему, я давно могла бы это сделать, – возразила Маргарита.
– Государь, один мой друг должен на днях приехать из Флоренции: он усиленно занимается астрологией...
– Короля Наваррского нет дома, – сказал Ортон, еще настойчивее загораживая дверь, – значит, вам незачем и входить.
Екатерина огляделась: вокруг нее лежали трупы и умирающие; по комнате текли ручьи крови; могильная тишина стояла над этой сценой.
– Да, я видел двух мужчин и двух женщин. И уж теперь я не сомневаюсь, что одной из этих женщин была Марго, а одним из мужчин – Ла Моль.
– Повесить вас над адмиралом Колиньи, – вон на том гвоздике, смотрите: он как будто ждет вас.
– Несчастный, – подойдя к нему, сказал Генрих, – разве ты не знаешь, что рискуешь головой?
– Я не вижу злого рока в том, что останусь здесь, – отвечал Генрих, – с моим беспечным нравом мне везде хорошо.
Екатерина пожирала Генриха взглядом, Франсуа шатался, едва держась на ногах, но и слабость одного, и твердость другой не только не успокаивали Генриха, но указывали ему на непосредственную, нависшую …
– Дело в том, что глаза у тебя хорошие, а видишь ты ими плохо.
– На этот раз криков не будет, – сказала Екатерина, – я сразу отрублю ей голову.
– Я говорил, что опасность грозит мне со всех сторон: мне угрожает король, мне угрожает герцог Алансонский, мне угрожает герцог Анжуйский, мне угрожает королева-мать, мне угрожают и герцог де Гиз, и …
– Какие дворяне? – с недоумением озираясь вокруг, переспросил Генрих.
Эта женщина, в дни счастья такая гордая, такая бесстрашная, такая дерзновенная, эта женщина, доходившая в своем скептицизме до предела сомнений, в страсти – до жестокости, эта женщина никогда не дума…
– А почему? – спросил Карл IX, пристально глядя на мать своими стеклянными глазами, которые в иных случаях становились пронизывающими.
– Если бы я был уверен, что могу опереться на ваше свидетельство, я даже выступил бы против него как обвинитель, – сказал герцог Алансонский.
– Верно! – заметил Карл. – Анрио имеет право требовать объяснений.
– О Господи! – сказала Шарлотта. – Вы пугаете меня, государь. Если то, что вы вспомнили о вашей прежней подруге, принесет вам несчастье, я буду безутешна.
– Скоро мы доедем? – спросил Ла Моль – Друг! Я больше не могу, я чувствую, что упаду в обморок.
– Да, да, помню, – отвечала Маргарита, – и клянусь душой, мой Гиацинт, что исполню свое обещание.
У него был розоватый оттенок белой кожи, тонкие губы, рыжие усы и великолепные зубы. Высокий, плечистый, он представлял собой довольно распространенный тип красавца, и пока он ездил по Парижу, огляды…
– Вы принесли то, что угодно королеве? – спросила она шепотом.
– Заткнут рот? – воскликнул Коконнас. – Как вы сказали, господин в черном? Заткнут рот моему другу?.. Дворянину? Полноте!
– Пусть сюда приведут господина де Муи, – сказал герцог Алансонский, – и вы все узнаете. Господин де Муи, наверное, арестован.
– Она действительно красива, – промолвила королева-мать, словно отвечая самой себе на какую-то тайную мысль, – нет ничего удивительного, что Беарнец влюбился в нее по уши.
Екатерина вздрогнула: до сих пор она видела Карла буйным, вспыльчивым, но никогда не замечала в нем человека дальновидного.
Де Муи, воспользовавшись этим обстоятельством, свернул в переулок Паради и скрылся.
– Но кто вы такой, как вы смеете говорить со мной таким повелительным тоном? – спросил Коконнас.
– А почему не играть? – спросил Генрих, пристально глядя на Екатерину. – Почему не играть с вами, как с любым другим, если до сих пор выигрывал я?
С каплями пота на лбу, с судорожно стиснутыми руками, с вздымающейся грудью, Карл стоял на месте, не сводя глаз с трупа собаки.
Вот когда взбешенный герцог Алансонский приказал обыскать окрестности, и таким образом нашлись и Ла Моль и Коконнас в их обвитой плющом аркаде.
Маргарита отчаянно вскрикнула: это смеющееся лицо произвело на нее такое же впечатление, какое произвела бы голова Медузы. Сидя напротив двери, она сразу же узнала Карла.
