Все цитаты из книги «Город лестниц»
– Ну эти антиновомирградцы что говорят? Что обновленцы, видите ли, «отступили от пути истинного»! – И Мулагеш всем видом показывает, где она видала этот путь и эту истину: и глаза закатывает, и ехидн…
– Ты сражался в стольких битвах, так почему же медлишь перед этой, решающей?
И я увидел куст, а на его ветвях – обрывок ткани. Но нет, то была не ткань, а маска – маска старца.
И все же чары их не спасли. Мы низвергли и их. Мы безжалостно изничтожали их крохотные армии и заливали улицы их кровью. Мы складывали из их тел костры на городских площадях и смотрели, как они горят…
– У меня вообще-то руки связаны, – шепчет в ответ Шара. – А мне нужно произнести строчку из Жугоставы и сделать определенный жест.
Вполне возможно, что они оказались в одной постели просто потому, что устали от нескончаемых словесных баталий.
– Значит, Жугов и был тем богом, которого убили последним.
Сигруд раскуривает трубку. Оранжевые отсветы пробегают по щербатым кирпичным стенам, светится единственный глаз.
Шара отдает ответный поклон. И обнаруживает, что плачет.
– Уборщица! В университете! Где, хочу тебе напомнить, работал Панъюй. Также хочу напомнить, что большинство оперативных работников и вообще сотрудников на задании – люди самых скромных профессий.
Шара устраивается в кресле и развязывает бечевку.
– Я просмотрел документы, но, увы, вынужден признать: такого не заметил. К сожалению. Хотя есть там некая странность…
– Ну что ж, тогда за новый взгляд. За то, чтобы он прижился и распространился.
За мной следят – я в этом уверен. Водитель такси, уборщица в университете, продавец газет, который никогда не уходит с моей улицы и газет не продает… Да, за мной установили слежку.
– Я прослежу, чтобы тебе оказали необходимую медицинскую помощь.
На Сигруде из всей одежды остались только сапоги, ножны с кинжалом (он их перевесил на правое бедро), перчатка на правой руке и золотой браслет на левой. Он зачерпывает жир из котла, вопросительно по…
Винья презрительно отфыркивается и выпрямляет спину. И отводит взгляд. Винья не знает, как ответить на вопрос, глаза бегают.
– А вам-то что с того? Вы ж дипломат. По вечеринкам шляться сюда прибыли. Разве нет?
– И мне стыдно за то, что я, до определенной степени, уступал их требованиям. Я ненавидел себя и продолжаю себя ненавидеть. Я ненавидел себя за то, что не знал, как жить иначе.
– Ах, мой дорогой! Что ж так долго! Я-то думала, мы, женщины, вечно опаздываем, одеваясь, но куда нам до мужчин!
– Тьфу, – презрительно морщится Сигруд. – Тоже мне чудище.
– Я припоминаю вот что, – так же медленно говорит Шара. – Ирина Торская сказала мне, что она скопировала где-то сто страниц этого списка, прежде чем реставрационисты нашли там нужную вещь.
Время выбираться из воды! Левой он нащупывает канат – крепко держится, хороший узел – и поднимает себя из воды на лед.
Колкан направляет на него палец. Волька застывает на месте.
Слева одна за другой разгораются вспышки фотоаппаратов: репортеры уже набежали со своими треногами и теперь отщелкивают кадр за кадром.
На берегу рассевшиеся вокруг костерков бродяги жарят рыбу. Один, явно пьяный, кричит, что каждая рыбка на его сковородке – кусочек Урава. Его громко урезонивают остальные.
– Брат его очень любил. Думаю, отец его тоже любил. Взаимное такое, мгм, чувство. Может, потому, что Волька был старше, – отец терпеть не мог детей, ведь они ведут себя не как разумные взрослые, а эт…
Нет, это невозможно. Это попросту нереально – скрыть от сотрудников Министерства, постоянно пересекающихся по работе, складские помещения такого размера. И такой важности! Шара за все время работы ни…
В. Если Винья в курсе задания Ефрема, то почему она разрешила мне остаться?
– Ты уникальный придурок, Во. Вот это точно никуда не делось.
Он вспоминает, как хоронил те кости во дворе.
– Но ведь кавалерия скоро прибудет, правда? Тебя же хватятся и начнут искать, разве нет?
– Потому что мы – умолкшие, – выговаривает мальчишка.
И она высыпает содержимое мешочка в котел.
Тварь замирает. Безглазая морда поворачивается в сторону Шары. А потом тварь начинает ходить туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда, словно пытаясь вырваться из соляного круга.
Шара таращится на собственные ладони. На них крупными буквами написано: ТВОЮ МАМАН, ПОЛУЧИЛОСЬ!!!
Шара смотрит обеспокоенно: «Ты уверен?» Но Сигруд стоит с непроницаемым видом.
– Мне следовало остановить тебя, когда ты была моложе, – говорит Винья. – Твой интерес к Континенту всегда был крайне… нездоровым. Но я доверяла тебе все больше и больше и все чаще отпускала тебя дей…
Он посмотрел на золотой браслет, застегнул его на запястье и поднял руку вверх – чтобы рассмотреть получше.
– Все это так… неловко… – мрачно бормочет он.
Шара и Питри едут по той части Мирграда, что наиболее пострадала от Мига: за окном проплывают причудливо обрезанные и перекореженные здания и неестественно сужающиеся улицы. Вот они проезжают мимо пр…
– А почему ты не танцуешь? – вдруг спрашивает Сигруд.
И он поднимает взгляд на каменную дверь, за которой бушует адское пламя.
– Партию. Если хочешь, можем прямо сейчас взять и разойтись.
Шара косится на Сигруда. Тот смотрит прямо вперед – во всяком случае, так кажется. Понять, на что смотрит Сигруд в какой-то конкретный момент, обычно нелегко. Он сидит совершенно неподвижно, излучая …
– Возможно. Она из армейских. Участвовала в подавлении восстаний. Железная женщина. Ты с такими всегда хорошо ладила. Так, а что там с профессором?
Она садится на землю и начинает перебирать содержимое мешка – около шести фунтов монет разного достоинства и вида. Впрочем, у них есть две общие черты: они все старинные, и все континентские.
– Рад видеть вас, посол Тивани, в ч-чудесном городе Мирград! Меня зовут Питри Сутурашни. Надеюсь, вы хорошо доехали?
Я не знаю, сотворил ли ты наш мир, Отец Колкан. Я не знаю, сотворил ли ты таким наш народ – или он сам таким сделался. Но если это действительно твоим словам меня учили с детства, если ты действитель…
– Зачем ревновать без причины? – И она запустила руку за спину и пощупала шишку под штанами. – А это, сдается мне, вполне себе причина.
И она поднимает взгляд на Сигруда. Тот заседает в уголке, водрузив ноги на письменный стол. В руках у него обрывок изничтоженного холста.
– Оно похоже на дракона? – наконец спрашивает Шара.
Стены ужались до крохотного цилиндра бело-персикового цвета, банки, плавающей на черных волнах.
– А что конкретно должны при этом делать мои люди? – спрашивает Незрев.
– …шесть зубов, похоже акульих. Доктора пришли к заключению, что большая часть этих предметов оказалась в теле пациента в результате ранений и стычек, предшествовавших этому, мгм, сражению.
– Так-так, – хмурится Труни. – Это уж слишком, вы не находите?
Но когда божественная сила, благодаря которой эти вещи становились чудесными, уходила – проще говоря, когда Бог умирал, – чудесные свойства быстро улетучивались. И такие предметы называли «неактивным…
– А это хорошо, знаешь ли, – говорит Волька. – Это правильно. Мир – наше горнило, и пламя придает нам форму. Ты познаешь боль. Оба вы познаете боль. Так надо. Плоть ваша очистится страданием, и грех …
– Ты упрямо держалась своей версии, хотя они и так и сяк тебя трепали и допрашивали, – сказала Винья. – И ты ни разу не сбилась, всегда отвечала одно и то же. Каждый раз, все шесть дней. Ты хоть знае…
Сигруд изумленно смотрит на клочок бумаги у себя на ладони.
– Это ваша вывеска, господин Ярославтсев?
– Ммм… э-э-э… да? Хотя… да, да. Пожалуй, все.
