Все цитаты из книги «Хозяйка большого дома»
— Ужасно, — Нат подвинул к себе пустую тарелку и, взяв нож, принялся чертить узоры. Звук выходил мерзким, нервирующим.
Легче не стало. Напротив, накатила вдруг такая тоска, что хоть ты волком вой… и все равно стало, что с ним будет.
— Я… сам, — Нат шмыгнул носом и обернулся.
— Тише, — попросила Ийлэ. — Я тебе помогу. Я тебе помогу, потому что с тобой безопасней, чем с людьми. Да. Именно так. А мне нужно дотянуть до весны. Весной все изменится.
— Я счастлива, — с уверенностью произнесла Нира.
Или что двое с арбалетами возместят недостаток веры?
— Бедная моя девочка! — найо Арманди набросила на плечи Мирры шаль и к себе прижала.
— Хрустальная ваза… изящная, совершенная в каждой черте своей, в каждом жесте… юная леди. И это убожество… сначала я только посмотреть хотел. Убедиться… в чем? В том, что он ее не достоин, наверное. …
Почти как Нани. Мальчик? Девочка? Человек или… какая, впрочем, разница. Просто ребенок. Он лежал, ожидая, что случится дальше. Как можно было обмануть его ожидания? Ийлэ пришлось поставить саквояж на…
А почти получилось уговорить ее спуститься…
Переодеться… не во что. Рубашка на Ийлэ потом пропиталась, и вообще несвежая. В шкафу должна быть сменная. Сейчас Ийлэ отдохнет и доберется до шкафа, пусть маленькая, но цель.
Коза в коридоре. Ийлэ слышит и протяжный обиженный голос ее, и цокот острых копыт по паркету. Запах молока резкий, неприятный почти. И когда Нат возвращается, Ийлэ выскакивает из кровати. Она успевае…
Далекие шаги — прислуга встает рано… и томительное ожидание, когда Ийлэ почти готова вскочить, бежать, как есть, босиком, к маме или отцу… поторопить их…
— Кейрен, когда приедет, шоколада привезет, но гретый — уже не то… Нат знает. И Гарм. Оба будут молчать. Ниру спровадим к тетке.
— Прости, — пес сел рядом, большой и теплый, и близко чересчур, но Ийлэ не отползла, позволила себе прислониться к нему, ненадолго, на мгновенье, которое, правда, растянулось, но с мгновеньями такое …
Шериф поморщился, кажется, вникать в подробности чужой жизни ему было не интересно.
Он перевернул лист, пропустив пару абзацев, в которых матушка наверняка расписывала прелести тех самых девиц, имена которых давно внесла в особый список.
Кажется, она чувствовала себя виноватой, потому как получалось, что дурил Нат именно из-за нее. Глупость. Он ей потом скажет, что дурит сам по себе, не сейчас, конечно, потому что побег их — вовсе не…
— Райдо! — воскликнула она, едва не выпустив из рук внушительного вида топор, кажется, им на заднем дворе дрова кололи? — Это… вы?
— Заболею, — согласился Нат, выворачиваясь. — А ты меня лечить станешь. Куриным бульоном.
— Мы принесли вам петицию, — женщина-ворона смотрит в глаза, без вызова, но с бесконечной усталостью, которая так хорошо знакома Райдо.
Сам вытащил из ящика бумаги, которые протянул.
И Нат сначала напрягся, а потом вдруг успокоился… и бумага эта… что в бумаге было? Она хотела спросить, и будь они с Натом наедине, спросила бы всенепременно, но при всех стеснялась.
Они дороже, чем большая бриллиантовая парюра…
— Нет, что вы… я не могу вас так затруднять…
— Нет, — Райдо выдохнул. — Я… справлюсь. Дальше давай.
— Иногда снег идет, но чаще — дождь… и сырость постоянная… быть может, за городом сугробы и встречаются, но вот такие… снег тоже другой. Небо. Все другое. Наверное, в лесу сейчас красиво.
— Не знаю. Наверное, ничего, — Райдо ущипнул себя за ухо. — Я думал… видишь ли, два варианта. Разбираться во всем этом самому или просить помощи. Сам я не особо соображаю в подобных делах, и виновато…
Из внутреннего кармана куртки Нат достал мешочек, а из него вытряхнул кольцо. Простой желтый ободок с квадратной огранки камнем.
При более пристальном изучении комнаты под столом обнаружилась полоска вяленого мяса и булочка с корицей, правда, закаменевшая, но если размочить в воде… булочку Ийлэ убрала во второй карман. А вот о…
— Бестолочь, — ласково обозвал его Райдо. — Ее не для того ставили, чтобы всякие тут с наскоку выдрать могли…
— Естественно, о вашем существовании будут знать, но и только… если, конечно, вы сами не захотите сотрудничать…
— Играть, — Видгар скривился. — Вы правы, я не имею обыкновения слухам верить. Тем более столь… возмутительно нелепым. Я знаю вашего отца. Он никогда не дал бы разрешения на подобный брак.
Показалось или в голосе человека мелькнуло торжество?
Тяжелый подбородок с наметившейся складкой. Белый лоб, слишком высокий, чтобы это было естественным, и если приглядеться, становится заметна, что пудра, что синеватая кожа под ней. Лоб найо Арманди п…
И прибрежные цитадели готовы были выдержать не одну атаку. Об этом писали в газетах, которые Ийлэ читала тайком, стесняясь этой своей маленькой тайны и недоверия к отцу.
Она обернулась. Бледное лицо, не лицо — пятно, и так легче, потому что не видя Райдо, можно не думать о том, кто он.
А Нат догадывается. Она про ту комнату с железной дверью, и еще про ювелира убитого… про людей, которые ищут сокровище, быть может, и про альву… и надо было в лесу остановиться.
Сила — это сон… сон заглушает боль, и разрыв-цветок погружается в вязкую дремоту.
…вазы пустые… опять же из тех, которым самое место в старых сундуках.
…а матушка слушала комнаты, поскольку дом был стар и сам не справлялся с короедами.
Расстроилась только, что все получилось настолько нелепо…
Касаемо же документов об удочерении, желаю сказать, что будут они выправлены в самом скором времени. К сожалению, некоторые правила лучше не нарушать, поскольку в случае судебных разбирательств, а он…
— Ийлэ, мне нужно, чтобы он понял, что я не уступлю. Не отступлю. Не позволю тронуть ни тебя, ни малышку… он хочет внучку? Он получит возможность видеть ее, но на наших условиях.
…ничего, в предсмертной просьбе не откажет.
Кажется, его все-таки сочли ненормальным.
— Все хорошо… я ведь сказал, что не позволю тронуть мою семью… а вы моя семья. Слышишь меня, Ийлэ? Ты и Бруни… или Нани, если тебе так нравится ее называть. Я просто поговорю со стариком. Попытаюсь д…
А пес вдруг покачнулся и подался вперед, скользнув щекой по пальцам Ийлэ.
Ийлэ, вернув отродье в корзину, поднялась.
— Если бы ты знала, до чего это сложно — верить кому-то…
Было время, когда она пыталась вырваться.
— И вас оправдают! — найо Арманди злилась.
— Мы, — подтвердил Райдо. — Ты и я. И еще Броннуин…
И хорошо, что не позволили. У самой Ийлэ не всегда получается сделать то, что она хочет. Если разобраться, то она не до конца уверена в том, чего именно хочет.
Он поднялся, опираясь на несчастный столик, который под весом его заскрипел, но слава Жиле, выдержал. Комната качалась. Или Райдо качался?
— Я эту дверь вышибу… постараюсь… или окно, с окном проще… если решетку вынести, то… для меня узковато, а ты выберешься.
— На них тем более срать. Если им, чтобы почувствовать себя легче, надо кого-то повесить, то… в жопу таких людей. И да, убивать я буду. И уж поверьте, совесть меня не замучает.
И Нира щурилась, хотя мама всегда ругала ее за это, пугая ранними морщинами, но морщин Нира не боялась, знала, что и без них особой красотой не отличается.
— Надеюсь, вы соскучились по мне так же, как и я… — она не стала дожидаться, пока Нира справится с шубой. Сестрица вечно копалась, на сей раз наверняка нарочно, желая Мирру позлить.
…очаровательное платьице из кисеи… все оттенки зеленого, от полупрозрачного-листвяного, до темного, тяжелого даже…
Райдо кивнул: на откровенность он и рассчитывал.
— Тогда какого хрена ты тут расселся? Одевайся. И… давай наверх, к Ийлэ. Одну комнату протопим, а там видно будет.
Надеюсь, что все-таки однажды Вы смените гнев на милость и снизойдете до встречи с ослушником и его семьей.
