Все цитаты из книги «Королева Марго»
– Нужна полная, твердая воля, – сказал он.
– Значит, он испугался и удрал, – отозвался Коконнас. – Нельзя требовать от мужика такого же хладнокровия, как от дворянина!
– Ни в коем случае, – отвечал Генрих, – Рене знает все на свете и, конечно, прекрасно знает, что я здесь.
– Его величества здесь нет, сударь; по-моему, он у шурина. Но раз его нет, ведь вы могли бы передать королеве...
– Я тогда думал, что ваше высочество были одни, – с невинным видом продолжал Коконнас. – Но потом я узнал, что трое других...
– А разве надо называть себя? – спросил чей-то голос.
В ту же минуту из соседних Луврских ворот выехал отряд всадников – около ста человек.
– А если я попрошу вас уделить мне несколько минут?
У короля выступил обильный пот, а так как капиллярные сосуды у Карла расширились, то это привело к кровотечению, и кровь стала просачиваться сквозь поры на коже; этот кровавый пот перепугал кормилицу…
– Ничего, ничего, – говорил Карл с воспаленным лицом и с блуждающим взором, – мне показалось, будто мне по животу провели раскаленным железом. Едем, едем, это пустяки!
Де Муи вынул из кармана письменное отречение в пользу герцога Алансонского, подписанное собственной рукою Генриха и помеченное указанным числом.
– Да, сударыня, – ответил управляющий. – Сегодня утром он кушал даже с большим аппетитом, чем обычно.
– Скажу, капитан, что дело это серьезное и что без приказа, подписанного рукой короля Карла Девятого – Читайте, – перебил Морвель и, вынув из-под камзола приказ, полученный от Екатерины, протянул его…
Франсуа лгал: в глубине души он уже ненавидел Ла Моля.
– Вы что-то говорили мне о вашем обете переменить вероисповедание, – сказала Маргарита, – но у меня в голове все перепуталось. Помогите же мне, господин де Ла Моль! Ваше намерение как будто совпадает…
– Согласен, – ответил Ла Моль, готовясь вместе со своим спутником отхлестать хозяина плетью.
Вне себя от счастья, что так дешево отделался, флорентиец поклонился и вышел.
– Буду стараться изо всех сил, – отвечал де Муи, – но, к сожалению, я не дамский угодник, я солдат.
– Дура! – тихо сказала королева, губы которой, при всем ее самообладании, начали как-то странно дергаться, и забормотала молитву. – Этой дуре всюду мерещится ее король Наваррский!
– Ты ночью делал наблюдения? – спросила Екатерина.
– Приказывайте, ваше величество, и вы убедитесь в этом!
Просвет в кустарнике позволял им видеть все, вплоть до мелочей.
– Брат! Герцог Анжуйский! – с ужасом воскликнул Франсуа, отступая назад.
– О, гораздо больше, во сто раз больше! – с восторгом воскликнул Ла Моль.
– Видал, черт побери? – спросил Коконнас.
– Другими словами, увидав, что король Карл заболел, а герцог Анжуйский стал польским королем, он рассудил за благо остаться в Париже и не спускать глаз с французской короны?
– Ага! Мне кажется, что гарнизон сдается! – сказал Карл.
Ла Моль вытянул шею и обратил глаза в сторону башенки.
– Сударь, раз уж вы так любезны, не возьметесь ли вы передать и мое письмо, вместе с письмом моего товарища?
– Он самый, ваше величество, и я молю вас дать мне возможность свободно продолжать свой путь и никому не говорить о том, что я в Лувре.
– Отлично, отлично, сударь, как вам угодно, – отвечал Ла Моль. – Кроме того, я не откажусь прилечь на минуту. Ла Юрьер!
– Я предпочел бы отправиться в другое место, – сказал Коконнас, – но ведь не всегда идешь туда, куда хочешь. По дороге король очнулся и почувствовал себя лучше. В Нантере он даже захотел сесть верхом…
Вдруг в одной из групп король Наваррский увидел де Муи. Он отдал свою шпагу и мирно сходил с лестницы.
– Может быть, он прискакал к королеве-матери?
Любой другой на месте Генриха хранил бы молчание, не осмеливаясь сказать ни слова, но Генрих рассчитал все: он понял, что молчание его погубит – ведь, как правило, люди не теряют своих слуг или довер…
– Помогите, помогите! – кричал юноша. – Он раздавит мне грудь! Помогите, помогите!
– Я здесь, господин Бэм! – отозвался молодой человек.
Таким образом, Ла Юрьер уже был на площади Сен-Жермен-Л'Осеруа, когда Коконнас только выходил из Лувра.
– Нет, брат мой, – отвечал Франсуа, – вы заблуждаетесь: печально положение принца, все благосостояние которого ограничено межевым камнем на отцовском поле и которому все почести воздает только его сл…
Маргарита взяла брата за руку и подвела к окну.
После ухода короля сейчас же вошли пажи – они несли ларцы и футляры.
– Друзья! Друзья! – кричал Морвель. – Их только двое! Стреляйте, стреляйте в них!
Ла Моль, быть может, последовал бы примеру короля и заснул, но Маргарита не спала: она все время ворочалась с боку на бок, и этот шорох тревожил мысль юноши, отгоняя сон.
Генрих подошел и замер на месте перед самой очаровательной картиной, какую ему приходилось видеть.
В капризную минуту им захотелось меня убить, вот и все: принцы просто были веселы в тот вечер!
– Матушка, матушка! – закричал Карл, поднимаясь на постели, на красных простынях, страшный, как никогда. – Берегитесь, я еще король! Да, да, не надолго, я это прекрасно знаю, но ведь недолго отдать п…
Толпа хлынула вслед за их величествами, желая наслаждаться зрелищем великолепной процессии до конца и во всех ее подробностях; вместе с толпой ушли и жулики, так что минут через десять после отъезда …
У него был розоватый оттенок белой кожи, тонкие губы, рыжие усы и великолепные зубы. Высокий, плечистый, он представлял собой довольно распространенный тип красавца, и пока он ездил по Парижу, огляды…
– Кажется, пришли очень важные письма от герцога Неверского. Король совещается с королевой-матерью и моим братом, герцогом Анжуйским.
Совет был мудрый. Ла Моль выслушал его печально, как человек, который чувствует, что, стоя на распутье между рассудком и безрассудством, он изберет путь безрассудства.
– ..вот доказательство! – продолжал Коконнас. – Вот ваши деньги!
– Прежде всего, куда мы направляемся? – спросила Маргарита. – Надеюсь, не к мосту Мельников? Со вчерашнего дня я досыта насмотрелась на убийства, милая Анриетта!
– Свободен покинуть Париж, государь? – спросил Генрих.
Название Арбр-сек, видимо, понравилось Ла Молю, и он поехал по этой улице; на левой стороне его внимание привлекла великолепная жестяная вывеска, которая со скрипом покачивалась на кронштейне и позва…
– Ваше прекрасное величество! Если вам угодно видеть того, за чье место я отдам жизнь, постучитесь в Оружейную палату короля.
– А-а! Это вы, матушка! – нахмурив брови, сказал Карл IX.
Екатерина ступила в эту сырую, зловонную яму, видевшую немало таких падении на своем веку, обыскала тело, схватила письмо, убедилась, что это то самое, которое она хотела получить, толкнула труп ного…
– Мой милый де Муи, – отвечал Генрих, – король сейчас выйдет из зала совета, и я пойду спрошу его, по каким причинам отложено такое важное дело, как охота. Прощайте! Возьмите пример с меня, мой друг,…
– Однако ведь это вы велели передать мне ключ? Ведь это же ваш почерк?
Екатерина сказала сыну правду: она действительно ждала некое лицо. Через минуту после ухода Карла вошла одна из придворных дам и что-то сказала ей шепотом. Королева-мать улыбнулась, встала с места, п…
– Это не имеет значения. Предоставьте себя в наше распоряжение. От этого зависит ваше благосостояние, а быть может, и ваша жизнь.
– Господин де Ла Моль! He можете ли вы мне сказать, кто сегодня дежурит у герцога Алансонского? – спросила она.
– Согласитесь, что коли вы ошиблись, мог ошибиться и я.
– Ага, нечестивец! Я сразу тебя почуял, – пробурчал хозяин, начищая старый шлем, и, прервав работу, перекрестился.
– Прости, любезный, есть и другой, и я советую не говорить о нем плохо, – это Генрих Наваррский. А кроме него, есть еще Генрих Конде, человек тоже весьма достойный.
– Я, сударыня? Я... знала? – воскликнула Шарлотта, блестяще разыгрывая удивление.