Как бы хотелось обойтись без этой трескотни и показухи! Дела о нарушении Светских Установлений очень редко доходят до суда – не чаще, чем раз в пять месяцев. Обычно в таких случаях ответчик предпочит…
Волька презрительно кривится и идет в зал Колкана. Реставрационисты выстроились перед прозрачным оконным стеклом – коленопреклоненная паства в ожидании пророка. Волька невесомо и уверенно скользит ме…
Все наши знания об истории – сплошная ложь.
– Но все не так уж грустно. У нас есть помощники из местных жителей.
– Но как? – вскрикивает она. С уха у него свисает какая-то мелкая железка, она осторожно снимает ее. – Как у тебя получилось? Как ты смог выжить?
И тут небо идет рябью, подобно поверхности темного озера.
У Шары в голове толкутся мысли, она все еще пытается осмыслить посетившее ее озарение: «Такие корабли можно построить где угодно, где угодно пришвартовать, и никто, никто вообще не будет ждать нападе…
– Мы высадим тебя за углом, – тихо говорит Шара. – И ты проследишь за ними.
– Я не хотела никого пускать, но одно исключение все же решила сделать – тут ваш мальчик.
Внутри белый лоскуток. Нет, не от галстука, от чего-то другого. Она осторожно вынимает его и расправляет на свету.
Шара закрывает глаза под повязкой. Щеки обжигают слезы.
Шара медленно откидывается на спинку кресла.
Если бы только знать, как профессор лежал, когда его нашли, что было рядом, что было на нем… В полицейском отчете что-то такое написали, но, как ему доверять, этому отчету, если они даже изрезанную о…
Две эти группы – смертные и Божества – оказывается, существовали вовсе не по раздельности, как нам представлялось ранее.
В конечном счете, после двух часов непрерывной игры и разгромных партий с половиной студенческого населения Фадури, Шара оказалась лицом к лицу с континентцем. Они встретились в финале, один на один,…
– Да. Когда ты увидел, как исчез тот первый человек – который прыгнул с крыши. И ты сказал, что на мгновение тебе привиделся город с высокими бело-золотыми домами… И я думаю, что единственная причина…
Но парнишка поет и поет одно и то же, как заведенный. Шара вздыхает, задумывается на мгновение – а потом выходит из комнаты.
Сигруд корчит обиженную гримасу ребенка, которого отправили застилать кровать. Он подходит к мертвецу с кинжалом в шее, вытаскивает из тела клинок и топает прочь.
Шара долго смотрит на море. Ветер нежно поглаживает волосы и пальто. На очках крохотными бриллиантиками дрожат брызги соленой воды. Ветер радует то мягким теплом, то приятной свежестью.
– Чуть не погиб… подумаешь! – И его единственный глаз вспыхивает в свете газовой лампы. – Чего не сделаешь для хорошего друга…
– Нет, – строго говорит он шарику. – Я ушел оттуда. И я… я больше не там. Не там, понял?
– Но это как-то связано с тем, что происходит снаружи?
– Вы подошли к нему, когда он рисовал на берегу реки. И поговорили с ним.
Она медленно опускается на скамью. Дерево отвечает тихим скрипом.
– Я не скажу, – отвечает Шара. – Во всяком случае, сегодня. Это… Во, это подождет до утра.
Мховост принимается вальсировать в кругу соли: па, разворот, па, разворот…
– Вот что я вам скажу, девочка моя. Я вас очень хорошо понимаю, ибо сам был таким же: молодой КП, патриот своей страны, изображал бурную деятельность в этом политическом цирке… Вы меня понимаете – ст…
– Мой отец… он был богатым колкастани. А богатые колкастани – они самые страшные. Колкастани считают, что человеку много за что положено стыдиться с самого рождения. На самом деле, человек рождается …
– Мне нужно возвести собственные укрепления на случай штурма.
– Я и ушла, – невозмутимо говорит Олвос. – Обернись еще раз. Ты видишь Мирград? Нет. Так что я действительно ушла, и мне это очень нравится. Здесь мне хорошо, сижу, кругом тихо-спокойно, никто от раз…
А проход становится все шире и шире. А потом и вовсе куда-то исчезает.
– Ну будет вам. В конце концов, в стычке победа осталась за вами.
Шара смотрит на Мирград и видит механизмы за задником реальности, все эти колесики, шестерни и стойки. А еще она видит, что все это переломано и пришло в негодность. Как же сложно был устроен этот го…
А еще страннее вот что. Солдат пишет, что кадж упоминал некую джиннифриту, которую держали в сайпурской усадьбе его отца. Нам известно, что некоторым коллаборационистам из числа наиболее услуживших К…
Сигруд подходит к вытоптанному месту, присаживается на корточки и изучает следы на земле.
– И тут люди Вольки напали на усадьбу Вотровых, – говорит Шара. – И все изменилось.
– Да что с тобой такое, Во? – спрашивает она, подходя ближе. – Ты болен? Ты рехнулся? Или ты действительно все это загодя спланировал?
И тут он сознает, что правая ладонь легонько подрагивает. Он смотрит на правую руку, скрытую под перчаткой, и до него наконец доходит.
– «А для тех, кто желает познать меня, – цитирует Волька, – для тех, кто хочет предстать передо мной, нет боли слишком сильной, ни испытания неподъемного, ни наказания слишком малого, чтобы пройти и …
Сигруд разворачивается к последнему налетчику, который со стонами копошится под остатками люстры.
– Так как же ты выжил? – спрашивает Шара. – Разве ты не должен был умереть вслед за Жуговым?
Он умолял ее сказать хоть слово. Ответить. Крикнуть в ответ. Она молчала. Она вышла из его комнат – и из его жизни. На все оставшееся время их учебы.
– Десятки. Наверное, больше ста – времени-то сколько прошло. У меня неплохо получалось, да, – говорит она, явно гордясь собой. – И они так обрадовались, когда я им в первый раз этот список притащила,…
– Оставайся здесь и освещай! – И сияющая сфера зависает в десяти футах над ними, заливая улицы мягким светом. – Такие повсюду в Мирграде висели, вместо фонарей. Гораздо удобнее, согласись…
– Отлично, – кивает Шара. – Возьмем, значит, ее в разработку.
«Тренировки, идейная подготовка, рвение, вера… – размышляет она, потягивая чай в переулке. – И все это свелось к такой малости. Наверное, так себя чувствует человек, разуверившийся в своем боге…»
– Но почему КП? Они б еще сантехника прислали. Или арфиста…
Еще одна холодная ночь с небом, затянутым облачной дымкой и размытым, как кофейное пятно, месяцем. Шара стоит и ждет. Подходит Сигруд с тяжелой сумкой на плече.
Шара припоминает, как падал наземь бледный помертвевший Во.
И тут она понимает: а ведь Мулагеш сейчас обыскивает особняк Вотровых. Или это, или укрепляет стены посольства. Ни то ни другое им не поможет. А Сигруд в милях отсюда, в холмах за Жугостаном. Они одн…
Запихивает таблетки в рот и проглатывает.
Его соратник подбегает к бару и ударом ноги опрокидывает стойку. Бутылки бьются, зал окутывают пары алкоголя. Чейшек с братьями по оружию кричит: на пол! На пол, на пол, на пол, сукины дети! Чейшек н…
– Мирград, – отвечает Шара. – Но тот, старинный Мирград. Божественный город.
– Ну да, у нас их два – экземпляра в смысле. А вы почему спрашиваете?
– Пока! Пока не знаю! Но я знаю, что… что это как-то связано со сталью!
– …вернулся бы в пиратские государства, в эти Дрейлингские республики, причем с полной, абсолютно полной поддержкой Сайпура… – Вот тут Сигруд сразу прислушался. – …Ты мог бы начать, скажем, какие-то …
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает Шара.
– А Уиклов? – продолжает Шара. – Он будет в этом участвовать? Это ты руководил всеми его действиями, правда? Это ты запер здесь мховоста. Чтобы он сторожил подземный ход…
– Я могла выйти замуж, – говорит Шара. – И взять фамилию мужа.
Колкан возникает перед ней: «Что же мне делать? Что же нам делать?» И исчезает.
– ПРОЩЕНИЕ, – гремит Колканов голос, – ДЛЯ ДОСТОЙНЫХ.
– Я бы не советовала вам идти с ними, Ирина. Я не знаю, по какой причине они явились сюда, но их забота не кажется мне искренней.