— Но в доме появились кое-какие вещи… я их помнила… и мама сказала, что твоя матушка была бы не против… что она память сохраняет… и это снова ложь была. Но я не замечала. Тебя ведь нет… и никого нет……
— Спрашивай уже, а то ж лопнешь от любопытства.
Райдо хмыкнул: вот упрямое создание, но лучше пусть спорит, чем боится.
И не расслабилась. Не поверила этакому щедрому предложению?
— Потому что, — Райдо и сам не знал, почему именно, но, в конце концов, у него какой-никакой опыт в общении с младенцами имелся.
— Я тебя не трону, — пес отвел взгляд, точно ему было противно смотреть на Ийлэ. А может и противно. Она тощая. И грязная. И воняет от нее не только лесом, но так даже лучше… так спокойней…
Светловолосая красавица в собольем полушубке присела, глядя снизу вверх профессиональным взглядом невинной девицы. Райдо таких опасался.
— Сваришься, — раздался сзади недовольный голос.
А на раны затягиваются озерцами живого железа. И это хорошо, только рано…
Нат задумался, причем думал долго, с минуту.
— На удивление неплохой коньяк… — Бран сделал еще глоток.
Она пробирается в нору и срыгивает куски его, темно-красные, в белой пленке желудочного сока. И волчица тявкает, требуя, чтобы Ийлэ ела.
Нет, людей среди них не было, разве что наполовину, а у старшего — не больше четверти чужой крови, и то, эта четверть скорее ощущается, нежели видна.
Когда стало очевидно, что альвы проиграли.
Жить… как-нибудь, ведь протянула же она и весну, и лето… и осень, два месяца из трех. Это много…
Крупный нос с характерно широкой переносицей и вывернутыми ноздрями. Квадратный подбородок. Лоб покатый, бугристый, словно кто-то лепил этот лоб наспех из красной кейранской глины.
Корзина с едой. Ее Ийлэ разобрала, спеша занять руки, потому что иначе в голову ее лезли самые разные мысли. Например, о том, что ее заперли.
А значит, Райдо ему нужен… чего ради нужен?
Взял своих людей, проверенных… наведался в гости…
— Это жрите сами, — он указал на плошку с кашей. — А я жду яичницу. С беконом. И помидорами.
Хотя… если огорчится, то простыть стоит? И глядишь, огорчившись, простит? Мама, когда Нат заболевал, ему все-все прощала и еще варила куриный бульон с луком и морковкой.
Это, должно быть, весьма утомительно, так долго ненавидеть.
Она выглядела такой виноватой… а она не виновата, наоборот, если кто вину и должен испытывать, то Нат…
— Доктор приготовил яд… а Дайна угостила псов. Правда, сначала сделала слепок ключей. Кстати, что бы ты делал, если бы не вышло отравить?
…Ийлэ тоже… стулья легкие из светлого дерева… в год, когда началась война, мама сменила обивку на модную папильоновую… и папа шутил, что в доме прибыло бабочек…
— Я и есть старик, — Райдо вздохнул и глаза закрыл, пожаловался: — А Гарм к кухарке ходить повадился… меня она гоняла с кухни, а его прикармливает… и вот где в жизни справедливость?
Наверное, ночь не спал. Или две. Или даже дольше…
— Мы? — удивление у нее яркое, незамутненное.
— Есть хочет, — сказал Нат, повернувшись к Райдо. — А у нас ничего нету… кроме хлеба… сено было на конюшне, но туда еще дойти…
— Тут и погреб имеется, — доктор ногой убрал грязную тряпку, которая, надо полагать, некогда была ковром. — В погребе, если вдруг услышишь что, отсидишься.
— Он лучше тебя, — спокойно повторила Ийлэ и в глаза посмотрела. Если ему так хочется поймать ее взгляд, то пожалуйста. — Он умней. Честней. Благородней.
…и мраморная гостиная, в которой из мрамора — лишь панели с горельефами, лоза и тернии, тернии и лоза… белый паркет… белые стены… гардины в широкую серебряную полоску… и обивка мебели тоже белая, с с…
Попятилась. Но не ушла. Хорошо… а Нат мог бы дверь и прикрыть.
А сапоги хорошие. Качественные. За прошедшие полтора месяца Нат успел их изучить.
…Дайна перешила вновь, вставив в корсаж широкие полосы желтого поплина.
— Смотрел… я тоже выгляжу погано. Парочка оживших мертвецов.
— Это… очень печальная история, — Мирра вернулась в образ печальной леди… ей идет… фарфоровая кукла? Из тех, с которыми Ийлэ устраивала чаепитие на чердаке… которая, интересно? — Мама мне рассказывал…
— Нет, ты ошибаешься, — Нира разжимает руки и смотрит на белую ладонь с отметинами ногтей. — Он меня… если бы любил, то… просто пожалел, наверное, а жалость — это не то чувство, из-за которого стоит …
И клинок направлять легко, несмотря на странную слабость в руках, будто бы ей не все равно, что с Райдо. Ему если и больно, то терпит. По надрезу проступает кровь, темно-бурая, с кусками чего-то бело…
— Лежи, — Ийлэ вытащила из-под свитера отродье, которое сунула Нату. — Есть хочет. Покормишь.
— Замуж? — переспросил Нат, развернувшись резко.
— Я… не хочу сделать ей больно, — признался он и пальцами пошевелил. — Она маленькая. И хрупкая. И верит мне. А если сделаю больно, то… и меня тянет к ней. До того тянет, что самому страшно становитс…
Аромат свежей выпечки… и кажется, кофе. Табака, терпкого и сладкого, который шериф носит в кисете, а кисет сжимает в кулаке, и наверняка, это его успокаивает.
— Все изменилось, — она сказала, потому что молчать рядом с ним было невыносимо. Не сейчас, когда Райдо ждет ответа.
И закончится эта нелепая, самой Ийлэ непонятная борьба.
И глаза подозрительно блеснули. Нет, это не слезы, не умеет она плакать. Не будет. Но лучше увести отсюда.
Сбежал, только дверью хлопнул. Вот щенок. Распустился в конец, решил, что раз Райдо болеет, то он в доме хозяин… бестолочь лохматая… Райдо высунул голову в раскрытое окно.
Он говорит о деньгах, а Ийлэ… она ведь помнит те самые чарочки с аметистами, которые отец выставил в Охотничьей гостиной. Ему они не нравились, грубоваты, простоваты, но по характеру вполне вписывали…
Хотя нет, пожалуй, Видгар из рода Высокой меди не нервничал, а если и нервничал, то весьма умело это скрывал. Он держался независимо и просто, будто бы сам этот дом принадлежал ему…
Холодные виски и пульс сумасшедший, и Райдо целует, дышит, отогревая ее. Пальцы сплетенные, сведенные судорогой, распрямляет, гладит каждый и ладони прижимает к губам.
— Здесь так мило… — пролепетала Нира, беспомощно оглядываясь на отца, который не нашел ничего лучше, как присесть у камина.
И Нира молчит, кусает пальцы. Еще одна дурная привычка, с которой матушка боролась-боролась, но так ее и не поборола…
И руки сложила на коленях. Про осанку вспомнила. Лучше про осанку, чем про другое…
— Не надо их бояться, — Райдо сунул медведя подмышку и свою альву за руку взял, так и ей спокойней, и ему приятно. — Они просто… присматривают.
Малышка спала, и во сне нахмурилась, явно не одобряя подобного неразумного поведения. Райдо велел ждать его. Ийлэ подождет. И высовываться она не собирается, не настолько безумна, просто…
Ийлэ попятилась, прижимаясь спиной к стене… дверь свободна… если не через окно… если пес здесь один… главное, из дому выбраться, а там дождь следы смоет…
— Еще как, — пообещал Райдо и, помолчав, добавил. — Мне прислуга понадобится. Поэтому если кто из твоих… девочек вдруг захочет жизнь поменять…
И выяснить, наконец, что происходит. Нет, Нира крепко подозревала, что желания эти ее взаимоисключающи, но хотелось всего и сразу.
— Скажем больше, я бы с превеликим удовольствием свернул бы этому уроду шею, — ответил Райдо, глядя в глаза. — Но я отдаю себе отчет, что вы — не он. И еще, что вы не отстанете от нас. А я не хочу ос…
— Тише, — сказала она. — Скоро все закончится… скоро уже.