От возбуждения она вставала, начинала ходить, потом внезапно останавливалась, прижималась горячим лбом к холодному мрамору, снова поворачивалась бледным, залитым слезами лицом, с криком ломала руки и…
– Насколько я понимаю, это значит: «Будешь жить в почете» – а она, бедняжка, нуждалась в самом необходимом! «Умрешь грозной» – а мы над ней смеялись. «Возвеличишься превыше королевы» – и вот она умер…
На следующее утро она сделала вид, что хочет встать с постели, но, едва коснувшись ногой пола, пожаловалась на общую слабость и опять легла.
Они проследовали в зал, откуда только что вышли судьи и где оставался стоять только один человек, в котором Коконнас тотчас узнал генерального прокурора, который во время допроса неоднократно брал сл…
– Пока нет, но это не замедлит; следовательно, нам надо поторопиться.
– Не знаю, я не из охраны его величества, – ответил командир.
– Ах, понимаю! – ответила Маргарита с самым простодушным видом. – Вы возвращаетесь за своей шпагой?
Король Наваррский остановил взгляд на всаднике и увидел, что он вытащил шпагу из ножен, надел на ее острие носовой платок и стал махать платком, словно подавая кому-то знак.
Увидав зловещее лицо Морвеля, по прозвищу Истребитель короля, верный слуга отступил и загородил собою дверь в другую комнату.
– Ее взяла у меня ее величество королева-мать.
– А разве вы не слышали? – побледнев, сказала молодая женщина.
– Сын мой, неужели вы так скоро забыли предсказание Рене? – сказала Екатерина. – Успокойтесь, вы пробудете там недолго.
– По крайней мере, я так думаю, – ответил он, – потому что назначал ему свидание с целью сговориться о вашем бегстве и сказать ему, что все мои права на наваррский престол я уступаю вам.
– Так это его вы ждали здесь? – самым естественным тоном спросила Маргарита.
– Ну конечно, – ответил Генрих. – Наверное, он приходил ко мне с каким-нибудь поручением от Маргариты.
– С той только разницей, что я служу моему королю и моей религии и мне вовсе не нужно прятать господина Аннибала де Коконнаса.
– Кроме того, – продолжала она, – вы в отличие от Генриха, быть может, сочтете неприличным, что этот молодой человек помещается рядом с моей спальней.
– Но если вы в Париже одиноки, без друзей, что же вы будете делать? – спросила Маргарита.
– А не вы ли, выйдя из комнаты короля Наваррского, топтали вашу шляпу и кричали, что он трус и недостоин быть вашим вождем?
Стали видны седая борода, суровое благородное лицо и окоченевшие руки.
– Маргарита! Помнишь тот вечер, когда я предложил тебе взять мою жизнь, ту, которую я отдаю тебе сегодня, а ты взамен ее дала мне один священный обет?
– Ваше величество, – отвечала г-жа де Сов, – но ведь я могла бы ревновать разве что из самолюбия! Ведь я люблю короля Наваррского только потому, что так нужно вашему величеству!
– А теперь, ваше величество, позовите моего брата, – произнес Карл с неотразимым величием.
Сокол, увлекаемый полетом, пронесся под грудью цапли вместо того, чтобы взмыть над нею. Цапля воспользовалась своим положением и ударила его своим длинным клювом.
– А-а! Карашо! Отшень карашо!.. Фы готов?
– Это ваша вина, государь. Почему вы так упорно отказывались от того, что я вам предлагал?
– Да, но кто знает, пустят ли меня сюда эти люди? Неужели я не могу подождать, матушка?..
Ему понадобились вся его воля, вся осторожность, все самообладание, чтобы не спрыгнуть с носилок, когда его донесли до часовни и он увидел на хорах, в трех шагах от престола, лежавшую на полу массу, …
– Схватить мою сестру! – воскликнул герцог. – О, если бы ты указала мне на него хоть пальцем, если бы ты сказала мне, кто из них это сделал, если бы я мог найти его!
– Так это был де Муи? – быстро спросил герцог Алансонский.
– Кто же вы такой? – спросила Маргарита, невольно почувствовав непреодолимый страх.
– Опять вы нападаете на моего бедного Анрио! Вы хотите, чтобы я приказал убить его, – так, что ли?
Он нагнулся, вытащил из туши кабана охотничий нож и раза три всадил его в землю, чтобы счистить кровь.
– С превеликим удовольствием, клянусь душой! Морвель тихонько отворил окно. В самом деле, это был Бэм и с ним человек двадцать горожан.
По приказанию матери молодой человек ушел к себе, притворяясь спокойным и послушным, хотя его волновали беспорядочные мысли.
– Ну, ну! Забавно, что мне попались гугеноты... и что как раз...
Да, я понимаю, – сказал Карл, – но выслушай меня.
