Все цитаты из книги «Чудны дела твои, Господи!»
Саша стряхнул на запястье часы, застрявшие под дамской кофтой с двумя симметричными заплатами на груди.
– Объяснительную пиши, и не будет тебе к майским никаких премиальных!..
– Что вы, что вы, – перепугался Александр, – как можно! Я и сам тут человек новый, только три месяца как, просто мы не ожидали вашего назначения.
– Как тебя зовут? – спрашивал Андрей Ильич. – Маша, что ли?.. Или как?..
– Это значит, милый Александр, что в моем доме был человек, которого Мотя прекрасно знает! И ей в голову не пришло на него бросаться.
Персиковая Лера молчала, смотрела в сторону. В огромных темных очках отражался закат.
– Мы не можем… снова, – говорила Лера, трогая его шею, – так не бывает.
– Двести, Модест Петрович, это к приключениям! А мне на сон грядущий.
– Писатель Аксаков даже книгу написал. «Записки об ужении рыбы» называется.
Боголюбов переглянулся с Сашей. Иванушкин подошел и присел рядом. Отсвет пламени плясал и прыгал по мокрому песку. В вершинах деревьев прошел ветер, тревожно и как-то по-ночному прошумело.
…Меня ударили по голове. Я сидел за столом спиной к двери, передо мной лежали папки. Кто-то вошел и ударил меня. А потом приволок сюда.
– Я? – переспросил Боголюбов неприятным голосом. – Я на работе. Познакомьтесь. Лера, это Нина. Нина, это Лера.
Они помолчали. Как-то по-новому помолчали, по-другому, не так, как молчали раньше.
– Андрей Ильич, – окликнули с дорожки. – Вы что?!
И при чем здесь… развод? И при чем здесь… народ?
– Общий привет, – провозгласил Боголюбов, чувствуя себя идиотом.
…Вот это совсем не дело. Знакомиться с сотрудниками в трактире «Монпансье» в планы Боголюбова не входило. Нужно быстро поесть и убраться восвояси. А то еще Анна Львовна взволнуется!..
– Как бы не так! – ответили из-за двери злорадно. – В экспозиции давно!
Боголюбов закрутил кран, пристроил вымытые скопинские тарелки на полку и критическим взглядом оглядел свою кухню.
– Ничего не сделал, – ответил наконец Саша. – Прием безотказный, членовредительства никакого, зато… успокоение наступает моментально. Видишь, лежит себе. Никому не мешает.
Он заглянул в пакет, вытащил ошейник и мятую бумажку чека, отчего-то фыркнул и пакет бросил.
– В этом доме старый директор жил, – выговорил он с тоской. – Пока не умер.
– Народ волнуется, – сказал Саша, завидев его, – будет к Первому мая премия или не будет.
– Можно и позвонить, – легко согласился Саша, – только не было в музее никого. Все пошли на кладбище, а потом на поминки.
На этот раз Боголюбов зашел через парадный вход. Охранник в форме поднялся ему навстречу.
Откуда-то явилась его припадочная собака, остановилась в отдалении и стала смотреть, как он носит листья.
– Я на следующий день в Интернете прочитала про болевой шок. От него теряют сознание, а я не потеряла. Если сознания нет, то и не больно. А мне было больно. Долго.
– Я тоже по тебе скучаю, – сквозь зубы пробормотал Боголюбов. – Я не должен, но скучаю!
Боголюбов, натянув джинсы, сдернул с круглого стола клеенку, скатал ее в огромный бесформенный ком и поискал глазами, куда бы выбросить. Не нашел и сунул на стул, за плиту. Александр проводил ком гла…
Лера ни о чем не стала спрашивать. Она просто смотрела на него, склонив голову немного набок, как собака Мотя. Она знала, что он все расскажет сам или вовсе ничего не расскажет, сколько ни приставай.
– Почему ты не сказал этой Нине, что написал учебник по военной истории? И что по нему учатся студенты? И что он каждый год переиздается? Я не понимаю! Тебе нравится, что ли, во все это играть?!
Тут она как будто осознала, что они уже лежат – лежат на кровати с шишечками! – и гора подушек, накрытая кружевным покрывальцем, вот-вот завалится на них, и Боголюбов тискает и прижимает ее к себе, а…
Боголюбов уставился на портрет. На нем был изображен сивый мужик с косой.
– Чтоб тебя, – сказал он вороне, выгребая из-за шиворота ледяную кашу. По спине потекло, а ноги уже давно были мокрыми. Он то и дело топал ими, как бы стряхивая снег, и все без толку.
– Я к Модесту Петровичу заходил, – пояснил Александр стыдливо и сунул яйца Боголюбову под нос, как некое доказательство того, что он на самом деле заходил к Модесту Петровичу. – Он курочек держит. Ну…
Забывшись, он походил туда-сюда по комнатке, и от его шагов в шкафу звенела и дрожала посуда.
– Да сейчас все обычаи забыли, а в старину с этим строго было.
Качался какой-то фонарь, плыли кирпичи в каменной кладке, за ними извивались деревья. От качки его сильно затошнило. Андрей взялся за голову. Голова была холодная и огромная, как будто чужая.
– Да как же! Вы мое новое начальство, директор музея-заповедника, большая величина, я вам все условия создать должен…
Он ушел в дом. Мотя бодро взбежала за ним на крыльцо, но дальше не пошла, постеснялась.
– Как русским писателям положено – с девками, шампанским и красной икрой!
– Да вы не пугайтесь! Бутерброд с колбасой будете?
– А зеленая? – беспомощно спросил он у Саши. – Здесь совершенно точно была еще одна, зеленая!..
Лера ссыпала мусор в ведро, аккуратно убрала под раковину веник и совок и посмотрела на Боголюбова.
– Спасибо, хорошо, – ответила Нина, не поднимая глаз.
– Саш, – крикнул Боголюбов вверх в сторону чердака. – Спускайтесь, я не знаю, что с этим делать… с телом! Это не по моей части.
– Президенту, – выпалила она и округлила глаза. – А что? Сейчас такое время, все пишут президенту!..
– Вы давно стоите? – осведомился он, после того как они некоторое время молча сверлили друг друга глазами.
«Нефтяники Башкирии сердечно встретили писателей Азербайджана. Гости выступили на заводах и промыслах Уфы, Салавата, Октябрьского».
– Где-то в глубине души я турист, – согласился Андрей Ильич. Здесь, среди гераний, салфеточек и половичков, идея с такси показалась ему очень глупой. – Но я без группы.
– Господи, да прогоните вы ее! – закричала Нина.
– Да что ж вы так сразу брякнули, юноша?! Директор! Анна Львовна тут, да и вообще!
– Куда ты лезешь? Куртку сначала сними, у меня все стерильно!
Андрей Ильич разгреб место на подоконнике, уселся и стал делать ногами гимнастическое упражнение «ножницы».
– Пей, – велел Андрей Ильич в темноту. – Подумаешь, на службе она!..
– Андрей вернется со своей рыбалки, и ты будешь не одна.
– Это не ко мне, – уверенно сказал Боголюбов. – Должно быть, к соседям.
– Девочки, открывайте! – донесся с крыльца веселый голос. – Ну, не дурите, открывайте! Я уже здесь, с вами!
Андрей Ильич отбросил газету, сел, приставил ладонь козырьком к глазам и огляделся.
– Сколько времени? – спросил Андрей Ильич совсем рядом.
– Может, покуда связать его?.. Петька! Петьк, тащи веревку из багажника!..
– Как они мне надоели, – простонал Боголюбов. – Они и их проблемы неразрешимые!
– Не знаю, как ваши собаки, – заявил Боголюбов. – А наши разумные!.. Мотя, покажи тете, как весна пришла!
– Юлька осталась, а я ушла. Мне там совсем делать нечего! А она без Саши никуда идти не хочет. Она еще не отошла, Андрюш. И не знаю, скоро ли отойдет.
– Вот это и надо ему сказать. Что ты подумала головой и поняла, что ошиблась.
– Кто кому врет? – вступила Юлька. – Ты, Саш?.. Положи мне еще. Очень есть хочется.
Но она маячила, прислушивалась, и Андрей Ильич приглашение принял.
– Мне нужна моя сковорода, – процедил Боголюбов, чувствуя себя полным идиотом.
– Да ничего он не слышит, на ногах не стоит!
Андрей Ильич взял на поводок удивившуюся Мотю и поднялся.
Боголюбов ему посочувствовал. На заседаниях он тоже чувствовал себя лишним, неуместным, косноязычным и с тоской думал только о том, что время уходит, бездарно растрачивается, упускается, и не останов…
Но Модест Петрович уже кинулся в ледяную весеннюю воду.
– Зачем ты выкинул цветы? – Боголюбов, сидя на подоконнике, откинулся назад, выпрямил ноги и поводил ими в воздухе – сделал гимнастическое упражнение «ножницы». – Когда я в понедельник был здесь, на …
– А вот это чья картина? – Боголюбов тоже встал и подошел к креслу. – Тогда у Модеста Сперанский преподнес Анне Львовне другую картину! Похожую, но не эту! Я бы сказал, что одна из них копия другой и…
– Нет, это вы приехали из Москвы! А родились где? В Пензе? В Тамбове?