— Ничего, — сказала Ийлэ сама себе. В последние полгода она только так и говорила, сама с собой, чтобы не потерять саму эту способность — разговаривать. — Уже недолго…
— Злишься. И боишься. Но поверь, я не отдам тебя ему…
— Устал, — согласился Райдо. — Набегался так, что ноги отвалятся. И спина ноет. Старость, она безрадостная…
— Правильно, обеспечить безопасность ему и его семье… а вместо этого он убил. Нехорошо… незаконно… и главное, в нарушение королевского слова. Приказа.
— Я не позволю обидеть тебя. Никому. Клянусь.
Почему он уехал? Не предупредил даже! И это почти предательство, от которого горько… или от слез? Мама говорила, что слезы горькие, как морская вода, наверное, права была.
— Была, — согласился Райдо. — И многое можно списать на войну. Многое, но… славный Бран из рода Высокой меди… погибший как герой… цвет и надежда рода… или что там принято писать в некрологах? Как вы …
Перчатки снял, поправил шейный платок, который сбился набок.
— Немногие… он не то, чтобы таился, просто… кому было рассказывать? Маме вот…
…и шериф уходит последним, он останавливается во дворе, оборачивается, окидывая дом пристальным взглядом. Видит ли Ийлэ? Нет, слишком далеко… чердачные окна крохотные, а проталина и вовсе размером с …
— О чем? — Ийлэ устала. Пожалуй, так она уставала прежде, когда пыталась не дать отродью умереть. И тогда этой усталости она не замечала.
Было в нем что-то особенное, медвяное, сладкое до умопомрачения, и тут же горьковатое, как утраченные надежды.
И пахнет зверем. Странно, он ведь человек, а люди… люди — не звери. Не этот.
Он махнул рукой, и арбалетчки с преогромным облегчением убрались за дверь.
— Это мой ребенок, — Райдо погладил малышку.
Джон вступал в схватку с ним, вооружившись чуткими своими руками, слухом и набором самолично изготовленных отмычек, равных которым не найдется по обе стороны Перевала. В этом Джон был всецело уверен,…
— Но это не ваш случай, Альфред. Не думаю, что мои интересы расходятся с интересами рода Мягкого олова…
…не осмелится. Эта из тех, которые ненавидят тихо, исподволь, никогда не переступая черту закона. Другое дело, что в этой черте многое наворотить можно.
— Что ты будешь делать? — вопрос возник, когда молчание сделалось тяжелым.
— Ты их убила… ты подожгла дом… и ушла… или думаешь, что кто-то поверит в иное? — Дайна проводила по зубам языком, и Ийлэ не могла отделаться от ощущения, что она, человек, существо априори слабое, в…
Вопрос и еще вопрос. И надо отвечать, пусть губы и разбиты в кровь. Пощечина. Вопрос. Пощечина… вода по волосам течет, Ийлэ пытается слизывать капли с губ, ее мучит жажда, но ей не позволяют. Снова в…
— Одним «спасибо» не отделаешься, — подал голос Гарм, который выглядел отвратительно целым и довольным жизнью. Разве что переносицу время от времени щупать начинал, верно, удар копыта пришелся по лиц…
— Странно было бы, если бы я не изменилась.
Полуприкрытые глаза, и бусина-пуговица, зажатая в кулаке. И Райдо спешит продолжить, боясь одного, что воспоминаний его не хватит. Сказка прервется, и его женщина, которая слишком не уверенна, что в …
Ничего, придет время, Мирра со всеми посчитается.
На предложение, не лишенное разумности, Райдо ответил затрещиной.
Идти и вправду было недалеко. До управления. А там — и до мертвецкой. Запах крови сделался резким, тяжелым. И Райдо, втянув холодный сырой воздух, остановился на пороге.
Или нет, она ведь верит, что и вправду будет хорошо… он здоров. И разве это плохо? Отнюдь. Он поднимется с кровати. И постепенно отвыкнет от боли, это легче, чем привыкать. Он вспомнит, каково это, б…
Хотел, потому что слишком много всего непонятного творилось.
— Так значит, старушка Бибо проболталась? Всегда была языкастой тварью… учи ее, учи, а она упрямится… думает, что если помрет, то я ее не достану. Достану. И помереть не успеет.
Он не позволит обидеть Ийлэ. Ийлэ нужна ему. Необходима. Без нее Райдо умрет. И она шепотом повторяла себе это вновь и вновь, убеждая не то себя, не то медведя, который, как и положено игрушке, сидел…
— Намного, — согласился Райдо и ущипнул себя за ухо.
— Я тут не останусь, — буркнул он, поднимая лохматый воротник куртки. — Меня здесь не любят.
И на пса не похож, как не похож и на человека, и на альва. Он существо из старого мира, из сказки… если не дракон, то кто-то вроде…
Он говорил это всерьез. И вправду верил, что воплощает собой закон? И наверное, был по-своему безумен, если верил.
Мама не стоит на одном месте, Ийлэ почти видит, как она, расхаживая по комнате, нервно теребит платок. И кружево мнется.
— Что это? — Нат чихнул, вытер нос рукавом и снова чихнул. — Проклятье!
— Именно, — она все же подвинулась ближе, и пожаловалась, — у тебя руки холодные… и… можно, я на улице подожду?
— Они говорили, а я услышала… и… если я тебе скажу, то они меня возненавидят. А если не скажу, то ты… как мне быть?
— Нат, очнись, пожалуйста… — вытянув руку, она коснулась жестких волос.
Прежняя форма. Прежние обои — темно-винные, расписанные ветвями папоротника. Панели дубовые. Камин, в котором горел огонь, и вид его заворожил Ийлэ настолько, что она замерла, уставившись на пламя. И…
— Да, наверное, — он тоже не хотел уходить. Нира чувствовала это его нежелание, на которое откликалась, и цеплялась сильней. — Если меня здесь найдут, то…
— Точно будет, — Нат почесал себя за ухом. — Небось, думает, что Райдо на ее доченьке женится, а потом помрет. Только он не помрет, да?
— Убивать ее? Да. Очень. Жаль, что быстро… раз и все… но я понял!
Он подумал, что даже если бы и испытывал боль — а было время, когда испытывал, когда малейшее прикосновение рвало слишком тонкую кожу — Нат выдержал бы.
— Я не уверен, что она была мертва, когда…
— Пока ничего… — человек в высоких охотничьих сапогах вышел из комнаты Райдо.
…а папа говорил, что псов опасаться надобно…
В дом Нат не уходил — сбегал. И конечно, столкнулся же с Нирой.
Замерзшая вода… весной отойдет, если не нынешней, то какой-нибудь… впереди у нее много весен, и Райдо хотел бы быть рядом с ней.
Ветер распахнул окно, впуская холод и дождь.
От простыней пахло… чистотой и пахло. И мягкие они были, заманчивые. И одеяло теплое. А Ийлэ замерзла там, под дождем. Она и сейчас продолжает дрожать, с каждой минутой все сильней, несмотря на молок…
— А кто не устал? Я, что ли не устал? Я полночи по лесу бегал, зачистку проводил… в меня стреляли, между прочим.
Он не оставит Райдо умирать одного, а значит, скоро появится. С вискарем. С опиумом. С чем-нибудь, что по мнению Ната, способно облегчить страдания.
— Что было тогда… — собственный ее голос звучит сипло. — Когда ты сбежал?
Страх, какой-то вдруг всеобъемлющий, звериный, напрочь лишающий способности думать. И когти впиваются в чью-то кожу, раздирая ее.
— Платья, — подтвердил Райдо. — Всякие. Ну и чего там к платьям надо… чулки, подвязки, подъюбники… нижние рубашки, только чтобы хорошего качества… белье… она скажет.
Она отступала, шаг за шагом, пока не оказалась на вершине лестницы.
Забывать Нат не был намерен. И на чердачную лестницу уставился долгим задумчивым взглядом.
— Нет, — Ийлэ покачала головой. — Меня выбирали, но…
И ее спутницы тоже. Они почти ненавидят Райдо за вопросы его, за нежелание просто исполнить их просьбу. В конце концов, разве о многом они просят?
— Прекратите, — шериф с преогромным удовольствием наступил на кукольный чайник. — Где ваш король?
Каждое слово он сопровождал тычком, благо, не в младенца, но в ладонь Райдо.
— Не понимаешь. Тебе повезло не узнать ее… как же тебе повезло…
— Вы просто успели раньше… от вас даже присутствия не понадобилось… всего-то пара слов… конечно, вам было стыдно. Нормальные люди должны испытывать стыд, совершая подлости, но вы себя утешили… сказал…
А останешься, так не волки, но сестрица любимая не побрезгует, мстя за одной ей понятные обиды… и Нат давненько не заглядывал. Оно, конечно, понятно.