Со «штаб-квартирой» губернатора полиса на Континенте всегда очень непросто. Шара знает: официальная позиция Сайпура такова, что штаб-квартира губернатора, будь то регионального, будь то полисного уро…
– Внутри Склада никакой охраны у нас нет.
Шара вспоминает девушку, приносившую чай.
– Отчасти это так. Наши сведения об этом периоде обрывочны. Мы знаем, что кадж применил свое оружие против Божеств – причем мы не знаем, что это было за оружие, – и боги исчезли. Но это совершенно не…
И они стали встречаться в библиотеке почти каждый день, и их отношения очень походили на ту игру в батлан: долгое, изматывающее противостояние, в котором никто не мог толком продвинуться или уступить…
– Но, естественно, как только ты узнала, что Склад действительно существует, ты попыталась туда проникнуть, – продолжает Винья. – Ты полезла туда и принялась шерстить полки.
– Да. Это сильный галлюциноген, кстати, здесь он в ходу, и давно. Его, правда, используют совсем не в рекреационных целях. Что понятно, учитывая характер его употребления.
– Нет. Он не ушел. Во всяком случае, мы так не думаем.
– Генерал Нур сообщает, что это, несмотря на все, еще неплохо, могло быть и хуже. В Мирграде много разрушений: я имею в виду те кварталы, что стояли на месте, где появились здания из Старого Миргарда…
Он указывает на толкущихся у огня несчастных. Среди них есть целые семьи с малыми детьми: вот отец стаскивает башмачки с синих от холода ножек девочки – чтобы малышка погрела их у очага.
Шара ничего не говорит. И не двигается. Она молчит. И наблюдает. Винья, кстати, тоже держится сдержанно и отстраненно. Они смотрят друг на друга через стекло с одинаковым выражением: немного подозрит…
В течение нескольких секунд на лице его сменяется множество выражений: растерянности. Узнавания. Изумления. И гнева. А следом тонкие черты его лица принимают вполне знакомый вид: губы кривятся в высо…
И вот посмотрите – они летят выше самой высокой башни Аханастана, подобно пущенному в атмосферу ядру, их гонят вперед узкие, как мечи, паруса и мощные крылья.
– Он знает, что я здесь, – отвечает Шара. – Колкан знает, что я здесь.
Шара отставляет в сторону чашку и откидывается в кресле. Очень хочется верить, что она никак не может разобраться с запиской просто потому, что шифр сложный. На самом же деле она не желает себе призн…
– Если только, – продолжает Шара, – сами люди не попросили тебя покинуть их…
– И нам, естественно, придется работать с его компаниями, ага, – кивает на Воханнеса Мулагеш.
И она проводит по иллюминатору двумя пальцами, и ее тетя исчезает.
– Ш-ш-ш-ш… – отмахнулась Шара – она во все глаза смотрела на юношу, подмечая каждое его движение.
– Ах, вот оно что, – говорит Шара. – Значит, ты был в доме? Когда мы с Сигрудом ходили по Старому Мирграду. Ты видел нас.
– Скажем так: этот человек был под воздействием определенных веществ. Но, увы, повторный допрос невозможен. Арестованный скончался.
– Почти две тысячи фунтов стали ежемесячно в течение года – на много кораблей не хватит… Но сталь им понадобилась явно для этого!
– Да, – кивает Шара. – Историки согласны в том, что это оказало определенное воздействие и на Колкана. Со временем он понял, что действует неэффективно. Поэтому он сказал, что время суда закончилось,…
а. А почему тогда они не убили Во сразу? Могли бы застрелить прямо с порога комнаты, как только увидели.
– То есть в местах, что более всего пострадали из-за Мига… – бормочет Шара. – А это подтверждает мою теорию. Я еще не совсем уверена, но…
Потом в нос ей бьет застарелая табачная вонь, и она чуть не вылетает обратно на улицу.
– Твой… твой рот осквернен! Чего касались твои губы, грязное ты отродье? Чьей плоти? Женской? Мужской? А может, детской?
А потом все стали обсуждать непонятное «к-пос», в смысле «культурный посол». С чего бы им посылать сюда такую мелкую сошку? Ведь все знают: на эту должность набирают чуть ли не студентиков, зеленую м…
– Еще как может, – мрачно сообщает Мулагеш.
– Так получилось… что я знаю много чудес. М-да.
«Ох ты ж батюшки, – понимает она, – мы же у всех на глазах это побоище устроили…»
И тут лед под ним накреняется, как детские качельки, и его подкидывает футов на сорок. А потом над ним смыкаются холод и вода.
– Я не уполномочена раздавать благословения, – отвечает она. – Но я принимаю твое решение. Хоть оно мне и не нравится.
– Боги мои, Шара, ты что, не знаешь, что я ничего такого не…
– За ночь они перебили пять тысяч солдат! Они их растоптали, как давильщик виноградные грозди! Кровь текла рекой им по щиколотку! Вот почему, мальчики и девочки, ту ночь назвали Ночью Красных Песков!
О бойне пошли разговоры. И жителей колоний постепенно охватил тихий холодный гнев.
Я же сказал ему, что он должен гордиться собой, ибо дожил до преклонных годов, не уступив нечестивым желаниям.
– Подойди, посмотри сам, – зовет она. – Ты видишь здесь ручку? Или кнопку? Или рычаг?
У Шары в буквальном смысле отваливается челюсть. Она настолько ошарашена, что не может найтись со словами для ответа. В последние сорок восемь часов чего только с ней не случалось, но вот это… это пр…
В комнатке жарко, душно, пусто. К счастью, разложение еще не затронуло тело, и здесь не пахнет. Шара смотрит на то, что лежит на койке. На свешивающуюся тонкую ногу. Словно бы Ефрем взял и прилег под…
Шара прикрывает глаза и затаивает дыхание: Кладовка Парнези пропускает звук.
Этот человек до сих пор следует заветам своего бога. Отсюда вопрос: а кто еще в Мирграде делает то же самое? Причем не с самыми миролюбивыми намерениями?
Краешком глаза она видит, как приближаются новые латники, входят в туман и леденеют. «Огонь», – командует Мулагеш. Пушки расстреливают их в упор, над улицей порхают скворцы.
– Выходит, мораль мы оставляем за порогом допросной камеры.
– Они живы, как я тебе тогда и сказала, – тихо проговорила она.
– Ты, конечно, позабыла, – говорит она, – что Благословенная кровь от поколения к поколению слабеет. А очень часто теряет силу буквально сразу.
– У меня был брат, – поправляет он. – И я не рассказывал, потому что братом он был никудышным. Впрочем, он научил меня играть в товос-ва – за что я ему признателен, ибо благодаря этому мы познакомили…
Она поднимает голову: мгм, да. Действительно, пока непонятно.
– Ну как бы да. Я теперь помощник регионального губернатора. В основном потому, что большая часть сотрудников посольства и штаб-квартиры… нездоровы.
– Если ты не хочешь меня, – говорит он, – просто скажи «нет», и я уйду.
Мы – работа. Только работа. Мы – древесина, вырубленная из деревьев родного края. Мы – руда, исторгнутая нами из костей нашего края, мы – кукуруза и пшеница, что мы выращиваем на наших полях.
– Это что же, значит, получается. Эти сукины дети, они что – заминировали, мать его, Склад?! Чисто на тот случай, что мы их выследим?!
Она хватает стопку бумаг, проглядывает их – и сердито вышвыривает в мусорное ведро.
Канделябры плюются воском. На стенах танцуют тысячи теней. Древние лица сердито смотрят из мрака.
– Мертвых языков – как звезд в небе, – сказал он.
И тут все исчезает – и холм, и дерево, и камень. Картинка меняется.
Указательным и большим пальцами Шара сильно сдавливает перемычку кожи между пальцами другой ладони. Тупая боль пробивается сквозь скрежет льдин, заполонивших усталый мозг.
– Пожалуй, я спрошу прямо и без уверток, – говорит она. – Я хочу знать: зачем ты на меня напал?
И она фыркает, харкает и сплевывает в корзину для мусора.
Сколько лет они уже вместе работают? Десять? Одиннадцать? Какая разница, если подумать. Какой прок в этих годах, в этой новой жизни…
Полицейские перекрикиваются через реку, Незрев стонет и подвывает. Никто не знает, как теперь переправиться через Солду. Начальства теперь как бы нет, что делать дальше, никто не знает, но, похоже, п…
– Им бы и в голову не пришло искать в галстуке, – тихо говорит она. – Особенно в дорогом галстуке. Они не ожидали от сайпурца такого трюка, правда? И он об этом прекрасно знал.
