Все цитаты из книги «Графиня де Монсоро. Том 2»
– А! – сказал главный ловчий. – Кажется, Роланд нашел своих сотоварищей.
– Тс-с! – шепчут вокруг. – Не будем нарушать видений брата Горанфло.
– – Если они потерпят неудачу, они вас выдадут, – За меня король.
– Все это лишь раздоры между молодыми людьми, – воскликнул Генрих.
– Что ж, господа, кто из вас поведет в Бастилию наследного принца Франции?
Жанна взяла подружку за руку и легонько увлекла за собой.
– Чего там! Нет больше короля, – ответил Горанфло через окно кельи.
Бюсси не мог сдержать улыбки при виде притворного отчаяния Реми.
– Потому, что сейчас он должен находиться в Компьени.
– Господи боже мой! Ему следовало быть здесь, а не у себя.
Дежурный офицер был сама любезность: король встал утром в наилучшем настроении.
Диана с радостью выслушала это сообщение.
Франсуа поклонился со спокойным и почтительным видом.
– Ну, так уж и быть: Бюсси угощает их обедом, твоих друзей. Это тебя устраивает, а?
Поэтому, после короткого совещания, герцог де Гиз отдал приказ об отступлении.
– Позвольте вам заметить, дорогой Сен-Люк, – ваша логика хромает не меньше моей.
Бюсси, напротив, сумел совладать с собой.
Между тем Келюс продолжал лупить себя по щекам.
И Одуэн легонько придержал Бюсси за локоть.
– Нет, монсеньер. Разумеется, с разрешения вашего высочества.
Д'Эпернон обвел взглядом комнату и сделал знак, что он уже посмотрел.
– А! Прекрасно, – сказал Бюсси, в свою очередь невольно побледнев.
– Через три недели праздник святых даров.
Монсоро был настороже. Он увидел, что первый взгляд Франсуа был обращен к Диане.
После чего он сел возле Дианы и вполголоса повел с ней разговор.
– Он строго-настрого запретил вам вставать с постели, не так ли?
Король, почти задохнувшийся от изумления, не смог продолжать свой допрос.
И это еще если не принимать в расчет, что во дворах Лувра было полно швейцарцев и солдат.
– А я в этом был уверен, – подал голос Шико, – я раз двадцать видел его пьяным.
– Я живу на улице Бетизи, – сказал удивленный Шомберг.
– Мы… О! Диана, о ком ты говоришь? Это «мы» очень красноречиво, моя милая…
– Королем Франции я пока не стану, – сказал герцог, разрывая акт на мелкие куски, – но зато и не буду обезглавлен по обвинению в государственной измене.
– У меня еще одна мысль появилась, – сказал Сен-Люк.
Шомберг не отступил ни на шаг и только вытянул вперед шпагу.
– О! – отвечает на это Горанфло со вздохом. По правде говоря, воспоминание о странствиях и мучит Горанфло. Он, воспринявший сначала свое изгнание из монастыря как огромное несчастье, открыл затем в э…
– А я, господин глупец, – вскричал вне себя герцог Анжуйский, – я отвечаю вам, что вы предупреждаете меня слишком поздно и она уже принадлежит кое-кому.
– Да здесь, должно быть, целый полк рейтаров побывал, в этой комнате! – воскликнул Ливаро.
– Но меня обвинят в насилии, – сказал герцог поело недолгого молчания.
Д'Эпернон продолжал с сомнением покачивать головой.
– Ни о чем, милый друг. Об одной мысли, которая У меня мелькнула, но еще не созрела достаточно, для того чтобы поделиться ею с вами. Я не больше вашего люблю этого Монсоро, хотя не имею тех же основа…
– Значит, они думают, что я уступлю мои права без борьбы?
– Вы меня разыгрываете, господин Шико, не так ли? – сказал главный ловчий.
Бюсси произнес эти слова с большим волнением. Диана прочла в его сверкающем и честном взоре, что решение его твердо. Она поняла: он сделает то, что сказал, его слова, без всяких сомнений, претворятся…
– Хорошо, но если вы не хотите говорить с нами в Лувре, потому что, как я предполагаю, считаете это место неподходящим, мы можем отправиться к одному из нас. Мы можем выслушать все вместе то, что вы …
– Как! – воскликнул молодой человек. – Бы оставите господина де Монсоро?
– Вы даже не вскрикнули, матушка? – сказал Генрих.
– Проклятие! – произнес Сен-Люк. – Не вижу никого, кроме…
Но каково же было изумление Франсуа, когда он увидел, что дверь потайного коридора распахнулась, и в какой ужас он пришел, обнаружив, что ее открыла рука короля!
– О! Монсеньер, я же не принц, чтобы поручать такого рода дела другим, я вынужден сам этим заниматься.
– Сад был мне вреден, монсеньер, – ответил Монсоро.
– Он прячется! Ах, – воскликнула Жанна, – это совсем как в романе, расскажите нам, как вы прячетесь, господин де Бюсси, – Во-первых, если я не присоединился к вам по дороге, то не по своей вине: я по…
– Не видели ли вы группу всадников, приятель? – спросил Монсоро.
– О том, что не следует мне сразу же соглашаться с доводами моей матери.
До деревни Дюрталь получаемые им сведения были самыми определенными и удовлетворительными. Поэтому, уверенный, что Диана находится впереди него, Бюсси пустил своего коня шагом, и на каждом пригорке в…
– Вот, вот, – сказал Сен-Люк, – я так и знал. Увидите, через неделю его будут называть: «Святой Монсоро».
– Разумеется. В тот самый день, когда ваше высочество были арестованы, вы получили письмо от господ де Гизов и через мое посредство ответили им, слово в слово, что они должны быть в Париже с тридцать…
Последний учил его игре на лютне, и ученик с учителем много раз встречались, чтобы попиликать на виоле пли на скрипке, как это было в моде в те времена, не только в Испании, но и во Франции.
Надо сказать, что Бюсси, верный своей системе запугивания, заставил принца назначить его главнокомандующим войск провинции Анжу и главным начальником всех ее крепостей и установил повсюду самый жесто…
– Ба! Клянусь богом, – сказал Шико, – для этого у нас есть господин де Клиссон, который кричит не так громко, как вы, а дело свое делает не хуже.
– Это монсеньер. Убийца – это принц! Убийца – это Друг!
Не из-за этого ли долговязою скелета с бледным, как у покойника, лицом, который все время торчит в двух шагах от нее и не сводит с нее ревнивого взгляда.., и тоже делает вид, что меня не замечает? По…
– Вы здесь, господин де Бюсси? Я вас полагал в дебрях Анжу.