Вскоре камзол начал стеснять биение его сердца, и Ла Моль сорвал с себя камзол. Вскоре и шпага оказалась слишком тяжелой для его руки – он отшвырнул и шпагу.
– А главное, она предана вашему величеству, по крайней мере, мне так кажется, – сказал Рене. Екатерина усмехнулась и пожала плечами.
С этими словами она растворила дверь в кабинет и вывела оттуда раненого юношу. Генрих, попавший в ловушку, в двух словах рассказал герцогу Алансонскому, ставшему наполовину гугенотом из политического…
Маргарита усмехнулась с самым горестным выражением, какое только могла придать своему прекрасному лицу.
– Так-то оно так, но она-то и возбуждает мои сомнения относительно самой гостиницы. Меня предупреждали, что в Париже уйма плутов и что здесь так же ловко обманывают вывесками, как и другими способами.
– Увы! Увы! Мой мужественный Аннибал! – шептала герцогиня Неверская. – Скажите, видели вы когда-нибудь таких неустрашимых львов?
В знакомой нам зале сидел Ла Моль и писал длинное любовное письмо; кому он писал – вам известно.
– Что ж, герцог, вы довольны? – спросила она.
Все остальные охотники последовали за королем.
– Будьте добры, жемчужина моя, объяснить мне, в чем дело, потому что я ничего не знаю.
– Второй простой, – хладнокровно приказал судья. Эти четыре слова Кабоша объяснили Коконнасу все. Благородный палач оказывал «своему другу» величайшую милость, какую только мог оказать дворянину пала…
– Думаю, что произошло нечто новое и важное.
Маргарита поняла, сколько любви было в его взгляде и сколько отчаяния в его слабости.
– Государь, у меня самый быстроногий берберский конь.
– Или удрал на соседнюю крышу, – сказал Коконнас, влезая на подоконник и собираясь преследовать Ла Моля по скользкому и крутому скату крыши. Но Морвель и Ла Юрьер бросились к нему и втащили его обрат…
– Нет, ему только перебило руку и оторвало два пальца, но есть надежда, что пули были отравлены.
В нижних комнатах и в коридорах было совсем темно, лишь изредка мертвенно-бледная молния освещала мрачные покои голубоватым светом, который тотчас потухал.
Екатерина бросила на молодых женщин недоверчивый взгляд. Насторожившаяся Маргарита перехватила его и с озабоченным видом стала тревожно оглядываться по сторонам. Ее тревога – искренняя или притворная…
– Ваше величество! Я только хотел предупредить вас, что какой-то незнакомец, кто-то чужой, быть может – вор, проник к вам в моем плаще и в моей шляпе.
– К тому, какого я ожидала, и сейчас я принесла вам, ваше величество, средство, которое должно исцелить и ваше тело, и ваш дух.
– В самом деле, – сказал Генрих, – этот вишневый плащ скорее подходит какому-нибудь дамскому угоднику, чем солдату. Никому и в голову не придет заподозрить, что под вишневым плащом скрывается де Муи.
– Но я же вам сказала: пусть в таком случае напишет!
– Да, ради меня самого, – повторил Карл, – она полюбила меня, когда еще не знала, что я король.
– Хорошо, – сказал прокурор Лагель, – трибуналу достаточно этих сведений. Отведите узников в камеры ожидания.
Екатерина многозначительно взглянула на Карла.
– Я не знаю, что сказать вам, ваше высочество. Я хотел переговорить с королем Наваррским о делах, которые вашему высочеству будут непонятны. Кроме того, – добавил де Муи, стараясь принять равнодушный…
Даже не затворив окна, в которое донеслись крики и нежные мольбы испуганной женщины, де Муи быстро надел камзол, накинул плащ и взял оружие.
– Так что же вы делали в лесу? – повторил судья.
Но, несмотря на готовность обоих, видимо, очень решительных дворян перейти от слов к делу, что не предвещало трактирщику ничего хорошего, он нимало не испугался и только отступил на шаг от двери.
– А где же герцог Алансонский? – спросила Анриетта. – Я его не вижу.
Маргарита, неизменно любезная и к тому же побуждаемая мольбами самого Ла Моля и желанием своего сердца, назначила Анриетте свидание на следующий день в доме с двумя выходами, чтобы поговорить обстоят…
– Нет. Король Наваррский узнал, что я осмелился противиться приказаниям вашего величества, и прогнал меня в толчки.
Не давая Морвелю времени ответить, Екатерина позвала командира своей охраны де Нансе и приказала отвести Морвеля в Оружейную палату короля.
– Конечно, известно, – ответила Маргарита. – Вы только посмотрите, как блестят его глаза, несмотря на всю его скрытность!