Только теперь, когда вода смыла с лица раненого слой пыли, пороха и крови. Маргарита узнала в нем того красивого дворянина, который, полный жизни и надежд, часа четыре тому назад явился к ней и проси…
Нансе поклонился и вышел. Генрих снова перевел взгляд на лежавшее перед ним безжизненное тело, которое могло бы показаться трупом, если бы слабое дыхание не шевелило бахрому кровавой пены, окаймлявше…
– Нет, я только говорю, что де Ла Моль не мог быть у вас.
– Да, – отвечал Рене, – враг, которого знаете вы, ваше высочество, и который знает вас.
– О да! – воскликнула королева. – Ничей великий прах никогда еще не обретал более достойного успокоения! Но где же она?
– Я долго колебался, – продолжал Генрих, – прежде нежели сказать вам, что привело меня сюда, особенно после того как вы сегодня не захотели меня слушать.
– Я дала вам слово: куда бы вы ни ехали, я еду с вами, – отвечала королева, – но вы сами понимаете: необходимо, чтобы и герцог Алансонский уехал одновременно с нами. Средины тут быть не может: или он…
– А кто сделал эту фигурку? – спросил Карл, утомленный этой комедией. – Разумеется, король Наваррский?
С этими словами Екатерина всунула кошелек в руку ошеломленного юноши и, сделав несколько шагов вперед, приложила руку к стене.
С этими словами королева приложила палец к губам. Но так как прекрасная Маргарита не поведала Ла Молю никакой тайны и ни в чем ему не призналась, молодой человек рассудил, что этот очаровательный жес…
– Эту женщину зовут Маргарита, брат мой, – сказала королева Наваррская, падая на колени перед постелью короля; она взяла его руку в свои и прижала к этой руке залитое слезами лицо.
– Господин де Муи, – сказала она, – вы можете быть спокойны относительно моего молчания. А кроме того, мне кажется, что я знаю имя человека, ради которого вы пришли в Лувр, и могу предложить вам свои…
– Слышишь? – сказал король Генриху. – Она называет меня просто Карл. А королева говорит мне «государь».
– Надо будет позвать кого-нибудь помочь мне.
Обе женщины нагнулись, соединенными усилиями подняли Ла Моля и положили его на широкую софу с резной спинкой, стоявшую у окна, которое они приотворили, чтобы раненый дышал чистым воздухом.
– Ну, Анрио, узнаешь теперь этот голос? – спросил Карл.
– Ничего, – сказала она и большими шагами вышла из комнаты.
Сокол, на мгновение ослепленный светом, перевернулся в воздухе, описал круг на месте и, внезапно, заметив цаплю, быстро взмахивая крыльями, понесся за нею.
– Ах, черт! – почесывая за ухом, сказал трактирщик.
– А разве у Ла Моля есть вишневый плащ? – спросил Генрих.
Молодой человек точно выполнил указание и, сосчитав до пятидесяти, снял с глаз повязку.
Кабан, собаки, король – все промелькнуло, как видение.
– Ваше величество! – воскликнул Рене. – Я вижу, как он корчится от жестокой боли! Слышите, как он стонет, словно зовет на помощь? Видите, как вокруг него все покрывается кровью? Видите, как у его сме…
В самом деле, выйдя на лестницу, он заметил королеву, уже спустившуюся в нижний этаж; случайно или на звук шагов Маргарита подняла голову, и он увидел ее снова.
– Что же, коль скоро на все мои возражения у вас есть такие разумные ответы, я сдаюсь... – отвечала Екатерина. – Но для приема этого воинственного народа, который судит о силе государства по внешним …
Генрих, по-прежнему сидевший в полумраке, следил за всем происходящим жадным, напряженным взором, не упустив ни движения г-жи де Сов, ни трепета Рене.
– Но ведь в Часовню уводят только приговоренных к смертной казни или после пытки, – возразил Ла Моль.
– Я сказал – в ее могущество и повторяю это слово. Женщина сильна по-настоящему только тогда, когда любовь и личные интересы в ней одинаково сильны; когда же ею движет что-нибудь одно, женщина так же…
– Стало быть, сударь, вы будете разговаривать с великим герцогом де Гизом? Какой вы счастливец, сударь: вы приехали, конечно, ради...
– Господа, – отвечала хозяйка дома, тщетно роясь в памяти, – я не имею чести знать вас, поэтому, с вашего разрешения, я позову мужа... Грегуар, сходите за хозяином!
– Ах, государь! Нет ничего вечного, кроме моей любви!
– Введите Рене, – распорядился генеральный прокурор Лагель.
– В таком случае, ваше величество, разрешите... Маргарита протянула ей руку; баронесса почтительно ее поцеловала, сделала глубокий реверанс и вышла.
Когда Екатерина читала эту записку, только улыбку и можно было видеть у нее на лице; она думала лишь о предстоящей победе, совершенно забыв о том, какой ценой она ей досталась.
– Я ищу... ищу... А, чтоб! Ищу господина де Ла Моля! – ответил Карл.
При этом имени Генрих нахмурился и невольно закусил губы.
– Подождите, сударь: мне приказано проводить вас до ворот, чтобы вы не заблудились в Лувре.
– Мысль хороша, – сказал король. – Пусть ко мне позовут командира моей охраны.
– Потому что, как я уже имел честь доложить вашему величеству, несмотря на то, что я спешил, я смог прибыть в Париж только вчера.
Это странное сооружение, не имевшее себе подобных среди зданий, называлось позорным столбом.
Маргарита была честолюбива; Маргарита была почти уверена, что, выйдя замуж за Генриха Бурбона, станет королевой Наваррской. Хотя, с одной стороны, король Французский, а с другой – король Испанский от…
– С герцогом Алансонским?! – воскликнул Ла Моль. – О нет! Нет, сударыня! С ним еще меньше, чем с королем Наваррским!
– Действительно, хороша фигура! – воскликнул Ла Моль, заливаясь смехом.
– Noctu pro more. – Сегодня ночью, как всегда.
– Здравствуйте, господин Бэм! – сказал Коконнас, не без восхищения подходя к немцу, все еще стоявшему на балконе и спокойно вытиравшему свою шпагу.
– То, что я сейчас вам продиктую: «Это руководство по соколиной охоте дано мною королеве-матери, Екатерине Медичи».
За Ла Моля Маргарита была спокойна: раны его, как она и сказала, были тяжелыми, но не смертельными, и теперь ее тревожило только одно: как спасти жизнь мужу, все еще остававшемуся под угрозой. Несомн…
– Черт побери, как говорит один мой знакомый! Это очень грустно.
– Постойте, постойте, – сверкнув глазами, сказала Екатерина, словно ее внезапно осенила некая мысль, – а что вы ему ответили?
– По правде говоря – нет, – ответил Ла Моль. – У меня сложилось такое впечатление, что у всех встречных или встревоженные, или отталкивающие лица. Может быть, это оттого, что парижане боятся грозы. В…
– Однако я держусь за него и езжу на этом коньке уже три месяца.
– Больше чем когда-либо, ваше высочество.
«Будет ли он звать на помощь? – продолжал герцог. – Действует ли этот яд сразу? Нет, конечно, нет: ведь матушка сказала, что он медленно умрет от истощения».
– Якобы он приехал повидаться с госпожой де Сов, только и всего. Но по всей вероятности, он приехал, чтобы составить заговор против короля.
– Секретарь! Приготовьтесь записывать, – сказал судья.
– Сударь, вы идете? – спросил паж, которому было приказано проводить Ла Моля в нижнюю галерею.
– Я ничего не имею против, – сказал Коконнас, – только стучи потише, если не хочешь его спугнуть.
– Знаете, господин убийца, – помолчав, сказал он, – мне очень хочется вас повесить.
– Такое пустячное, что ради него вы, рискуя жизнью, проникли в Лувр, где, как вы знаете, ваша голова оценена на вес золота? Кому же неизвестно, что вы, король Наваррский и принц Конде – главные вожди…
– Государь! Вы видели Ортона? – спросил де Муи, когда Грегуар накрыл на стол.
Продолжая разговор, молодые люди дошли до улицы Арбр-сек и направились к вывеске «Путеводная звезда», все так же скрипевшей на том же месте, все так же манившей путешественника очагом, предназначенны…
Генрих действительно отправился к г-же де Сов, но он только хотел сказать ей, чтобы она продолжала играть роль больной.
– Ах, милый сын, да разве я говорю, что сегодня? Послы приедут завтра или послезавтра. Арестуем его после охоты, сегодня вечером... или ночью...