– ВЫ ХОДИЛИ ДНЕМ, – гудит голос, – НЕ ПОКРЫВАЯ ПЛОТЬ. ВЫ ЖИВЕТЕ С ПЛОТЬЮ ОТ ПЛОТИ. ВЫ РАЗГЛЯДЫВАЛИ ТАЙНОЕ И ПОЗНАЛИ ТО, ЧТО ДОЛЖНО БЫТЬ СКРЫТО. Я ОПЛАКИВАЮ ВАШИ ГРЕХИ!
– Покаяние, – тихо говорит Шара. – Колкан не отвергнет покаяние.
– Твою маман, получилось! – орет Мулагеш.
Шара поправляет на носу очки. Вот это да. Плохо дело…
– Я собираюсь выяснить, – Шара убирает медальон обратно, – есть ли в Мирграде силы, представляющие угрозу Сайпуру.
Наброски, наброски… И где мне хранить все эти наброски…
– Ну, к примеру, надо бы навести порядок в Северных морях…
Парнишка в камере поднимает голову и упирается взглядом в стену. На лице – благоговейный ужас. И восторг. Тело его сотрясает легкая дрожь.
Метрдотель сухо кивает – мол, так я и знал – и приглашает ее внутрь.
А еще она злорадно подумывает о том, чтобы сотворить какое-нибудь чудо. Интересно, что еще ей позволит учинить Старый Мирград: проходить сквозь стены? Вызвать еду с неба или из земли? Или полететь? И…
– Я должна была понять, что к этому и идет, – стонет Шара. – Должна была предвидеть…
Вообще-то, на Континенте практически все названо в честь святых. Это Шаре тоже прекрасно известно. Сайпурские историки подсчитали, что на Континенте перед Великой Войной насчитывалось что-то около се…
– Уиклов и еще один. Они пришли и повели Торскую в это маленькое здание. А сорок минут назад Уиклов и его помощник оттуда вышли. Без Торской. Я ее не видел.
Он целует ее в шею. Его борода щекочет ей скулу.
Сигруд бросается вперед и всаживает в него кинжал.
– Она – не твоей расы! Она не из твоего народа! Она не священного рода, как я и ты, как все твои братья и сестры! Их законы запрещают нам говорить это, но ты в сердце своем знаешь – это правда!
Когда в разговор вступает шестидюймовка, грохот раздается такой, словно бы целая гора осела.
– Нам сказали, – медленно выговаривает он, – что это морское чудище, многолапое.
– И ты думаешь, не сменил, потому что не хочет, чтобы о покупке прознали? – спрашивает Шара.
– Чем больше времени проводишь в море, – объясняет Сигруд, – тем больше учишься. Чем больше ты знаешь, тем больше понимаешь, что любые помощники только мешают.
Из каменного проема струится опаляющий жар.
По крышам стекает тусклый утренний свет. Шара щурится на небо, точнее, на закрывающие его стены Мирграда – интересно, где они начинаются и где кончаются? Потому что видит она только рассветное небо… …
– Нам отказано в этом. Но нам это и не нужно. Нам не нужно все это, чтобы знать, кто мы такие.
«Да на их месте любой бы передумал», – думает про себя Шара.
– Да что ты? Ты сообщила мне, что допрашиваешь университетскую уборщицу касательно обстоятельств смерти доктора Панъюя, а потом – раз! – и уже нашла способ проникнуть на Склад! А ведь это самое засек…
– Стреляйте! – орет сверху Незрев. – Утыкайте эту тварь болтами!
– М-мы… эв-вакуируем все дома и здания на берегу реки. А поскольку посольство – приоритетный объект… – а мне, говорит весь его вид, не повезло с поручением, направили именно к вам, – нам нужно, чтобы…
– А что, по-твоему, у меня есть выбор? – рычит он. – Ты… ты этих мужланов видела? За столиками? Ты представляешь, что они сделают…
– Ох ты ж… – Она вся дрожит. А потом падает на колени. – Ох ты ж мама дорогая…
Шара лежит в горячей ванне, пытаясь ни о чем не думать. В комнате темно. Прозрачное белое белье липнет к коже. На глазах – повязка, не пропускающая свет, но Шара все равно видит взрывы цветного света…
– Ты удивил меня, – сказал он. – Ты молод, неужели запретные и разнузданные удовольствия не влекут тебя?
Она никогда не думала о знании как о бремени. Но как же тяжело его носить в себе…
И тут же на выстроенную ей защиту накатывает тяжелой волной чужая мощь: ледяная река растекается, уголок из божественных деталей скрипит и стонет под ее тяжестью, и самый ум ее трепещет. В череп, как…
– А что, эти… предметы… действительно соображают? В смысле у них собственные мозги есть? – удивляется Сигруд.
– Отец Колкан, – выдыхает Волька, – с тобой все хорошо?
– …И поэтому я не мог знать и предполагать, что знак, который я вывесил над своим магазином дамских шляпок, имеет сходство – совершенно случайное, заметьте! – с божественной сигилой!
– Никогда не ходил на воздушном корабле, – безмятежно замечает человек. – На чем только ни ходил – а вот на воздушном корабле нет.
К счастью, на ней надета комбинация. Воханнеса, кстати, и след уже простыл. Интересно, уж не от стыда ли сбежал? Неужели он о ней такого низкого мнения? Как обидно-то…
Она поворачивается к улице и вызывает толстую-толстую стену из мягкого снега. И приказывает ей повиснуть в воздухе.
– А то ты не знала, что это опасно! Не знала? Знала! И что ж, на попятную теперь? От веры хочешь отречься?!
Шара с трудом сдерживает смех. Она никогда не слышала, чтобы этот термин произносили вслух, – разве что на уроках истории. Да еще и с такой искренней горячностью…
– Естественно, тебе это не понравилось, – говорит Шара. – Как и каджу – он тоже очень расстроился, когда об этом узнал. А Ефрем, естественно, планировал предать огласке результаты исследования: в кон…
– «Ночь Красных Песков» Ришны. Работа, исполненная подлинно патриотического духа. Не оригинал, к сожалению, копия, но очень старинная. И весьма точная.
Питри зачарованно наблюдает за ее действиями: мол, глазам своим не верю!
– Ой, ну ладно, ладно, – нетерпеливо отозвалась Шара и сделала два хода, которые в следующем заходе должны были обернуться для сидящего напротив сокрушительным поражением.
И снова – детский смех. Но что-то там не так…
– Вы всегда заодно с грешниками, трусами и святотатцами, – цедит предводитель. – С людьми, которые предали своих предков. И все, что было им дорого. Вот так вы воюете с нами.
Утром, да. И было это почти шестнадцать лет тому назад…
Столь многое позабыто. Если этот город действительно куколка, то крайне безобразная.
Шара открывает окно и ежится, когда в лицо ударяет ледяной воздух. Потом опускает жалюзи, закрывает окно.
– Да. Изуродованное существо, с которым я разговаривала, сказало, что тюрьма предназначалась только для Колкана. Чтобы там остаться, Жугову пришлось медленно но верно сплавиться с Колканом – возможно…
Путы на запястьях Шары начинают подаваться.
Винья и Шара долго смотрят друг на друга через оконные стекла, и лица их совершенно бесстрастны.
– Но, если ты когда-нибудь вернешься, я, возможно, сочту уместным встретиться с тобой.
– Отлично. Ну… тогда давай! Сделай это, а?
– «На горе у камня, ждет нас там награда! Святая святых! – громче повторяет парнишка. – На горе у камня, ждет нас там награда! Святая святых!»
Оргией предводительствует некая фигура в остроконечном колпаке, в одной руке у нее кувшин вина, а в другой – нож.
– Вот и хорошо, – сообщает Мулагеш. – Но вас ведь не за этим сюда посылали, правда? И у вас есть доступ? Нет доступа. Ну и все. Вещь можно сохранить в тайне, только если никому ее не показывать. Нико…
Пожар у них, значит. Наверное, один из складов загорелся – и таперича, значит, горит.
Сигруд закатывает свой единственный глаз.
Кроме последней. Вот она закрыта, и сквозь замочную скважину проникает дрожащий желтоватый свет.
Протягивает Сигруду золотой браслет и кладет на огромную ладонь.
– Да! – верещит парень. – Во имя всех богов, да!