– А-а! Вот и наш пьемонтец! – воскликнул Морвель.
– Сударыня, я отлично понимаю, что все это – дело ваших рук, а не моего шурина Карла, – сказал он, – это вам пришла в голову мысль заманить меня в ловушку; это вы задумали сделать из вашей дочери при…
– Тише, сестра! – произнес Карл, оглядевшись вокруг сверкавшими из-под сдвинутых бровей глазами. – Ведь если слышали вы, то и вас могут услышать!
Все общество, за исключением Карла и нескольких доезжачих, не отстававших от короля из-за обещанной награды, снова собралось поблизости от перекрестка.
– Не знаю. Во всяком случае, будь я на вашем месте, чего, слава Богу, нет...
– тем более, что господин де Ла Моль состоит при моем брате, герцоге.
– Мне нужно доказательство, которого вы не можете мне дать.
Маргарита нагнулась к нему, сложив руки, словно умоляла его говорить.
Он хлопнул в ладоши; сейчас же вошел один из стражников.
– Идемте, граф, – сказала Екатерина, умышленно титулуя так сына, чтобы сбить Рене с толку. Мать и сын вышли на улицу.
Ла Моль дошел до улицы Руа-де-Сисиль, повернул направо, сделал шагов пятьдесят, еще раз повернул направо и очутился на улице Тизон, параллельной улице Клош-Персе и похожей на нее как две капли воды. …
– Честное слово, нет, отец мой! – ответил пьемонтец. – Все, что мне надо было бы Ему сказать, я сказал вам вчера.
Екатерина была очаровательна и, вставая из-за стола, попросила Маргариту составить ей компанию на весь вечер.
– Вы, Франсуа, должны лучше всех знать, что делал Генрих, – ведь вы с ним почти не расставались: то вы вместе охотились, то играли в мяч, то гоняли шары.
«Бедняга Анрио! – подумал он. – Он веселится, не чуя над собой беды».
– Ай, ай, ай, Анрио! Вы сегодня встали что-то уж слишком рано для новобрачного! – заметил король, чей дотоле рассеянный взгляд теперь с острым любопытством остановился на зяте.
– Наверное, расплющилась о шкуру кабана, – отвечал герцог.
– Полагаюсь на вас, – с улыбкой ответил Генрих. С этими словами он повернулся к де Муи.
– Денег. Я думаю, что у вас их не слишком много.
– Хорошо, но к чему вы клоните? – спросила совершенно подавленная Маргарита.
Этими словами Карл IX предлагал матери удалиться. Она вышла, пытаясь придать определенную форму своим смутным подозрениям.
– Тише, тише, мой храбрый де Муи Г – сказал герцог, не меняясь в лице и не шевельнув пальцем при такой страшной угрозе. – Если мы с вами останемся здравы и невредимы, тайна сохранится куда надежнее, …
– Ха, ха, ха! Как видно, это имя обладает волшебной силой, судя по тому, что из наглеца ты превратился в подхалима. Дьявольщина!.. Как тебя зовут?
– Матушка не ошиблась. Этот обманщик предает меня! – сказал герцог Алансонский.
– Я это знаю потому, что мне нужно это знать, – ответил юный герцог, бледнея и нервно обрывая шитье у себя на рукавах.
– Ах, милая королева, до чего ты стала осторожна с тех пор, как вышла замуж! Маргарита улыбнулась.
– Анриетта, вы с нами в Лувр? – спросила королева-мать красавицу герцогиню.
На следующий день Генрих все утро не выходил из своей комнаты и не пришел обедать к королю. Поговаривали, что г-же де Сов становится все хуже и хуже, а слух о болезни Генриха, пущенный самой Екатерин…
Флорентиец Рене, с которым король Наваррский в самый канун св. Варфоломея обошелся столь дипломатично, только что вошел в ее молельню.
Госпожа де Сов по-прежнему сидела за туалетным столиком.
В то же мгновение кровь хлынула у него из горла и из носа.
– Ваше величество, вы ошибаетесь, – возразила Екатерина, – дело это совсем не шуточное.
– Чисто внешней ненавистью, государь. Такая ненависть спасет меня: до тех пор, пока они будут думать, что я в немилости, они не станут торопиться умертвить меня.
– Больше того – я даю тебе награду! Ты хороший разносчик любовных записок, милый посланец любви. Но ты забываешь, что тебя ждет твой господин.
– Но я должен знать, – заметил герцог де Гиз, – угожу ли я вашему величеству, если сделаю то, что хочу сделать.