Несомненно одно; именно этой страшной славе Рене был обязан тем, что получил общепризнанное и исключительное право не гасить огня после определенного часа, освященного обычаем. А кроме того, ни ночно…
– Мне кажется, – рассуждал он сам с собой, – что все оборачивается как нельзя хуже и что сейчас самое время идти в часовню. Ох, боюсь я этих смертных приговоров: ведь то, что они сейчас нам выносят с…
Когда исчез последний убийца, герцог Алансонский обернулся.
– Я тоже так думаю. Но, – добавил он с кривой улыбкой, – люди, имеющие дело со мной, обычно не бывают мне признательны, так что я не удивлюсь, ежели и этот дворянин, встав на ноги, забудет или, верне…
– Хорошо, – выпустив из рук кольцо, ответил Коконнас. – Сейчас я услышу мой приговор?
Передняя была пуста, одна из внутренних дверей отворена.
– А когда приходили арестовать короля Наваррского. Я так перепугался, увидев солдат, что закричал и стал звать на помощь; один из них ударил меня по голове, и я упал в обморок.
– Бедный мальчик! Но теперь ты поправился?
Чтобы не терять времени даром, де Муи взял перо и чернила и, подойдя к висевшей на стене превосходной карте Франции, стал высчитывать и вычерчивать перегоны между Парижем и По.
Приказание королевы-матери было исполнено, и г-жа де Сов продолжала читать новеллу.
– Нет еще; я как раз собиралась испробовать его, когда вошли вы.
– Пусть ваше величество не настаивает, а то я вынужден буду промолчать и тем самым не оказать вам должного повиновения.
Кювета с кровью стояла в соседней комнате. Екатерина прошла туда, наполнила красной жидкостью флакончик, который она принесла с собой для этой цели, и вернулась в спальню, пряча в карманах пальцы, ко…
– Да, мой король, я, конечно, дал вам слово, но смогу ли я сдержать его?
Внезапно послышался страшный грохот; тяжелый топот прокатился по коридору; раздались два выстрела, от которых задребезжали стекла, и Екатерина, изумленная столь затянувшейся борьбой, приподнялась на …
– Итак, в вашем отчаянном положении вам совершенно необходимо попасть в милость к моему кузену Гизу; кстати, я припоминаю то, что он сказал мне вчера.
– Вот вам ваш мушкет, несите караул по-прежнему. За нами следят. На обратном пути я постараюсь сказать вам два слова, но если я сам не заговорю, не останавливайте меня. Прощайте!
И в самом деле послышались зловещие удары колокола. Вскоре грянул и первый ружейный выстрел, и почти сейчас же свет нескольких факелов вспыхнул молнией на улице Арбр-сек.
– Чтобы посидеть в тени, – ответил Коконнас.
– Я знаю, о чем идет речь: вас хотят сделать королем.
Вот почему, хотя королева Наваррская и не тревожилась за участь Ла Моля, все же, опасаясь, как бы его не выследили, упорно не допускала других встреч, кроме таких свиданий на испанский манер, которые…
– Так вот, – продолжала Анриетта, – благодаря нашим трем брильянтам, у нас наготове триста тысяч экю и человек.
Больной лежал так уже минут десять и несколько раз подносил ко рту фаянсовую чашку, содержимое которой он пил маленькими глотками, как вдруг лицо его, несмотря на интересную бледность, стало страшным…
– Да, – говорил Ла Моль, следуя за улыбавшейся ему мыслью и не сопровождая своего друга в путешествии, которое совершала его мысль по стране фантазии, – да, они все предусмотрели, даже место нашего у…
– О, это пустяки! Заплатит король Наваррский, заплатит герцог Алансонский, заплатит брат мой Карл или разве...
– Почему же ты не взял меня с собой, эгоист?
– Простите, брат мой! – сказал герцог Анжуйский, с плохо скрытой досадой, распахивая плащ и кланяясь.
– Но отказываетесь сообщить суду, кто эта женщина?
Коконнас медленно стал обводить взглядом площадь, пока не дошел до одной точки; тогда он остановился и, не спуская с нее глаз, протянул руку и коснулся плеча своего Друга.
– Что ты думаешь обо всем этом, друг мой? – спросил Ла Моль.
Затем она вдруг остановилась перед Рене и подняла на него свои круглые, устремленные вперед, как у хищной птицы, глаза.
Подтверждая свою последнюю волю. Карл сделал Генриху приветственный знак рукой.
Она одна знала о возвращении герцога Анжуйского в Париж; даже Карл IX не подозревал бы об этом, если бы случай не привел его к дворцу Конде в ту самую минуту, когда его брат выходил оттуда. Король жд…
Ла Моль еще пытался сопротивляться, повторяя снова и снова, что лучше умереть, чем обременять королеву собой, что ее труды, которые она возьмет на себя из сострадания, могут потом возбудить отвращени…
– Карл, выслушайте же меня, ради Бога, – стояла на своем Екатерина, – и не рискуйте своей судьбой и судьбой Франции. От вас только и слышишь: охота, охота, охота!.. Исполните долг короля, тогда и охо…
Увидев кровь, чувствуя содрогания прижавшегося к ней человека, Маргарита бросилась вместе с ним в проход между кроватью и стеной. И вовремя: силы Ла Моля иссякли, он был не в силах пошевельнуться – н…
– Вы очень недогадливы, сударь, – сказал Морвель, – сейчас видно, что вам в отличие от нас не надоела наглость этих еретиков.
Вьейвиль любит только хорошее вино и способен продать своего короля за бочку мальвазии; Монморанси знать ничего не знает, кроме охоты, и все время проводит в обществе своих собак и соколов; граф де Р…
Безвольный и покорный, как ребенок, Ла Моль вышел, переглядываясь с Коконнасом, и оба, так и не придя в себя от изумления, встали у закрытой двери.
«Благодаря сердечному лекарству, которое я дал Морвелю, он немного окреп и смог написать имя человека, который был в комнате короля Наваррского, – это де Муи».
– Ваше величество, вас кто-то спрашивает, – сказала она.
Тут портьера приподнялась, и показалась Екатерина.
Коконнас, чья смелость граничила с безрассудством, решив, что рано или поздно, а свечи зажечь придется, и чем раньше, тем лучше, выпустил руку герцогини Неверской, нашел среди осколков подсвечник, по…
– Я попробовал, да он и сам старался изо всех сил, но его рука успела начертить только две неразборчивые буквы, а после этого он потерял сознание: у него вскрыта яремная вена, и от потери крови он со…
– Боже мой! Боже мой! Бедный юноша! – ломая руки, горестно воскликнула Маргарита.
– Не волнуйтесь, сударь, – сказала королева, – у вас еще продолжается кровотечение... Ох, Жийона! Смотри, какой он бледный... Скажите, куда вы ранены?
Екатерина до последней минуты надеялась, что решимость Карла уступит его продолжавшейся физической слабости и что прием послов будет снова отложен. Но когда назначенный день настал, когда она увидела…
Эта остроумная шутка вызвала затаенную улыбку у присутствующих.
– Понятия не имею, – отвечал Ла Моль, белый, как перо, нависшее над его лбом, – но мне всегда очень хотелось посмотреть на какое-нибудь привидение, а раз теперь такой случай представился, я сделаю вс…
– Ваше величество, вы можете судить об этом лучше меня.
– Да, возможно. У меня какое-то мерцание в глазах. Где арестованные? Я ничего не вижу. Разве сейчас ночь? О, Господи, сжалься надо мной! Я горю! Помогите! Помогите!
– А мне казалось, что король Наваррский окончательно вернулся к своей супруге.
– Так, так! Ему, значит, предоставлена свобода действий! – сказал лейтенант тому, кто должен был вместе с ним идти за Морвелем к королю.
– Да, его привез нарочный от моего мужа...
– Мрачного события... в моей жизни?.. – переспросил он. – Нет, Рене, не было; из времен юности я помню только свое сумасбродство и беспечность, а кроме того, более или менее острые нужды, которые воз…
– А потому, что с каждым днем меня все больнее оскорбляют приверженцы новой церкви, потому, что сегодня я слышала, как гугеноты угрожали вам не где-нибудь, а здесь, в вашем Лувре, и я не хочу быть зр…
– Он просил у вас какого-нибудь любовного напитка, какого-нибудь приворотного зелья?
– О-о! Ошень просто, ошень просто! Он слыхал шум, отфорял свой тферь, я протыкал его мой рапир. Но это еще не фее, я тумай, Телиньи еще стоит за себя, я слышать, он кришит.
В половине десятого де Муи надел кольчугу, испытать прочность которой ему уже не однажды предоставлялась возможность, натянул сверху шелковый камзол, пристегнул шпагу, засунул за пояс пистолеты и все…
– Позвольте, ваше сиятельство, – внушительно сказал Рене, положив руку на руку пьемонтца, – все посетители, оказывающие мне честь своим приходом, располагаются только в этой половине комнаты.