– Не слушай его! – Лера взяла Юльку за плечи и встряхнула. Голова у той болтнулась, как у куклы. – Не смей! Мы вдвоем, его здесь нет! Он снаружи, и он до нас не доберется. Дыши глубже!
…Андрей Ильич понятия не имел, когда включают фонтаны – в мае, в июне или в апреле в самый раз? Может, директору музея-заповедника в Петергофе позвонить? Он наверняка знает!..
– Хороша, – констатировал Боголюбов с отвращением.
Саша Иванушкин быстро и уверенно пошел к желтому крылечку с резным козырьком из начищенной жести с надписью «Служебный вход».
– Я уволилась, – выпалила Лера, и он вытаращил глаза. – Прямо перед тем, как мы к тебе поехали. Я не смогла. Ты был прав.
– Ты просто многого пока не понимаешь. Но со временем…
Нина встала, посмотрела на него, как будто хотела еще что-то сказать, раздумала и вышла, почти выбежала из кабинета.
– Не знаю, она, не она ли!.. Только картинки у него брали. Кончились твои секретные вопросы? Или еще что хочешь спросить? Ты уж спрашивай, а то у меня ноги мерзнут.
– Я была уверена, что могу все, – продолжала она. – Ну, чего такого я не могу?! А оказалось, что ничего не могу! Я не хочу в Казахстан, не хочу раскручивать казино! Я терпеть не могу никакого… прожиг…
Он выбрался из-за стола, подошел к старомодному холодильнику, дребезжавшему в углу, чавкнул дверцей, вырвал из нутра бутылку нарзана, отколупнул пробку и стал жадно пить.
Боголюбов на подоконнике поболтал ногами.
Собака неуверенно шевельнула хвостом, и это движение так поразило Боголюбова, что он даже приостановился с ворохом листьев в руках.
– Может, двести? – усомнился Модест Петрович.
– Нет, Андрей, точно. У нас на нее даже нет ничего, я ж тебе говорю!
– У самого крылечка. Я хотела Сашу позвать, но он что-то опаздывает.
Вдруг все смолкло, удары прекратились, и наступила тишина. От этой тишины Лере стало плохо.
– Да это не секрет, Андрей. В музее все знают. Да и в личном деле у нее написано!..
– По старому руслу пойдем, – говорил Модест Петрович, разбирая снасти. – Там потише, ветра нет, и воды не так чтоб много. По весне только на старом русле и клюет, а где еще?.. Петька, мои бахилы не в…
Боголюбов встал и похлопал себя по карманам в поисках ключей от машины. Ему казалось очень важным как следует рассмотреть портреты на той самой стене. Или дело вовсе не в портретах, а в тех людях, чт…
…Испугался, понял Андрей Ильич. Ну наконец-то!..
В маленькой оказалось земляничное варенье, а в большой яблочный сок.
Боголюбов никогда ничего не слышал о превосходном художнике Сперанском, как и о его сыне, знаменитом писателе, и устыдился своего невежества.
– Я ничего не знал об этом письме, Андрей, – серьезно сказал Саша, возникнув у него за плечом. – Если бы знал, постарался бы… переубедить.
– Хорошо, – приговаривал Модест Петрович негромко. – Эх, хорошо-то как!..
– Что здесь происходит? Водка, расстегаи! Где Саша? Мне нужно с ним поговорить.
– Вы не сплетничаете, – возразил Боголюбов. Он сильно нервничал. – Вы мне помогаете. Мне обязательно кто-то должен помочь. Я никак не могу разобраться.
– Монографию он будет читать, – поддержала ее Настя. – Что он понимает в древнерусском искусстве, а? Я никогда не слышала такой фамилии – Боголюбов! Ни статей, ни научных работ не читала.
– Мало здесь приезжих, – сказал Саша и понюхал мясо. – Уехавших больше.
Лера оглянулась на крылечко, помедлила и подошла поближе.
– Я бы хотел взглянуть на картину, которую вы в пятницу преподнесли Анне Львовне. Как мне это сделать?..
– Юлька у меня пожила, потом он нас все же нашел. Мы в тот же день решили к тебе ехать. А куда нам еще?! Не к родителям же!
– Рукава у него всегда натянуты на запястья так, чтобы не было видно часов. А часы у него приметные!.. Я однажды спросил, сколько времени, и он посмотрел – машинально.
– Да, еще нанимать артистов и приглашать уборщиц! Круто, конечно, но это такая… потеря себя. Ты, может, этого сейчас не понимаешь, но потом будешь жалеть, я точно знаю. Я ведь тоже когда-то уходил с …
За руку она вытащила его на улицу, где было холодно и солнечно. На крышах домов вокруг Красной площади лежал снег.
– Не отвечает, – простонала Лера с отчаянием. – Господи, что нам делать?!.
– С тем, кто его будет носить, с кем, с кем!.. Иди сюда, Мотя! Иди, будем вытираться!..
– Мне бы супу горячего, – попросил Боголюбов. – Мяса жареного. И водки… сто пятьдесят.
– Дмитрий Павлович очень помогает музею, – сказали из-за стола. – И в администрации за нас заступается, и праздники устраивает, и книжки за свой счет печатает.
Он застегивал ремень, прижав трубку плечом, и слушал длинные и какие-то очень близкие гудки.
– Он нас убьет, – трясущимися губами едва выговорила Юлька. – Он нас нашел и теперь убьет.
– Ну, без бумажек и бутылок чище, – возразил Боголюбов. – Или вам больше нравится жить в помойке? А я думаю, почему в городе так чисто?.. Вроде город как город, туристов полно, а чисто! Оказывается, …
– Рановато для стопочки, – пробормотал Боголюбов, отводя глаза и от разносолов, и от Леры. Созерцать их почему-то в данный момент казалось ему неприличным.
Должно быть, соседи грядки удобряют. Нашли время.
– Так вся жизнь пройдет, – неожиданно изрек развеселившийся Андрей Ильич. – Ну что? Выпивать и закусывать к Модесту после трудов праведных?
– Да какая теперь разница! – Нина махнула рукой. – Он работу Пивчика из современного искусства вверх ногами присобачил, когда выставку готовили! Вот клянусь тебе! Заместитель по научной части!
Андрей подошел под окно и посмотрел. Решетка была не то что выбита, а как бы выставлена – впрочем, наличники, к которым она прикручивалась, оказались совсем трухлявыми, он поковырял пальцем. Должно б…
Лера села на соседнее кресло и посмотрела на красное солнце, висевшее между старыми яблонями.
– Нет, это местная собачка, – бодро откликнулся Боголюбов. – Доброе утро, Дмитрий Павлович.
– А Анна Львовна, выходит, с фанабериями?
Саша, который понимал, что нужно говорить, просто чтобы не молчать, иначе дело кончится крупной ссорой, рассказал немного про Мотю и ее несчастья.
– Не хватало мне только Юльки с Лерой, понимаешь? И Саша! – Тут Боголюбов засмеялся, нагнулся и почесал Мотю за ухом. – Конспиратор! Просто король камуфляжа!.. Ну, с ним-то я разберусь как-нибудь. Ка…
Бабуля-смотрительница маячила в двери, в волнении дергала очки на цепочке, высовывала вперед голову, как черепаха, но ближе не подходила.
Свет вскипел и обвалился, завибрировал, зашелся трубным органным звуком, все вокруг осветилось, и на мгновение мир стал понятным и ясным. Потом закрутилась воронка, и Боголюбова с Лерой завертело в н…
– Отстань от меня, – бормотал Боголюбов. От рыбацких переживаний у него на лбу моментально выступила испарина. Он не отводил глаз от лески. – Я все вижу…
– А! В восемьдесят пятом, что ли. Если не в восемьдесят седьмом! Уже перестройка брезжила и везде прорезались ростки свободы, а тут в самом центре города ретрограды и консерваторы заложили памятник с…
– Веруська, – пояснил Паша. Он сел на краешек дивана и опустил лицо в ладони. Боголюбов на него покосился. – Что я могу ей дать, этой девочке? Ей нужны тепло, любовь, забота, а я?..
– Твою мать, – выговорил Боголюбов отчетливо, подошел и крепко взял свою собаку за шелковый загривок. – Все. Хватит, Мотя. Успокойся.
– А ты хотел все по-тихому сделать?! Думал, не узнает никто?!
– Никаких дел, Анна Львовна. Я буду самый внимательный и заинтересованный экскурсант. Стану ловить каждое ваше слово.
– Зачем ты за мной идешь? – спросил Андрей Ильич, обрадовавшись компании. – Ты что должна делать? Ты должна дом стеречь!..
– Вот так-то, – сказал Андрей Ильич и пошел в дом.
– Ну что вы, какие ссоры! – Дмитрий развел руками с облегчением, как будто некая опасность миновала. – Они друг друга обожали! Он без нее шагу не мог ступить!