Что до Шико, то он направился к конюшням и, войдя во двор, увидел Горанфло, восседающего на Панурге.
Придворные за это время успели облачиться в такие же наряды.
Выбежали все стражники, и вновь прибывшему пришлось вступить с ними в объяснения.
Сплетенные руки инстинктивно разъединились.
– Неприятель! Неприятель! – орало большинство.
Тут он вспомнил о завтрашнем дне, о дне, когда ему так необходимо быть рядом с герцогом де Гизом.
– Церемония будет замечательной, – продолжал Шико.
«В самом деле, – сказал себе герцог, – Бюсси, возможно, и прав».
Не думайте, однако, что разыгрывавшийся спектакль, будучи не столь мрачным, был вовсе лишен интереса. Напротив, Лувр представлял собою в этот день самое любопытное зрелище из всех описанных нами до с…
– Как вы сказали? – воскликнул герцог и вздрогнул от удивления. Не спускавшему с него глаз Бюсси показалось, что за этим удивлением промелькнула странная радость.
– Я не откажусь ни от чего, что может удвоить мои надежды на избавление от этой бешеной собаки, – Так вот, один враг вашего врага ревнует.
– Ну, раз тебе больше нечего сказать мне, сын мой, то я сам тебе скажу, что эта церемония меня не устраивает.
– Он намного опередил нас? – спросил на бегу Реми.
– Но что делает, – спросил он, – господин де Келюс у герцога Анжуйского? Я не знал, что они такие друзья.
– Полегче, мои анжуйские ягнятки, – сказал Антрагэ, – я доставлю себе удовольствие явиться к нему без вашей помощи.
И с этими словами, объяснившими Орильи все предшествовавшее, Келюс вернулся на свой пост в породней, попросив предварительно Шомберга отдать ему cap-бакан в обмен на бильбоке.
При этих словах в зале воцарилась мертвая тишина. Казалось, можно было услышать как в этой тишине глухо рокочет гнев короля, И тут в галерее раздались уверенные шаги и гордое позвякивание шпор о плит…
– Хорошо, хорошо. Если я не в безопасности, надо как можно скорей сделать так, чтобы я оказался в безопасности.
Отсюда он заключил, что Сен-Люк совершил нечто такое, на что большинство собравшихся было неспособно, то есть что-то хорошее.
– Я решил отомстить, – сказал принц. – Теперь я боюсь только одного.
И они отправились: Бюсси ехал впереди, а принц предусмотрительно следовал за пим в сопровождении двух десятков всадников.
– А! – сказал герцог. – Вы, как я вижу, совсем поправились?
– Кто это вам сказал, господин наглец, что графиня тяжела? – прошипел Монсоро.
Он знаком остановил четырех миньонов, собиравшихся уйти.
Услышав крик, Монсоро почувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу. Он узнал голос Дианы. Не в силах больше сопротивляться охватившей его ярости, он спрыгнул со стены и бросился в погоню, ср…
– Проклятие! – прошептал Крийон. – Зачем я не король!
– Что сделал ты, чтобы помочь мне в беде?
– Меня? Ни в коей мере. Я пойду, когда вы захотите, прямо сейчас, если только это доставит вам удовольствие.
В этот момент показалась Гертруда. Она громко сообщила герцогу, что ее госпожа, занятая возле графа, не будет иметь чести засвидетельствовать ему свое почтение, и тихонько шепнула Бюсси, что Диана ве…
– Вот, – сказал он Одуэну, – предоставь Роланду идти самому. В конце этой тропинки ты увидишь лес, в лесу – парк, вокруг парка – стену. В том месте, где Роланд остановится, ты перебросишь через нее э…
Он возвратился к себе. Положил на стол шпагу, вынул из ножен кинжал и отцепил ножны, сам расстегнул плащ и камзол и упал в большое кресло, откинув голову на щит с родовым гербом, украшавший спинку.
– И он будет драться со всеми четырьмя? – спросил д'Эпернон.
– Постойте, матушка, а чего вы сами хотите? – сказал Франсуа. – Говорите, я вас слушаю.
– Господи боже мой! – воскликнул Бюсси, приближаясь к нему.
– А! Так Монсоро убит? – сказал другой голос.
Взгляд графа прежде всего нашел среди них Роланда.
– Да, монсеньер, из буйволовой кожи и расшитые золотом, они самые, – подтвердил Орильи.
– Ну, государь, – спросил Шико, поворачиваясь к королю, – скольких вы захватили?
– Умер! Монсоро умер! – повторил герцог Анжуйский. – Умер сам по себе!
Завидев Орильи, герцог бросился было к нему.
– Не советую, монсеньер, – сказал граф, – в ваших же интересах.
Было невозможно сердиться на столь предупредительного принца.
– Фу! – воскликнул вдруг Реми. – Фу! Что за гнусная мысль! Бог свидетель, если бы он стоял на ногах и размахивал шпагой, я убил бы его с полным удовольствием, но в том виде, в каком он сейчас, – без …
Покинутый своей семьей, поредевшей от убийств и отравлений, разобщенной злопамятством и распрями, он вздыхал, обращая взгляд к тому прошлому, о котором напомнил ему король, и думал, что, когда он бор…
Затем графа осенила блестящая мысль. Она заключалась в том, чтобы перелезть через стену в том же самом месте обратно и увести с собою коня, принадлежавшего незнакомцу, которого он застал в парке.
Однако герцог сделал над собою усилие и попытался принять более уверенный вид.
– Раз он возле Турнельского дворца, поедем к Турнельскому дворцу.
– Да, мне или преданным мне людям, что одно и то же.
– Что ж, – сказала Жанна, – вот я и получила урок благородства, примите мою признательность, господин де Бюсси, я действительно его заслужила, это меня отучит вмешиваться в дела безумцев.
– Да, господа, дайте их мне, эти двадцать четыре часа, – сказал граф, – и я вам обещаю употребить их с пользой.
– Спит, в одиннадцать-то часов?! – сказал герцог. – Совершенно невероятно. Сам король обычно в это время уже на ногах. Вам надо пойти в Лувр, Орильи.
– Просто вы взволнованы. Возьмите себя в руки, а потом посмотрим.
– Пошли, дорогой Реми, пошли. Мы будем разговаривать о ней, а после счастья видеть женщину, которую любишь, я не знаю большей радости, чем говорить о и ей.
– Вот те раз, – сказал Шико, – ты слышал, Генрих? Твой главный ловчий, кажется, совершил ту же ошибку, что и ты: он забыл соединить рубашки шартрской богоматери.