Свадьба. И похороны… нет, еще завещание где-то между свадьбой и похоронами…
— Правильно. Не надо бояться. Я не позволю тебя обидеть… я тебе вот… принес одеяло… тут же холодно, а у меня жара стоит… духота…
Трое остались внизу, и Дайна что-то говорила им, громко, надрывно…
И заснет… а он слабый, он заснет почти сразу… и наверное, время никогда еще не тянулось так медленно.
Он остановился посреди кабинета, скрестил руки на груди, осматривался долго, не столько, чтобы время потянуть, сколько заставляя себя привыкнуть к этому месту.
Альва перебирала конверты, раскладывая их на спинке кресла.
— Догоняли всегда. А порой и загоняли. Пару раз вон доктор приезжал, откачивал, когда уж совсем… не знаю, зачем, она им была… но была и пускай себе. Не мое дело.
— Осторожней, Дайна… — кухарка произнесла это почти шепотом, но Райдо расслышал. — Я хоть и на кухне была, но многое слышала… видела еще больше…
— Видишь, — она взяла его руку, широкую и шершавую, пятнистую — Мирра назвала его лишайным, а он же не кот, это коты лишайными бывают, а у него просто кожа еще не восстановилась. Но главное, Нира при…
— Почему ты так на меня смотришь? — она хмурится, но позволяет разгладить морщинку на лбу.
И Нира сидела тихо-тихо… смеркалось. Где-то далеко запричитала кукушка, и Нира загадала, что сколько раз та отзовется, столько лет они с Натом проживут.
Ему не хотелось беседовать с шерифом, ему хотелось выбраться из задымленных городских предместий на тракт, пришпорить лошаденку и добраться до дома.
— Эти шары нужно вырезать… а потом остальным займемся, ладно?
Сумрачно. Свет проникает в узкие чердачные окна, пылинки пляшут, и Ийлэ, вытягивая руку, ловит их. А поймав, отпускает.
— Думаю, что знают. Историю замолчали, поскольку огласка ее никому не выгодна… но если вдруг некие подробности выплывут, то Король обязан будет принять меры. Бран мертв. А род жив. И вряд ли ваши со-…
— Мой, — завершил Райдо. — С того самого момента, как я его нашел.
— Нира, Господи, Нира… когда ты научишься вести себя нормально? Зачем ты полезла к окну?
Полустон, полувсхлип. И шорох ткани, заставляющий замереть в болезненном ожидании.
— Благородней, — со смешком произнес Альфред. — Конечно… мне вот благородства никогда не хватало. Я, если разобраться, еще та сволочь… только видишь ли, радость моя…
Еще тогда, когда он обернулся и зарычал… охренительно грозно вышло, и найо Арманди сомлела, и Мирра тоже. Добрый доктор побледнел, а люди за арбалеты схватились, точно эти арбалеты могли чем-то помоч…
— Ты тоже упитанностью не отличаешься. Полагаешь, для Ниры это имеет значение?
У него братья старшие… и Кейрен, но тот сам почти щенок… и вообще, Райдо не чувствует себя старым. Уставшим — это да, есть немного. И еще больным, но потому, что он и вправду болен. А вот чтобы стары…
Уютно в его руках. Тянет закрыть глаза и довериться, рассказать все-все и про страхи, и про сны, и позволить ему справиться со всеми бедами. Он сумеет. Он сильный.
Так ли все было? Ей ведь казалось, что они собираются уезжать… мама говорила об отъезде. Конечно, она и говорила, каждый день… а отец все медлил, словно ждал чего-то… и ссорились.
— Извини, — буркнул Нат, пытаясь поймать створку окна. Та распахнулась, впуская влажный ветер и белые хлопья снега. Ветер створку раскачивал, стонали петли, и она, ударяясь о стену, громко хлопала.
Она появлялась в сопровождении сестры и хмурой пожилой женщины, чье имя ускользнуло из памяти Райдо, поскольку было столь же невыразительно, как и сама компаньонка. Скучная, серая, форменная даже, с …
А где-то внизу громко и обиженно заплакал ребенок.
Если у нее получится, то весной рубцы разгладятся. И шрамы, возможно, исчезнут…
— Просто… пытаюсь понять, что она за человек.
Во всяком случае, не скоро, потому что не станет Нат ради альвы спешить. Нет, приказ исполнит, но ведь исполнять можно по-разному, и значит, самому нужно что-то делать. Знать бы, что…
Еда. И только еда. Если спуститься, и она решается, идет вниз по узкой лестнице, ступеньки которой тоже узкие и крутые. На последней ноги соскальзывают, и Ийлэ падает, к счастью на четвереньки. Садня…
Всадника он встретил у самой реки. И тот вскинул руку, приветствуя Райдо.
— Если будет холодный, то значит, я умерла… да шучу! Ну как можно быть таким серьезным? Ты улыбаться умеешь?
— Я в любом случае сильнее… — это должно было стать утешением, но не стало. — Мы справимся, верно?
…а стол скоблила с какой-то маниакальной страстью, и уж точно не стала бы оставлять на нем грязные тряпки.
Райдо не нравится болеть, и прежде-то не в восторге был, а теперь, когда он здоров и полон сил, и подавно. Он злится. Ворчит. И раскаивается.
Он ушел, и Ийлэ испытала странное желание пойти за ним. Вдруг стало страшно, и страх этот был иррационален.
— Дайна, — он оскалился. — Вы же не хотите, чтобы я выдвинул обвинение? Полагаю, действовали вы не по собственной инициативе, но дело в том, что судить будут только вас…
Жизни вдруг стало много. И как с нею быть, чтобы не потратить впустую?
— Вы здоровы? А ваши прелестные дочери? Надеюсь, с ними все хорошо? Конечно, конечно… что же с ними могло случиться? Мирра…
Она должна бояться, она знает, что происходит потом… и больно, и Райдо не причинит ей боли. Не должен. Ей отчаянно хочется верить в это.
Его Райдо сам скатал, с удовлетворением отметив, что паркет меняли не полностью. Кто-то весьма неплохо сэкономил на ремонте.
— Нет, яд использовал кто-то, кто точно знал, куда и когда его добавлять. А когда — это не менее важно, чем куда… он положил всех троих. Уцелей хоть кто-то… — Райдо вновь ущипнул себя за ухо. — Нет, …
А человек смотрит поверх своих очочков дурацких и ждет ответа, точно откровения.
— На вот, — свитер он кинул, а Нира поймала. — Накройся. Тут холодно.
— Пей, — Нат придерживает голову и льет в нее воду, остается глотать, но и это слишком сложно, и вода стекает по щекам, по шее, по груди. — Отдыхать, да? Встанешь? Я помогу… давай же…
Чистая постель. Теплое одеяло. Вода горячая… еда… огонь в камине. Книга… какая-то глупая книга о невозможной любви, которая никому-то не интересна.
…и если так, то быть может, Ийлэ повезло и в отродье нет той, порченой, крови…
У Ната есть деньги. И Райдо помочь не откажется. Рассердится, конечно, за самоуправство, но и хорошо, если сумеет рассердиться, потому как в последнее время ему все было безразлично… а так покричит и…
Заснеженный тракт и ветер в лицо. Небо синее, яркое, солнце на нем сияет медной бляхой, и свет его, отраженный алмазной пылью наста, слепит. Ийлэ закрывает глаза.
— Тогда не буду… но если очень нужно, то можно?
— И мешок свой брось. Если хочешь уйти, уходи так, как пришла, — жестко добавил пес.
— Куда спешишь, дорогая невеста? — Альфред всегда ступал бесшумно, но Мирра научилась уже чувствовать его приближение.
Шериф промолчит. И доктор. Его супруга. Мирра… не арбалетчики.
Ийлэ подумала и согласилась: в этом имелся смысл. Люди… люди не стоили доверия. И вообще ничего не стоили. Они притворялись друзьями, они обещали помощь, а вместо этого…
Та выросла, ненамного, но все же, и заметно потяжелела. Под подбородком наметилась характерная складочка, и на руках тоже, и сами эти руки более не походили на высохшие ветки… конечно, ей было далеко…
— Не получилось, — куда более уверенно произнес Райдо. — В противном случае вы бы так не злились. Что произошло? Он отверг вас и…
— Папа говорил, что бояться нечего, но мама… она сказала, что лучше, если поберечься, что мало ли… нам многие завидовали, а если завидуют, то могут и написать, что мы против королевы умышляем и тогда…
…тогда она позволяла себе быть преступно беспечной. Верила, что все — почти игра…
Странный сегодня день, уже второй раз справедливость поминают, но кривую и натужную, как эта ее улыбка.
И Нат выглядел сейчас вовсе не страшным, скорее уж растерянным. И ребенком.