– Назовите же мне их! Назовите! Устройте мне с ними очную ставку!
Екатерина не ошиблась: Генрих не изменил своим привычкам и каждый вечер отправлялся к г-же де Сов. Сначала эти посещения Держались в глубочайшей тайне, но мало-помалу осмотрительность Генриха ослабла…
– Мой любимый, – сказала Мари, – вы ведь попросите вашего брата-короля извинить меня, да. Карл?
Королева-мать вынула из сумочки необычайную драгоценность.
Когда он начал отпирать третью дверь, из-за нее послышался веселый голос.
– Нет, нет, – возразил Коконнас, – я останусь здесь; моя лошадь измучена. Раз вы отказываетесь, я беру комнату один.
– Что ж, Маргарита, теперь-то вы довольны? – спросил он, когда все кончилось.
– А мне казалось, что в «Путеводной звезде» вас очень соблазняла курица на вертеле. Ну, а я умираю с голоду.
В этом помещении было всего понемногу: кувшины и станки для пытки водой, клинья и молоты для пыток сапогами; кроме того, почти весь зал опоясывали каменные сиденья для несчастных, ожидавших пытки, а …
Как он и предполагал, Ортон едва успел дойти до середины лестницы, ибо спускался он нарочито медленно, в надежде встретить на лестнице или увидеть где-нибудь в коридорах короля Наваррского или г-жу д…
– О-о! Сейчас они действительно прекрасны! – сказала Маргарита. – Так и пышут огнем.
Когда Карл закончил, Ласко обратился к герцогу Анжуйскому с латинской речью, предлагая ему корону от имени польского народа.
Огни, вспыхивавшие в глазах парижан и сверкавшие во мраке ночи, были молниями ненависти, озарявшими грядущее.
– Мне надо еще попрощаться. Бегу и через десять минут буду у вас. Моих лошадей держите наготове.
Все уста повторили этот возглас, кроме уст герцога Франсуа.
– Теперь, когда, я надеюсь, вы успокоились, – сказала Маргарита, – встаньте у входной двери и не впускайте никого, милый Ла Моль, даже если придется заплатить за это жизнью. Если кто-нибудь появится …
– Ну что ж... есть один способ, – продолжала герцогиня.
– В таком случае, завтра я повидаюсь с герцогом Алансонским, и пусть де Муи будет на месте и постарается все понять с полуслова.
Он посмотрел в упор на молодых людей, чтобы узнать своего, и жестом пригласил Коконнаса следовать за собой.
– Но как же это сделать? – пролепетала г-жа де Сов.
– Господин де Нансе! – спокойно обратилась она к нему, – Посмотрите на пана Ласко – на того, кто сейчас говорит. Сзади него... да... вы видите старика с белой бородой, в черном бархатном костюме?
Король взял рог и протрубил призыв. Ему ответило несколько рогов. Внезапно один из доезжачих подал в рог другой сигнал.
«Устройте так, чтобы я мог поцеловать вас не воздушным поцелуем. Жду».
– Государь, я с вами вполне согласна, но не можем же мы вывести его из Лувра! – возразила Маргарита.
Предвидел ли Генрих этот визит, занимался ли чем-то у себя или где-то прятался? Как бы то ни было, молодая женщина была одна.
– Хорошо! Идите! – сказал Карл. Герцог Алансонский направился к той же двери, в которую вошел.
Кто-то отдернул занавес, и Коконнас в самом деле увидел судей и секретарей суда.
– Ваше величество, вы сами поймете, что это вполне естественно, когда узнаете, что госпожа де Сов ухаживала за мной так, как я не заслуживал: ведь я простой слуга.
– Ну и отлично! – ответил Коконнас. – Ругайся, сколько хочешь, только не говори, что я вру.
– Ваше величество, – сказал он, – не находите ли вы, что этот жалкий труп пахнет очень скверно и что не стоит оставаться здесь долго?
– Ваше величество, не прикажете ли совершить новые жертвоприношения? – спросил флорентиец.
– Но господин де Ла Моль – еретик, – вмешался Морвель. – Господин де Ла Моль обречен, и если его не убьем мы, его убьют другие.
– А теперь, – сказал Кабош, – надо ловчее перенести вас со станка на носилки. Не забудьте, что для всех, даже для моих подручных, у вас раздроблены ноги и что при каждом движении вы должны кричать.
При звуке шагов матери, видимо, узнав ее походку, Карл приподнялся.
А во дворце все веселились по-прежнему, как вдруг по всему Лувру пронесся особенно ласковый и мягкий говор: сняв подвенечный наряд, длинную вуаль и мантию, юная новобрачная вошла в зал вместе с краса…
Кроме того, он видел не только книгу, но и короля Наваррского: он подходит к книге, смотрит на гравюру, пытается переворачивать страницы, но страницы слиплись, это ему мешает, он мусолит палец и, уст…
– Боже мой! Это господин де Ла Моль! – сказала Маргарита на ухо своей приятельнице.
– Господин де Муи?! – отступив на шаг, спросила она.
– Несколько десятков, – тихо повторил герцог де Гиз.
– Король хотел получить эту драгоценность, – сказал Ла Моль, – но у него нет никаких прав на портрет, который был в нее вставлен. Вот вам медальон, можете его взять.
– Знаете что, Рене, – заметила Шарлотта. – от ваших рассказов бросает в дрожь! Вы неудачно выбрали время, чтобы похлопотать за своего друга. Уже поздно, а разговор ваш замогильный. Честное слово, ваш…
Он наклонился и посмотрел, не может ли он спасти что-либо от вдребезги разбитого неизвестного предмета, который намеревался утаить от него Ла Моль, но миниатюра в буквальном смысле слова превратилась…
– Что ж, это проще простого. Например, завтра он понесет под мышкой красный сафьяновый портфель.
Тщетно отыскивая взглядом вокруг себя то, чего он требовал, Карл заметил на поясе матери кинжальчик; он схватил его, выдернул из шагреневых с серебряной инкрустацией ножен и выбежал из комнаты, чтобы…
Ла Моль несколько минут поговорил с королем о политике, но Генрих быстро задремал и наконец раскатисто захрапел, словно спал у себя в Беарне, на своей кожаной постели.
Как мы сказали, Карл произнес эти слова тихо, но Генриху показалось, будто он услышал за нишей в изголовье кровати что-то похожее на подавленный крик ярости. Быть может, какое-то отверстие, проделанн…
– Да, – с раздражением ответил герцог Алансонский.
– Вполне! – ответил Карл, не подозревая, что всаживает тысячу кинжалов в сердце герцога. – Это рассердит Маргариту, зато обрадует Анрио.
Генрих подозвал сокольничьего, который нес цаплю; раззолоченная шумная лавина катилась по откосу, а он остался там, где теперь соорудили террасу, и делал вид, что разглядывает труп побежденной.
– В конце концов, – сказала Екатерина, – я все-таки узнаю, кто этот злой гений, который разрушает все мои замыслы... Я подозреваю, кто он... и горе ему!
– Я, – ответил король Наваррский, – и если вы, ваше величество, беспокоитесь о его здоровье, я могу вас успокоить: я видел его сегодня дважды – в шесть утра и в семь вечера.
– Продолжайте читать, Карлотта, – сказала королева.
Как только Карл IX вернулся, кормилица сказала ему, что какой-то человек провел часть дня у него, и сначала Карл страшно разгневался, что кто-то позволил себе впустить в его покои постороннего. Но за…
– Один из гугенотов, а именно господин де Муи де Сен-Фаль, сын храброго де Муи, убитого Морвелем, – да вы его знаете...
Взгляд любви таился под сомкнутыми веками Ла Моля, презрительная усмешка таилась под веками Коконнаса.
– Нет, сын мой, госпожа де Сов, – отвечала Екатерина.
А Маргарита, выскочив из спальни, бросилась в переднюю и лицом к лицу столкнулась с Ла Молем, желавшим во что бы то ни стало пройти к Маргарите, несмотря на все уговоры Жийоны.
– Государь! – продолжала Екатерина. – Стараниями вашего генерального прокурора Лагеля эта статуэтка была найдена на квартире человека, который во время соколиной охоты держал наготове запасную лошадь…
– Знаете, Генрих, – заметила г-жа де Сов, – эти улыбки выводят меня из себя, и, хотя вы и король, иногда у меня возникает жестокое желание выцарапать вам глаза!
– Господин де Ла Моль – с пером в руке? – продолжала дама, сидевшая в носилках. – Уж не влюблены ли вы и теперь отыскали утерянный след дамы вашего сердца?