– Не наступай на соль! Разрушишь круг – умрем оба!
И проводит рукой по дереву гроба – лакированная сосна. Большинству сайпурцев не приходится рассчитывать на такое.
…судя по всему, пребывание каджа на Континенте, до самой его смерти от инфекции в 1646 году, не изобиловало событиями. Он спал, ел, жил один, к другим обращался, только чтобы отдать приказ. Его бессм…
Шара начинает хохотать. Потом закрывает лицо ладонями.
– Питри… вам часто приходилось видеть профессора? – спрашивает она.
– Это потому, Во, что дела у нас неправильные. Нехорошие дела.
– Такое возможно, да. Добро пожаловать на войну. Но ты уж давай постарайся им вломить до того, как помрешь, хорошо?
А самое ужасное – она вообще не продвинулась в расследовании убийства Панъюя. После стольких предательств, должностных промахов и жутких открытий она вынуждена признать: то, ради чего она прибыла в М…
– Но… но все сходятся на том, что после вторжения каджа исторические источники становятся очень путаными, – говорит Мулагеш. – И никто не может сказать с уверенностью, что там происходило. Он вполне …
Он кивает, говорит: «Хорошо» и снимает нижнюю рубашку. За время совместной работы Шара много раз видела его без рубашки – и даже вообще без одежды, и каждый раз ее поражало жутковатое обилие шрамов, …
– Да я в рот имел всех ваших сраных предков! Вандалы! Как смеете! Не желаю слушать, ни слова ни желаю слушать, твари поганые!
– Божества создали ад, и не один, – говорит он, – но все они бледнеют перед тем, что создали для себя люди.
– Не любому, – хриплым от ненависти голосом отзывается Волька.
В Аханастане жрец каждый день выходил на берег и читал проповеди о дальних странах. В Вуртьястане наставник боевых искусств указывал на идущие на восток горные ущелья, а также на лежащие за ними края…
Она смотрит в иллюминатор. С той стороны волнуются Южные моря, но в стекле отражается большой темный офис и тиковый письменный стол.
– Уверена, что благодаря своему положению в обществе ты привык к беспрекословному повиновению и потаканию малейшим прихотям, а те, кто обманывает твои ожидания, кажутся тебе совершенно невыносимыми п…
Зря Незрев приказал открыть огонь. Урав должен был сражаться с ним, и только с ним, не отвлекаться на других.
– Пропали без вести и убиты в общей сложности двадцать семь человек, – сообщает Незрев. – Их сдернули с берега, утянули под лед или выдрали из собственных домов.
А потом она вскидывает взгляд и видит человека. И застывает на месте.
Винья выглядит так, словно ее сейчас стошнит.
Она уже идет навстречу губернатору через атриум.
Ей сорок восемь, и скоро подобные пробежки станут ей не по силам. Так что лучше поотдуваться сейчас, пока получается. Ей нравится бег: это самое настоящее боевое искусство, только противник в нем ты …
Чудище пожимает плечами – но уже не издевательски-зло: видно, что ему грустно, плохо и одиноко. Ни дать ни взять брошенный ребенок…
– Ты не хочешь, чтобы я влезал в ваши игры. Вот что ты хочешь сказать.
Волька меряет ее гневным взглядом, воздух с шумом вырывается у него из ноздрей.
– Ах… – слышится голосок. – Это вы, госпожа Тивани?
С востока доносится гул. Питри оборачивается к городским стенам – вот оно, крошечное отверстие у самого их подножия. Отсюда оно кажется проточенной червем дырочкой, а на самом деле это туннель в трид…
– Я уж не знаю, о чем думали те, кто устроил эту ловушку. Но когда я это услышал… – Тут Сигруд красноречиво качает головой. – Этот звук я узнаю из тысячи.
Человек с тростью все посматривает на часы: наверное, не хочет, чтобы его заподозрили в поспешности. Обаяв всех гостей скопом и каждого по отдельности, он наконец-то выхватывает из толпы лакея и что-…
– Я встречался с тобой не из-за тяги к экзотике. Я встречался с тобой, потому что ты – это ты.
– Шара. Я очень надеюсь, что ты не предложишь мне сделать это. Хотя, похоже, все-таки предложишь.
– Ты хорошо поняла меня, Шара? – жестко спрашивает Винья.
Надо же, у нее в кармане лежит нечто, испробовавшее божественной крови.
Полицейским этот разговор явно неприятен, они неловко мнутся: все-таки упоминать подобные вещи строжайше запрещено. А некоторые даже разозлились – хорошо, что она не сказала, что всего несколько часо…
Вот полка, целиком занятая разобранной на части огромной статуей. На месте лица – гладкая поверхность, даже черты не намечены. Только орнамент идет по всей голове – фракталоподобный, извивающийся. «Т…
– Нет. Я ждала, когда ты выйдешь на связь, но не ожидала, что ты прибегнешь к… экстренным средствам связи.
И небольшая армада стальных кораблей в безводных холмах.
– Ковать железо, – вспыхивает Воханнес, – нужно пока оно горячо!
– А вы… вы позволили этому человеку… – и Ярославцев упирает обвиняющий перст в пустое кресло доктора Ефрема Панъюя, – …приехать в нашу страну и прочитать все наши легенды, все наши сказания… изучить …
Она оглядывается на нагруженную всякой всячиной тачку – ее прикатили из посольства. С реки снова доносятся пронзительные крики. Она не обращает на них внимания.
– Не пытайся говорить иносказаниями, у тебя все равно не получится.
– Это, как нетрудно заметить, вовсе не мой кабинет. – И Шара обводит рукой каюту. – Ты видишь меня в каюте судна, идущего по Южному морю. Курсом, естественно, на Галадеш.
– Пожалуйста, ну помогите же мне! – плачет девочка. – Мне так больно, так больно!
– Ты ведь убил Ирину Торскую, правда? – спрашивает Шара. – Они ее привели сюда, и она зашла в круг.
– И то, что мы, похоже, не очень-то хорошо знаем друг друга.
Все это началось – как и многие другие Шарины дела и занятия длиною в жизнь – с игры.
И Шара сосредотачивается на осмотре стеллажей.
Шара протягивает руку. Он вкладывает ей в ладонь монету, они продолжают разглядывать кругляши на земле.
– Божества очень любили стекло. Тайники там устраивали… – бормочет Шара.
Сигруд прыгает. Стеклянная крыша летит навстречу слишком быстро, он видит, как в ее сверкании отражается небо.
– И что? – сердито говорит Мулагеш. – Вы в курсе, что прервали заседание суда? Надеюсь, у вас уважительная причина!
– А ничего, – замечает Мулагеш, – что это произведение искусства сейчас шаромыжится по городу и людей жрет?
– А на кого вы собираетесь охотиться, извините за личный вопрос?
В том же году в Аханастане окружной магистрат описывал в письмах сестре городское собрание, на котором выражалась горячая поддержка колкастани, – и это несмотря на шестистороннюю войну, которая все е…
– Ну… я тебе говорил, что мой главный козырь – это добыча селитры… А селитра – не металл, как ты знаешь.
– Только если это не подвергнет их жизнь опасности.
– А то! Что колокольня не уменьшилась! Храм просто ушел под землю – вот что! Та убогая глиняная мазанка в парке никогда не была истинным Престолом мира! А ведь все так считают, даже в здесь, в Миргра…
– Нам нужно уходить, – настойчиво повторяет Сигруд.
– Напоминаю, что согласно букве закона, – цедит Шара, – земля, на которой стоит посол Сайпура, считается сайпурской землей. А, кстати, ты в курсе, что твое изумляющее ослиным тупизмом излияние на тем…
Она спросила меня, что я делаю, и я рассказал. Показал ей свой рисунок, каковой ей пришелся весьма по нраву. «Вы ухватили самую суть, – сказала она. – Зря говорят, что чудес более не случается!»
Девчушка разражается слезами и съеживается у края круга.
Она не успевает ответить – по улице бежит Питри, громко окликая ее. Шара бросает человеку в оранжевом одеянии монету в десять дрекелей – тот подхватывает ее в воздухе с удивительной ловкостью – и выб…
– Жугостан – в каком-то смысле запретный город, – говорил голос из тьмы. – Ты знал об этом?
Шара ждет, но Винья молчит и не шевелится. Только на щеке жилка дрожит, но, может, ей кажется.
– Но у тебя же есть среди них друзья, причем высокопоставленные?