— И ты, если работать начнешь. Дом запустила…
Райдо сумел поднять руки, на запястьях виднелись широкие рубцы, из новых, но затянувшиеся крепко. Ткань побелела и кое-где разглаживаться начала.
— Не волнуйтесь, Нат о вашей сестре позаботится. К слову, у вас здесь приняты помолвки?
— Что с ним может случиться? У девчонки своей застрял. Влюбился, представляешь? Она мне показалась симпатичной, лучше, чем ее сестрица. Надеюсь, что лучше, потому как Нат — парень хороший, только дик…
— С-сейчас… — Райдо встал на четвереньки. — Погоди… что за… я пить умею… не думай… и норму свою знаю… и сегодня два стакана, а… ведет, как с двух бутылок… Нат злиться будет…
— Потому что, — Райдо дотянулся до щеки. — Тебе плохо?
Она выскользнула в серый пыльный коридорчик и огляделась. Зря, Нат чует, что людей в этом коридорчике нет. Заглядывали… давненько заглядывали.
На Натово счастье, бочки были пустыми. Если в них и хранилось вино, то давным-давно ушло.
И на столике обнаружился канделябр с троицей свечей.
На террасе. Лиловое небо. Желтая луна, как драгоценный камень, но пятнистый, с изъянами. Звезды россыпью… отец собирался создать ночное ожерелье, подбирал сапфиры и еще алмазы, кажется, хотя с ними н…
Это ненадолго, кружит, вьюжит, подбирается к старой башне.
Дом отозвался на прикосновение, полусонный, раздраженный, он все-таки узнал Ийлэ, и стена расползлась по шву, к счастью, беззвучно. Из узкой щели тайного хода дыхнуло гнилью и древесной трухой, запах…
Рубашку он отправил на пол и потрогал рубцы, которые за последние дни схватились плотно. Белые. И кожа белая. И людям кажется, что эта кожа не настолько прочна, чтобы устоять перед арбалетным болтом.…
Мирра щебетала, что-то о людях, ей знакомых, о городке, в котором давным-давно не случалось ничего-то интересного, о новостях и сплетнях, газетах, погоде… Райдо слушал в пол-уха, не забывая кивать в …
А заночует дома, небось, не откажут… утром же вернется.
Наверное, она бы ушла, если бы не живот. Он вдруг вырос, выпятился этаким шаром, невероятно тяжелым, неудобным. От него Ийлэ уставала. И еще спина постоянно болела. И спать было неудобно.
— Увы, — Райдо развел руками. — Понимаете, когда вы постоянно испытываете боль… очень сильную боль, то вам не до… этих вот радостей. Поэтому прекращайте ваше представление и вернемся к прежней теме. …
— Ты не обедала? Нет, Нат с Нирой… представляешь, вбил себе в голову, что заберет девчонку себе. И главное, не переубедишь. Я ему говорил, что так нельзя… вроде послушал, но с Натом никогда нельзя бы…
— Скучно было. Маленький городок. Маленький гарнизон. Одни и те же люди, одни и те же лица… и проблемы день за днем одни и те же… меня туда сослали…
— Имею, — спокойно осадил гостя Райдо. — Ваш сын не заключал брака. И не признавал этого ребенка. Следовательно, я в своем праве.
— Врушка, — согласилась Ийлэ, прижимаясь крепче, потому что она точно знала: пока он рядом, страхи не вернутся.
За этой стеной спрятаны трубы, и тепла хватает, чтобы Ийлэ почувствовала, насколько замерзла. Ее бьет мелкая дрожь, и пес, который наблюдает, даже стоя в полоборота, занятый собственными делами, все …
— Я… подумал, что тебе… вот, — он наклонялся медленно, осторожно, и видно было, что движение причиняет ему боль. — Переодеться… правда, не уверен, что подойдет… я прикинул, что если Дайны шмотье, то …
— Чему тут не получится-то? Сиди себе. Смотри, — пожал плечами Гарм. — Одна беда, жопу не отморозь.
Если говорить вслух, то не так жутко. И время вновь тянется. Ждать Ийлэ умеет.
Ийлэ не о нем собирается позаботиться, но о себе с дочерью.
— Погляжу, не волнуйся, — он остановился в коридоре. Нат видел широкую спину, и длинные волосы, связанные в хвост, и черную ленту, скользкую, вида змеиного. — Не спеши… в любом деле спешка — это лишн…
…он умирает, разодранный в клочья силой лунного прилива, и собственная его кровь, уже не кровь, но жидкое пламя роднится с кипящей лавой…
— У вас… — Ийлэ разжала пальцы и уставилась на них с немалым удивлением. — Мир теперь ваш… и я не знаю, куда мне идти…
— Ты устала. Я знаю. Зимой альвы спят, а ты спишь мало. И еще ненависть сожгла, так?
— Мы посидим… помолчим… или я расскажу тебе сказку? Нет? Я ведь уже рассказывала… а песен я не помню совсем… наверное, мне пели… мама или няня… или вот гувернантки… у меня постоянно менялись гувернан…
— Строила, — честно ответила Дайна и наклонилась, демонстрируя прелести, пусть и прикрытые кружевным воротничком. — Что в этом плохого? Я девушка молодая, многими достоинствами наделенная… в отличие …
Он вертел головой, злясь на себя за беспомощность.
И от мыслей этих так просто не откажется.
Клинок вспарывает темную шкуру с легкостью, и Райдо глотает горячий поток губами. Крови хватит, чтобы согреться ненадолго, но буря не отпустит их так легко.
— Отдай им… пусть составляют свои списки. Утром поторгуемся. Они поймут. И настаивать не будут, потому что история эта — грязная весьма… и слишком многие в курсе дела, чтобы просто ее замять. Поэтому…
— Простите мою сестру, она еще ребенок, а вам вряд ли интересно…
Первая… вторая… и пятая тоже… разрыв-цветок спешит выставить новые, но сила Ийлэ мешает ему. Он разодранный и сожженный, тянет эту силу.
И завтраки в гостиной, поскольку столовая слишком велика для троих. Нат и Нани, с которой он возится, будто бы с куклой. Райдо.
Пережитое столь сильно взволновало его, что Дайнич долго не мог прийти в себя. Он говорил, что и во сне, и наяву продолжал видеть умирающую женщину, которая в его воображении превратилась в мачеху. И…
Ни собак, ни сторожей… и правильно, кого опасаться в месте столь умилительно спокойном? Нат нырнул под низкие плети кустарника. Он немного беспокоился, что на снежном покрывале остаются следы, с друг…
…и что там еще положено делать в подобных случаях.
А будет еще меньше, потому что самой ей есть нечего…
Подслушивать Райдо не собирался, это некрасиво… но интересно. А в его жизни не так уж много развлечений.
— Но самоуправство — на то и самоуправство, что ему закон не важен… люди пока терпят. Но как надолго их хватит?
Грозу, которая шла с юга, кралась полуночным зверем, но Райдо слышал. Не только он. Нат беспокоился, метался по столовой, круг за кругом, и каждый — подальше от окон. Чуял, что эта гроза — не из прос…
Он пытается убедить Ийлэ, что ничего страшного не происходит, а потому и говорит вовсе не о том, что вот-вот случится.
Он еще долго ходил по комнате, а потом устроился в кресле, придвинув его вплотную к кровати. А столик — к креслу. На столик Райдо водрузил масляную лампу, и книгу взял.
И Дайна замерла, приоткрыв рот, должно быть, от возмущения.
Она и забыла, что кроме имени у нее есть и фамилия, привязывающая ее, Ийлэ, к родовому древу. Впрочем, какой в том толк?
— Гостиница здесь дрянная. А вот мой отец будет рад гостям, не всем, конечно, но вам определенно будет рад. Он, знаете ли, предпочитает дипломатию.
— Трое — это много, — Райдо помог малышке перевернуться на спину. — С кем Дайна водилась?
А ранка на губе зарастает. И эта ее неловкая улыбка, которая настоящая, стоит многого. Наверное, когда-нибудь Ийлэ вновь научиться улыбаться.
— Присядь, — Райдо протянул руку, и она подчинилась.
— И не человек вовсе, — широко усмехнулся пес.
Всего-то надо было, что место указать. Если она, конечно, помнит.
— Совсем промокла. И простынешь. Сидишь тут третий час…
И шепот горячий… и от этого шепота становится жарко.
— Я премного извиняюсь… я столько слышал о вашем отце… видите ли, — он привстал, но коляска подпрыгнула, и человек вновь плюхнулся на сиденье, завалился некрасиво, но выровнялся и пальтецо свое одерн…
И страшно даже подумать, каково ему было прежде.