Мажордом отвесил ему почтительный поклон; имя графа было с давних пор известно в провинции.
– Иди в мою ванную, Шомберг, и мой банщик позаботится о тебе.
– Проклятие! Да как кошки и собаки на солнышке. Пока солнца хватает всем – мир и покой, но стоит хоть одному из нас перехватить частичку тепла и света у других и… О, я уже ни за что не ручаюсь! В ход…
Время шло, а ни Екатерина, ни герцог Анжуйский не появлялись в Лувре, и слухи о распре между братьями становились все настойчивее и многочисленнее.
Семь человек лежали на полу, девять – остались на ногах. Бюсси пересчитал их глазами.
– Сударь, – сказал Бюсси, – заклинаю вас, ответьте мне, как человек благородный: вы спасаете меня сегодня, чтобы погубить когда-нибудь в другой раз? Ведь вы любите короля, а король меня не любит.
– А! С этой стороны вы правы. Тогда откройте свои намерения, заставьте возложить на вашу голову корону и присвойте себе титул короля Франции. Я ничего лучшего и не желаю, как видеть ваше возвышение! …
– Разумеется, я рассчитываю посетить его вторым.
– Ладно, пусть бежит, – сказал Келюс. – Нам представится случай поохотиться на принца крови. Мы погонимся за ним, затравим его и во время травли незаметно и, словно ненароком, попытаемся сломать ему …
– Этот способ к главарям можно было бы не применять: главари всегда имеют право требовать себе привилегию быть обезглавленными в публичном месте или убитыми где-нибудь в укромном уголке. Но для мелюз…
Бюсси ждал только этого сообщения. Он вскочил на коня, оседланного еще накануне вечером, и поскакал в том же направлении.
Генрих сделал своим спутникам знак остаться на пороге и, серьезный, нахмуренный, подошел к кровати брата, не произнося ни слова.
– Прочтите ему акт, – сказал голос. Звук его заставил короля вздрогнуть и даже бросить взгляд на решетку, которой было заделано дверное окошечко.
Шел к концу май, и было очень жарко, особенно в полдень.
– Стойте! – крикнул герцог Анжуйский своему безжалостному защитнику. – Стойте, господин д'Обинье, будь я проклят, если это не Бюсси.
– Королевская выдумка, которая относится к тысяча триста пятидесятому году или около того. Вот в чем она состоит: человека засовывают в мешок вместе с парой-другой кошек, мешок завязывают, а потом бр…
– О! Мне кажется, что я сплю, Реми. Как! Я не увижу больше этого подобия привидения, всегда готового встать между мною и счастьем? Реми, мы заблуждаемся.
– Да. Это он рассказал мне все о заговоре, от альфы до омеги.
– Сейчас моя очередь, не так ли? – спросил он.
– Проклятие! – воскликнул Горанфло. – Я ненавидел тебя, Валуа, но теперь я тебя презираю. Давай подписывай, иначе я убью тебя своими собственными руками.
Повсюду в комнате виднелись следы страшной ночной битвы. Пол был покрыт лужами, вернее, целым морем крови. Гобелены на стенах изрублены шпагами и прострелены пулями. Мебель, разбитая и измазанная кро…
Всадник на белом коне, как мы уже сказали, примчался бешеным галопом прямо к заставе.
– Государь, я уверен, что ваше величество ввели в заблуждение.
Другую часть он уделял своему задушевному другу Горанфло, которого восемь дней назад с большим трудом уговорил возвратиться в келью и сам препроводил в монастырь, где аббат, мессир Жозеф Фулон, оказа…
– Нет, господа, это несправедливо, – сказал Бюсси. – У нас будет честный бой, а не убийство. Давайте опишем полукруг и расположимся на нем. Пусть солнце светит всем нам сбоку.
Глянув на чрезмерно узкую дверь и чрезмерно широкие носилки, Монсоро зарычал.
– Что вы уже протрезвели, – завопил Генрих, – не так ли?
– А! – воскликнул Франсуа. – Черт возьми!
То был прелестный кинжал с чеканной рукояткой из золота. Рукоятка являлась одновременно и флаконом. На клинке была вырезана с поразительным мастерством целая охота; собаки, лошади, охотники, дичь, де…
– Коня! Хоть десяток, сударь, – сказал мажордом. – Что же касается проводника, с этим хуже, потому что монсеньер не сказал, куда он едет, и вы сможете узнать об этом, расспрашивая по пути, как всякий…
– Господин граф, – сказал Шико, приподнимаясь на своем стуле и кланяясь, – я спасаю вас, чтобы вас спасти. А теперь можете думать о моем поступке все, что вам будет угодно.
– К тому, чтобы отречься от короны. Мне поручили предложить тебе это: я предлагаю.
В то же мгновение раздался сухой щелчок – спутник принца взвел курок пистолета…
– Да, монсеньер, я самый, – сказал граф, успокаивая или, скорее, пытаясь успокоить, бушевавшую в его жилах кровь.
И в приступе грусти, которая его иной раз охватывала, Беарнец с глубоким вздохом опустил голову на плечо своей возлюбленной.
– Но, – сказала Диана глухим, прерывающимся и страстным голосом, – но что, если вы ошибаетесь, господин граф, что, если он не муж мне?
– Мой король, я советую тебе ждать. В этом слове заключена половина мудрости царя Соломона. Если к тебе прибудет посол, делай приятное лицо, если никто на прибудет, делай что хочешь, но, во всяком сл…
– Они оседланы, монсеньер, – спокойно ответил Реми.
– Ну что ж, если вы ее знаете, тем лучше! Мне не надо будет тратить время на то, чтобы знакомить вас с ее красотами, и я без промедления отведу вас на одну премилую маленькую улочку. Идемте, идемте, …
– Боже мой, конечно, нет! Я ничего другого и не хочу, как остаться в тени.
– Вы ужасно остроумны, сударь, – сказал выведенный из себя Монсоро, делая выпад правой ногой, чтобы нанести прямой удар, способный проткнуть насквозь стену.
– Прост и кроток, – говорит он, – сии добродетели свойственны сильным.
– Ну как, моя милочка, сердечко мое, прелесть моя, как мы себя чувствуем?
– Ничего подобного, напротив, это я прошу вашего покровительства.
– Государь, – сказал он, – герцог возвратился.
Картина была замечательная и, скажем без всякой иронии, мало кем замеченная.
– Посмотрим, – сказал он. – Если кровь потечет, тогда, даю слово, госпоже Диане не суждено стать вдовой. Но если не потечет!.. Ах! Течет, ей-богу, течет! Прошу прощения, дорогой господин де Бюсси, пр…
Что же касается Екатерины, то она, возвратившись к себе, вызвала своих людей и распорядилась готовить все к отъезду, который, по ее предположению, мог быть назначен на завтра или, самое позднее, на п…
Антрагэ почувствовал, что ему не хватает дыхания.