Она приходит в себя и видит гладкую серую стену. В легкие затекает струйка воздуха, и тело заходится в приступе кашля.
Сама Мулагеш наблюдает за работой от ворот: высокие белые стены посольства с металлической решеткой поверху очень красивы, но совершенно беззащитны с военной точки зрения. Да и само посольство уязвим…
– И Морнвьева настолько устыдился, – говорит Волька, – что спросил Отца Колкана о случившемся, досаждал ему такими вопросами…
Шара с трудом сдерживается, чтобы не выпихнуть его в окно.
Однако ступни девочка так и не показывает. Даже пока подбирается к ним, словно подкатываясь, подкатываясь…
– Я полагала, что мы изолировали посольство от внешнего мира и не принимаем посетителей, – говорит Шара. – Особенно этого посетителя.
– Они никогда не называли мне своих имен. Я спрашивала, но мне ответили, что так безопасней. Сказали, что им грозит опасность. Всегда. Кто им угрожает, не сказали.
– Я что сказала, а?! Я сказала направить на помощь пяти пожарным командам каждого, каждого, мать вашу за ногу, солдата! – бушует внизу Мулагеш. – И проследите, чтобы это нашло, мать твою, отражение в…
Откуда-то из-за спины гиганта доносится звук – кто-то прочищает горло. Гигант, ни полслова не говоря, разворачивается и топает к будке станционного смотрителя.
– Я… я просто… Боги. – И он падает на постель рядом с ней.
Но ответить она не успела – внизу вдруг пронзительно закричали.
– Вы можете еще что-нибудь рассказать мне об этом списке? Любые детали.
– Потому что мне известно, что ты всего пару дней назад запрашивала информацию по одному банку. И ничего мне об этом не сказала.
– Люди живут очень бедно. Они недовольны. И будет изрядным преуменьшением сказать, что ГД Труни не слишком хорошо руководил посольством.
В 717 году, когда Божества и их народы все еще спорили и сражались за территорию, жрец из таалвастани написал серию сочинений, в которых описал, какие блага могут воспоследовать от союза с Жугостаном…
– Тебя действительно за этим туда послали? У твоих коллег были все возможности, но…
– В голове… у меня там внутри что-то есть…
– Про какие-то официальные бланки… – ошарашенно отвечает ей солдат.
– Надо же, боевой топорик способен на ревность!
– В этих материях я не менее сведуща, чем Панъюй!
Шара аккуратно переворачивает мясо, жир шипит и брызгается. Она быстро отдергивает руку, раскаленная капля масла пролетает мимо костяшек пальцев.
Ответом ей становится тихое гудение – источник звука находится всего в нескольких ярдах от нее.
Задача Министерства иностранных дел состоит в том, чтобы упорядочивать то, что в принципе не поддается упорядочиванию.
– Я медитировал годами, но слух мой оставался закрытым. И тогда я принял решение: буду медитировать до тех пор, пока не умру. И тогда я услышал его шепот, ибо смерть представлялась мне худшей участью…
– Сделай это, – повторяет Божество. – Я так и не сумел понять, чего им надо. Я так и не сумел понять, каким они хотели меня видеть.
– Я сказала, что хочу разворошить гнездо, а не погибнуть смертью храбрых.
Они выходят из университета и подходят к машине. Шара замедляет шаг.
Шара, поддерживая хромающего и пошатывающегося Воханнеса, выходит из гостевой комнаты и идет по коридору. Предводитель не отстает ни на шаг.
В зале повисает нестерпимо долгое молчание.
Ефрем писал: «Джиннифриты застилали постели, подавали еду, наливали вино своим хозяевам… Я даже представить себе не могу реакцию публики, если станет известно, что каджу прислуживали именно таким обр…
– Ах, мгм, ох, да. Конечно. И что бы вы хотели заказать?
Он смотрит на свои ладони. Они покрыты шрамами и блестящим жиром. Сигруд не узнает свои руки.
И тут сердце Шары разрывается. И оттуда прямо в живот хлещет ледяная вода.
– Ах, моя дорогая, – протянул он, – если ты возьмешься проверить, так ли это, я, пожалуй, не стану возражать…
Деревянный ящик пришелся гробу точно по размеру – практически дюйм в дюйм. Интересно, это что же у них, целая индустрия по изготовлению ящиков для транспортировки гробов? Столько наших людей здесь ум…
Только что сформированному сайпурскому парламенту показалось совершенно логичным – хоть и крайне неприятным – решение: Сайпур, столь долго пребывавший в статусе подчиненного государства, должен вмеша…
«Если бы я могла поехать с тобой, – говорит она гробу, – чтобы прийти на похороны, – я бы поехала».
– А поскольку я видела слишком много вещей и существ, существование которых мы не можем официально признать, я не могу вернуться домой.
Естественно, губернатор полиса Мулагеш никакой телеграммы не отправляла, просто хорошо, когда у тебя в любом Департаменте связи сидят друзья, готовые помочь в любом деле.
– И что? – подозрительно щурясь, спрашивает Мулагеш.
– А я ничего такого не увидел. Я обыскал каждую пядь улиц вокруг. Обыскал квартал. Опросил всех, кого можно. И ничего не нашел. Но…
От этих слов у Шары в буквальном смысле падает челюсть.
– Шара, заткнись, – шепчет Воханнес. – Слушай, но у тебя же есть какой-нибудь козырь в рукаве, правда? Ты же знаешь, как нам выпутаться?
Мир вокруг Шары идет рябью. В уголках глаз вспыхивают яркие цвета. Небо подобно свитку, земля – смоле, белые небоскребы Мирграда пылают, как факелы.
Там на полу сидит, обняв руками колени, Воханнес: лицо в ужасных кровоподтеках, один глаз заплыл огромным зеленым, как кожа лягушки, синяком, на верхней губе запеклась кровь.
– А как быть с уликами? Тут кто-то работал. Реставрировал резьбу в атриуме Колкана. Они сюда даже каменный дверной проем притащили, хотя я понятия не имею, зачем. Но, как бы то ни было, этот кто-то я…
– Мы покидаем территориальные воды дрейлингов, – сказала она. – Ты не хочешь кинуть последний взгляд на берега родины?
Он вскидывает взгляд, с мгновение они смотрят в глаза друг другу, потом мальчишка отворачивается.
Старуха, всхлипывая, указывает на лестницу.
– Счастлив признаться, что да, спланировал загодя, – весело отвечает он.
Они несут ее вдоль берега реки. Пары все больше туманят голову. Она думает: «Почему никто не бросается мне на помощь?» Но зеваки лишь с любопытством провожают взглядом мужчин, которые идут так, словн…
Юный континентец, похоже, и не думал обижаться. Напротив, в глазах его вспыхнул странный огонек.
– Я помогу моему другу подняться. Я не вооружена. Пожалуйста, не стреляйте.
– Я этого не знал, – пугается Питри. – Я думал, Жугова казнили во время Великой Чистки! Меня так в школе учили!
Она поворачивается и передает Шаре чашку: теплую, словно бы посудина грелась на открытом огне. «А ведь она всего лишь подержала ее в руке», – думает Шара.
– Голос не слышали? Пока мы смотрели друг на друга?
И смотрит на свои руки и ноги: во время боя жир смылся, а с ним – и те защитные свойства, которыми наделила его Шара.
– Вы – остаетесь здесь. Глаз с них не спускать. Кто дернется – убить на месте.
– А какое отношение, – парирует человек в оранжевом, – они имеют к Божественному?
– …В таком случае, полагаю, – заявляет Василий Ярославцев, – речь должна идти о наличии умысла! Не правда ли? Я прекрасно понимаю, что суд может не согласиться со мной – этот суд всегда выносил решен…
– Хм. Нет. Думаю, мы одни не справимся. Начинай рассылать агентов. Думаю, нам понадобятся люди. Точнее, глаза. Но они не должны знать, что работают по заданию Министерства. Впрочем, что я говорю: ты …
– Люди даже из дому выходить не желают, не то что милостыню подавать…
Мулагеш тушит сигариллу о стену, огненными брызгами летят искры.
К вящему Шариному удивлению, солдаты разражаются свирепыми криками, а потом принимаются скандировать: «Ко-майд! Ко-майд! Ко-майд!»