…главное, остановиться вовремя. У него получалось. Он гордился тем, что получалось.
Райдо закрыл глаза, убеждая себя, что ему все-таки примерещилось. Но нет, тряпье не исчезло.
И чем дальше, тем напряженней становилось ожидание. Если бы не отродье…
— Из-за избытка дури… но я там годы провел… карьеру сделал… командир гарнизона, чтоб его… и надоело все до невозможности. Подумал, что, быть может, старая история и забылась уже… собирался осесть где…
И сервиз не весь. Крохотные тарелки, и чашки с ноготок. Блюдо. Вместо пирога — хлебная корка. А в кукольный кувшин можно набрать дождевой воды.
Запертая комната? Талбот, конечно, дверь исправил и заверил, что этот замок он теперь и сам не сразу вскрыть бы сумел, а значит, людям и подавно его не взять…
Мертвым больно не бывает, иначе какой прок от смерти?
— Больно много ты на себя взяла, — кухарка говорила с обычным своим раздражением, и Райдо вдруг подумалось, что женщина эта, наверное, глубоко несчастна, поскольку во все те редкие встречи, которые в…
И старался засыпать на рассвете, потому что знал, что кошмарам не нравится солнце.
Мирра встает, пожалуй, излишне поспешно, а Ийлэ откидывается на спинку стула. Вид расслабленный, слишком уж расслабленный, чтобы поверить…
— Невелика, — согласился Альфред. — Но разве в величине дело? Азарт… игра… все мы любим игры… даже когда не желаем это признать.
— Что подарить женщине, чтобы она обрадовалась? — спросил он, заглянув к Ийлэ. Как обычно, постучать себе труда не дал.
— Не позволю. Страх… это нормально… мы с ним справимся.
— Ну… — Нат осклабился. — Вы вполне можете отказаться.
— Вы уж аккуратней, а то дождь… скользко.
— Парень, — шериф вошел в лавку, придержав дверь, чтоб не ударилась. И колокольчик на ней звякнул тихо, вежливо. — Тебе придется пройти с нами.
— Нет, — Гарм облизал пальцы и вздохнул. — Не надо. Ты же сам понимаешь это. Потому и смолчал… она, конечно, девочка хорошая, спору нет, только как и ты, притворяться не умеет. И родичей своих любит.…
— Нет же! — воскликнула она, раздраженно притопнув ножкой. — Эти… эти обои чересчур темные… и комната будет казаться маленькой… как вам эти? Оттенка экрю… или все-таки молочный персик?
Гарм спустился первым. И с каждым шагом он преображался все сильней, при том, что Нат не мог бы сказать, что именно происходило, но…
Это признание многого стоит. И Райдо рассмеялся бы, просто так, от счастья, которого вдруг стало много, так много, что в себе не удержать, но испугался, что она не поймет.
— Все меняются… но я помню, какой очаровательной ты была… не девочка — статуэтка… белая-белая… мотылек, — его взгляд затуманился. — Тогда я понял, как ты мне нужна…
Смешали ногами с пылью, с сухим навозом, с темной промерзшей землей. Он поил ее кровью, отпаивал, но крови было мало.
Настолько, насколько сил хватит. А у него не так, чтобы много осталось. И конечно, детское это глупое поведение… надо встать, обернуться, добраться до кровати или треклятого диванчика, который здесь …
Наверное, следовало бы сказать спасибо за столь высокую оценку, но Ийлэ промолчала. И Нат вышел. Он вернулся скоро, принес корзину с малышкой, которую достал, положил на кровать рядом с Райдо.
Она спрятала яркие наряды, но и серые ее платья неизменно выглядят вызывающе. Однако Райдо молчит. Он устал от войны, и шаткое перемирие в собственном доме ценить умеет.
Ветер принес горсть бело-розовых лепестков, от которых отчетливо пахло зефиром.
Одежда оказалась великовата, и пахла неуловимо щелочным мылом, и еще лавандой, которой, надо полагать, переложили ее от моли спасаясь.
Я же не теряю надежды, что однажды и Вы, если не полюбите ее, а видит Жила Предвечная, что она заслуживает любви моих со-родичей хотя бы тем, что спасла мою жизнь, но хотя бы примете ее в качестве мо…
— Опий… плохо… они не любят, — Ийлэ стиснула его виски ладонями.
— Добрый, — Альфред широко усмехнулся. И руку протянул, которую Нат пожал очень осторожно.
— Здравствуй, — он хотел сказать, что рад ее видеть, что соскучиться успел, пусть с завтрака пара часов прошла, но без нее время тянется медленно-медленно, и Нат от того с ума сходит.
— Ничего, — Нат нахохлился. — Вам плохо, а вы тут… торчите.
И не вздумай помирать, я еще беседку не поставил, а вишни только-только посадил. Представь себе, какое это огорчение, получить дом и без вишневого сада! Но клянусь тебе, что, хочешь ты того аль нет, …
— Восстановим, — пообещал Райдо. — Но сначала попробую договориться со стариком.
— И мести тоже. Но он хочет забрать Броннуин.
— Пойдем. Время обеда. А обедать лучше в столовой…
Он понюхал собственную руку, приятно пахнущую Нирой.
— Догадывался, — Райдо вытащил из кучи сапфировые серьги. — Он не причинит тебе вреда. Я не позволю. И если хочешь, буду рядом…
Коридор, еще недавно казавшийся невероятно длинным, он преодолел быстро, а по лестнице поднялся еще быстрей. В столовую вошел быстрым шагом.
Ийлэ закусила губу: нельзя плакать. Не сейчас, когда действительно все хорошо. Почти.
— Нат, — мягче повторил Райдо. — Как ты думаешь, кто тут жил?
— Я… я допускаю, что ваши обычаи отличаются… — печальный взгляд, и скорбь в голосе. — И что наши вам… не известны… и вы, устраивая эту встречу, исходили из лучших побуждений…
…сколько они стоят? Много… альвийская работа дорога, а уж такая…
Здешняя зима была мягкой и сладкой, с пушистым снегом, который и на снег-то не походил — так, белый пух распотрошенных облаков. Небо синее. Солнце желтое, яркое до того, что Райдо щурится, прикрывая …
— Тише, девочка моя. Ты… если так хочешь. Но иначе он убил бы тебя… мне бы тебя отругать за то, что вышла… я же говорил, чтобы сидела здесь, верно?
Он смотрел на Райдо снизу вверх, с недоумением и обидой, которая столь ярко читалась на круглом его личике, что у Ийлэ возникло ощущение, что эта обида — тоже маска.
— Я никому не сказал. Знал, что остановят. И из дому сбегал… он меня ждал. И в глаза глядя, заявил, что я подлец и скотина. К слову, истинную правду сказал. А я обиделся. Принято говорить, что на пра…
— Ты собирался встретить ювелира. Взять его саквояж… и дальше что?
— Я о тебе позабочусь, — сказала Ийлэ, погладив стену.
Отродье успокоилось и, закрыв глазенки, сопело.
Она сбивалась, хотя и, продолжая старую традицию, отмечала дни черточками на обоях, но черточек было много, и Ийлэ запуталась, не зная, какие из них принадлежат ей.
— Если ты его убьешь, то тебя будут судить…
Думал он недолго, но выражение лица сделалось таким, что Нира едва не рассмеялась.
…свеча оплывает, и огонек, который до последнего держится, цепляясь за оплавленную нить фитиля, все-таки гаснет.
Или ветка, которая неосторожно ломалась рядом с резким хлестким звуком.
Как вода… в воде есть сила… и в земле… и в травах… травы разные, но все хотят жить. Наверное, это нормально, что все в этом странном мире хотят жить.
— Нат должен был высадить ее в пригороде.
Он так долго искал это сокровище. Он так долго добивался его. И теперь вот медлит.
Райдо раздраженно оттолкнул руку щенка, но тот не обиделся, отступил, так, чтобы держаться рядом, но не мешать.
— Я… — Нира встала. — Я пойду, пожалуй… голова что-то разболелась… наверное, мигрень…
…грязная мостовая мечена не единожды, что колесами, что ногами…
Возможно, но это еще не повод для клеветы. У альвы волосы не вьются!
Проклятье, не понять… Райдо пытается, но все одно не понять…
— Не скажу, что я сожалею о его смерти, — Райдо не любил лгать, да и Видгар не походил на того, кто готов принять ложь. — Более того, если бы он выжил, я бы сделал все от меня зависящее, чтобы исправ…
Ийлэ тоже… нет, она хочет быть слабой, и чтобы о ней заботились, но это — потом. Ей надо убедиться. В чем?
Райдо фыркает, и Нани заходится смехом, до того ей радостно.