– Ну что ж, он мертв, – произнес Сен-Люк. – Забудем о нем… Легко сказать: забудем… Как ни говори, а я убил человека. Не скажешь, что я даром терял время в Анжу.
Герцог потряс лестницу, проверяя, хорошо ли она укреплена, потом перенес ногу через перила и поставил ее на первую перекладину, Невозможно описать ту смертельную тоску, от которой сжалось в эту минут…
– Как бы то ни было, – сказал, смеясь, Генрих, – я решил трудную задачу.
– Любезный сударь, вам известно, что я человек чести?
– Ах! – пробормотал он. – Я уж думал, что все кончено.
– Я не знаю, что вы хотите этим сказать, ваше величество, вы, очевидно, задались целью говорить со мной загадками.
– Она посылает воздушные поцелуи и кусает себе кончики пальцев при этом.
– А! Монсеньер выглядел обеспокоенным? – воскликнул Монсоро.
– В таком случае, Реми, надо узнать, кто был этот дворянин. Я не могу оставить безнаказанным подобное оскорбление.
На этом должна была строиться вся ее дальнейшая дипломатия.
– Ах, я несчастный! – вопил Горанфло. – О! Мой добрый сеньор Шико, простите меня! Простите меня!
И в самом деле, полиция того беспечного царствования даже и не подозревала, что затевается, хотя заговор, как это можно видеть, был крупным, а достойные горожане, совершавшие свой ночной обход с каск…
– Но куда вы меня везете, кузен? – спросил с беспокойством Франсуа.
«Вам наскучило сидеть в комнате? Вам хочется свежего воздуха и свободы? Войдите в кабинет, где королева Наваррская прятала вашего бедного друга, господина де Ла Моля, откройте шкаф, поверните нижнюю …
И молодые люди помчались по улицам со скоростью, которая сделала бы честь оленям, преследуемым охотниками.
– Вот как? – сказал Монсоро с выражением удивления, не лишенного доли радости. – Вы же говорили, что он в пути.
В чем состоял план господина де Сен-Люка, мы увидим в следующей главе.
– Как! – воскликнул король. – Они заставили тебя кричать еще что-нибудь, мой бедный Шомберг?
Друзья, ибо Бюсси обращался с Одуэном скорее как с другом, чем как со слугой, разошлись, и Бюсси, испытывая двойное удовлетворение оттого, что он снова находится возле Дианы и Реми, в одно мгновение …
Второй обитает в конюшнях того же монастыря, где перед ним стоит всегда полная кормушка. Первый отзывается на имя Горанфло. Второй должен бы отзываться на имя Панург. Оба наслаждаются, во всяком случ…
Антрагэ понял всю серьезность положения. Он еще не получил ни одной царапины, но начинал уже чувствовать усталость. Однако момент был неподходящий, чтобы просить о передышке у противников, одного – р…
В Меридорском замке обедали в девять часов; то был старый обычай времен славного короля Людовика XII, сохраненный бароном в полной неприкосновенности.
– Ну да, швейцарцев, как же! Их увел Келюс.
– Мой брат оскорбил меня, государыня, и я ему больше ничем не обязан ни как моему брату, ни как моему королю.
Все трое обменялись несколькими любезностями, а затем Сен-Люк, подтолкнув свою жену к графу, взял руку Дианы.
– Так, значит, решено, ты не хочешь рисковать?
– Самый святой и почитаемый из всех, – ответил с улыбкой герцог и поцеловал руку Екатерины, не преминув бросить ликующий взгляд на драпировки.
– Я здесь, – ответил д'Обинье, который до сих пор не раскрывал рта. – Ну знаете, если вы будете так обращаться с вашими лошадьми.., при том, что у вас их так много…
– Бюсси, милый Бюсси, – вскричал герцог, – если ты это сделаешь, можешь рассчитывать на мою вечную признательность.
– Хочешь проиграть мне тысячу экю, о мой король? – сказал Шико.
– Король, наверное, уже все забыл. Произошло столько событий с тех пор, как мы с ним виделись, и, кроме того, если будет война, что вероятно, мое место возле него.
– А раз больше не боится, он накажет заговорщиков. Ты ведь знаешь Валуа: он, конечно, сияет множеством добродетелей, но в том месте, где должно находиться милосердие, это сияние омрачено темным пятно…
– Это тот, который хотел проповедовать Лигу с аркебузой на плече?
– Проклятие! Вполне возможно, особенно если то, о чем я забыл, – четвертый король.
– Я в вашем распоряжении, монсеньер. Пойдемте.
– В честь святой троицы, прекрасно. Какие же это части?
– А где же монсеньер попался в первый раз?
– А! Вот оно что! Значит, вам, как господину де Келюсу, мешает нечто или некто?
С ревнивцами дело обстоит так: защищая свое добро, они не знают жалости, но зато и браконьеры их не щадят, если уж попадут в их владения, – Сударыня, – сказал Бюсси Диане, – по чести, я несчастнейший…
– О! Успокойтесь, граф, успокойтесь, бог мой! Быть может, он не так уж и виноват.
Как и предвидел Бюсси, городские власти прибыли во дворец прежде принца, чтобы оказать ему достойный прием.
На мгновение герцог задумался, но, не зная, на ком остановить свой выбор, бросился к окну и глянул вниз: там никого не было видно.
Ливаро снова свалился без сознания: предпринятое усилие и гнев исчерпали последние его силы.
– Какая трусость! Какая подлость! – откликнулись двое остальных.
– И общество было бы в полном сборе, – заключил Келюс, – если бы господин де Рибейрак соблаговолил явиться вместе со своими друзьями.
– Они осмелятся на все, монсеньер. Заговорщики слишком далеко зашли. Им надо добиться успеха любой ценой.
– Неимоверно, – ответил Бюсси. – Его высочество подвержен таким внезапным приступам недомогания.
– Это все, государь? – спросил герцог, обратив к королю свой косящий взгляд.
– Чума на твою голову, а у тебя неплохой вкус, сын мой, – ответил Шико. – Так я продолжаю.
– Куда мы едем? – спросил Реми, небрежно беря поводья своего коня.
– Как раз с этим я и не хочу соглашаться.
– Ступай, – сказал Реми конюху, удивленному действием, которое оказало принесенное им письмо. И подтолкнул его в спину. Конюх поспешно скрылся. Он решил, что принес плохую весть, и испугался, как бы …
Как только принц ушел, господин де Монсоро призвал Диану, оперся на ее руку и, несмотря на вопли Реми, трижды обошел вокруг своего кресла.