Снова сделав реверанс, она сделала знак герцогу де Гизу, вошедшему к королю во время этого разговора, занять ее место и сделать последнюю попытку.
– О-о, ваше величество! – почтительно кланяясь, сказал Ла Моль. – Вы бросаете камни так метко...
Доезжачий не ошибся. Чем дальше скакал король, тем явственнее слышался гон стаи, состоявшей теперь из шестидесяти собак, так как на зверя спускали одну за другой запасные стаи, оказавшиеся там, где п…
– Неправда, сударыня; я еще не дал согласия.
Со времени исчезновения Ортона переднюю никто не охранял.
– Ваше высочество, все было бы уже решено, если бы мои замыслы принадлежали мне одному, но у нас есть совет, и, как бы ни было блестяще предложение, а может быть, именно поэтому, вожди протестантской…
– Вы правы! – прорычал Коконнас. – Смерть гугенотам! Я должен отомстить за себя, и чем скорее, тем лучше.
– В таком случае возьмемтесь за руки и войдем вместе.
Внезапно топот ног в доме стал слышнее... на оконных стеклах второго этажа заиграли красные отблески, как на пожаре.
– А-а! Вот где ключ к загадке, которую я тщетно пыталась разгадать! – ответила королева. – Я оставила у себя окно открытым, и, вернувшись в комнату, нашла на ковре записку.
Маргарита поникла головой, поняв, что от короля нельзя ждать спасения Ла Моля, и вышла вся в слезах, не возлагая больше надежды ни на кого, кроме себя самой.
– У него столь страстное желание сделаться старшим, что небо, может быть, и совершит для него чудо, – возразил Ла Моль. – Итак, ты не знаешь, где будешь вечером?».
Многочисленная группа людей собралась у дверей домика.
Торжественный прием закончился. , Маргарита обменялась еще несколькими, уже неофициальными, словами с Ласко.
– Он вполне способен на это. А знаете, Ла Юрьер, забавная будет штука, если он вас убьет.
– Ну, ну, Коконнас, успокойся и постарайся не забыть, что пробило половину двенадцатого и что ты сегодня на службе!
– Пошлите за мэтром Амбруазом Паре, – сказал Карл, приехав в Лувр.
– Ты думаешь?.. Как бы то ни было, это отличная косметика, – заметила Екатерина.
– Так-то оно так. Но ведь вам некого было искать!
– Раскрытую? Или класть раскрытую не стоит?
– А теперь моя очередь! – крикнул молодой человек и нанес Морвелю такой стремительный удар шпагой, что, хотя удар пришелся в кожаный пояс, отточенное острие пробило его и вонзилось в тело.
– В таком случае, – продолжал Беарнец, – я не хочу вас больше утруждать своим присутствием. Я почел своим долгом прийти, чтоб засвидетельствовать вам мое уважение и сделать первый шаг к нашей дружбе;…
– Ах, вон оно что! – произнес Коконнас. – Она – вылитая королева Маргарита. Его ждали. Это дело другое: понятно, что он мне не ответил.
– Кто это? – спросил Коконнас, пытаясь что-то вспомнить: ему казалось, что он видел эту голову в каком-то из своих кошмаров.
– Да, да, понимаю, – заговорил Генрих, – он отдастся им в руки, а мы спасемся... Но какой черт мог нас выдать?
– Но я, брат мой, хочу поговорить с вами не о своем отъезде, а об отъезде другого человека, – объявил Франсуа. – Вы, ваше величество, задели самое глубокое, самое деликатное мое чувство – мою любовь …
– Вам, может быть, не известно о существовании некоей восковой фигурки, изъятой у де Ла Моля?
– Еще одна причина, чтобы я остался, – ответил тот.
– Вы глубоко заблуждаетесь, – возразил Ла Моль. – Я почти одинок на свете и совсем одинок в Париже – здесь меня никто не знает. В этом городе первый человек, с которым заговорил я, был тот, кто хотел…
Екатерина подошла к входной двери, переступила через порог и прежде всего увидела в передней лежавшего без чувств Ортона.
– Но, – подхватила Маргарита, – вы приняли меня за одну из моих придворных дам.
– Нет, ист? – возразила Екатерина. – У вас и у ваших подчиненных вечером будет другое дело.
– – Не знаю, но больно страховиден: при одном взгляде на него дрожь берет.
– Идите к себе, Франсуа, вы все скоро узнаете. Герцог Алансонский был не так уж неосведомлен об этом происшествии, как думала Екатерина. Едва по коридору раздались шаги, как он стал прислушиваться. А…
– За эту цену? Да за эту цену я нашла бы тысячу! – ответила Анриетта. – Нет, нет, всего за пятьсот экю.
– Нет, нет! Ни о чем не беспокойтесь, Франсуа, – я все устрою сам; положитесь на меня, как на хорошего брата. А теперь, когда все решено, идите. Вы можете рассказывать или не рассказывать о нашем раз…
– По правде говоря, мне надо было бы зайти сюда – ведь я приехал в Париж благодаря великому Генриху. Однако, черт побери! В этом квартале все спокойно, мой друг, сюда доносятся лишь звуки выстрелов; …
– «Приговор, вынесенный на заседании суда в Венсеннской крепости по делу Марка-Аннибала де Коконнаса, обвиненного и уличенного в преступлении, заключающемся в оскорблении его величества, в покушении …
– Карошо, карошо! Это тругой тело. А фаш имя?
– Теперь сосредоточьтесь на вашем желании, – сказал Рене Ла Молю, – и призывайте ту, кого вы любите.
Новый польский король чувствовал, что он гибнет. Разлученный с матерью, похищаемый северными варварами, он походил на сына Земли – Антея, потерявшего все свои силы, как только Геракл поднял его на во…
– Ваше величество, надо еще посмотреть, совпадут ли эти предсказания с предсказаниями второй жертвы.
Схватив Коконнаса за руку, Анриетта увела его через потайную дверь на соседний двор, все четверо, заперев за собой дверь, убежали другим ходом на улицу Тизон.
Рене подошел к жертвеннику и произнес кабалистическое заклинание с таким жаром, с такой убежденностью, что на висках у него вздулись жилы, его сотрясала нервная дрожь, и он забился в тех пророческих …
– Говорят тебе, что ты не близорук, а просто слеп! Тысяча чертей! Поверь мне хоть раз в жизни, упрямец! Говорят тебе, что Марго тебя обманывает, и сегодня вечером мы задушим предмет ее любви!
– Теперь, сударь, – сказала она, – спуститесь в нижнюю галерею и ждите там, пока за вами не придут от короля Наваррского или от герцога Алансонского. Один из моих пажей проводит вас.
– Государь! Мы беседовали на темы военные и любовные.
– Да, и, повторяю, очень сильная. Таким образом, чтобы успех был обеспечен, надо объединить эти две партии – Тюренна и де Муи. Заговор ширится, войска размещены и ждут только сигнала. И это-то крайне…
Коконнас лег грудью на перила и устремил взгляд в Просвет лестницы.
Камень величиной с яйцо пробил стекло, влетел в комнату и покатился по паркету.
– А ночи-то, ночи?.. – настаивал герцог Алансонский.
– А-а! Душенька моя! – сказал он ей. – Вы появились в ту самую минуту, когда мне сказали, что вы больны, и я потерял надежду вас увидеть!
Молодой человек не появлялся у нее со вчерашнего дня. На мгновение у Маргариты мелькнула мысль попросить его заступиться за короля Наваррского, но другая, страшная мысль остановила ее: брак был заклю…
– Как будет угодно вашему величеству, – ответила молодая женщина, почти падая в кресло, на которое указал ей муж.
– Ничего. Если моя смерть требует отмщения, Анрио, пусть воздаст это отмщение Бог. Давай говорить только о том, что будет после моей смерти. Я оставляю тебе в наследство хороший парламент, испытанное…
– А что требовал Генрих взамен своего отречения?
– Да, да! О, я прекрасно это чувствую! О-о! Вы отлично описываете мою болезнь!
Герцог невольно вздрогнул, побледнел, и ледяной холод пробежал по его телу; он провел рукой по лбу, как бы отгоняя мрачное видение, затем опустил руку и решился еще раз взглянуть на адмирала, но глаз…
Вскоре около Сент-Антуанского аббатства показался отряд всадников в красно-желтых одеждах, в меховых шапках и плащах и с широкими и кривыми, как у турок, саблями.
– Прекрасно, дорогая герцогиня! Именно так! И в знак возобновления нашего договора поцелуй меня.
– С ней, наверно, и ваша невестка; не эта, – сказал Генрих Гизу, указывая на дворец Конде, – а та, – он обратил палец в сторону дворца Гизов, – уходя мы оставили их вместе; да вы и сами знаете, что о…
– Охотно! – насмешливо сказал король. – А что, брат мой, вы делали во дворце Конде?