– Соглашайтесь или, вернее, покоряйтесь. Как только вы станете королем, вам подыщут супругу, достойную члена французской королевской фамилии. И кто знает, может быть, она принесет вам и другой престо…
Коконнас, который уже успел подбежать к престолу, схватить кинжал и заключить в объятия Анриетту, обернулся.
– А-а, понимаю; вот почему ты говорила так тихо, что я не слышала.
– По коням, господа! – сказал лейтенант легких конников.
– Ничего не поделаешь: ведь они не знают французского, – ответила Маргарита.
Генрих вздрогнул от волнения и обменялся взглядами с Маргаритой, но это продолжалось одно мгновение.
– Я же сказал вам, что он ежедневно проходит под окном каноника!
– Ну что ж, – сказал Ла Моль, – мы остановимся в другой гостинице.
– Признаюсь, это разрешило бы все мои сомнения.
– То есть тот, кто нужен вам... – поправил его Ла Юрьер.
– Неужели вы не заметили, как нежно он любит Анрио, своего Анрио?
– Нечего спрашивать – герцог де Гиз вам не ответит. Разве на такие вопросы отвечают? Кто хочет избежать виселицы, тем надо иметь смекалку.
Когда процессия поравнялась с улицей Прувель, она встретила людей, тащивших обезглавленный труп. Это был труп адмирала. Его волокли на Монфокон, чтобы повесить там за ноги.
Увидав Екатерину, г-жа де Сов хотела было вскочить с кровати, но королева-мать сделала ей знак не двигаться с места, и бедная Шарлотта застыла, собрав все силы души, чтобы выдержать грозу, которая ти…
Герцог сидел у себя в кабинете и, видимо, ждал их.
– Эге! Если не ошибаюсь, это герцог де Гиз? – спросил Коконнас мэтра Ла Юрьера.
– В содружестве с крупнейшими учеными всего мира он составил гороскопы самых именитых дворян Европы.
– ..если бы не эта рука, Мари, наш ребенок остался бы сегодня без отца.
– А на самом деле? – спросила г-жа де Сов.
Молодой человек, увидев короля у Маргариты, остановился на пороге, безмолвный от неожиданности и бледный от волнения.
В понедельник восемнадцатого августа 1572 года в Лувре был большой праздник.
– Карошо, карошо! Эта два шаг от сдесь... идить скоро-скоро фаш гостиниц. Ф этот ночь... Он снова огляделся.
– Тогда идем туда, и если понадобится сжечь дом, чтобы узнать, кто там находится, его сожгут.
– Объясните мне, Франсуа, в чем и как я вам изменила?
– Вы-то, господин де Коконнас, конечно, не будете терпеть в них недостатка, а я не так уж твердо верю в мою звезду любви и боюсь обокрасть вас, поставив свой заклад против вашего. Давайте играть на ш…
– Значит, вы, ваше величество, думаете обо всем, – сказала она. – Прекрасно! И если только портные, вышивальщицы и ювелиры поторопятся, то не пройдет и полутора месяца, как ваше величество сможет при…
– Мы едем, – ответил Карл, – посмотреть, вернулся ли герцог Анжуйский только ради принцессы Конде, или в сердце у него честолюбия не меньше, чем любви, а я сильно подозреваю, что так оно и есть.
– Что могут сделать, по-вашему, принцессе крови? Я вдвойне неприкосновенна – как женщина и как королева!
Екатерина внешне была спокойна, но г-жа де Сов, изучавшая ее в течение двух лет, почувствовала, как много за этим наружным спокойствием таится мрачных замыслов, а может быть, и жестоких планов мести.
– Но что же мне было делать? – воскликнул Ла Моль. – Ведь у вашего величества мужчина, который проник к вам в моем костюме, и быть может, – кто знает? – под моим именем...
– Если так, вы правы, дочь моя: де Ла Моля арестовать нельзя.
Он подошел к Морвелю, лежавшему, казалось, без движения, но в тот момент, когда де Муи взялся за рукоять шпаги, оставшейся в груди Морвеля, тот приподнялся, схватил мушкет и выстрелил в грудь де Муи.
– Как – «переехал на тот свет»? – воскликнули оба дворянина.
Вскоре ровный, ритмичный топот донесся до слуха друзей; лошадиное ржание заставило насторожить уши лошадей, стоявших оседланными в десяти шагах от них, и по Дороге Фиалок белой тенью мелькнула женщин…
«Затем воспаление переходит на горло, – продолжала читать Екатерина, – оттуда – на живот, сжимает сердце как будто огненным кольцом и, наконец, молниеносно поражает мозг».
Это был отрицательный ответ. Виконт понял его, дал шпоры коню и скрылся в чаще леса.