Офицерская столовая в полицейском управлении Мирграда – отличный наблюдательный пункт. Отсюда прекрасно видно, как нарастает паника, – потому что в большие окна прекрасно просматриваются приемные, гд…
– Почему так получается, – говорит Воханнес, провожая ее до двери, – что, когда мы заканчиваем дело, всегда остается такое чувство, что и ты, и я остались внакладе?
Питри смотрит на нее, потом на гиганта – тот, кстати, как раз протискивается в будку к смотрителю, и смотритель явно нервничает.
С удивительным упорством здоровяк ворочается, а потом медленно садится. И осматривает лежащие на коленях ладони.
Шара смотрит и смотрит на тело. И уже второй раз за ночь говорит себе: «Не обращаем внимания на частности, зрим в корень». Но… вот он лежит, ее учитель. С размозженным лицом. Тонкие запястья и шея. Р…
– Возможно. Но. Если так… – Сигруд снова пожимает плечами. – Значит, я умру.
Шара залезла в карман и вытащила холстяной мешочек. Открыла, вынула блестящий плетеный золотой браслет со звеньями в форме высоких гребнистых волн.
– Бери их, Шара. Ты же этим на жизнь зарабатываешь? Вот возьми и размажь его.
Она оглядывается на выдвинутый ящик с глупой детской надеждой: а вдруг там завалялся еще один наконечник черного свинца?
Отец Города Эрнст Уиклов, постоянный оппонент Вотрова и движения „За Новый Мирград“, решительно опроверг подобные заявления: „Попытки заработать политические дивиденды на страшной трагедии выглядят б…
– Ты… ты действительно считаешь, что у тебя что-то получится? Ты реально считаешь, что это возможно? А может, – тут Мулагеш хихикает, – ты просто наивная идиотка, а?
Но ведь это тщетные усилия! Сколько тут еще пустого потолка, пола и стены? На вид, несколько тысяч квадратных футов! И потом, разве им известно, что тут было изначально изображено? И откуда они взяли…
– Я у тебя ничего не прошу, – выговаривает Шара.
И она садится – ноги отвечают ей благодарственной песнью – и трет глаза.
– Он жив, – вскрикивает Волька. – Он жив!
– Так он же ж историю изучать приехал! – пожимает плечами Мулагеш. – А где ж ее изучать, как не на Запретном складе? Он как раз историей и набит… В общем… в общем, поэтому это дело такое. Опасное, по…
– Михаил ранен, – докладывает Виктор. – Оно цапнуло его за руку, ну и… пары пальцев нет как нет.
Шара вздыхает, запускает руку в сумку и вынимает бутылку чаю. И прихлебывает горячий напиток. Вкус у него затхлый и перезаваренный – она слишком долго таскала его с собой, да и влажность тут повышенн…
– Если бы достопочтенный доктор Ефрем Панъюй присутствовал на этом заседании, – и Джиндаш указывает на пустое кресло рядом с Труни, – он бы без труда опознал бы в этом рисунке священный знак Божества…
– Меня зовут Ирина, Ирина Торская, – тихо отвечает ее собеседница. – Я уборщица в университете. И я отмывала от грязи тамошние стены и полы двадцать четыре года. С самого времени, как его построили. …
Я не уверен, что найденные материалы свидетельствуют в пользу каджа… Я отыскал еще несколько писем людей из его ближайшего окружения, написанных сразу после захвата Мирграда, когда кадж погрузился в …
Воханнес некоторое время молчит, стряхивая с сигареты пепел.
И она опускает свой мешок наземь. Начнем с самого простого и старого фокуса: берем банку, высыпаем в нее лепестки маргариток, посвященных Аханас, – кстати, потом эти лепестки сами собой вернутся в па…
Ах, вот оно что. Мулагеш считает, что парнишка на нее напал.
И она переступает порог особняка. На скольких вечеринках ей удалось побывать – и каких! Там среди гостей прохаживались генералы, предводители бандформирований и гордые своим ремеслом убийцы. И тем не…
ПЯТЬ СОТЕН СОЛДАТ В ГОРОД ВЫВЕЗТИ ЭТО ТЕБЕ НЕ ВОЗ С КАРТОШКОЙ ПЕРЕДВИНУТЬ ТЧК
Воханнес принюхивается и берется за вилочку величиной с иголку.
– Спасибо, – говорит она и отбрасывает комок бумаги.
– Понятия не имею. Но это вещества, которые всегда были не по нраву божественным существам. Надеюсь, – и она бросает в котел немного полыни, – что хотя бы пара из них подействует. Чем шире спектр, те…
– А то. Нам известно, что их заинтересовало то, что было на последних страницах из этих ста. А когда они нашли, что искали, – что-то, что должно было им помочь, они перестали искать. Это случилось, к…
Шара открывает окно настежь. Со стороны реки доносится грохот. Над крышами взмывает облако белой пыли.
– Я удовлетворена вашим ответом, – громко произносит Мулагеш и стучит молотком. – В таком случае как председатель суда я объявляю высказанное достопочтенным Главным дипломатом Труни мнение несуществе…
– Значит, это никак не связано с тем фактом, – тихо произносит Винья, – что этот банк – ближайший к Мирградскому университету. И с тем, что там предоставляют клиентам ячейки для хранения ценностей?
Марья инстинктивно бросается к окну, потом вспоминает – запотели окна-то! Но нет, снова она ошиблась: выходящие на запад окна словно бы протерли снаружи…
– Пожар на Складе потушен, – докладывает она. Поднимает бутылку и прикладывается. – Из посольства никто не выйдет, пока мы не поймем, что на уме у населения этого города – в смысле, будут ли они нас …
– Кое-что знаю, – кивает она. – Знаю, что эта отметина от Перста Колкана.
– И что же вы собираетесь делать? – интересуется один из незревских помощников. – Оштрафовать его?
«Будь проклята моя злосчастная судьба», – думает она.
– Я… Во, я не буду на тебя работать, ты что!
– Вы это делаете, – упирается Шара, – потому что так велела Олвос.
Он думает о детях, которые стали ему чужими, о том, что они уже выросли. И о молодой женщине, которая некогда была его женой. Наверное, она уже по новой вышла замуж, и у его детей теперь новый отец…
Кто-то поднимает с ее лица подушку, глаза безжалостно режет дневной свет.
Они с Шарой неторопливо направляются к статуям.
– Аааа, постойте-ка! Постойте! Я забыла! Забыла! Забыла-забыла!
Шара сидит и думает: «Неужели после всего, что случилось, я угодила прямиком в западню?»
В окне появляется самострел. Сигруд отшатывается. Болт прорезает стекло, проходит в дюйме от его лица. В окне дырка, но оно не разбилось. Сигруд бьет по стеклу левой рукой, хватает выстрелившего в не…
– Да. Это так. Я видела все своими глазами.
– Да. Я повышаю тебя в должности, моя дорогая. Теперь ты официально Главный дипломат в Мирграде. Больше не провалишь ни одной секретной операции – должность не позволит.
– Это Старый Мирград, – отвечает Шара. – Часть Мирграда, которая сохранила прежний вид. Он, похоже, втянул ее в наш мир и воткнул посреди обычных зданий!
Работать надо, работать дальше. Как там говорится? Сиди и думай, авось что-нибудь надумаешь.
Тут Волька срывается на свирепое рычание – Шара видит желто-коричневые зубы.
И вот еще какой вопрос, даже позаковыристее: а зачем им убивать Панъюя, после того как они получили от него нужные сведения? Они же не могли не знать, что расследовать убийство приедут «плохие ребята…
И сказала им Олвос: «Зачем вы сделали это, дети мои? Почему небо скрылось за клубами дыма? Зачем вы отправились на войну в далекие страны и пролили кровь в чужих землях?»
«А как насчет у бабы в постели понежиться?» – думает Соврений. Тоже ведь мужская работа, ежели подумать! А вот ему, к примеру, больше хочется к бабе, чем на лед, – это что, не по-мужски, а?
– Нет, – отвечает Олвос. – Люди связаны с богом отношениями типа «ты мне – я тебе», а мы пришли к консенсусу, что эти отношения исчерпаны. Но подобная стратегия – задать определенный ход мысли, а пот…
И я стояла и думала: останемся ли мы, солдаты Сайпура, людьми? Останемся ли мы женщинами и мужчинами, после того как убили и сожгли этих мужчин и этих женщин?
– Из-звините, госпожа… – мямлит мальчишка. – Извините, что отвлекаю, но м-могу я идти?