– Алтарь нельзя будет поставить снаружи – под портиком, и его поместят внутри – во дворе.
– Не будем больше говорить об этом, монсеньер, – сказал Бюсси.
– Поэтому вы и видите меня готовым к бою, государь, – сказал д'Эпернон. – Мне тоже приснился этой ночью дурной сон, но, несмотря на сон, рука у меня крепкая и глаз зоркий.
– Ну так где же вы были? – спросил король, шагнув к брату. – Чем занимались вы в то время, как арестовывали ваших соучастников?
Монсоро сжал кулаки и подавил свою ярость, но прежде метнул Шико взгляд, полный ненависти и угрозы; Шико в ответ надвинул шляпу на глаза и стал играть ее длинным и тонким пером, превращая его в извив…
– А как же иначе? Вы живете в замке, вы должны знать…
– Пет, возвращайтесь, возвращайтесь, и клянусь честью, клянусь моей материнской любовью, клянусь кровью нашего спасителя Иисуса Христа (Екатерина перекрестилась), король вас примет так, словно это вы…
– Может, он ранен? – забеспокоился король.
– Будьте спокойны, государь. Когда он со мной, он ни в чем не испытывает недостатка.
– Нечто? – удивился Бюсси. – Да разве вы и все ваши, и в особенности вы, господин де Келюс, недостаточно сильны, чтобы убрать это нечто?
– А теперь, сын мой, – сказал Шико, – оставь двадцать человек себе для эскорта, а десять отправь с господином де Крийоном.
Молодой человек вскрикнул, огляделся в поисках шпаги, схватил первую попавшуюся и с такой силой вонзил ее в грудь главного ловчего, что пригвоздил его к полу.
– Эта улица называется улицей Жипсьен или Эжипсьен, как вам будет угодно, народ уже начинает именовать ее улицей Жисьен, а вскорости и вовсе будет называть улицей Жюсьен, потому что так звучит приятн…
– Простите, сударь, – сказал Можирон, отстраняя Шомберга, который шагнул вперед, чтобы вставить свое слово в этот, обещавший сделаться интересным, разговор, – господин де Келюс хотел сказать не «нечт…
– Если только.., такое тоже возможно.., если только не откажутся от судебного разбирательства ввиду положения, которое занимают обвиняемые, и не уладят все это при закрытых дверях, как говорится.
Что касается Рибейрака, то, разъярившись от боли и чувствуя, что начинает терять вместе с кровью силы, он бросился на Шомберга.
Посреди всей этой сумятицы, толчеи и треволнений Шико, подстрекавший миньонов натачивать их кинжалы и рапиры, чтобы резать и колоть врагов его наихристианнейшего величества, Шико, повторяем мы, являл…
Шико возвратился в Лувр и в оружейной палате увидел Генриха, который шагал из угла в угол и сыпал проклятиями.
Он попытался искать убежища в постели, но не смог сомкнуть глаз. Хотел взяться за книгу, по буквы вихрем кружились перед глазами, подобные черным бесенятам. Попробовал пить – вино показалось ему горь…
– Я говорю… Поглядите повнимательней на эти сот маки и одуванчики.
– Постойте, постойте, – вскрикнул вдруг Одуэн так, словно он только что выскочил из ледяной воды или прыгнул в кипяток. – Ах, боже мой! Вспомнил! Я знаю, кто это.
– Прощайте, мои львята, – ответил гасконец, – я отправляюсь во дворец Бюсси.
– Берите его даром, мой принц, – дрожа от невыразимого волнения, сказал Бюсси, который узнал герцога Анжуйского.
– О! Вы уже начинаете понимать, – сказал Шико, – какое счастье! А вот господа де Шомберг и де Можирон еще ни о чем не догадываются.
В эту самую минуту на соседнем каштане завел свою длинную и грустную песню соловей, то и дело украшая ее руладами, взрывающимися, словно ракеты.
Келюс повернулся вместе с подушкой и непочтительно обратил к королю свою спину.
– Король спускается в склеп, – сказал герцог де Гиз. – Давайте-ка, Майенн, зовите ваших друзей, и превратимся снова в монахов.
– Ты говоришь, монсеньер часто ездит на этой лошади?
– Я здесь всего два дня, как же вы хотите…
Есть немало людей, у которых сожаления об утраченных благах занимают место угрызений совести.
– Это тот путь, который ты называешь подземным ходом? Отвечай, скорее!
И он швырнул свою шелковую перчатку в лицо герцога. – Франсуа издал крик ярости и побелел, как смерть.
– Государь, – сказал д'Эпернон, – поглядите на меня; вот как обходятся с друзьями вашего величества.
Когда герцог Анжуйский выехал на набережную, оказалось, что почти невозможно пробиться через толпы народа, однако Бюсси разыскал одного из герольдов, и тот, раздавая направо и налево удары своей труб…
Сен-Люк опустил руки и уставился на Бюсси.
Значит, он напрасно обидел Бюсси и, главное, ничего от этого не выиграл, то есть совершил ошибку, а ошибка, как скажет впоследствии один великий политик, хуже преступления.
И в самом деле, Жанна приближалась к ним, сияющая, преисполненная радости, искрящаяся лукавством.
– Да, но когда это будет? – сказал Орильи.
– Государь, – ответил Сен-Люк, – вашему величеству грозит опасность.
Эта исповедь встревожила Шико совсем на иной лад, чем присутствие в Париже короля Наваррского. Он чувствовал, что приближается момент, когда Горанфло произнесет его имя, которое может озарить мрачным…
– Пет, говорите, матушка, говорите, я вас слушаю! О! Вы до сих пор душа нашего дома и всегда ею останетесь, говорите же.
Можирон и Ливаро, прислонившись спинами к загородкам, делали, стоя на месте, финты, и каждый подстерегал момент, когда можно будет скрестить шпаги в его излюбленной позиции.
– Прекрасно, монсеньер, я попрошу его высочество прийти сюда.
– Ты покидаешь меня, Шико? – произнес король жалобно.
– А я, – сказал Шомберг, – у меня есть чучело для упражнений в ударах шпагой, так вот я назову его Бюсси.
– Слышали и спрашивали себя, что случилось. – Разве этим утром вы не заметили, проезжая по городу, некоторых перемен?
Король уселся на трон грустный, с нахмуренным челом.
Честь эта даже превзошла все первоначальные ожидания: Генрих, по просьбе почтенного аббата, согласился провести в уединении в монастыре целые сутки.