— И ты мне голову снесешь? Нет, дорогой… кузен. Я не настолько люблю риск. Я его в принципе не люблю.
Альва отпрянула, едва заслышала шаги Ната.
— Так может, за порог все ж пригласишь? — осведомился Альфред, одарив Гарма белозубой улыбкой. — Я б и выпить не отказался… кстати, банда эта давненько в наших краях гуляет. И нагулять должна была пр…
— Когда. Так вот, вы не станете долго раздумывать. Наймете кого-нибудь, кто выкрадет девочку. Увезет. И сами исчезнете. А род ваш сделает вид, что понятия не имеет, где вы и что с вами…
И шальная радость, что вот теперь Райдо всем покажет, кто настоящий мужчина.
— В том числе, — раздался тихий голос. — Вижу, вы не так больны, как мне представлялось.
— Леди, как вы полагаете, сколько здесь таких вот городков? И таких вот шерифов, которые думают, будто они и есть закон?
Не за себя, за нее… смешно. Разве молния обидит альву? А псов вот не любят… отец говорил, что небесный огонь тянется к железу, и в этом есть своя логика. Но теперь Ийлэ тоже страшно, за него.
И страшно, потому что так не должно быть. Он ведь пес… а Ийлэ — альва. И связывает их исключительно сделка.
Мороз по утрам. Ийлэ чувствовала его, пусть бы рядом с печной трубой ей было тепло. Мороз оставлял узоры на окнах и тонкую пленку льда на подоконнике. Он пробирался на чердак, шевелил тряпье, тревожи…
Яблоневые лепестки сыпались с неба, и Райдо черпал их горстями, подносил к носу и не чувствовал запаха. Да и на ощупь эти лепестки были неправильными, жесткими, тканными. И Райдо выбрасывал их, чтобы…
И аккуратный завиток, не то роспись, не то просто украшение.
Нат отсутствовал недолго. Впрочем, сейчас Райдо воспринимал время как-то странно, он был вовне его. Часы тикали. Тень ползла по полу, добралась до лапы и замерла, не решаясь коснуться чешуи. Было поч…
Землей весенней, жадной, которая расползается под лапами, обнажая переплетение корней. И те, белесые, тонкие, не корни — черви — оживают, ползут в поисках добычи. Он помнил, каково это — проваливатьс…
И становится вновь страшно, потому как… Райдо был рядом. И будет. И она ему нужна, но и сокровища нужны тоже… и как знать, что важнее…
— И ведь нашел. Передал. Даже попросил не ругать, хотя она и не ругала… она сама очень испугалась тогда… тот человек… я ему верила. И городу верила. И дому. А они…
— Он должен был появиться давно… с предложением. Нат! — Альфред привстал на стременах. — Ежели ты тут, покажись!
— Понятия не имею… но это было странно… Райдо…
А разве она не… нет, не смотрит, но чувствует его лицо под пальцами, она, оказывается, успела хорошо это лицо изучить, запомнить.
— Что будет со мной? — ей страшно задавать этот вопрос, но лучше уж знать наверняка.
— Да. Там все было как при папе. Почти, как при…
Не Бран, горло которому Райдо перервал бы с преогромным удовольствием. Не сразу, конечно. Он бы убивал его медленно, позволяя почувствовать и собственную Бранову никчемность, и беспомощность, и страх…
Райдо представил себе козу в гостиной… красной… это та, с шелковыми стенами, с панелями из вишни и с вычурной низкой мебелью, которую матушка переслала. Райдо надеялся, что коза в полной мере оценит …
Ему нравилось, когда она была рядом. И вовсе не потому, что тварь внутри тоже чувствовала близость Ийлэ, успокаивалась.
И все остальное — тоже игра… кукол рассадить.
Ступает на цыпочках, осторожно. Крадется? И юбки подняла так, что видны вязаные носочки с белыми помпонами.
— На вот, — он протянул бумагу. — Поздравляю. Ты женат.
А по весне, глядишь, и сам наведаюсь, погостюю недельку-другую.
P.S. На свадьбу-то позовешь, извращенец несчастный?
— Добрый день, — поздоровался Нат, хотя в аптеке никого на первый взгляд не было.
— Не таких, — отрезала мама. — Видишь, дорогая, тебе беспокоиться не о чем! Пару месяцев, и он умрет. И ты получишь усадьбу…
Или еще что-нибудь, главное, чтобы не плакала больше…
— Так ведь городок небольшой, — шериф развел руками. — Что здесь заработаешь?
Безумно ухало сердце. И ладони взмокли. Ийлэ спрятала руки в рукава свитера, жалея о том, что ножа у нее все-таки нет. С ножом ей было бы спокойней.
— Ну… ты, пожалуй, останешься здесь. И я с тобой.
— Они были, сколько я себя помню… и я думала, что так будет всегда, до самой моей старости… лет до тридцати. А то и до сорока.
— А я зиму не люблю, — Райдо оттолкнулся от пола. — И бури не люблю… холодно… я однажды из дому сбежал… зимой… не из городского… в городе-то проще, а там… особняк и леса вокруг, прямо как здесь.
И наверное, прав щенок. На чердаке не место ни для младенца, ни для самой Ийлэ. Ветер, которого оттеснили за линию окон, ярится.
Она и Ийлэ? Вот уж глупость несусветная… это матушке хотелось, чтобы Мирра с ней дружила… альва… древний род… почетно…
— Большая. Райгрэ — вожак, а не хозяин. У меня нет хозяина. Я свободный.
Убежище она покидала дважды в день, всякий раз осторожно выглядывая из-за двери, убеждаясь, что узкий коридор за ней пуст.
— Ладно… пойду, что ли. Вы тут долго не рассиживайтесь…
— Мне… тоже, — Ийлэ выпила бокал и вновь налила.
— Показалось забавным. Они так мило играли, — шериф давил куклу сапогом, медленно, растирая сами фарфоровые осколки в пыль. — Она притворялась мертвой… ложилась в гроб…
— Да нет… привычка такая, вслух думать. Вот бывало, что голова мутная-мутная… или дело какое… с душком…
Ей надоело притворяться слепой, глухой и вообще…
И хорошо, что холодно… во двор выйти, что ли? Посмотреть на треклятый водосток, который забился… и еще на кур, вон, возятся в грязи… если есть куры, то должны быть яйца.
Это имя оборвало рассказ, заставив Мирру настороженно замолчать.
— Ты… — человек не удержался. Сияние камней манит, завораживает, и он наклоняется, желая рассмотреть их поближе. Или прикоснуться.
За ней интересно наблюдать, и за мамашей его тоже. Оборвала чтение на полуслове, сидит, смотрит, прикусив корешок книги. Страницы пальцем заложила.
— Передали, — уточняет женщина-ворона. — Не нам, но в руки правосудия. Во имя справедливости.
— Мы поговорим об этом позже, — Райдо коснулся губами виска. — А сейчас… сейчас мы поговорим о другом. Пустишь?
— Но теперь… — Альфред остановился перед спальней Райдо. — Теперь все иначе… война закончилась… все закончилось, Ийлэ.
— Но не буду лгать, называя себя твоим другом, — Видгар покачал головой, будто сам удивляясь, что такая нелепая мысль вообще пришла в его голову. — Я предпочел бы, чтобы тебя не было вовсе… это избав…
Она только и может, что повторять это, она хочет остаться во сне навсегда, и ей плевать, что сон — это лишь сон. И каток опустел, он вовсе выглядит ненастоящим, театральной декорацией…
— Шериф расскажет, — Альфред поднял воротник. — Кажется, снова метет. В это время года снежные бури случаются частенько. Вам, наверное, непривычно.
— Вилку возьми… совсем тут без меня одичал. И нож… вот так, вилкой и ножом…
Решение было спонтанным и, как многие иные спонтанные решения, не слишком умным. И Нира в глубине души подозревала, что Нат этакому ее поступку вовсе не обрадуется. Но обида переросла в злость, а зло…
Ей почему-то казалось, что он огорчится из-за кольца, а Ната куда сильней огорчали слезы, которые он вытирал, приговаривая, что кольцо — это ерунда.
— Ты этого боишься? — он чувствует за нею не страх, неуверенность.
— Не духами, в общем, пахнет. Одеяло возьми.
— Я… я просто все время думаю. Пытаюсь понять… и не получается. Нет, вру, — она неловко улыбнулась какой-то нарисованной натужной улыбкой, которую захотелось стереть, и Райдо не отказал себе в желани…
Она погладила стену, и дом отозвался на прикосновение живым тягучим теплом, которым он делился щедро, словно таким образом пытался загладить собственную вину.