– Да поверь мне. Кроме того, он сделал мне честь, посмотрел на меня косо, когда узнал, что я на службе у герцога Алансонского, и совсем уж свирепо, когда узнал, что я твой друг.
Потом она свернула бумажку трубочкой, всунула ее в полую часть ключа и приказала Жийоне, как только стемнеет, подсунуть ключ узнику под дверь.
– Откуда же я знаю их намерения. Рене? Насколько мне известно. Господь Бог не наградил меня способностью читать в сердцах людей.
– Это был прекрасный офицер, – продолжал Карл IX, и по мере того, как он говорил, выражение почти хищной жестокости проступало на его лице, – он принял вас, как сына, приютил, одел, кормил.
– Я напрасно стал бы разыскивать мою звезду в такое время; ее закрыла грозовая туча, которая сейчас грохочет надо мной, – отвечал Генрих.
Затем Ласко обратился к Маргарите. Речь прекрасной королевы была оставлена напоследок. Так как право держать речь предоставлялось ей как любезность, чтобы она могла блеснуть, как выражались тогда, си…
– Скажите королю Наваррскому, что я хочу поговорить с ним, – приказал Карл.
Де Нансе, принявший все за чистую монету, с величайшим изумлением наблюдал за этой ласковостью Екатерины.
– Какой прелестный запах! – воскликнула Шарлотта, намыливая свои прекрасные руки жемчужной пеной, отделявшейся от душистого куска.
– Спасибо! – изменив голос, сказал он. – Спасибо! Возьми этот кошелек.
– Вы по-прежнему хотите, чтобы вас полюбила ваша коронованная возлюбленная? – спросил парфюмер.
Однако это рассуждение, сколь бы логичным оно ни было, не возвращало ему шпаги и не указывало, где его друг.
Екатерина вышла, а Карл, оставшись один, начал рассеянно ходить взад и вперед по комнате, насвистывая охотничью песенку, заложив одну руку за камзол и опустив другую, которую лизала борзая, всякий ра…
– Я говорю «нет», – возразила Екатерина, – так как вы, ваше величество, могли бы подумать, что он сделал ее сам. Я сказала бы «да», если бы вы, ваше величество, задали мне вопрос по-другому.
– Как повесить? Живьем? – спросил Коконнас.
– Объяснитесь, сын мой, – сказала Екатерина.
– Рана болезненная, но не смертельная, acernmum humeri vulnus, поп autem lethale, – прошептала ученая красавица хирург. – Дай мне бальзам, Жийона, и приготовь корпию.
– Пошлите за ним и уговоритесь. Ведь вы знаете Оружейную палату короля? Там вам дадут позавтракать; там же вы отдадите приказания. Само это место укрепит вашу решимость, если она поколебалась. А пото…
– Тогда я готова буду признать, что ошибалась.
– Хорошо! Отдавайте приказ, если посмеете. А я пойду отдавать свои приказы. Идемте, Франсуа, идемте!
– Да, – сказал Коконнас, – но теперь еще не время. А впрочем, поговорим лучше о вас, господин де Ла Моль.
– Ах, добрый, добрый Кабош! – прошептал Коконнас. – Будь спокоен: раз ты просишь, я заору так, что если ты будешь мною недоволен, значит, на тебя трудно угодить.
– Да, сударь, и мне очень жаль короля. Хотя французский король и не является моим королем, но я чувствую к нему большую симпатию.
Он стучал и звал, но никто не откликался. Полнейшая тишина царила в этой части Лувра.
– И я точно так же поступлю с Ламбером Меркандоном, а если он слишком стар для поединка, я вызову кого-нибудь из его сыновей или племянников.
Одновременно в конце центральной дороги он различил маячившие вдалеке белые эгретки и сверкавшие аркебузы королевской охраны.
– Мне надо поговорить с вами, ваше величество.
Это исчезновение, о котором мы ничего не говорили с того момента, когда читатель увидел трагический конец несчастного Ортона, очень встревожило Генриха. Он откровенно рассказал о своей тревоге г-же д…
– Что ж, ты ошибалась, если так думала, а я лгала, если так говорила! – вспылила Екатерина. – Ты уродина и дура по сравнению с моей дочерью Марго.
– Что же делать, сударь, как не доказывать уважением и преданностью даме моей мечты, что она любима искренне и глубоко?
– Простите, государь, – возразил Болье, – но до вас я уже принял двух дворян.
Вот почему он не последовал за королем, а пошел к матери.
– А как мне проникнуть в его комнату? Король Наваррский, наверно, что-то подозревает – тогда он запрется изнутри.
– Государь! Мы получили отречение вашего зятя, получили согласие вашего брата, и, как я имел честь доложить вам, мы уже собрались просить позволения вашего величества, но тут стряслась беда в Лувре.