Лера переждала громыхавшую по брусчатке цистерну с молоком и перебежала дорогу.
– Нет, все должно быть по правилам, – отчеканила Нина. – Отныне и навсегда.
Боголюбов полез в передний карман, где обычно болталась мелочь.
– И еще картина, которую задержали на таможне, и ювелирный бизнес Дмитрия Саутина, – ввернул Боголюбов.
– Приехали, – сказал Боголюбов Моте, сворачивая в лес. Человек поотстал. В боковом зеркале Андрей Ильич видел, как он подбегает, и распахнул дверь.
Модест выбрался на берег, красный и ликующий.
– Хорошо! – и плеснул виски в стаканы себе и Саше. Мотя улеглась у его ног в позе благородного животного, несущего караульную службу.
…Трудности и неприятности оказались намного труднее и неприятней, чем он ожидал.
– Там и Зворыкин, и Богданов-Бельский. И Сверчков!.. У нас что ни полотно, то сокровище, – продолжала старуха с гордостью. – А Сперанский – что?.. Ну, рисовал чего-то! Это же не значит, что он художн…
Приседая на грязных лапах, скалясь и оглядываясь, собака понеслась между яблонями. Цепь волоклась за ней и гремела.
– Лер, постарайся со мной не разговаривать. Цивилизованный развод двух цивилизованных людей – это история не про меня, я тебе уже говорил когда-то. Я дикий человек. Самодур. Ты завтра уедешь, да? А д…
Саша посмотрела на Боголюбова с сочувствием и кивнул.
Она дала круг вокруг дома, попила из лужи и стала с остервенением чесаться.
– От этого кабинета, какие, какие!.. А секретарша есть? Или кто должен написать приказ, что я, как новый директор, имею право приходить в музей, отключать сигнализацию и прочее?
Саша пожал плечами. Андрей Ильич решил: если он еще раз пожмет, кину в него вазой. Вон на буфете ваза голубого стекла.
– Так, – сказал Саша Иванушкин, офицер секретной службы, – теперь вернемся к нашей милой провинциальной интеллигенции. Что такое с этими картинами? У тебя какие мысли?
Они сошлись на середине зала и пожали друг другу руки.
Женщины загомонили в подъезде, и ребенок громко заплакал.
– А когда в этом году субботник? – рассеянно спросил Андрей Ильич.
– Ну, значит, они молодцы. Поблагодарите их от меня.
– Я вчера похоронила любимого учителя и близкого человека, – выпалила она ему в лицо. – И если бы вы не прикатили, она была бы жива и здорова!
– Может, Дмитрия Павловича попросить? – вздохнув, сказала Настя и взялась за ватман. – Он же все может, у него в Москве связи большие…
Занятый светлыми весенними мыслями, Боголюбов не заметил, откуда на дорожке появилась темная фигура. Он оглянулся, когда она была уже близко, шла деловито, как будто сто раз тут ходила. Мотя трусила …
– Ну конечно, – пробормотал Боголюбов, – не дыши на меня, а то я в обморок упаду!
– Вместе разберемся, – хмуро сказал Саша.
– Издалека долго, – распевала на кухне Юлька, – течет река Волга. Течет река Волга, конца и края нет…
Он запер дверь – ключ в хлипком замочке поворачивался на три оборота, – перекидал многочисленные подушки в ковровое пыльное кресло, оставив себе одну, погасил свет, лег и стал думать.
– Уходи, – негромко и повелительно сказали сзади. Щелкнул затвор. – Пристрелю. Руки вверх и пошел отсюда!..
– Откуда у нее копия кляузы? Или она тоже член… всей этой шайки?
Он глотнул кефиру и потряс бутылку, проверяя, сколько там осталось.
– На дом принесли, – буркнул Боголюбов. – Соблюдаем традиции! Старому директору всю корреспонденцию на дом носили, теперь мне приносят.
– Упокой, Господи, душу грешную, – выговорила убогая и вознамерилась уходить.
На гравии за ними оставались две цепочки темных следов – рифленые от боголюбовских кедов и овальные, ровные от старухиных бот.
– Вот она у меня где станет, уха твоя! – И Модест попилил себе ладонью по горлу. – Говори, зачем явился. Я к тебе не пойду, зови не зови. Этот вопрос мы, считай, решили. Еще какие у тебя вопросы?
– Ну, это-то немудрено понять, – пробормотал Андрей Ильич.
– Куда столько? – спросила Лера, когда он уселся напротив. – Мы все не съедим. Что с тобой такое?
– Зачем Юлька ее притащила? – спросил Андрей Ильич у Моти и прищурился на солнце. – Хотя это, конечно, большой вопрос, кто кого притащил.
Пока Володя давал разъяснения по деловому вопросу, Боголюбов, придерживая трубку плечом, вытаскивал из буфета тарелки, вилки и стаканы. Посуду он купил в лавке под названием «Скопинский фарфор» на уг…
Боголюбов неслышным шагом ринулся обратно, скатился с террасы, сиганул в сторону, понимая, что бежать ему некуда – весенний прозрачный сад, залитый солнцем, как на ладони, – и спрятался за круглым гу…
– Доброе, – согласился Андрей Ильич. – Где Иванушкин?
– Групп сегодня нет, Андрей Ильич, и мы решили этим заняться, – заговорил он, хотя Боголюбов его ни о чем не спрашивал. – В честь Анны Львовны, так сказать. А стол из интерьерной части принесли.
– Андрей, – едва выговорила Лера. – Я так скучаю по тебе. Как я по тебе скучаю!..
– А я к вам с вопросиками, – продолжал наддавать Боголюбов. – Вы мне в прошлый раз показывали картины вашего батюшки и рассказывали, что Анна Львовна их очень ценила.
– Нинуль, никогда не поздно! И мы же не за себя, мы за дело болеем. Развалится здесь все без Анны Львовны.
Он стал подтягивать ноги и не понял, подтянул или нет и есть ли у него вообще ноги. Потом медленно сел. Перед глазами все плыло и качалось.
– Покойного директора! Давайте дверь закроем, Андрей Ильич! А то она не уймется!.. Фу, проклятая! Замолчи!..
– Музей во время войны был разорен и разграблен подчистую. Ничего не осталось. Вон в первом зале фотографии, что здесь было, когда наши отсюда немцев выбили.
Боголюбов быстро прикинул. Модест Петрович впечатление ненормального не производил и вряд ли только что рехнулся. Следовательно, он, Боголюбов, чего-то не понимает, и то, чего он не понимает, очень в…
Боголюбов не мог сообразить, где он. Кирпичная стена под фонарем казалась бесконечной. За желтым кругом было темно, и это означало, что пролежал он здесь долго, почти полдня.
– Люди у нас и правда очень хорошие, – согласилась Нина и потупилась. – Анна Львовна была, конечно, лучше всех! Ее не стало, и теперь я точно уеду. – Она помолчала. – Андрей Ильич, вы хотели картину …
– Садись! Чего-то я не понял про восемь километров! Тут все пятнадцать, а может, и…
– Нет, конечно! У нас криминогенная обстановка отсутствует… – тут Александр осекся.
Наверняка Лера варит уху и даже накрыла круглый старый стол в гостиной – в центре композиция «Медведь на воеводстве», – и можно попробовать затопить голландку, выходившую одной стеной в гостиную, а д…
Модест, сопя носом и отворачиваясь, расчехлил спиннинги и начал собирать. Боголюбов пожал плечами – что-то в последнее время он то и дело стал ими пожимать, вот какая заразительная штука!.. – и тоже …
– Как раз мое! – тоже заорал Боголюбов. – Вы на меня с топором кидались из-за них! А там каждое слово вранье! Вы мне шину пропороли, а она, между прочим, денег стоит! А я деньги не печатаю! Вот взыщу…
Ефросинья или Евпраксия уж точно не могла состоять на службе в музее!.. Анна Львовна не была похожа на сердобольную старушку, помогающую всем сирым и убогим, несмотря на то что и Дмитрий Саутин, и Ни…
– Я?! – удивился человек и откинул капюшон. – Я – это я. А ты мне все испортил! Но это поправимо. Теперь все наладится. Ты поехал на рыбалку, ты же у нас рыбак!.. Заехал в незнакомое место. Выпил вод…
– Ну, давай, – предложила Лера и еще раз крепко вытерла нос салфеткой.
– Держи себя в руках, – приказала она. – Еще с тобой возиться! Мало нам одного ненормального?..
Боголюбов признался, что про картины у него в данный момент никаких мыслей нет, и спросил, в каком Саша звании.
– Ну, предположим, – согласился он как будто нехотя. – Предположим, что старый директор подделывал Сперанского. Зачем?
Вдалеке прогрохотал грузовик, тянувший на прицепе желтую бочку с синими буквами «Молоко». Боголюбов проводил его глазами и вернулся в музей.
Очень сердясь, Боголюбов ткнул на плиту чайник, разыскал кофе и налил в ковшик воды – варить яйцо.
– Мы не в Управлении, – заметил Боголюбов резонно. – И все равно сейчас мы ничего не можем, только рассуждать. Грабить писателя ты же не согласен?