И Генрих закрыл дверь перед носом брата. Тот, бледный и еле держась на ногах, добрался до своего кресла и упал в него.
– А! Я вполне заслужил это! – воскликнул Горанфло.
– Я знаю, где я рассчитываю остановиться. Какие бы ни были у меня основания жаловаться на короля, никогда я не подниму руку на помазанника божьего. Пусть этим занимаются другие, а я, никого не задева…
Бюсси ждал, устремив на нее заклинающий взгляд и молитвенно сложив руки.
Она хотела удержать эти слова, но они вырвались у нее в приступе неодолимого гнева. Отсутствие Франсуа в подобный момент было пределом оскорбления.
Вокруг него шумно толпились возбужденные придворные.
– Явилась бы прямо к подъемному мосту Меридорского замка и вошла в замок. Господин барон сжал бы меня в своих объятиях, госпожа де Монсоро усадила бы меня рядом с собой за стол, господин де Сен-Люк о…
– Значит, – сказал он, – Анжу и Беарн! Мой брат Франсуа и мой кузен Генрих!
Заметим, что это последнее обстоятельство свидетельствовало в пользу принца, ибо он мог бы наполнить их с помощью поборов.
– Тридцать четыре тысячи человек с одной стороны: десять тысяч от Анжу, восемь тысяч от Гиени, шестнадцать тысяч от Беарна, – сказал Шико, загибая пальцы, – а сверх того, двадцать или двадцать пять т…
– Ко мне! На помощь! Мой брат хочет убить меня! Эти слова, исполненные глубокого ужаса, который делал их убедительными, произвели впечатление на короля и умерили его гнев как раз потому, что они преу…
– Унеси, унеси ее! – крикнул Бюсси. – Я вверяю ее тебе.
– Зачем он сюда пожаловал, этот изменник?
Недавнее посещение Анжуйского дворца подорвало силы еще не окрепшего организма, и Реми, подперев кулаком подбородок, с досадой ждал первых признаков лихорадки, которая угрожала снова завладеть своей …
– Что вы хотите! Понятия честного человека. Он воображает: раз он лекарь, значит, должен лечить людей.
– Известно ли вам, граф, – сказал он после короткого молчания, – что очень многие просят короля передать им вашу должность главного ловчего?
Увлекаемая печальными мыслями, душа Монсоро устремилась в меридорский парк. Вновь совершая путь, который только что проделало его разбитое усталостью тело, она шла, как ко всему присматривающийся пал…
С молниеносной быстротой он опрокинул скамейку для молитв, подтащил к ней стол и швырнул поверх них стул. Таким образом, в одну секунду он воздвиг между собой и врагами нечто вроде оборонительного ва…
Бюсси огляделся: он стоял посреди небольшого, в пятьдесят квадратных футов, садика, обнесенного очень, высокой стеной. По пей вились плющ и дикий виноград. Они выбрасывали новые побеги, от чего со ст…
– А зачем ему знать? – продолжал гасконец, рассуждая сам с собой. – Двое мужчин, которые прячутся, и беременная женщина! Нет, поистине это было бы подлостью! Я ничего не скажу. К тому же, как я полаг…
Шико поспешил ко дворцу Бюсси и обнаружил, что дворец сияет огнями и весь окутан запахами, которые исторгли бы из груди Горанфло вопли восторга.
– О вашем отъезде для подготовки охоты станет известно всем. Ведь вы получили официальный приказ.
Он отвесил герцогу прощальный поклон, в котором нетрудно было прочесть угрозу, и вышел.
– Простите нас, государь, простите, пожалуйста, – продолжал Келюс, – вчера перед обедом у нас состоялась встреча, слово дано, и мы не можем взять его обратно.
– Сегодня вечером? Что же он сделал сегодня вечером?
– Но кого вы зовете? – спросила графа Гертруда. – Госпожа здесь, возле меня. Подъезжайте сюда, сударыня, и ответьте ему, господин граф бредит, это ясно.
– Что ж, теперь я знаю, почему под твоими прекрасными глазами синяки, почему эти глаза так часто поднимаются к небу; но я все еще не знаю, почему твои губы пытаются улыбнуться.
– Эй, смерд, – сказал Ливаро огороднику, – что ты там делаешь? Это ты сюда приволок лестницу?
– Тише! – крикнул голос герцога де Гиза. Воцарилась глубочайшая тишина. Вскоре они поняли, что это гудят двери аббатства под чьими-то сильными и равномерными ударами.
– Да здрав… – выговорил Келюс уже с полузакрывшимися глазами.
Несмотря на эти слова, Бюсси все же поднялся на постели, но Реми взял его руку и многозначительно пожал ее.
Услышав шум, который произвел Монсоро, Бюсси встревожился: свет снова погас, окно открылось, лестницу опустили, и Бюсси, к своему великому сожалению, был вынужден бежать, как Ромео, но, в отличие от …
И Антрагэ не только отражал самым блестящим образом удары, но время от времени, когда на него слишком уж наседали, рассекал своим испанским клинком чью-нибудь кожаную куртку, чью-нибудь каску или же,…
– То есть как мне? – пролепетал Бюсси, думая, что граф смеется над ним.
Прежде всего она попыталась выяснить, действительно ли ее сын болен или только притворяется больным.
Ропот удивления поднялся среди миньонов и распространился на другие группы придворных.
Между тем счастливый любовник воспользовался полученным разрешением, и пол кареты заскрипел под дополнительным грузом.
Король Наваррский, слывший бедняком, не добился бы и четвертой части успеха, выпавшего на долю герцога Анжуйского, который сумел прослыть богачом.
– Нет, он не друг вам, потому что он делает вас несчастным. В чем цель дружбы? В том, чтобы люди приносили друг другу счастье. По крайней мере, так определяет дружбу его величество, а король – челове…
За ними шествовали их вооруженные до зубов слуги.
– Да, монсеньер, как раз то же самое и мне пришло с голову. Это дьявол. Будьте осмотрительны!
– Мне показалось, что я вам ответил: «Где пожелаете». За моим креслом, например. Там я обычно помещаю своих друзей.
– Там особенно одно вино было, – заметил Шомберг, – австрийское или венгерское, мне оно показалось просто восхитительным.
– закричал он. – Презренные! Теперь понятно, почему весь этот народ бежал за мной.
– Знаешь, – сказала Диана, – мне кажется, наши души так крепко связаны, что, даже отделенные друг от друга расстоянием, не говоря друг с другом, не видя друг друга, мы все равно будем счастливы, ибо …
– Optime6, – ответил Шико, – несколько минут – это много; за несколько минут можно наговорить с три короба. Я, пожалуй, мог бы и не спрашивать вас, ведь если вы и не принадлежите к святой Лиге, то, в…
– Вы узнаете это, когда вам прочтут ваш приговор.