– Ну, если немножко подпалить ему ноги, так заговорит! – со смехом возразил король. Генрих поспешно выглянул в окно.
Мужчина сидел верхом на горячем коне, держа в поводу другого, по-видимому, такого же нетерпеливого.
Затем она приблизила губы к уху командира своей охраны, стоявшего рядом с ней.
– Сын мой! – заговорила Екатерина с дрожью в голосе, так хорошо наигранной, что король вздрогнул.
– Так что ж, кузен, раз вы так сильны, какого черта вы приходите жужжать мне об этом в уши? Действуйте сами, действуйте сами!..
Генрих оправдывался тем, что он житель гор, а не равнин, но обещал Карлу изучить соколиную охоту.
– Да я и так король, – заметил Генрих, пытаясь успокоить неистово забившееся сердце.
– Марго! Мне не прожить и трех месяцев, – сказал Карл.
Не прошло и пяти минут, как он услышал стук в дверь.
– Э, черт побери! Я ему тоже пригрозила! И, в сущности говоря, он был совершенно прав! Как видишь, он предан только до известного момента или, вернее, до неизвестного момента.
– И хорошо сделали, – сказала королева-мать.
– Скажите же, ради Бога, что происходит? – спросил мертвенно-бледный Генрих.
Однако царствование герцога Анжуйского было, к сожалению, еще не все – надо было самому стать королем. Надо было бороться за Наварру с герцогом Алансонским и принцем Конде, а самое главное – надо был…
– Ты все расспрашиваешь меня, а ведь рассказывать должна ты. Кончай свой рассказ, и тогда начну я.
Все это Коконнас выкрикивал вслед беглецу, стоя внизу у лестницы, но, отказавшись следовать за беглецом ногами, он продолжал следить за ним глазами на поворотах лестницы, вплоть до того этажа, где на…
Ортон почувствовал, что по спине у него забегали мурашки: смертельный холод, как ледяной покров, спускался с каменного свода; пол казался мрачным, как крышка гроба; острый взгляд Екатерины, если можн…
В эту минуту к герцогу Алансонскому вошла Екатерина, и, как обычно, без доклада.
Человек, чья отталкивающая внешность и суровое выражение лица составляли странный контраст с этой нежной буколической песней, остановил лошадь, слез с тележки я наклонился над телами противников.
– Tсc! – прошептала Маргарита, поднимаясь и хватая за руку герцогиню. – Тот самый, который хотел убить моего гугенота, ворвался вслед за ним ко мне в комнату и на моих глазах ударил его шпагой! Ах, А…
Несомненно, выражение лица Екатерины было, страшно, потому что молодой человек побледнел и остановился на пороге. Он был слишком молод и еще не научился владеть собой в совершенстве.
Тем временем Маргарита инстинктивно набросила свою камчатную простыню на лежавшего без чувств молодого человека и отошла от него.
– Не могу! Никогда не смогу! – сказала она.
– Хорошо! – сказала Маргарита. – Если, не дай Бог, твои мрачные предчувствия осуществятся, любимый мой, клянусь тебе этим крестом, что, пока я жива, ты, живой или мертвый, будешь со мной; если я не с…
Словно ослепленный, он опустил веки и тяжело вздохнул.
– Да, ваше величество. Вы получили мое письмо?
– Ах ты, Господи! – воскликнул Генрих. – Этот господин, – продолжал он указывая на Ла Моля, – сию секунду сказал вам, что я гасконский дворянин и приехал в Париж, чтобы явиться ко двору.
– Еще одно, Маргарита. Теперь я могу спокойно умереть, но я могу и не погибнуть – ведь наше дело может увенчаться успехом, и тогда король Наваррский станет королем, а вы – королевой. Тогда король уве…
– Да, я влюблен, и притом влюблен без памяти, – отвечал Ла Моль, – однако в данную минуту я нашел только свои следы, хотя искал не их. Ваше величество, позвольте узнать, как ваше здоровье?
– Мы с королем Наваррским? – переспросил де Муи. – Господин де Нансе, который арестовал меня, подтвердит, что я был один. Его величество может его позвать.
– Его сшиб камень, который запустила в него какая-то старуха; тогда, подобно Киру, я обрела голос и закричала: «Ко мне! На помощь!» Прибежали мои телохранители, подхватили его, подняли и перенесли в …
– Но как вы можете готовить ответную речь, не зная, что скажут они?
– Да, я понимаю, что тебе хочется туда вернуться; но если тебе уж очень невтерпеж, Анрио, – со смехом продолжал Карл, – то советую: будь крайне осторожен, ибо моя мать Екатерина так тебя любит, что б…
– Пока не знаю, сударыня, и я очень хотел бы, чтобы вы, ваше величество, дали мне указания.