– А, Пивчика! – вспомнил Саша. – Правда, было. Я просто не понял, где у нее верх, а где низ, у той картины.
– Есть кто-нибудь? – громко спросил Андрей Ильич и прислушался.
– Как?! Мне нужно, чтоб вы мне прямо сейчас, вот сию минуту сказали, зачем мне шину порезали и записку глупую написали? Зачем вы на меня бросаетесь, как будто я вам враг заклятый!
Если б можно было, он оглянулся бы и загадал, чтобы она тоже оглянулась, и она бы непременно оглянулась, и тогда он загадал бы…
И показал рукой вокруг себя. Андрей Ильич кивнул с благодарностью и уставился на стену. Сперанский вышел и плотно прикрыл за собой дверь.
Он забежал в дом, протопал по крыльцу, выскочил назад и помчался по дорожке. Мотя зарычала по привычке, а потом сунулась мордой Боголюбову в ладони.
– Городу и дому сему добра и процветания, – сказал ему в ухо знакомый голос, и Боголюбов чуть не уронил тарелку.
Она все не уходила. Очевидно, задание было выполнено не до конца – в том, что она выполняла чье-то задание, Боголюбов нисколько не сомневался. Что-то требовалось еще, чего он пока не сделал. Может, о…
Он вдруг очень удивился. Так удивился, что слегка ослабил хватку.
«Как же отбой, – недоуменно спросила Мотя и оглянулась по сторонам, – когда кругом враги! Насилу отбились».
– В следующем зале мы познакомимся с работами местных художников. Среднерусская природа всегда вдохновляла живописцев на создание настоящих шедевров, и хотя самые лучшие и талантливые всегда стремили…
Разумеется, никто не отозвался, и он зашел в кабинет. Здесь царил полумрак, шторы задернуты и большое зеркало в деревянной раме занавешено черной тафтой. На стенах висели какие-то картины, письменный…
Александр Иванушкин посмотрел на стену с интересом, как будто проверяя, меняли или нет, и пожал плечами. Он вообще любил пожимать плечами, Боголюбов это заметил.
– Ну, если вы намекаете, что я подсидел уважаемую Анну Львовну, – сказал Боголюбов, так окончательно и не решив про штаны, – то не старайтесь особенно. Я ее не подсиживал.
Он несильно ударил ее в плечо, Ефросинья тоненько завыла и выскочила за калитку. Мужчина с той стороны продолжал выкрикивать оскорбления и угрозы и топать ногами, стараясь стряхнуть крошки с замшевых…
– Он хотел меня убить. Он об меня сигареты тушил, – продолжала бормотать Юлька. Боголюбов рассматривал тарелку скопинского фарфора. – Я раньше только в кино видела… ненормальных. Я не знала, как мне …
– Почему, не только духовную… – Александр потянул себя за клетчатые манжеты. – У нас, как везде, супермаркет есть большой, прямо напротив, за горсоветом. Называется «Мини-маркет «Лужок». Рынок есть, …
На площади перед музеем стоял двухэтажный автобус, похожий на пароход, на лавочках сидели бабушки-туристки в кроссовках и холщовых брючках. На шее у каждой из них болталось по фотоаппарату. Внучата т…
Дверь сотрясалась. Лера обежала холодный пыльный чердак, по очереди выглядывая в каждое окно. Закричать?.. Позвать на помощь?.. Она подергала рамы и подвигала туда-сюда шпингалеты. Окна почему-то не …
Андрей Ильич выбрался из кресла и мимо красавиц, проводивших его глазами, пошел в сарай. Мотя бежала за ним благородной рысью животного на караульной службе. Боголюбов вытащил самовар, ополоснул его …
Буфет выбрасывать ни за что не стану, решил он. К нему только нужно дверцу приделать. Спрошу у Модеста, наверняка в городе есть краснодеревщик, который еще не допился до белой горячки. Плита времен О…
Он стал подтягивать ноги и не понял, подтянул или нет и есть ли у него ноги. Потом медленно сел. Перед глазами все плыло и качалось.
– Бросьте. Вы все участвуете в заговоре, это очевидно. Каждому определены роли. Ты тихой сапой втираешься ко мне в доверие. Нина каждую минуту заявляет, что она меня ненавидит. Настя Морозова пытаетс…
– Деньги возьми у меня в кармане в штанах. Штаны где-то там в доме валяются.
– Здрасте, – поздоровался Боголюбов. – До чего я эту музыку не люблю! Вот не люблю, и все тут!..
– Вот и хорошо, – заключил Саша. – Вы любите жареную колбасу? Я колбасы нажарил и макароны сварил.
– И ресторан, и «Калачную»! Почитай, весь центр! Все дома старые под снос, и будет у нас тут на манер столицы – многоэтажки зеркальные, а кругом бизнес-центры и торговые павильоны! И ты кругом хозяин…
– Про деньги Нина тоже спрашивала, – вдруг вспомнил Боголюбов. – Откуда у меня деньги!..
– Могли бы сами распорядиться, – под нос себе буркнула Нина. – Догадались бы уж!.. Анна Львовна таким человеком была…
– Я не буду с вами работать, – заявила Нина. – Я хочу уважать себя. Я все равно не смогу выполнять ваши… ценные указания. У меня свои правила и представления. Мне их привила Анна Львовна, и я…
– Я никому не позволю вас убить. Это понятно?
– Андрей Ильич, – закричали с улицы, и собака забрехала. – Можно вас на минуточку?
– Почему поздно? – рассеянно спросил Боголюбов, прикидывая, когда именно стирать джинсы – прямо сейчас или подождать, пока Иванушкин перестанет окружать его заботой и вниманием.
– Хорошо, – продолжал Боголюбов, хотя ничего хорошего не было. – В тот же вечер ко мне в дом забрался некто, и я его спугнул. Зачем он забрался и что ему было нужно? Собака не лаяла. На меня так прос…
– Вы утверждали, что он жил прекрасно, никуда не стремился и большего не желал.
Андрей Ильич ушел в дом и долго не возвращался. Совершенно изнемогший Саша рассказывал красавицам про музей – очаг культуры и животворный источник, – про окрестные озера и леса, полные зверья и птицы…
– Мне не скучно, – ответил Иванушкин с некоторым вызовом. – У нас вообще не скучно, Андрей Ильич. Наверное, после Москвы так не кажется, привыкнуть надо, но человек думающий всегда и везде найдет себ…
– Веруське! – шепотом пояснил Паша. – А я изменяю ей каждый день. Художнику нужна подпитка, понимаешь? Свежие эмоции, влюбленность! Когда я не влюблен… – он с трудом сглотнул, – не могу играть. А она…
Все это когда-то было в его распоряжении, с тех пор как они впервые поцеловались в угловой комнатке с окнами на Яузу, а потом его все тянуло ее трогать, касаться, брать за руку, прижиматься коленкой.…
– Спасибо большое, – сказал Андрей Ильич. – За теплый прием, за любовь, за ласку! Завтра часов в десять заходите за мной. Отправимся на рабочее место, посмотрим, что нужно сделать в плане будущего пе…
Окно было распахнуто, утлая решетка вывалилась наружу – должно быть, на крыльце он услышал, как она упала. В комнате все осталось в том же виде, что он застал днем, – овальный стол, несколько колчено…
– А что ты вдруг о Сперанском-то вспомнил? – поинтересовалась старуха, голос у нее стал добрым. Ей нравилось разговаривать с молодым директором о живописи. – У нас других художников полно, и лучше го…
– Добрый вечер, – выговорил сочный бас. Боголюбов заглянул за панель в поисках розетки. – Мы в нашем трактире всегда рады гостям, но сегодня, к сожалению, не можем вас угостить! У нас мероприятие…
Здесь должны остаться следы пребывания художника – любые, какие-нибудь, а их нет! Ни единого. Ни пятен краски, ни обрывков холста или александрийской бумаги, ни банок с засохшей мастикой и скипидаром…
– Моего отца почитал и любил небольшой круг людей, и этого ему было достаточно. Он жил, как хотел и как считал нужным, а не как ему предписывали правила соревнования за успех! Вы ведь все там, в ваше…
– Анна Львовна, ангел-хранитель нашего музея, бесценный человек, великий знаток своего дела. В Европе ее знают и с ней считаются.
– Саша сказал, что ты пока там не нужен, он сам разберется. Юлька должна показания дать, их запишут, потом она должна гада опознать или как это называется?.. Судья должен выбрать меру пресечения, а э…
Дом номер один он увидел сразу – на зеленоватом от времени и плесени жидком штакетнике выделялась новехонькая ядовито-синяя табличка с белой единицей. За штакетником был садик, бедный, весенний, серы…
– Нет, это нам не подходит, – Саша тыкал в телефон, старался на Андрея не глядеть, а тот смотрел очень пристально, улыбался слащаво и с подобострастием, – нужно, чтобы все по закону… Никита Сергеевич…
Следом за розовым лещом вытащили нескольких окуней. Мелюзгу, которая брала активней всего, выпускали обратно в темную плотную воду, смотрели, как она уходит на глубину, и снова, и снова закидывали уд…
Мужчина неторопливо вернулся к дому и остановился под окнами, глядя в сторону ворот, где между яблонями виднелась фигура в черном. Лера и Юлька замерли.