– Сударь, – сказал Сен-Люк, очищая зубы крохотной золотой шпагой, – вы слишком любезны: никогда не поверю, что вы могли хоть на минуточку убояться скуки в обществе такой прелестной жены и в окружении…
– Я предвидел это, – шепнул герцог сестре, лоб ее был нахмурен, а в глазах читался страшный замысел.
– Ну-ка, прочь отсюда! – сказал выведенный из терпения Рибейрак, загораживая ему дорогу.
– По чести, сестра, я думаю так же, как вы, – ответил Меченый.
Потом, не позаботившись даже переменить одежду, – Монсоро счел, что важность известия, которое он привез, ставит его выше требований этикета, – даже не переодевшись, повторяем мы, главный ловчий напр…
Герцог упорно смотрел на драпировки алькова.
Пока Париж весь кипел, как огромный котел, графиня де Монсоро, под охраной своего отца и двух слуг, из тех молодцов, которых в те времена вербовали для любого похода в качестве вспомогательных войск,…
– Несчастье страшное, – сказал Генрих, – что и говорить. Но именно поэтому ты и должен сохранить свой рассудок, Шомберг. Да, это страшное несчастье, я погиб! В моем королевстве – гражданская война!..…
– Счастлив служить вашему величеству, государыня, – сказал он. – Я удаляюсь. Погоди! – прошептал он. – Это тебе не Лувр, ты не знаешь здесь всех дверей, я еще вернусь.
Сначала были обследованы крепостные укрепления, затем прилегающие к ним сады, затем равнина, прилегающая к садам, и, наконец, разбросанные по этой равнине замки, причем герцог весьма презрительно пог…
Анжуйцы нарядились в великолепные одежды.
– Ага!.. Вы это придумали – про Монсоро, ваше высочество?
– С полным моим удовольствием, – ответил конюх.
– Да, это наши друзья анжуйцы, они не хотят ни впустить меня, ни выпустить.
– А! Вы слишком много говорите, милостивый государь. Лишняя болтовня вредна. Ах, да разве в этом дело? Мне скорее следовало бы посоветовать ему кричать.
– Послушай, я но хочу завтра, вернее, сегодня ни омрачать их, ни разнеживать. Я попрощаюсь с ними сейчас.
– Предательски убит этой ночью? – переспросил король. – О ком ты говоришь, Сен-Люк?
– Шико, ты забываешь, что люди, о которых ты говоришь, мои друзья, мои единственные друзья.
Спустя несколько минут Монсоро и Бюсси остались наедине.
– – Оставим же Монсоро там, где он находится, и лучше поговорим о Диане. Была она хоть чуточку рада, бедная малютка? Простила она меня? Когда свадьба? Когда крестины?
С Екатериной произошло то же самое. Сначала она обещала себе осыпать милостями тех дворян, что поспешат ей навстречу.
Гиз спросил, нельзя ли ему, за отсутствием принца, поговорить с Орильи. Камердинер ответил, что Орильи находится в кабинете своего господина и герцог волен расспросить его, о чем пожелает.
Вы узнаете из уст молвы о несчастье, которое приключилось с господином де Монсоро. Мы с ним поспорили на старой лесосеке о причинах и следствиях разрушения стен и о том, следует ли лошадям самим нахо…
– Вы так полагаете? – сказала Екатерина с выражением, способным внушить страх самому смелому. Драпировки заколыхались.
Бюсси закусил губу: герцог сводил разговор к тому предмету, от которого Бюсси вчера с таким трудом его отвлек.
– Посла к этому изменнику! Вы унижаете меня, матушка!
– Не с моим братом, – сказал он, – ас моим смертельным врагом! Не с моим братом, а с герцогом Анжуиским, который весь вечер разъезжал по Парижу за хвостом коня господина де, Гиза! С братом, который п…
Это заключение показалось всем исчерпывающим, и разговор зашел о другом, однако предварительно они решили, что через каждый час все же будут заглядывать в комнату герцога.
– Государь, – чуть слышно шепнул Келюс, – это неосторожно – оставаться вашему величеству между двух врагов.
– Господи боже мой, да. Он только о мести и думает и поклялся убить вас при первой возможности. Вот гак обстоят дела.
– Э, государь, вы еще не раз скажете то, что сказали сейчас: «Ах, брат мой, брат мой!», но никаких мер против этого брата не примете, – заметил Шомберг. – И, однако, заявляю вам: для меня совершенно …
– Ну так вот, соглашайтесь, говорю вам: назначьте капитаном Бюсси, лейтенантами Антрагэ и Ливаро, а Рибейрака – знаменщиком. Предоставьте нам четверым сформировать эту роту по нашему разумению, и ког…
– Ба! – произнес Сен-Люк. – Я бы предпочел это.
– Ах, – сказала Диана, – это в самом деле очень мило, очень трогательно, господин де Бюсси, то, что вы сделали… Но…
– Аббатство святой Женевьевы входит в их число, правда?
– Но пусть мне вернут хотя бы моих слуг, моих друзей.
Генрих ничего не ответил. Он чувствовал, как вокруг трона кипят гнев и ненависть, и в душе поздравлял себя, что сумел воздвигнуть между собой и своими врагами два таких мощных защитных вала.
– А дальше, дорогой друг, – ответил Бюсси, – вот для вас прекрасная возможность отомстить его величеству за все, чем он вам досадил. У принца уже есть своя партия, у него будут войска, и мы затеем ту…
Само собой разумеется, время от времени Бюсси, под предлогом осмотра внешних фортификаций, вскакивал на Роланда и через сорок минут оказывался возле некоей стены, через которую он перебирался все с м…
Бюсси расхохотался, Сен-Люк последовал его примеру. Жанна присоединилась к ним. Жизнерадостный смех этого трио привлек к окнам всех придворных, прогуливавшихся по галереям.
– Если с нашими врагами это случится, государь, мы перережем себе горло у подножия их эшафота.
– Так вот, монсеньер, мне показалось, что это перчатки господина де Бюсси.
Лестница была сработана так искусно, что без труда поместилась в том небольшом пространстве, куда засунул ее герцог.
– Что причина моих страданий ваша забывчивость? О! Это правда.
Король отправился в город, как обычно, со своими четырьмя друзьями, но едва они отошли от Лувра, Шомберг и д'Эпернон, соскучившись созерцанием озабоченного Генриха и рассудив, что уличная суматоха да…
– Во-первых, потому, что можно сказать что-нибудь неинтересное для господина графа, во-вторых, – что-нибудь, слишком уж для него интересное.