– Знаю, государь. Вашему величеству угодно знать его имя?
Благодаря этому едва заметному знаку лицо несчастной королевы Наваррской прояснилось – Генрих ничего не успел, а быть может, и не захотел сказать ей.
Когда на следующее утро из-за холмов на востоке от Парижа взошло ярко-красное солнце без лучей, каким оно бывает в погожие зимние дни, в Луврском дворе все было в движении уже добрых два часа.
– Он говорил о четверти века, но неизвестно, о чем шла речь: о всей его жизни или о времени его правления.
Король Наваррский провел так, минута за минутой, два страшных часа, со все возрастающим ужасом прислушиваясь к звукам набата и грохоту выстрелов, видя в застекленное решетчатое оконце, как в зареве п…
Герцог Алансонский застыл на месте. Значит, по потайной лестнице поднимался не Генрих! Значит, все душевные муки, которые он претерпевал в течение четверти часа, он претерпел напрасно! То, что он счи…
Ночь была мрачная; редкие, теплые, крупные капли падали из туч, насыщенных серой и электричеством.
При этих словах короля муравейник пик и аркебуз зашевелился, и всех гугенотов, схваченных кого в лесу, кого в павильоне, вывели из хижины.
– Бог с ними, – пожав плечами, сказала Екатерина – Здесь больше никого нет?
– Встаньте, – сказала Маргарита. – Я полагаю, вы явились сюда не для того, чтобы оправдываться передо мной! Встаньте и говорите, зачем вы пришли.
Шум, похожий на рокот морских волн, долетел до слуха Ла Моля. Он хотел приподняться, но у него не хватило сил; пришлось пьемонтцу и Кабошу поддерживать его под руки.
– Черт побери! – воскликнул Коконнас. – Наконец-то он идет домой! Эй! Ла Моль! Эй, дружище! Что за черт? Голос у меня как будто сильный. Почему же он меня не слышит? Но, слава Богу, ноги у меня не сл…
– У меня нет записки, ваше величество, – повторил мальчик.
– Конечно, но он и не делал тайны из своего вероисповедания, об этом знали все, когда устраивали наш брак.
Мало-помалу он пришел в себя, но не сделал ни шагу ни вперед, ни назад.
– Но вы говорили мне, Генрих, что королева Наваррская на мою к ней преданность ответила великодушием. Если вы сказали мне правду, если королева Маргарита в самом деле относится ко мне великодушно, за…
– Ага! – ухмыляясь, сказал судья. – Второй сделал свое дело, а то я уж и не знал, на что подумать. Коконнас дышал шумно, как кузнечный мех.
Маргарита с легкостью пантеры метнулась к кабинету, где, весь дрожа, сидел Ла Моль, отперла дверь, в темноте нашла молодого человека и сжала ему руку.
– Таванн, – сказал король с прекрасно разыгранным раздражением, – неужели вы не видите, что злите мою собаку? Идем, Актеон, идем!
– А-а! – произнесла Екатерина. – Кто же был его товарищ?
– Ах да! – произнес Рене, с каким-то странным выражением лица глядя на коробочку с опиатом, стоявшую на столике перед г-жой де Сов и как две капли воды похожую на те, что остались у него в лавке.
Однажды утром Карл, которому становилось то лучше, то хуже, почувствовал себя бодрее и пожелал, чтобы к нему впустили весь двор, который, по обычаю, являлся к королю каждое утро, хотя вставания тепер…
– Ты и сам прекрасно знаешь, что это невозможно.
– Нет, Аннибал, после того, что произошло ночью, это будет неосторожно, мой Друг! А кроме того, с нас взяли слово, что одни мы туда ходить не будем!.. Дай-ка мне мой плащ!
Король Наваррский улыбнулся и приказал впустить своих дворян. В то время как они его приветствовали, он сделал вид, будто лишь сейчас заметил, что его плащ остался на постели королевы, извинился пере…
Чтобы отдышаться, Екатерина села на каменную скамейку, стоявшую у самых зубцов стены.
– Черт побери! Надо замечать! А теперь, когда ты нас заметил, будь любезен обращаться к нам не просто «сударь», а «граф».
– Разве может любящая женщина быть предана кому-нибудь, кроме своего любовника? – сказала она. – А все-таки, Рене, какое-то приворотное зелье ты ей изготовил! – сказала она.
– Самое скверное во всей этой истории, храбрый мой Коконнас, то, что после этого ночного приключения твой друг исчез, и неизвестно, куда он запропастился.
– Что прикажете делать! Бедняга Ла Моль не выходит у меня из головы!
– При условии, что на это согласитесь вы, вате величество, – за этим-то он и направил нас к вам.
– А по какой причине сегодня утром вы изменились?
– К другому, – выйдя из камеры, сказал комендант.
– Государь! С великим удовольствием! – воскликнул Морвель, направляясь к той, что принесли утром и поставили в угол.
Морвель молчал, сраженный этим обвинением, верным во всех подробностях, а Карл IX принялся опять насвистывать столь же верно, столь же мелодично все ту же охотничью песню.
– Нет, государь. Это дело вполне достоверное, это заговор, который только моя смехотворная щепетильность не позволяла мне вам открыть.
Он направился прямо к постели, чтобы вместо изрезанного камзола надеть красивый жемчужно-серый. Но, к величайшему своему изумлению, первое, что он увидел, была лежавшая рядом с жемчужно-серым камзоло…
– С нарочным моего мужа, которому было приказано сперва заехать во дворец Гизов и передать письмо мне, а уж потом отвезти в Лувр королю. Ведь я знала, какое значение придает этой новости моя королева…
Генрих пошел дальше, не сказав ни слова, но и не упустив ни одной подробности этого гнусного устройства, запечатлевшего, так сказать, на этих стенах повесть о страданиях.
Весь этот шум и гам так подействовал на Карла, что его бледные щеки покрылись румянцем, сердце забилось, и на мгновение он стал счастливым и юным.
– Будем поступать хорошо, а там пусть себе болтают, что хотят. Ах, Маргарита! Как извращаются и лучшие понятия, и лучшие поступки в устах пошляка!
– Черт побери! Ну и терпение у вас! – пробурчал пьемонтец, яростно закручивая рыжий ус и сверкая глазами. – Но берегись, мошенник! Если у тебя готовят скверно, постели жестки, вино выдержано в бутылк…
Но на ходу у него начался один из тех приступов, которые он уже испытывал и которые обрушивались на него внезапно. Король страдал так, словно в его внутренностях шарили раскаленным железом. Его мучил…
Франсуа вошел так стремительно, что, расталкивая придворных, чуть не сбил с ног тех, кто шел впереди него. Первый взгляд он бросил на Генриха. Затем перевел глаза на Маргариту.
– Кстати, – сказал Карл, удерживая его, когда он собирался встать, – ведь вы просили меня наказать этого разбойника Морвеля?
– Да, слава Богу! – насмешливо повторил Карл. – Теперь я знаю, кто виновник моего недуга и, следовательно, кого надо наказать.
– Ваше величество, я не виновата, – сказала Жийона. – Я просила, я умоляла его сиятельство не сходить с ума, а он сказал, что не останется в Лувре.
– Да, государь, – ответил Беарнец, – но мне хотелось узнать у всеведущего адмирала, не едет ли сюда кое-кто из дворян, которых я жду.
– Да, вам. При взгляде на нее вы сами себя выдали.
– Мне помогает господин Де Ла Моль, он человек очень образованный.
– Да, Мари, ты права, – ответил Карл, – будем ужинать.
– Смотреть алхимические опыты, которые будут ставить во дворце Гизов, в павильоне герцогини Неверской, – ответила Жийона.
– Счастливица эта королева Наваррская, – тихо произнесла Екатерина, – она королева, а у нее есть друзья; она носит корону, ее называют «ваше величество», а у нее нет подданных, – какая счастливица!
– Нет! Нет! Милейший Рене, не верьте этому! – воскликнула Маргарита.
Морвель был не из храбрецов Увидев, что стражники бросили его, а перед ним такой противник, как де Муи, он тоже решил спастись бегством и с криком: «Помогите!» побежал в том же направлении, что и стр…
– Это он-то вам муж? Разве одного церковного благословения достаточно, чтобы стать мужем и женой? Разве брак освящается только молитвами священника? Он вам муж! Если бы вы, дочь моя, были госпожой де…
– Не так, как подобает возлюбленной герцога де Гиза.
– Сын мой! Умереть от кратковременного приступа этой скверной болезни? – возразила Екатерина. – Вы хотите довести нас до отчаяния?