— Конечно, не доверяешь, — сам себе ответил Райдо. — У тебя нет на то причин. Но на самом деле я свое сокровище уже нашел, осталось сохранить. А чтобы сохранить, я должен понять… тебя ведь спрашивали…
— Я лишь подала сигнал, — она провела ладонями по ткани платья. Откуда взяла его? Вряд ли подобное можно приобрести на жалованье горничной. — Я, быть может, хотела послужить короне… вашей короне…
— Сам, — поморщилась Мирра, потирая плечо. Неподъемным он оказался. Неповоротливым.
Рано или поздно, но проснется сама. Нельзя вмешиваться в естественный ход вещей, разве что безумцу. А Ийлэ уже почти. И смех она слышит явно.
— Ты… уверен? — ее тихий голос хорошо знаком дому. И дом любит хозяйку.
И ничего, есть ведь шуба и даже две. Одеяла. Пес позаботился.
Зеленый ей к лицу, только этот зеленый — тяжеловесный, осенний цвет, утомленный долгим летом, разбавленный нитями серебра. И сама ткань теплая, плотная.
— Из рода Мягкого олова, полагаю? — Видгар стоит. Он скуп на движения, точно опасается, что они выдадут его. А вот Альфред по комнате расхаживает, и дом бережно доносит до Ната звуки, что скрип полов…
— Жаль… меня-то родичи моей супружницы тоже не особо жаловали… но и к лучшему, мне с ними делить было нечего. Поженились, жили своим домом… прям как вы.
— Молчит пока. Выжидает, — Гарм широко зевнул и поскреб живот. — Шериф ваш — еще та хитрая сука… знавал я таких. С виду — свой парень, а копни чуток — в дерьме утонешь.
И Райдо ждет. И этот, внизу… серый костюм. Серое лицо.
Штаны из парусины с кожаными латками на коленях. Рубашка белая, но мятая… и все?
Ей бросают куриную ножку, что почти подарок. И голод заставляет этот подарок принять. Гордость? Ее гордость умерла давно, в агонии, в крике, когда хватало сил кричать.
— Полетел… он хороший парень… серьезный. Я вот в его годах таким раздолбаем был, что и вспомнить страшно… не одну девку… — Райдо осекся, разом посерьезнев. — Не подумай, что я… я не насильник. И не с…
Райдо готов поддаться на уговоры. Он глотает, пусть бы простое действие это требовало от него полной сосредоточенности. Райдо сосредоточен.
К письму прилагаю копии полицейских отчетов, которые объяснят суть дела, и мои пометки, не знаю, сколь уж они будут полезны. И местный шериф полагает, что все эти смерти не связаны друг с другом. А п…
Говорила, что он, Райдо, болен, что он почти уже умер, а умирающие ведут себя соответствующим образом, лежат смирно в кроватях и позволяют близким окружать их заботой и вниманием.
— В этом городе все прогнило… еще задолго до нас прогнило. А может, он всегда гнилым был. Я не знаю, почему люди такие… Райдо говорит, что не только люди, что дело не в расе, а в чем тогда, я не знаю…
Ийлэ вытирает вазу подолом ночной рубашки, полирует досуха. И все равно страшно.
Снова боль… кажется, тогда и Райдо охотился… плохо помнит… много крови, слишком много крови. И он вот-вот в ней утонет.
— Выбирать жениха самостоятельно — дурной тон.
Ему нет дела до чужих детей… наверное, нет… не он начал войну, не он убивал… нет, он убивал, конечно, но вряд ли их родителей… псы воевали с альвами, а люди с людьми.
— Я вас все спросить хотел… — он заговорил, когда лошади выбрались на тракт. — Про Ийлэ…
— Да, да, найо Тамико, — Ийлэ в очередной раз вернула медведя на место. — Умерла. Прямо как ваш дорогой Черныш… хотя, что это я… он ведь от старости издох, а маму убили. Горло перерезали. Представляе…
— Пожалуйста, — Ийлэ выворачивает его голову на бок. — Послушай меня. Я не враг. Я хочу помочь… попробуй теперь.
— Маяк, — поправила альва и в шубу вцепилась-таки. — Раньше маяк был. Костер наверху разводили, если кто в бурю заплутает.
…управишься за полчаса — похороним, а нет — свиньи и падаль сожрут с удовольствием…
А не столь уж он близорук, каким хотел казаться.
— Положите ребенка… он вам ничего не сделал. Где вы его взяли?
…и если попросить Райдо, тот дал бы лошадь… а с нею и охрану, потому как надо быть осторожным, но Нату с охраной связываться неохота.
Ийлэ тоже смотрит, но лишь потому, что не способна взгляд отвести.
А веера мама хранила в специальном ящике комода.
— Снегопад… у вас тут всегда такие снега?
— Точно не больно? Мне папа говорил, что после ожогов кожа восстанавливается очень медленно… и что часто люди умирают уже потом… она рвется и воспаляется…
— Видгар из рода Высокой меди — упрям. Бран был его единственным сыном, в котором Видгар души не чаял. Он его и вытаскивал… когда-то я обижался на родичей, что не помогли мне после той истории. Тепер…
— Тогда я не понимаю! Ты говоришь, что я… что нужна… и не надоела… и вообще… И все равно прячешься от меня! — острый кулачок бьет по ребрам, которым и без того от Гарма досталось, и Нат кривится.
Нормально, значит. Хотя бледненькая, губы кусает, озирается затравленно. Комнатушка маловата, и ей явно неуютно рядом с Натом.
— Доброго дня, найо Арманди, — она вытащила фарфоровую красавицу, которая изрядно утратила красоты. Лицо ее потемнело, волосы свалялись. А ведь и вправду чем-то напоминает супругу добрейшего доктора.…
Она говорила путано, пересказывая то, чего знать не должна была.
Ответ очевиден: нет. В противном случае в поместье она бы не осталась, раньше убили бы…
Синяя гостиная. Они готовились встретить гостей… гостей, не врагов… и конечно, тогда мама самолично проверила, хорошо ли вычистили серебро… и парные бокалы для вина велела достать, из того, особого н…
— Мне это тоже не нужно, но здесь уже вопрос принципа… я не могу спустить покушение…
Черты лица мягче становятся. И шрамы вовсе его не портят. Ийлэ не представляет его без шрамов… а он улыбается… и наверное, знает, что Ийлэ рядом.
…не справится. Людей много. Непонятное происходит, а если так, то вариантов немного, и Нат — не худший.
И тварь внутри ожила, зашевелилась, напоминая, что он вообще-то помирает, точнее, пребывает в процессе помирания, и сам по себе этот процесс, не говоря уже о результате, отнюдь не в удовольствие.
Он улыбнулся. Ему смешно? А ведь эта, другая женщина, рано или поздно появится. И заберет себе Райдо, а с ним — и дом, оставив Ийлэ право на жизнь в этом доме.
— Верни. Кольцо принадлежит Нире по праву…
Истеричной слезливой дурочкой, которая, вместо того, чтобы выслушать, наорала… а теперь Нат уехал, и когда вернется, не сказал. И вернется ли вовсе.
Отцу бы понравилось. А для мамы — розы… никто и никогда не изменял розы, но осудить Ийлэ за нарушение закона будет некому. В нынешнем мире многое позволено.
И напившись, пожалуй, досыта, уснула. Темные длинные ресницы слабо подрагивали, пальцы шевелились, и кажется, отродью снился сон. Хорошо бы, светлый.
— Разрешаю, — Райдо сел на кровать и поморщился.
— Я… я наверное, тебя все-таки люблю, — она всхлипнула и вытерла нос ладонью. — Но ты не думай, что если так, то теперь тебе все позволено будет!
В комнате тесно. Она и без того невелика, а псы огромны, и теснота их злит, как и нынешняя покорность Ийлэ, но злость их вялая, беззубая.
Ему нужен хозяин. Хозяйка — это замечательно, но с хозяином вместе — куда как лучше… дом бестолков и не понимает, что просит невозможного.
Он лег тут же, у теплого бока трубы. И флягу обнял.
— Это не улыбка… это ужас какой-то! Если бы я тебя не знала, я бы испугалась.
— Да… нехорошая это история. И я в ней выступаю отнюдь не героем.
Суп был мало того, что мерзким, так еще и горячим.
— Мне неплохо платили… за все… к слову, я была не против… — она запрокинула голову и провела пальцами по шее. — Вы мне нравились… я вообще мужчин люблю.
— Я… я ключ нашла… у него… он был мертвый, а я боялась, что очнется, что он так пошутил и… и все равно… полезла… в кармане нашла…
— Больно, — выдохнула Ийлэ, пытаясь что-то сделать с этой болью.