Его также пугало сияющее радостью лицо Дианы, эти нежные краски, делавшее ее такой восхитительной и желанной.
– Да, пойдемте ко мне, – сказал молодой человек.
– А через педелю, через месяц или через год госпожа де Монсоро станет женой своего супруга, что приведет в бешенство вашу бедную душу, которая увидит это сверху или снизу и не сможет ничему помешать,…
Диана предусмотрительно задернула плотные гобеленовые занавеси и лишь узенькая полоска света пробивалась между ними, свидетельствуя, что в этом совершенно темном доме теплится жизнь.
– Тогда его поведение простительно, – заметил Генрих, – потому что, по правде говоря, мой бедный Шомберг, я и сам-то тебя не узнал.
На этот раз он не рисковал ошибиться дорогой или потерять отряд из виду: горящие факелы ясно показывали путь, по которому двигался Монсоро.
Шико запирался на целые часы в келье монаха, разделяя с ним, если говорить в общих чертах, его ученые труды и молитвенные экстазы.
«Что мне до того!» – уже собрался воскликнуть горячий Бюсси, когда взгляд Реми призвал его к молчанию.
– Ба, – сказал Шико, откинувшись назад, – расскажите нам об этом, мой принц. Вот, должно быть, любопытно!
– Нет ли у вас какого-нибудь последнего желания, сударь? Слово дворянина – оно будет исполнено. Обычно, по себе знаю, когда ты ранен, испытываешь жажду. Может быть, вы хотите пить? Я пойду за водой.
– Вы мой друг, господин Шико! И вы меня бьете!
– Ну разумеется, господи боже мой. Это король все так устроил. Шомберг там, в столовой. Проходите, господин Орильи, и будьте так любезны: напомните принцу, что мы ждем.
В одно мгновение герцога окружила вся челядь, которую он – властитель провинции Анжу – держал в своем дворце в Анжере. Из всех этих слуг лишь самые главные знали своего господина в лицо.
– Пошли, – сказали в один голос четверо молодых людей.
– Пойдем, нас зовут, – сказала Жанна, – бедный Сен-Люк в нетерпении. Пожалей его, как я жалею влюбленного в светло-коричневом камзоле.
– А! Обращаю ваше внимание, – сказал Сен-Люк, – это вы затеваете со мною ссору. Призываю вас в свидетели того, что я совершенно спокоен.
Он заказал для своих друзей великолепные надгробия, на которых они были высечены из мрамора в натуральную величину.
– Вы же видите, монсеньер, – ответил Бюсси, – мой лекарь запрещает мне.
Предоставленный самому себе, герцог произнес великолепные речи и произвел большое впечатление своим рассказом о Лиге. Он осторожно обходил все относящееся к его связи с Гизами и изображал себя несчас…
– Вы хотите ехать, сударь? – спросила Диана со своим обычным спокойствием. – А как же ваша рана?
– Я жду ваших приказаний, государь, и благословляю их, даже если они приведут меня к смерти.
Однако Орильи не решался открыть эту дверь.
В отсутствие Бюсси Екатерина попыталась отвоевать обратно ту территорию, которую потеряла благодаря его присутствию.
– Ее мужа!.. Вы прекрасно знаете, что он ей но муж.
Д'Эпернон действительно явился в Лувр. Узнав о возвращении короля и догадавшись, что тот зайдет в спальню, он пытался было тихонько проскользнуть в другую комнату, рассчитывая остаться незамеченным.
«Два дня уже выиграно, – говорил себе Бюсси. – Если еще через два дня мне не улыбнется счастье, я окажусь в грудном положении».
– Что ж, я не герцог Анжуйский, я люблю своих друзей не ради себя, а ради них, и я скажу вам, дорогой граф, что на завтра готовятся важные события и что сторонники герцога Анжуйского и Гизов замышляю…
– Да, – взвыл Монсоро, – да, ты последуешь за ней, я надеюсь.
Господин де Гиз слушал этот рассказ с самым неослабным вниманием, улавливая в нем какую-то связь с молчанием Николя Давида.
– У него есть окна, – сказал, впрочем довольно робко, Шомберг, ибо вспомнил, как он сам прикидывал расстояние до дна рва.
Он не любил анжуйцев и ненавидел миньонов, но и те о другие были отважны и молоды, в их жилах текла благородная кровь, которая с минуты на минуту должна была пролиться при ярком свете занявшегося дня.
Генрих молча склонил голову в знак согласия и последовал за аббатом.
– В Анжере сейчас такое блестящее общество. Неужели ни один из придворных не навестил вас ни разу?
Герцог соскочил с кровати, зажав скомканное письмо в руках, с явным намерением добежать до камина и бросить бумагу в огонь.
Наконец Бюсси, который около получаса наставлял герцога и придумывал для него сотни государственных соображений, одно другого неоспоримее, принял решение.
– Узник да, если вам так угодно, но от этого я не перестаю быть вашим…
Тут Бюсси услышал быстрые шаги в коридоре и решил, что оказался меж двух огней. Он метнулся к двери, чтобы задвинуть засов, но, прежде чем успел это сделать, она открылась.
– Я действительно очень болен, монсеньер, – пробормотал Бюсси.
Ополченцы вытаращили глаза, весьма пораженные этим новым подкреплением, прибывшим к двум друзьям, которые готовились теперь превратиться из осажденных в осаждающих.
– Не безбожничай.., не богохульствуй, – торжественно провозгласил Шико, встав со своей постели и направляясь к королю. – Боже мой! Какие благородные сердца. Ну, сделай же то, чего они хотят; ты слыши…
– Шомберг! – воскликнул король. – Откуда ты явился, откуда ты вышел и почему ты такого цвета?
– Но ведь они, монсеньер, явились на встречу, которую вы им сами назначили.
Однако Генриху не хотелось сдаваться так сразу.
– Да, да, мое дорогое дитя, скажите, что вы требуете, чего вы желаете? Говорите! Приказывайте!
– Это сделали не друзья вашего брата, потому что у вашего брата нет друзей.
– А д'Эпернон? – вспомнил король. – По чести, я несправедлив, я позабыл о нем. Д'Эпернону грозит такая опасность, он будет иметь дело с Бюсси! Посмотри-ка на его участок, мой добрый Шико: слева – заг…
– Нет, сударь, – ответил тот. – Господин де Бюсси помирился с несколькими придворными сеньорами и отмечает примирение обедом, отличнейшим обедом, уж поверьте мне.