– Так поздно? А разве уже такой поздний час? – спросила она.
Меркандон и его жена увидели, как страшный клинок молнией сверкнул над головой их сына.
Они пошли по длинному проходу вроде коридора, выходившему в довольно просторный зал с темными стенами, который имел крайне мрачный вид.
– Франсуа, ведь вы должны что-то сказать мне по поручению королевы-матери? – пристально глядя на брата, спросила Маргарита.
– Фью-ю-ю! – свистнул лейтенант. – Как? Арестовать кого-нибудь в такое время, да еще в Лувре, да еще в покоях короля Наваррского?
– О да, я это прекрасно знаю! Спасибо, сто раз спасибо за то, что ты сделала, чтобы привести их сюда.
Шарлотта открыла красивые глаза, уже затуманенные смертью, испустила крик, от которого кровь брызнула из обеих ран, и сделала усилие, чтобы приподняться.
Де Муи поцеловал ему руку, вытолкнул его из комнаты и запер за ним дверь на задвижку.
– Ла Моль! – крикнул Коконнас, не обращая внимания на Маргариту и не тратя времени на то, чтобы поблагодарить ее за сюрприз, который она ему устроила. – Ла Моль, друг мой! Милый мой Ла Моль!
– Самое лучшее и самое действенное – это яичные белки, взбитые с молоком. Но...
– Ах, как сильно вы меня искушаете! – сказал Коконнас, – И если ночью я останусь недоволен герцогом де Гизом...
– В таком случае поговорим о предметах серьезных, но с условием, что вы, ваше величество, не будете сердиться на меня, если я заговорю с вами безрассудно.
– Досадно, досадно! – пробормотал король. – Сейчас мы уже были бы в безопасности – либо в Ла-Рошели, либо где-нибудь на равнине во главе двух-трех тысяч всадников.
Маргарита не решилась отказаться; она расставила шестерых телохранителей в коридоре и расцеловалась с герцогиней, а герцогиня в сопровождении шести других телохранителей отправилась во дворец герцога…
И Карл IX привлек к себе склоненную голову адмирала и прикоснулся губами к его седым волосам.
– У меня есть слуга; он парень не только верный, но уже помогавший мне в такого рода делах.
Маргарита простерла руки к алтарю, как бы вторично беря Бога в, свидетели своей клятвы.
Коконнас и Ла Моль вскрикнули от удивления.
– Государыня! Король Наваррский... – начал командир охраны.
– В самом деле, прелестные имен! И вы получили то, что вам было обещано?
Бой был страшным, но коротким. На четвертом выпаде Морвель почувствовал у себя в горле холод стали; он испустил сдавленный крик, упал навзничь и, падая, опрокинул лампу, которая тут же и потухла.
– Кой дьявол поможет мне туда вернуться, как по-твоему?
Но голос молодого человека рассеялся в воздухе: де Муи был уже слишком далеко, чтобы его услышать, а тем более – чтобы ему ответить.
«О чем она хочет с ним говорить?» – подумал Генрих, удивленный не меньше, чем герцог.
– Как нельзя лучше. Я сел в засаду напротив, у одного виноторговца. Сперва я увидал его, когда он входил в тот же дом, что и накануне, а потом, так как госпожа де Сов запоздала, он имел неосторожност…
– Ни в коем случае! – ответил Ла Моль. – Если мы попались, первым привлечет к себе внимание короля этот павильон! Ведь общий сбор назначен там.
– А все-таки ты знала, – со злобной усмешкой сказала Екатерина, – ты прекрасно знала, Карлотта, что сегодня ночью король Наваррский не придет.
Накалившаяся игла растопила воск вокруг себя и высушила капельку.
– Как знать? – отвечала Екатерина. – Быть может, несчастный случай, о котором говорил Рене, и есть тот самый, который вчера уложил короля в постель? Слушайте, дитя мое, возвращайтесь другой дорогой, …
– Скажите, граф, вы ведь стремитесь попасть в Лувр?
В самом деле, свет факелов пополз вверх по узкой лестнице, а снизу донеслось бряцанье шпаг.
– Значит, мы можем говорить о наших делах совершенно спокойно?
– Выслушайте, – продолжал Рене, – выслушайте тайну, которая известна мне одному и которую я вам открою, если вы поклянетесь над этим умирающим простить мне смерть вашей матери.
– Ну, – сказала Екатерина, – или я очень ошибаюсь, или де Муи будет тем самым темным пятном, которое Рене нашел в гороскопе проклятого Беарнца!