— Ладно… пойду, что ли. Вы тут долго не рассиживайтесь…
— Все равно я, — по щекам покатились слезы, крупные, круглые, как растреклятые жемчужины, которые ластились к Ийлэ. — Это я его… я…
— Да что вы себе позволяете! — это возмущение найо Арманди было непритворным. Ее рот скривился, подбородки мелко затряслись, а на щеках выступили пятна. — Вы…
— И замечательно, что… — он вздохнул и, потянувшись, потерся о шею носом. — У тебя на затылке волосы вьются.
— Ийлэ? — пес пришел, когда она почти отчаялась, что кто-нибудь найдет ее здесь.
И скрип крыши, которую следовало бы подновить, об этом еще отец говорил.