На площадке рядом с музеем разворачивались туристические автобусы, все лавочки были заполнены, самые отважные сидели на траве, все еще желтой, только-только взявшейся зеленеть! Ах, как Боголюбов люби…
…Нужно заходить с какой-то другой стороны, вот что. Все они – и покойная Анна Львовна, и брат с сестрой Саутины, и Модест, и Сперанский, и уехавший в Москву студент Митя, и невзрачная экскурсоводша А…
Мотя из деликатности взяла кусочек. Она никогда не ела так вкусно, как вчера, и воспоминания о жареном мясе были еще свежи и волновали. Кроме того, давно забытое чувство чистоты и сытости, всеобъемлю…
– Так, значит, шину мне разрезали. Кто? И зачем?.. Прицепили к ножику бумажку, на бумажке написано – «уезжай». То есть то же самое, что говорила мне Ефросинья, будем ее пока так называть. Тем же вече…
«Девушка из хорошей семьи», ничего не поделаешь!..
…Я не ездил на охоту. Я ходил в музей. Я сидел в кабинете и рассматривал папки. Больше ничего не помню.
…Скорее всего, в тот момент, когда меня выволокли из здания музея и потащили в торговые ряды, камеры не работали, и увидеть злоумышленника не удастся. Ловко придумано, правда!.. Вот вопрос: чем Анне …
– Тогда кофейку? С молоком, со сливками? Печенье сдобное, заварное, песочное, слоеное, обсыпное с крошкой, с сахаром, с маком, с изюмом! Пироги с капустой, с мясом, с печенкой, с курятиной, с рыбой, …
– Так, – сказал Андрей Ильич наконец. – Значит, вы считаете, что я прибыл с рейдерским захватом. Я должен захватить музей и распродать земли. Что еще кроме музея я должен захватить?
– Ты даешь, Модест Петрович, – отозвался Боголюбов, не ожидавший такого поворота. – Откуда же я знаю?..
– Вам в музее не нужны работники? У меня образование подходящее, я в Ярославле университет окончила, исторический факультет.
– Чушь! – крикнул Сперанский. – Быть этого не может!
– Таких, которые последовали бы за мной в изгнанье и тут на месте стали резать мои колеса, нет, Саша. Что могли искать в этом доме? Ну, хоть предположите!..
– Я не знаю! – крикнул Боголюбов. – Но вывод напрашивается только такой! Старый директор зачем-то писал картины в той же манере, что и покойный художник Сперанский! Анна Львовна дружила с ними обоими…
…Он никогда не злорадствовал. Ни разу за всю жизнь не сказал: «Я предупреждал!» Он никогда не унижал ее, даже если ему не нравилось то, что она пишет, казалось смешным или наивным. Он… не умел и не ж…
– Пытался я сегодня личные дела смотреть, а потом бросил, до Нины не дошел. Наверное, первым делом нужно было эти самые дела изучить, так полагается, да? Но я директор начинающий! Без году неделя! – …
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
– Что у нас есть?! Ну что? Вы сейчас про леса и озера начнете, да?! А работу я ненавижу! Кому это нужно – сидеть каждый день в музее и пересчитывать картины?! А потом их по стенам развешивать? Ну, пр…
– Анна Львовна, не волнуйтесь только! – чуть не плача говорила Нина. – Вы не обращайте внимания!
Он выбрался из-за стола, задраил все окна – помыть бы их не мешало! – взял собаку на поводок и замкнул дверь на ключ.
– Он меня убьет. Он говорит, что я его собственность и он меня…
– И ловкие, – поддержал Андрей Ильич. – Сверх всякой меры ловкие! И ты зря старался. Плевать они на тебя хотели.
– Не скажу, – с полным ртом выговорил Боголюбов. Ему было вкусно, не хотелось ни думать, ни разговаривать про музей, но он знал, что придется. – Хорошо, допустим, про это письмо ты ничего не знал. А …
Лера перестала вопить и дергать раму и крепко взяла Юльку за плечи.
– Я вчера пришел сюда, – сказал он Саше. – Эта дверь была открыта, а ту я не проверял. Я поднялся на второй этаж. Директорский кабинет тоже был открыт.
– За возможностями! – с силой произнес Сперанский. – Ведь он в городе песню-то сложил. Про деревню. В городе есть все возможности для творчества, а в деревне никаких. Человеку нужны возможности! В бо…
Проехали еще немного и остановились на высоком берегу. Андрей Ильич заглушил мотор, выскочил из машины и подошел к самому обрыву. Сердце сильно и радостно билось от предчувствия счастья. Каждая минут…
– Видите ли, – начал Сперанский, бесцельно переставляя в буфете чашки, – когда отец умер, я еще не очень… Я был совсем молод, и мне не было дела до его… До его наследства, скажем так. Я не знаю… ниче…
Боголюбов взбежал по ступеням и вошел в кабинет. Там ничего не изменилось, только не было на столе белого кувшина с первоцветами. Папки с тесемками по-прежнему лежали в несгораемом шкафу. Боголюбов в…
– Вот как, вот как, – пел Андрей Ильич, вытирая руки о полу олимпийки, – серый козел!..
– Можно коллективное письмо написать, – быстро предложила она, чтобы отвлечь Нину. – Работники музея против нового директора!. Слушай, а он вчера на поминках так и не появился, да?
– О, это последний подарок, так сказать! Широкий жест! Богданов-Бельский, «Дети в школе»! Ей на старость. Мужика с косой сверху старый директор еще малевал по образцу моего папаши. А тебе потом мы от…
– Может, он пародист? Из КВН? Они там так руками делают!
Она обняла его, пальцы сошлись на позвоночнике, и провела вверх-вниз. Он был теплый, гладкий, сильный, твердый – абсолютно чужой и такой свой, что Лера чуть не заскулила от отчаяния. Ведь он когда-то…
– А разве… – начал Сперанский, осекся и как будто спохватился, – да ведь я вам говорил, что портрет, должно быть, остался у нее в доме. Вам нужно с наследниками связываться, они покажут, если сочтут …
…Не во всем, подумал Андрей Ильич. По всей видимости, старый директор тоже врал, только вот непонятно когда. Когда во всем соглашался с Анной Львовной или уже потом?..
– Наш музей существует девяносто лет, с двадцать четвертого года, – говорила Анна Львовна. – В усадьбе никогда не было никаких… государственных или советских учреждений!.. Наоборот, как только принял…
Андрей Ильич захлопнул папку, проверил, правильно ли лежит на телефоне трубка на витом шнуре, замкнул дверь на ключ и вышел к своей собаке.
– У нас этими делами Ася занимается. На полставки. Специального секретаря нет.
– Води, води, не спи, – засуетился рядом взволнованный Модест Петрович. Сын Петя вытягивал шею и топтался, как будто сам собирался броситься и «водить». – Эх ты, кулема!..
– Ниночка, не надо!.. А… вы хотите настоящую экскурсию?
«Животина» смотрела на него, как влюбленная. Сзади, выезжая со стоянки, погудел двухэтажный неповоротливый автобус.
– А что так? У Анны Львовны полный порядок по всем вопросам, разобраться, я думаю, вам нетрудно будет.
Боголюбов вошел в кухню, потянул носом – пахло хорошо, вкусно! – спихнул со стула давешний ком, который он содеял из содранной со стола клеенки, боком сел и стал вилкой цеплять со сковороды яичницу.
Вся компания словно только этого и ждала – моментально расхватала стаканы, и все их синхронно опрокинули. Юлька все не отпускала Сашу. Он и не особенно вырывался.
Перебирая обеими руками по каменной кладке, он поднялся на ноги, прислонился лбом к стене и постоял немного.
Тут писатель Сперанский как будто с силой захлопнул дверь перед любопытным носом Андрея Ильича.
– Что ты смотришь? Это была не моя идея, Лера. Это я мешал твоей карьере и… чему еще? А, карьерному росту! Я мешал тебе расти. Тебе начальник объяснил, что ты самый перспективный сотрудник в его подр…
Боголюбов открыл книгу. На первом листе стояли размашистая подпись и дата, больше ни слова. Он перелистнул на середину и прочитал наугад: «Я всегда опасался подлости и предательства, этих неизменных …
Мотя неопределенно шевельнула хвостом и улеглась у ворот.
– Твой отец и старый директор начали бизнес. Они собирали картины и предметы искусства, которые в свое время вывезли из музея, да?.. Потом твой отец умер…
– А вы решетки сняли, да? – из кухни громко спрашивал Иванушкин, пока Андрей Ильич одевался. – Это правильно на самом деле! У нас тут криминогенная обстановка, считай, на нуле, а решетки эти только г…
Боголюбов замычал, его сильно повело, он стал заваливаться, и сильная рука удержала его на краю обрыва.