– У меня вести от Сигруда, – говорит он. – Госпожа Торская покинула квартиру. Ее оттуда увели Уиклов и еще какой-то человек. Сигруд дал мне адрес. Только адрес.
Посвящается Эшли, которая помогает мне верить в лучшее будущее
– Я мог бы вам сказать точное время прибытия, – говорит он, – если бы вы назвали мне пункт назначения.
Кабинет мал и грязен – и совсем не подходит для такого известного исследователя. В стене окно, но оно забрано витражным стеклом таких темных тонов, что вовсе не пропускает света.
– Я хочу сказать, что если случится так, что Урав проглотит тебя… – и она опускает взгляд к ножнам с клинком, – …возможно, нужно будет взять дело в свои собственные руки.
– Думаю, отчасти из-за того… – и Шара обводит рукой улицу, – что уж больно место подходящее.
Я увидел у себя под ногами одежды старца – похоже, он сбросил их на ходу.
– Да, это вполне ожидаемо. То, что здесь косо смотрят на наши… более прогрессивные представления о браке, широко известно, – сухо отвечает Шара.
– Мы будем в безопасности. Он нас не увидит.
– Нет! Нет, нет! Нет, Отец Колкан, мы бы никогда не осмелились на такое!
Мулагеш и Шара сидели в своих креслах, явно подремывая, но тут они быстро смаргивают и просыпаются.
Данные исследований отрывочны, и мы не можем сделать никаких определенных выводов, исходя из этих сведений. Действительно ли запечатленные скульпторами и художниками существа представали перед людьми…
Те, мимо кого идет Сигруд, молчат. Не просят милостыню, не угрожают. Просто молчат и не двигаются с места, пока он не скрывается из виду.
– Пожалуйста! – плачет девчушка. – Пожалуйста, сделайте что-нибудь!
Шара пожимает плечами. На самом деле она чувствует, что оказалась в комичном положении: в самом деле, сидит тут и чай прихлебывает за компанию с Мулагеш. А вокруг вон что творится. Благодаря их стату…
– Я думаю, на этот раз тебе стоит пропустить меня вперед, – говорит Сигруд. – Мы знаем, что там наши враги, и они что-то… замышляют. Так что глупо тебе лезть первой. Согласна?
– … убит?.. – громко переспрашивает кто-то.
Мховост разворачивается в пируэте и издевательски виляет попой: мол, накося выкуси.
– На тебе знак Божества, поэтому реальность тебя приняла. Во всяком случае, частично.
Мховост застывает и медленно убирает палец ото рта.
– Вы должны медленно и аккуратно положить на пол оружие, – мягким и журчащим, как свежее молоко, голосом произносит Шара, – и спокойно сдаться.
Она откидывается на стуле и смотрит вверх. По каменному потолку тянутся полосы копоти. У них маслянистый отблеск – жирный след от всего, что тут жарили и парили…
– По правде говоря, я понятия не имею, – качает головой Шара. Она разворачивается и осматривает место, через которое они только что совершили переход: да, тут заметно некоторое воздействие Мига. Вот …
Джиндаш гордо шествует к своему креслу и опускается в него. И оборачивается к Мулагеш с гордой улыбкой. Вот так бы взяла и врезала ему кулаком по физиономии…
И Нур указывает в сторону, где суетятся бритые наголо и босые континентцы в бледно-оранжевых одеяниях.
– А мне и не нужна точная точка, – вздыхает Шара. – Просто скажите мне, когда мы перевалим за вторую половину пути, хорошо?
– Он сказал, что металл им нужен для кораблей, которые будут ходить по воздуху.
– Ты привлекла внимание щелкоперов, моя дорогая, – замечает Воханнес.
Деревянная статуэтка мужчины с семью эрегированными членами разной длины.
– Но… это не… просто какое-то существо. Потому что вы ведь, похоже, знаете, кто это был.
И наливает себе еще чаю. Нет, Шара не станет говорить Мулагеш, что потребляет кофеин в таком количестве, если работа совсем, совсем не спорится.
В зале тут же зашептались и зароптали – пока негромко. На Мулагеш и остальных сайпурцев эта пафосная речь не производит, впрочем, ровно никакого впечатления.
Над аркой четко читается надпись: ДОМ ВОТРОВЫХ.
– И… если вы действительно это видели, и именно оно вселилось в этого мальчика, это значит… это значит только одно.
– Любовью всех богов заклинаю – унесите меня отсюда! – орет он, но Шара не обращает на него никакого внимания.
И как же она улыбалась, когда это говорила…
Потом видит, что Сигруд залит кровью. И начинает пронзительно визжать.
Так, теперь смотрим на пол. Соляной круг занимает почти всю площадь комнаты: до тайной дверки не дойдешь, не ступив внутрь, к мховосту. Он сидит здесь, как сторожевой пес…
Шара всегда была хорошим солдатом. Никогда не позволяла себе лишнего. И вот к чему это все привело.
А если нет, если я ошибся, какое значение это имеет для Континента? А для Сайпура?
– Ну ладно. Так что там с этим движением, о котором ты толковала?
– Они так велели. Сначала-то нет – после первого раза они все недовольней и недовольней становились: «Это, конечно, хорошо, но нам не это нужно, совсем не это». Словно я виновата! И тут однажды тот, …
И сбрасывает свою хламиду. Спина ее обнажена, а под одеянием не обнаруживается ничего, кроме меховой юбки.
Олвос пытается заговорить снова, но не может.
Как же ее угораздило пообещать тетушке не заглядывать в тайник Панъюя – вдруг там лежит ответ на все ее вопросы…
Когда они наконец добираются до комнаты, Шара садится на кровать и подпирает лоб руками. Комната кружится и качается подобно палубе корабля.
– Что это было за чудо, разрази его гром? – выдыхает она.
Чайная Восковой в такие холодные вечера набита народом под завязку, сама же Марья Воскова полагает, что дело не в чае – ейные дуралеи чай заваривать не умеют, это ж ежу понятно. Клиентов привлекает а…
ТРЕБУЮ СКОНЦЕНТРИРОВАТЬ ВСЕ ВОИНСКИЕ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ НА БОЕВЫХ ПОЗИЦИЯХ В МИРГРАДЕ ТЧК
Шара смотрит на стену и не может отвести глаз – гипнотическая притягательность ужасного, ничего не поделаешь. В душе поднимается ярость: как?! Как можно быть таким идиотом?!
– И это – твоя великая тайна? Твое ужасное подозрение? Ты за этим, что ли, отправилась на Склад?
– Он говорит, что его не беспокоит живот, – сообщает доктор. – Что, доложу я вам, совершенно невероятно. А еще я не вижу следов обморожения – что тоже, по правде говоря, выходит за рамки обычного.
На пороге стоит маленький сайпурец. Видно, что ему очень не по себе. И еще он очень встревожен. Мулагеш знает его: Питри как-то там, из посольства, мелкая сошка у Труни на побегушках.
И он поднимает руки в беспомощном жесте: мол, ну и что? Что это за помолвка такая?
– Ну что ж, заглянем и посмотрим, что там и как?
Подбегает к углу и дважды стучит по стене. Прислушивается: вот ответный стук. А вот и еще один слышится вдалеке. Он кивает: товарищи близко. И бежит дальше.
Шара лихорадочно перебирает в голове все, что запомнила, но не находится с ответом.
И тут сердце Шары ухает в пятки: «Ох, Ефрем… уж не тетя ли Винья тебя убила?..»
– Нет, тебе совсем не жаль. Ты – представитель своей страны. А страны жалости не чувствуют.
Он склонил голову над книгой, золотисто-рыжие кудри падали на лоб. Похоже, он не умел сидеть прямо: сейчас он весь скривился и завалился назад. На коленях лежал том работ о Тинадеши – инженере, строи…
Шара потягивает вино, но ничего не отвечает. Она смотрит на стоящий рядом с креслом Воханнеса чемодан. Такой же белый, бархатный и дурацкий, как его перчатки. Во имя всех морей, неужели я доверила оп…
– Потому что это, – Шара кивает в сторону колокольни, – самая старая постройка в Мирграде. Не считая стен. Это был естественный центр Мирграда, хотя после Мига все перекосилось и от былой симметрии н…
– Да, но давайте припомним, чему нас учили. Припомним, кого именно и когда он убил.
– Почему вы читаете об Уиклове? – интересуется Мулагеш.
– Пролетел насквозь, – глубокомысленно замечает Сигруд.