– Клянусь кишками папы! – зарычал Коконнас, обнажая шпагу. – Да разгорячитесь же, господин де Ла Моль!
– Государь, я не понимаю, почему король Наваррский должен поступить не так, как поступили столько дворян и столько простых людей. Ведь в конце концов все эти несчастные гибнут потому, что им предложи…
– И не без тревоги, не правда ли? – прибавила Маргарита.
– Идем, идем, де Муи! – крикнул Генрих. – Нельзя терять ни минуты: если нас узнают, нам конец!
Вдруг Екатерина повернулась, и мальчик увидел то мрачное выражение ее лица, какое видел десять минут назад. Ее круглые, как у пантеры или кошки, глаза, казалось, испускают в темноту пламя.
Юный принц повиновался сестре, и едва он исчез за дверью, как Маргарита, услышав вздох, донесшийся из-за ее кровати, бросилась к потайной двери, закрыла ее на засов, затем побежала к входной двери и …
– А я в этом уверен, – ответил герцог де Гиз.
– Надеюсь: ведь я вырвала ее у тех, кто хотел отнять ее у меня. Но теперь вы спасены.
– Знаю, черт побери! – как сказал бы бедный Аннибал.
Сказавши это, Ла Юрьер, пока Ла Моль сдавал карты, удалился, приложив палец к губам и таким способом предупредив совершенно растерявшегося Коконнаса, чтобы он не проболтался.
– С какой целью вы оставили службу у герцога Алансонского?
Де Муи, прятавшийся в нише соседнего дома, одним прыжком подскочил из своего укрытия к этому человеку и схватил его за руку.
– С того, – сказал председатель, показывая на Ла Моля, который еще виднелся, как тень, между двумя конвойными.
– Ах да! Верно! – сказал юноша и бросился к двери.
– Ваше величество, вы обещали сами начать откровенный разговор.
– Ах, да, верно, приговор, – ответил Коконнас, – а я и забыл.
– Не надо, Анрио; тот, что на тебе, вполне хорош.
Второй путешественник являл собой полную противоположность первому. Из-под шляпы с загнутыми вверх полями выбивались густые вьющиеся светло-рыжие волосы и глядели серые глаза, сверкавшие при малейшем…
– А почему он станет обращаться с нами лучше, чем наши родственники? – ответил Генрих. – Эх, брат мой! Разве мы с вами не пленники французского двора, не заложники от нашей партии?
Дрожащий герцог с красными и белыми пятнами на лице стиснул руку Генриха, умоляя его отказаться от этого решения, которое губило его самого.
Он сошел с носилок, поднялся по лестнице, опираясь на руку Таванна, и, добравшись до своих покоев, приказал никого к себе не пускать.
– Государь, поразмыслив... – начал Генрих.
– Пусть он перейдет в католичество! – отвечала дама из дворца Гизов.
– Боже мой! Я-то знаю, государь, и надеюсь, что уже недалек тот час, когда вся Франция будет знать это не хуже меня.
Спустя несколько минут, в течение которых Екатерина стояла, устремив глаза в одну точку и вся превратившись в слух, во дворе Лувра раздался пистолетный выстрел.
– Прощайте. Да, вот еще что, господин де Морвель: если завтра до десяти часов утра будет какой-нибудь разговор о вас или если после десяти не будут говорить о вас, то не забудьте, что в Лувре есть «к…
– Да, это адмирал! Это он! – сказал герцог, подойдя к трупу и разглядывая его с молчаливой радостью.
– Ваше величество, – заметил Таванн, – если вы знали, что мы поедем навестить адмирала, вы должны были пригласить Пьера Ронсара, вашего учителя поэзии: он не сходя с места сочинил бы эпитафию старику…
– Я не стану спрашивать у вас, влюблен ли я, – тихо и нерешительно начал Ла Моль, но, понемногу успокаиваясь, заговорил увереннее, – не стану спрашивать потому, что сам это знаю и отнюдь не скрываю о…
– Шесть часов на лихорадку, двенадцать часов на общее воспаление, двенадцать часов на гангрену, шесть на агонию – всего тридцать часов. Теперь предположим, что всасывание пройдет медленнее, чем раств…
– Господин де Муи! – продолжал Ла Юрьер. – Неужели вы не знаете, что происходит? Зарезали господина адмирала, избивают наших братьев-гугенотов. Бегите на помощь! Скорей, скорей!
Он бросился к ее ногам, оставив на ковре широкий кровавый след.
– Да ведь я рассказываю не по своему желанию – это вам желательно знать, почему я опоздал.
– Но вы по крайней мере оказали ему помощь?
– Секретарь запишите: обвиняемый признался, что у Рене совершилось чародейство с целью умертвить короля.
– Франсуа! Франсуа! Помоги мне! – воскликнула Маргарита.
– Хорошо, матушка, тогда устройте так, чтобы я остался здесь. Брату вот-вот исполнится двадцать четыре года: через год вопрос будет решен.
– Это не обещание, это клятва, Ла Моль! Не бойтесь ничего. Прощайте!
Ла Моль уже было открыл рот, намереваясь прекратить святотатство, но его удержал насмешливый взгляд Коконнаса.
Морвель слушал, а глаза его остановились, волосы встали дыбом и на лбу выступил пот. Первым его движением было отстегнуть пистолет и прицелиться в де Муи, но де Муи шевельнулся, полы плаща раздвинули…
– Против Генриха, против Франсуа, против меня.
– Вот что, – сказал он, – в последний раз я соглашаюсь сделать вид, что верю вашим вымыслам; но предупреждаю и тебя, и мать – это в последний раз.
– Это хорошо... А если вам нужно будет отыграться, так отыгрывайтесь на мне.
– Ты хорошо сказала, спасибо тебе, – ответил Коконнас.
– Тс-с! – произнес Коконнас. – Мне показалось, что внизу отворили дверь.
– Вы, значит, признаете, что вместе с господином де Ла Молем были у Рене?
– Ла Моль, Ла Моль! – повторял Карл. – Надо вызвать Генриха и герцога Алансонского. Генриха – потому, что этот молодой человек был гугенотом; герцога Алансонского – потому, что Ла Моль состоит у него…
– Да, государь, уже дважды только Провидение спасло мне жизнь. Правда, во второй раз Провидение приняло облик вашего величества.
– Пока неизвестно, но станет известно, как только заговорит Морвель. Итак, отложим это дело, которое не замедлит выясниться, и вернемся к Ла Молю.
– Ты обещал мне новые кремы для рук и для губ. – сказала королева-мать. – теперь зима, а ты ведь знаешь, как моя кожа чувствительна к холоду.
– Мне кажется, я верно понял также и то, что какие бы планы возвышения нас обоих у меня ни возникли, я найду в вас союзника не только верного, но и действенного.
– Да, да, идите! – внезапно вмешалась Маргарита и сжала мужу руку: по особенному выражению глаз Карла она поняла, что происходит нечто весьма серьезное.
– Пойми же меня, Анрио! – воскликнул Карл IX.
– Входите, входите, государь, – сказала она. Как ни тихо, быстро и ловко захлопнула Маргарита окно, этот звук все-таки дошел до слуха Генриха, который жил среди людей, внушавших ему страх, и у которо…
– Хорошо, вы хотите, чтобы после слова «арестовать» я приписала своей рукой «живого или мертвого»?
– Ушла из дому об эту пору? – нахмурив брови, переспросила Екатерина. – Куда же она могла пойти?
Герцог Алансонский, подметив нерешительность в глазах своего брата герцога Анжуйского и перехватив понимающий взгляд, каким обменялись герцог Анжуйский и мать, ушел к себе, чтобы обдумать это обстоят…
Она поднялась со стула, оставив книгу на столе, но унося в голове мысль, которая только зарождалась и должна была еще созреть.
Известие об увеселительной прогулке наделало шуму во дворце и привело в волнение весь город. Дамы велели приготовить самые элегантные туалеты, дворяне – оружие и парадных лошадей. Торговцы закрыли св…
В эту минуту у короля начался приступ такой страшной боли, что он выпустил поводья, обеими руками схватился за бока и закричал, как кричат люди в бреду.
Оба вновь прибывших огляделись вокруг с величайшим вниманием. Морвель затаил дыхание.
Карл IX взвел курок аркебузы и в слепой ярости топнул ногой.
Оставшись одна, Маргарита задумалась. Ее положение представлялось ей ясно и определенно. Король лишь не воспрепятствовал Варфоломеевской ночи, а осуществили ее королева Екатерина и герцог де Гиз. Гер…
– Государь! – с трепетом сказал он. – Симптомы весьма печальные.