Это была попытка нащупать прежний тон, который, видимо, был принят раньше, когда здесь царила Анна Львовна, а Саутин был не только фаворит и камергер, но и финансист, отчасти начальник!
– Подожди, Андрей, не суетись, – сказал рядом Саша. – Наша полиция – начальник местного ОВД Никита Сергеевич. Хороший мужик, но толку от него никакого.
Она огляделась. Юлька рядом тяжело и медленно дышала. Толкая ее перед собой, Лера добралась до лестницы на чердак.
– Она ценила его работы, – произнес он совершенно другим тоном. – И уважала его личность. У вас еще какие-то вопросы? Мне работать надо.
Боголюбов зашел в открытую дверь, даже стучать не стал. Уселся напротив Модеста Петровича и кинул ногу на ногу. Тот смотрел на него поверх очков, а когда Боголюбов ногу заложил, фыркнул и покрутил го…
– Подождите, вы же говорили, что без музея жить не можете!
Она издалека слабо шевельнула хвостом, всего одно движение.
– Давай личные дела сотрудников. Где они, у тебя? Или в архиве? И ключи давай.
Дверь открывается наружу, соображала Лера как будто сквозь вату. Даже если нам удастся подтащить комод, он нас не спасет.
– Вот взять тебя, – продолжал Модест Петрович, сосредоточенно обтесывая осинку. Лезвие топора взблескивало. – Вроде на вид человек как человек, обыкновенный. А зачем ты живешь? Чтобы другим людям жиз…
Андрей Ильич вытаращил глаза, полежал немного, рассматривая потолок с жидким пятном плещущегося света, потом стал шарить за головой: он всегда клал под подушку часы. Выудив их, посмотрел на циферблат…
Боголюбов отстранил с дороги незнакомца, который судорожно тащил из кармана какой-то предмет, взбежал по лесенке и дернул дверь. Она не поддалась.
– Я за вами, – повторил голос из чернильного пятна, и – не веря своим глазам! – Боголюбов узнал Ефросинью. – Там у вас дома проблемы, Андрей Ильич. Поехали по-быстрому. Где ваша машина?..
– Ничего, – устало сказала вошедшая Лера. – Чайник вскипел?
– Жил-был у бабушки, – напевал Андрей Ильич, появляясь на крыльце, – серенький козлик. Жил-был у бабушки серый козел!.. Иди сюда! Иди ко мне, собака!..
Андрею Ильичу очень хотелось есть, но он… брезговал. И осуждал себя за это.
– Подожди, – прервал Саша, и веснушки его покраснели, – так, секундочку…
– Если бы Дима мог, он бы ни за что этого назначения не допустил, – печально сказала Нина. – Его ведь не спрашивали! А теперь уже поздно.
И они опять помолчали. Андрей Ильич затянул было про козлика, но замолчал и задумался.
– Страховой детектив Басова Евгения Алексеевна. Из Екатеринбурга. Да я вам сейчас все объясню!
Мягко, головой вниз он вывалился на весенний тонкий и мокрый снег.
По мокрой дорожке Боголюбов подошел к крыльцу. Он все время помнил про мерзкую собаку и все же пропустил момент, когда она выметнулась из-под крыльца, захрипела и стала рваться.
Андрей Ильич вдруг вспомнил: и городу, и дому быть пусту. Никого не останется. Одного уморили, за другим дело стало.
– Не знаю, – буркнул Боголюбов. – Я только знаю, что здесь у вас ценностей на многие миллионы.
– В прошлом году была «Весна в произведениях русских художников», – сунулась Нина. – Очень хорошая выставка!..
– Добрый вечер, Андрей Ильич. Не ко времени я, должно быть, гости у вас.
Юлька, увидев лежащего на спине человека, вскрикнула, зажала рот рукой и бросилась обратно на чердак. Саша переглянулся с Боголюбовым.
Он кругом обошел собор с колокольней – собор был подновленный, недавно отремонтированный, а колокольня запущенная, облупившаяся, видно, руки еще не дошли. Над речным обрывом школьники рисовали утро, …
Боголюбов по периметру обошел чердак, сел на подоконничек, скрестил ноги и посмотрел так и эдак.
…В основном пейзажи и портреты. Портреты крестьян и крестьянок, то есть колхозников и колхозниц. Вот колхозники в поле, вот они же на току, вот на фоне красного знамени, позади трактор. Пейзажи смотр…
Боголюбов отцепил от себя Леру, вошел, двинул стул и утвердился на нем, закинув ногу на ногу.
Нина ни о чем не спрашивала, и Боголюбов оценил ее выдержку. Ему очень хотелось обернуться и посмотреть Лере вслед – как она идет по тихой и чистой улице, где только что прогрохотала цистерна с молок…
– Вот именно. И я сегодня же в нее уезжаю. Не думай, пожалуйста…
– Да что-то пока никак не получается у меня разобраться, – признался Андрей Ильич. – Должно быть, оттого, что соображаю плохо, голова болит. Хотя, конечно, отделался я легко. Как вы думаете, я должен…
– Костик, подай бокальчик и прибери, видишь, в тарелке лужа!..
– Ну, уж реже, конечно, чем сынок его. Тот у нас, почитай, каждый день бывал. Анна Львовна его очень привечала, принимала всегда с удовольствием. Она и картины папаши его взялась выставлять, уж зачем…
– И Володя Толстой, – заключил Боголюбов. – Это и четыре, и пять, и шесть, и восемь!..
– В лес! – фыркнул Боголюбов. – В лесу жить надо умеючи! А ты что умеешь? Брехать только и на людей кидаться! Я тоже всю жизнь в Москве прожил, сюда приехал и ничего не понимаю!
– Дура, – сказал ей Андрей Ильич. – Идиотка! Что ты орешь на меня?! Лучше бы дом караулила!..
– Ну да, – то ли согласился, то ли не согласился Боголюбов. – Понимающая.
Дальше они пошли тем же порядком. Боголюбов с поводком в руке впереди, а чуть позади Мотя в голубом ошейнике.
Дверь распахнулась так широко и так резко, что Боголюбову пришлось ее придержать, чтоб не получить в лоб, и из нее выскочила Нина. Сегодня она была в джинсах и черном свитерке с иностранными буками н…
– Фонды, – сказал Андрей Ильич. – Они вместе собирали музейные ценности по крошечкам и по кусочкам, понимаешь? Старый директор и папаша Сперанский. Они ездили по дальним селам и городкам, собирали му…
– А обручальное кольцо он так и не снял, – сообщила Юлька и сбоку глянула на Леру. – Ты видела?..
– На силу такого рода, – назидательно произнес Саша, – нужно отвечать только силой. Как любое пресмыкающееся, подобная особь опасается тех, кто сильнее. А тех, кто слабее, пытается сожрать. Или хоть …
Он еще что-то поделал с ее глазом – Мотя повизгивала, крутилась и непрерывно, как по секундомеру, махала хвостом.
От сверкающей черной машины, причалившей позади автобуса, к нему подходил улыбающийся Дмитрий Саутин.
Юлька сбежала с крыльца, в руке у нее был скомканный листок бумаги в файловой папке.
– Да, – согласился Боголюбов, – так и есть.
– Одни руины, – подтвердил Боголюбов. – После войны стали восстанавливать здание, дворовые постройки и парк. Восстанавливали долго и трудно. До фондов дело дошло уже почти в шестидесятые. Основная ча…
– Юлька, нам ведь вправду деваться некуда.
– С Веруськой! Она же живая, теплая. Она меня любит!
Подпись Анны Львовны. Число – за день до того, как Боголюбов сюда приехал. Сверху на бумажке стоял синий прямоугольный штамп «Копия».
Мальчишка в красной кепке присел перед Мотей на корточки и аккуратно погладил ее по голове. Мотя горделиво выпрямилась.
– Веруське, – грустно сказал Паша. – А я не способен ей помочь! И потом… потом, у меня же дочь!.. Я тебе сейчас покажу свою дочь!
– А-а, вы, наверное, в буфет, да? Проходите, мы открыты.
– Утречком еще разок закинем, – приговаривал Модест, танцуя ритуальные танцы над котелком, в котором закипала вода. – Или ты в город намылился, на реке ночевать не желаешь, а, Андрей Ильич?..
Сперанский возник на пороге с подносом в руках. Его он держал за витые серебряные ручки. Поднос, как и весь особнячок, был настоящий, старинный, правильный.
– Поедем с тобой на озера, – сказал своей машине Боголюбов. – Ты это любишь. Я пойду на лодке далеко. Здесь озера знатные.
– Анна Львовна посмотрела в ту сторону. Мы все стояли чуть-чуть впереди. Станьте туда.
Он целовал ее шею и за ухом, взяв в большую ладонь затылок, и она закрыла глаза и стиснула зубы. То, что умерло, когда они расстались, вдруг ожило, и оказалось, что оно и не умирало никогда!..
– И что? – спросила Юлька довольно равнодушно. – Он там не работал?
– Сию секунду, Анна Львовна!.. Может, капелек накапать?..
