– Я думаю, на этот раз тебе стоит пропустить меня вперед, – говорит Сигруд. – Мы знаем, что там наши враги, и они что-то… замышляют. Так что глупо тебе лезть первой. Согласна?
– Он ведь богат и поддерживает Реставрацию, правда? Я смотрю, на его предвыборных плакатах часто изображают оружие… Если мы потянем за эту ниточку, мы ведь его найдем на другом кончике? Да, дитя мое?
Ворота со скрежетом раздвигаются. На подъездной дорожке стоит мальчишка, в высоко поднятой руке его – серебряный поднос. На парнишке ливрея, но, похоже, ему пришлось прогуляться – под носом замерзли сопли. Еще его трясет от холода, поэтому непонятно, улыбается он или просто лицо от озноба перекосило.
Бородкин сердито бурчит. А охранник-то не дурак, чуть что – шмыг в тепло. И тут он щурится, приглядываясь: а это что такое? Там, на стене? Крадется, что ль, кто-то, к оставшемуся в одиночестве стражнику?
– Во, у меня правда нет времени слушать твои сомнительные комплименты, так что не расточай их понапрасну. Как ты проник внутрь?
– Если я доберусь до тайника Ефрема, – говорит Шара, – вы можете быть уверены, что я передам все его содержимое вам, тетушка.