Он начал лепетать какие-то бессвязные слова, но Маргарита с улыбкой приложила палец к его губам. Послышался стук в дверь.
– Черт побери! – со смехом ответила Маргарита. – Из этого что-нибудь да выйдет. Признаюсь, я не без удовольствия изменила бы свое мнение о нем.
– Но при чем же тогда Ла Моль, матушка, если не он был у короля Наваррского?
– Есть одна новость, и притом очень интересная, – из-за нее-то я и пришла. Но ты заговорила со мной о вещах, которые для меня еще интереснее. Я получила письмо.
– Она сказала, что бояться нечего, – ответил Ла Моль.
– Итак, государь, вы позволяете начать следствие?
– Господин комендант? Зачем? – спросил Коконнас.
Коконнас слышал весь разговор, но ничего не понял: до него доносились слитные звуки слов, невнятное журчание фраз. Из всего разговора в памяти у него застряло только слово «полночь».
Морвель, слушая короля, поднимался и словно возвращался к жизни.
– Да, пулей, пролетевшей на волосок от моей головы.
– Франсуа! Выслушайте внимательно то, что я сейчас вам скажу. Один весьма искусный врач – это он дал мне книгу об охоте, которую вы отнесете Генриху, – уверял меня, что у короля Наваррского вот-вот н…
– Наверно, Алансон уже унес ее; это благоразумно, – подумала она и почти уверенная, что на этот раз план удался, спустилась к себе.
– Сударыня, – сказал Беарнец, улыбаясь своей особенной улыбкой. – Ведь вы же сказали мне, что мы одни!
– Мне угодно сказать вам, мой добрый брат, что, дабы вознаградить вас за ту большую дружбу, какую вы питаете ко мне, я решил сделать для вас сегодня то, что всего угоднее вам.
– Всегда Ла Моль, с вашего или без вашего позволения!
В самом деле: если бы Карл IX погиб, королем французским стал бы герцог Анжуйский, а королем польским, по всей вероятности, – герцог Алансонский. Что же касается Наварры, то, так как герцог Анжуйский…
Генрих и Шарлотта тревожно переглянулись, и Генрих уже решил было скрыться в молельню, где он не раз находил себе убежище, как снова появилась Дариола.
– Да, ты! Любопытна я видеть ревность француженки.
– Вне всякого сомнения. А кроме того, Ла Моль на страже.
– А все эти дворяне тоже были приглашены на охоту? – спросил Карл.
Маргарита тоже отдавалась счастью быть любимой тем, кто был столь бескорыстно ей предан. Часто она сердилась на себя за то, что сама же считала слабостью; наделенная мужским умом, она презирала любов…
– А вы помните этот гороскоп? – осведомился король Наваррский, пытаясь равнодушно улыбнуться.
– Плохие, плохие, бедная моя подруга! Екатерина сама руководит следствием; она и сейчас в Венсенне.
– Государь! Я тщетно ищу цель всех этих вопросов.
Прощайте, государь, будьте готовы, – мы-то будем!».
– Был вчера, был сегодня и буду завтра. Мало вам этого, что ли?
– Да, в Лувре торжество, королевский пир, в котором будут участвовать и гугеноты. – ответил Морвель. – Больше того – они-то и будут героями дня, они-то и заплатят за пир, так что если вы хотите быть …
Карл IX открыл дверь и, оставив де Нансе в коридоре, бледный и дрожащий, вошел в комнату.
– После того, как я устрою дела вашего величества – а я занялся ими, как вы видели, добросовестно, – надеюсь, что вы, ваше величество, разрешите мне заняться моими делами?
– Итак, – сказал Карл IX, – вы полагаете, матушка, что на мою жизнь покусился Ла Моль?
– А тот молодой человек, который был с вами?
Король Наваррский услыхал, что дверь за ним закрылась.
– Король был сильной стороной, а вы – слабой. Генрих слаб, а вы сильны. Как видите, я продолжаю играть все ту же роль.
– Вы позволите показать ему прекрасный подарок, который вы мне сделали? – спросил он.
– Убийце? – воскликнул Карл. – Вы говорите – убийце? Стало быть, меня пытались убить, матушка?
– Вы знаете, что я заранее согласна со всем, что может споспешествовать вашей славе, потому-то я и опасаюсь, не вызывет ли такая торопливость нареканий, что вы воспользовались возможностью избавить к…
– Я уже сказал вам, что я его покорнейший слуга, – ответил Коконнас с очаровательной развязностью, принимая небрежную позу.
Речь шла о том, один или несколько раз они были у Рене, одна или несколько восковых фигурок были сделаны по наущению Ла Моля.
– Но зачем вы пришли в такой час к королю Наваррскому? – спросила Екатерина.
У Маргариты была г-жа де Сов. Красавица баронесса вышла в первый раз после своей мнимой болезни. Она знала, что за время ее болезни, почти в течение недели вызывавшей столько разговоров при дворе, ко…
– Кто-то из моих людей? – переспросил Генрих. – Кто же это? Назовите его!..
– Господин де Коконнас и господин де Ла Моль! – сказал Ла Юрьер.
Рене опустился на колени и, вылив на ладонь последнюю каплю крови, оставшуюся на дне флакончика, принялся рассматривать ее при свете горевшей жаровни.
Спокойствие королевы, с одной стороны, и ужас, реявший над всеми остальными, составляли такой бьющий в глаза контраст, что г-жа де Сов, несмотря на всю свою робость, устремила на королеву вопроситель…
Действительно, через каких-нибудь полчаса Ла Моль, выслушав строгие наставления Маргариты и поцеловав краешек ее платья, довольно бодрым для раненого шагом уже поднимался по лестнице, ведущей к покоя…
В это мгновение он и сделал знак де Муи, который заметил де Нансе и который на языке жестов значил: «Вас узнали, спасайтесь немедленно».
– А-а, вот и вы, сударь! – сказала королева-мать, усаживаясь в кресло. – Вы, конечно, помните, что после святого Варфоломея, когда вы оказали нам бесценные услуги, я обещала, что не оставлю вас в без…
– О, я знала, что не могу умереть, не увидев его, – произнесла она.
– Сын мой, – отвечала Екатерина, – я вмешиваюсь в ваши дела последний раз. Но эта история началась давно, и вы все время говорили, что я неправа, а потому я всей душой стремилась доказать вашему вели…
– Государь, государь! Не мучьте меня! – воскликнул Морвель.
– Государь, я ничего не видел. Вы, ваше величество, наверно, помните, что в это время я допрашивал привратника.
– Это господин де Муи, – повторила Маргарита. – Я ошиблась!
Глаза молодого короля невольно сверкнули молнией, тотчас погасшей в облаке равнодушия.
– Государь! Это, верно, от раздражения, – заметил Франсуа.
Хлынувшая горлом кровь прервала слова Карла в то, самое мгновение, когда командир охраны открыл дверь; король, задыхаясь, хрипел на своей постели.
Воцарилось минутное молчание; Екатерина устремила пристальный взгляд на герцогиню Лотарингскую, а та молча смотрела на мать, сжимая руки.
– Ну, да хранит вас Бог! – сказала Маргарита. Доезжачий, ехавший во главе охоты, дал знак остановиться; охота подъехала к лежке.
Всякому понятно, что это ни на одно мгновение не могло поколебать чашу тех холодных весов, на которых лежат судьбы государств.
Ла Моль посмотрел на животное. Нагнув голову, словно собираясь щипать траву, лань стояла неподвижно и прислушивалась. Внезапно она подняла голову, отягощенную великолепными рогами, повела ухом в ту с…
– Честное слово, так оно и есть! – ответил Карл, возмущенный этой хитроумной ложью.
– Так вы должны были прочесть его мысли. Руководствуйтесь своим чутьем.
– Дорогой Коконнас! Король, пришедший в ярость от удара в плечо серебряным кувшином, и герцог Анжуйский, недовольный тем, что его короновали тазом с апельсиновым компотом, и герцог де Гиз, оскорбленн…
– Дорогой мой, – отвечал Коконнас, – выслушай меня внимательно и постарайся извлечь пользу из того, что я тебе скажу. Во всех интригах разных принцев, во всех королевских кознях мы можем, особенно мы…
– Здесь опять будете вашим величеством, – предупредила герцогиня Неверская. – Позвольте мне оказать вам в доме Гизов прием, подобающий королеве Наваррской.
– Конечно, ваше величество, я понимаю это как разрешение принять все меры для того, чтобы успех был обеспечен, за что я вам глубоко признателен. Но в каком месте я должен взять короля Наваррского?
– Ничего, кроме того, что мой брат Карл как-то странно на вас посматривает, – ответила Маргарита.
– Кроме короля Наваррского, – нагло ответил флорентиец.