Стараясь не шуметь, он поднялся по широким ступеням и осторожно потянул на себя холодную дверную ручку. Он точно знал, что Сперанский не поворачивал замок.
– Там тоже красиво, да, Петь? Один разок поглядеть можно, а краше русской природы все равно ничего не найти! Покойный директор музея мне говаривал: эх, Модест Петрович, не умеем мы свое ценить да бер…
И пошел на кухню. На чистых половиках за ним оставались мокрые темные следы.
– Не позволю, – отвечал Боголюбов, не выпуская баула, – я уж как-нибудь своими силами.
Он поднялся на второй этаж и уставился в окно на клумбу, похожую на бело-голубое облако.
– Ничего. – Лера оттолкнула его, выбралась из объятий и слезла с кровати. Волосы у нее торчали в разные стороны, и щеки горели на манер Петрушки из детской книжки. – Ты с ума сошел. И я тоже! У нас н…
Саша Иванушкин сунул пистолет за ремень и заглянул на чердак.
К лавочке подходила группа мужчин в черных кожаных куртках. Они все как один курили. Женщины, завидев мужчин, гуртом встали и пошли к обшарпанной двери, подпертой половинкой кирпича.
Ему даже успело что-то присниться, и казалось очень важным запомнить то, что приснилось.
– Да, да, – согласился Боголюбов, глядя в окно. – Знаменитый, я вспомнил.
Вдвоем с Боголюбовым они подбежали и стали рассматривать леща.
Она никогда и никому не призналась бы, что собственный муж вызывает у нее такие сильные, темные, страстные желания, но это было!.. А потом не стало. И она почти убедила себя, что забыла, как это прек…
– Вот именно, – сказал Боголюбов. – Они – это кто?..
– Пойдемте ко мне кофе пить, – предложила Нина. – Я живу рядом, по улице вверх и налево. Пойдемте, Андрей Ильич!
Мотя прилегла и наставила уши – дала понять, что она слушает, а вовсе не дремлет.
– У Модеста сын этим занимается, у него приличная мастерская, к нему все ездят. Это на том конце города, где новый район.
– Вода, – бормотал сзади Александр Иванушкин, поднимаясь следом за Боголюбовым на крыльцо, – вода у нас есть, насос качает, и колонка есть, греет, так что… Вы меня извините, Андрей Ильич, за недосмот…
– Нет пока, – отозвался Иванушкин, присел перед лежащим, зачем-то задрал ему веко и посмотрел в мутный глаз. – Сейчас очнется. Ничего интересного больше не будет. Давайте, правда, в ванную, девушки.
В городе было почти светло, но на Красной площади уже зажглись фонари, и брусчатка казалась стеклянной. Визжа тормозами по стеклу, Боголюбов приткнул джип почти в бок чужой машине, темневшей у забора…
– Она молодая тетка и не монашка. Ты сам говорил, что монашеского звания она не имеет! Значит, у нее есть какое-то человеческое имя.
Ему необходимо зайти «по делу» к писателю Сперанскому, но от густо валившего снега, наползавших из-за леса туч, которым не было видно конца, из-за сырого холода, от которого вдруг застучали зубы, оче…
– И потом – допустим! – они на двоих их сбывали. Знатокам, коллекционерам. Потихоньку, полегоньку. Ничего особенного, но на безбедную жизнь в социалистической стране хватало. Думаю, картины там тоже …
– А если никто не придет? А он совсем озвереет. Он и так – зверь.
– Есть верные люди. Все в подробностях рассказали и даже бумаги показали.
– Что это ты шикаешь?! – недовольно спросили из-за спины, и он оглянулся. Грузная седая бабка с холщовой сумкой погрозила ему палкой. – Лучше бы хлебца птичкам покрошил! Ты чей такой?
– И ты со мной? – удивился Боголюбов, обрадовавшись компании. – Может, Модест опять рыбы наловил, мы у него экспроприируем еще на одну уху.
– Тихо, тихо, – быстро сказала Лера и опустила на Юльке майку. – Мы больше не дадимся.
– Тебя, – выпалила Настя, решив играть всерьез. – Или вон Иванушкина. Мы все-таки его лучше знаем. И он управляемый, дурашка!.. Справимся как-нибудь.
Официант с пробором расставлял на столе жестяные плошки с желтым содержимым. Боголюбов вспомнил, что плошки называются «кокотницы», а содержимое «жюльен». Жюльен в кокотнице в трактире «Монпансье» ве…
…Ничего не сходится, подумал он. Ну, ничего не сходится!.. Что тут творится? Как понять?.. И картина! Очень странный портрет.
…Она, пожалуй, вполне могла скакать через подоконники и перелезать заборы!
– Логично предположить, что у Сперанского в доме как раз картины старого директора. А здесь на чердаке все подчистили так, чтобы не осталось никаких следов.
– Меня тут чуть не убили, – напомнил Боголюбов.
– Ну-ну, – неопределенно сказал Модест Петрович. – Там поглядим.
– Кстати, это проверенный способ. На таких, как я – нищенок, побирушек, тихих и убогих, – как правило, никто не обращает внимания!
– Я даже не знаю, – сказал он виновато. – Когда я пришел в музей, они уже не работали.
– Автограф дадите? – спросил Андрей Ильич, чтобы что-нибудь сказать.
– Давайте шланг к теплой воде прикрутим и помоем ее, – издалека громко заговорил Саша, – в сарае точно шланг есть! Я шампунь принес. Они сказали – ядреный!
– Владимир Ильич, – сказал Андрей, когда ответили. – Привет, это Боголюбов.
Молодой человек вдруг завыл и бросился на Сашу. Тот отступил на шаг, как будто выполнил танцевальное па, и ничего не сделал, по крайней мере Боголюбов, который все это время словно кино смотрел, ниче…
– Ах, ну что вы говорите! – Она махнула рукой и стала через край насыпать в чашки кофейную крошку. Немного крошки просыпалось на стол. – Я же все понимаю! Вас сюда назначили временно, ненадолго, прав…
– Да не важно. Важно, что ты приехала ко мне.
Бывшая и. о. директора музея повернулась, взметнулись шелковые одежды, Дмитрий Саутин бережно поддержал ее под локоть.
– То есть получается, что я слабая, недалекая женщина…
– Что-о-о?! Как это уволилась?! Как это – я был прав?!
– А ведь правда! – согласился Саша и радостно улыбнулся, как будто Андрей Ильич сказал ему нечто очень приятное. – Если она не лаяла, значит, был кто-то свой!..
Боголюбов оглянулся – никого, – зашел за стойку и открыл дверь во внутреннее помещение. Там был коридор, довольно светлый, с левой стороны кухня, вся отделанная кафелем, как операционная. Откуда-то д…
– Она их видела каждый день, Андрей Ильич!
– Долго… мы… тут… не сможем… – отрывисто сказала Юлька.
– Я не живу. Никто не живет. Сатана придет, все погибнет.
– Я вчера вас здесь видел. Как вы попали в парк?..
– Ну ты даешь! – оценил он. – Собака – друг человека, да?..
Юлька на коленях подползла к Лере, высунулась и нырнула обратно под подоконник. Теперь они сидели, прислонившись спиной к стене.
– Где я? – спросил Андрей Ильич пустоту, говорившую человеческими голосами. – Помогите мне.
Он привязал Мотю на лестнице и пропустил Саутина вперед.
– А если так сложится, что в следующий раз, когда я приду на работу, меня зарежут?..
В кабинете висели три картины. На одной натюрморт с мертвыми утками, на другой с мертвыми зайцами, на третьей ни уток, ни зайцев не было, зато был виноград, неестественно красные яблоки и бутыль зеле…
Покуда Саша объяснялся с прибывшим к месту происшествия «хорошим мужиком» Никитой Сергеевичем из местного ОВД, который вытаращил глаза на лежащего так, что кожа на лысине собралась складками, покуда …
– А! Там у нас горсовет. Бывшее дворянское собрание. Памятник новый, в восемьдесят пятом году поставили, под самую перестройку, а здание семнадцатого века, классицизм. В двадцатых годах прошлого века…
– Ну, – провозгласил Дмитрий Саутин, приноровился, взял стопку, и все разом зашевелились и встали, как по команде. Боголюбов от неожиданности остался сидеть. – Предлагаю первый тост за нашу драгоценн…
Перед крыльцом в световом конусе сидела собака. Обрывок цепи болтался на шее. Ее, как и Боголюбова, сильно трясло.
– А вдруг у них что случилось?.. Я бы на твоем месте хоть спросил.
Лера устраивалась рядом, подтягивала ноги к груди, зарывалась под одеяло.
Боголюбов оторвался от созерцания скопинского узора, и Лера замерла в дверях с бутылкой в руках. Андрей Ильич честно оглянулся по сторонам в поисках говорившего. В старой директорской кухне были они …
– То есть ты хочешь сказать, что писатель Сперанский сын Анны Львовны?!
– Пап, ты… поаккуратней, – подал голос немногословный Петя.
– Это очень просто проверить, – сказал Боголюбов. – Позвонить в охрану, и они скажут.
– Так давай ее сопрем, серьезно говорю! Что нам двоим сделает один провинциальный писатель?
– Пристрелю, – повторил незнакомец, скалясь.
– Я сегодня в Москву уеду, – добавила она.
– По-моему, без, – дрожащим голосом сказала она. – По-моему, без глушителя…
– Лера! – крикнул Боголюбов и прислушался. – Лерка!
– Пошли отсюда, ну его, – с сомнением отозвалась пустота после паузы. – Может, у него белая горячка!..
– Нет никакого опоздания! – возразил Боголюбов с досадой. – Договаривались на десять, а сейчас, – он посмотрел на часы, – как раз ровно.
– А может, она на самом деле… вас ненавидит?
– Зря вы так, Андрей Ильич. Все нервничают и беспокоятся…
Из круглой раны вместе с гноем выдавилась блестящая дробина.
Петя завидовал рыбацкой завистью и дал себе слово, что не уйдет с этого места, пока не добудет такого же, а Саша Иванушкин думал, зачем Боголюбову восемь раз подряд звонила бывшая жена.
– По-моему… по-моему, вон туда. – И Саутин показал рукой в угол. Андрей Ильич стал рядом с ним и посмотрел. В углу располагался пластмассовый решетчатый ящик – увлажнитель воздуха, – и больше ничего …
– Он попроще был, – Софья Григорьевна улыбнулась. – Все же бывший военный, без фанаберий.
– Я Анну Львовну терпеть не мог, – объявил Саша. – Вот просто не выносил! Верх непрофессионализма, я знаю. Но это лицемерие бесконечное, игры какие-то, недомолвки, интриги! Умерла и… умерла. Вот и вы…
– Шланг я видел, – согласился Андрей Ильич. – Только найди себе что-нибудь переодеться, уж больно она грязна. Там на чердаке всего навалом.
– А у вас научное звание какое? – вдруг спросила аспирантка Морозова.
По-прежнему никого не было на узкой лестничке и в залитом солнцем коридоре на втором этаже.
– Во время войны! – фыркнул Боголюбов. – Столько лет прошло, мало ли где этот самый Рокотов мог пролежать! Или на какой стене провисеть! При чем тут музей?
– А что происходит? Уборка происходит!.. Мы всю твою посуду в шкаф переставили в ту комнату. Шкаф тоже помыли. Скажи, зачем мы друг друга любим, считая дни, сжигая сердца?.. – опять затянула она.
Боголюбов поднялся по широким мраморным ступеням и повернул направо.
– Не поминай нечистого всуе, – сказала Ефросинья невозмутимо и продолжала крошить. – Вот птичек Божьих покормлю и сама уйду. Всякая тварь Божья заботы требует.
– Девочки, выходите! Я вас жду-у!.. Ну, где вы там, лапушки?..
– Между прочим, я зашел сюда, чтобы заказать такси.
– Кому это в голову пришло? – пробормотал Андрей Ильич. – Живую-здоровую собаку под крыльцо загнать и не выпускать?.. Ты посмотри, что там у нее!.. А она в этом столько времени просидела!
– Вот именно, – сказал Боголюбов. – Скорее всего, девяносто процентов музейного добра, ну, за исключением основной коллекции, было вывезено! Что-то увозили в эвакуацию, а что-то просто разбирали. Без…
– Вот именно, что вроде бы. Чаю, что ли, поставить?.. Ты умеешь топить самовар?
Анна Львовна с ужасом смотрела на Асю. Одной рукой она махала перед собой, как бы стараясь отогнать нечто невидимое, а второй схватилась за горло.
Саша пожал плечами и спросил, в каком смысле.
Должно быть, на самом деле конец света близок.
– Если она кусается, ее, наверное, лучше увести. Андрюш, уведи ее, пожалуйста. Мы боимся.
– Снотворное не помогает, – пробормотала Лера.
– Я не так считал, – вяло возразил Боголюбов. – Я по-другому считал! Я говорил, что у тебя есть талант. Безусловный. Стопроцентный. Редкий. Ты сценарист. Полстраны плачет, когда твои фильмы по телеви…
– Как вы попали в парк? Через служебный вход? Вы видели, кто его открыл?
– Нннеет, – промычал Боголюбов. Мычать ему было трудно. В горле что-то застряло.
– Вы вчера были на похоронах? Я вас не видел.
– Совершенно точно!.. Это вы верное слово нашли, Юлия.
– Здрасте, – от неожиданности брякнул Андрей Ильич.
– Эй! – закричала Лера и затрясла раму. – Эй, мы здесь, помогите!..
Сперанский оценивающе посмотрел на Боголюбова. Андрей Ильич сомневался, не переигрывает ли на манер девушки Нины или то, что он говорит, звучит убедительно, сценического опыта у него не было никакого…
– Про какое… первое? – не понял Саша Иванушкин. От виски он тоже раскраснелся так, что в морковном цвете пропали все его веснушки.
…Думай головой, вспомнилось Лере, на что тебе голова дана?..
Боголюбов оттолкнул руку Иванушкина, кряхтя, поднялся из жидкой грязи. Баул валялся в луже. Собака билась в истерике прямо перед ним.
– Надо позвонить ее сыну в Кисловодск или куда?.. В Ессентуки? И спросить разрешения. Есть телефон?
– Всего доброго, – попрощался Сперанский и захлопнул дверь.
– То есть черт с ним, с преступлением и наказанием, да? Пусть этот урод дальше гуляет и радуется, что с ним ничего сделать нельзя.
– Ты его не знаешь. Его никто не знает. Он ненормальный, понимаешь?..
Он пошел по весенней Красной площади к памятнику Ленину и некоторое время постоял, задрав голову и рассматривая вождя мирового пролетариата.
«Уважаемый Сергей Георгиевич, считаю своим долгом предупредить вас о том, что вновь назначенный директор музея изобразительных искусств и музейного комплекса Боголюбов А. И. обладает крайне подмоченн…
– Это не я говорил, это Анна Львовна рассказывала, – сказал Саша, подумав. – Работы во время войны пропали, а в пятидесятые их стали возвращать! Музей долго восстанавливали!
– Мы кричали, но никто не появился… Собака лаяла… Я думала, он ее убил… Мы ее не посылали… Я из окна увидела какую-то тетку в черном, стала кричать, но там окна не открываются, а потом она ушла, и мы…
В этот момент больше всего на свете ему хотелось оказаться в домике из трех комнатушек по ту сторону Красной площади. Пусть даже чудовище из-под крыльца хрипит и кидается – все лучше, чем представлен…
«Вновь назначенный директор музея изобразительных искусств и музейного комплекса Боголюбов А. И. обладает крайне подмоченной репутацией, – читала Лера. – В отношении него в 2012 г. проводилось служеб…
Прошел и оставил Андрея Ильича не таким, каким он был раньше. Тогда, когда он в первый раз сказал «маразм», он бы непременно взвился, стал бы громким голосом объяснять ей, что она неправа, что ей мер…
Не говоря ни слова, большими прыжками он помчался наверх к машине. Мотя догнала и опередила его и, пока он залезал, черпая сапогами мокрый песок, лаяла изо всех сил, словно подгоняя его. Он рванул дв…
– Уверен, – сказал Андрей Ильич с удовольствием. Ему нравилось, что они лежат в постели голые и рассуждают. – Мы с тобой тоже очень разные, Лерка. Ты сценаристка, с актерами знаешься, с режиссерами. …
– Камеры, – напомнил Боголюбов перепуганному перспективой кляузы заместителю. – Работают?
Вся его жизнь имела смысл, потому что можно было рассказать о ней Лерке. Об обороне Севастополя, о том, что предложил на совещании Володя Толстой, о девице из филиала, которая сказала, что «на улице …
– Не… нет, – проикала Лера сквозь смех. – Мне смешно, как ты ночью колешь дрова от злости!..
– Да чего там разбираться. – Старуха покачала головой. – Музей у нас прекрасный, люди все хорошие работают! Ты в запасники сходи! И ведь все по кусочку, по рисуночку, по холстику после войны собирали…
– Письмо, которое написал покойный директор, – пояснил Боголюбов. – Тоже министру культуры, между прочим!.. Он категорически настаивал на том, чтобы после его кончины в музей назначили человека со ст…
– Ты меня на враках не ловил, и нечего!.. Иди вон рыбу чисть, на подсобные работы назначаешься!..
Боголюбов одну за другой толкнул белые крашеные двери и вошел в тихий полумрак, пахнущий чужой жизнью и старым деревом. Помедлил и один о другой стащил ботинки – полы были устланы чистыми половиками.
В лунном свете блеснуло пыльное стекло, потом обрисовалась какая-то картина в раме, будто из черноты вдруг выглянул кто-то безглазый, как в кошмаре. Андрей Ильич стиснул вспотевший кулак и оглянулся.…
Открытой оказалась только одна дверь с табличкой «Директор». Андрей Ильич вошел в тесную приемную, где стояли желтый стол, зеленый диван и три коричневых стула.
Она вытянула ноги и поболтала ими. Ряса заколыхалась.