Все цитаты из книги «За миллиард лет до конца света»
Ошеломленный всеми этими ни с того ни с сего распахнувшимися горизонтами, Вайнгартен имел неосторожность похвастаться дома, да не просто дома, а перед своей тещей, которую он зовет кавторангом, потом…
— Ты ведь астроном, — продолжал он укоризненно. — Ты ведь должен знать про основной парадокс ксенологии…
— Конечно, чушь, — спокойно согласился он. — Тоже слишком просто, слишком примитивно, в сфере привычных представлений…
— Налей в кофе коньяк, — сказал он, и я налил.
— А что ты предлагаешь? — спросил Вечеровский.
Снеговой раздавил в пепельнице окурок и закурил новую сигарету.
— Кошмар какой-то… — пробормотал Малянов беспомощно. Ему хотелось заплакать от отчаяния.
— Ч-черт… — пробормотал я, глядя то на Вечеровского, то на дверь.
— Он знакомил вас с кем-нибудь из своих друзей?
— Не имею права, — сказал Снеговой, как отрезал.
— А что ты понимаешь в метеорологии? — спросил я тупо, а сам подумал: от ЭТОГО ты ни на каком Памире не укроешься, тебя и на Памире отыщут.
— Странно… — сказал он вслух и вернулся на кухню.
Малянов не нашелся, что сказать. Ему вдруг пришло в голову: если бы все это было враньем, или даже просто правдой, а не страшной правдой, Вайнгартен сделал бы наоборот. Он сначала показал бы эти марк…
— Ну, а приходилось вам с ним говорить о науке, о работе?
Вечеровский с легким стуком поставил чашку на блюдечко, а блюдечко на стол рядом с собой.
— Ты хочешь сказать, что мы имеем дело с каким-то стихийным бедствием, что ли? С явлением природы?
— Слушай, — сказал он, оживившись. — Я совсем забыл. Вайнгартен, когда звонил вчера, спрашивал, знаю ли я Снегового.
— Обо мне? — спросил Захар одними губами.
— Но вам его жалко? — спрашивал Игорь Петрович. — Жалко его вам?
— Мне лакомых кусочков не подбрасывали, — сказал Малянов угрюмо.
— Щебечет, — сказал я. Рот у меня невольно растянулся в улыбке. — Ты же знаешь Ирку. Как с гуся вода.
— Да нет, при чем здесь Вечеровский? К тебе явился маленький огненно-рыжий человечек в этаком удушливо-черном костюме. Что он тебе сказал?
— Привет от сверхцивилизации, — сказал я. — Да! Так что ты там говорил? Совсем меня с толку сбил… Да! Ты что же, даже после всего утверждаешь…
— Это кривая роста преступности в нашем районе за последний квартал! — объявил Игорь Петрович.
— Дурак ты, — сказал Вайнгартен коротко и спрятал книжку.
Малянов помотал головой, и Вечеровский поднялся.
— Сегодня утром. В десять часов двадцать две минуты.
Потом он прошлепал к столу, уселся и взял ручку. Та-ак… Где же я все-таки видел этот интеграл? Стройный ведь такой интеграшка, во все стороны симметричный… Где я его видел? И даже не константа, а про…
— Давай, а? Я там коробку конфет утаил каких-то. Чего их, думаю, скармливать Вайнгартену… Давай!
— И сверхцивилизацию ты сюда не притягиваешь за уши? Чтобы объяснить этот факт…
— Заходи, — сказал он хрипло и посторонился, давая мне дорогу…»
Негромко напевая „Лучше гор могут быть только горы…“ — я направился в прихожую, бросив один только косой взгляд в сторону Ирки (она совершенно спокойно вытирала стол сухой чистой тряпкой). Уже повора…
— Подожди, — отозвался он, и на некоторое время наступила тишина.
— Лидочка? Я же вам сказал: подруга жены. А что?
— Потому что Снеговой застрелился, — сказал Малянов. — Ко мне уже приходили.
Он кряхтя поднялся с тахты, и телефон сейчас же зазвонил снова.
— А что? — жадно спросил Вайнгартен. — А как?
Вайнгартен, глубоко затягиваясь и выпуская дым, мерно кивал с необычайно важным и сосредоточенным видом.
— Димочка, — сказала она, очень мило надувши губки. — Ну что вы ко мне пристаете с этим вашим чайком? Если хотите знать, я этого вашего чая вообще никогда не пью… А тут еще в такую жару!
— С Бобкой что-нибудь? — проговорил я, еле ворочая языком.
— Слушай, — сказал я. — Неужели они Снегового убили?
Вечеровский осторожно отобрал у меня телеграмму.
— Писать хочу, — ясным голосом объявил мальчик.
Потом она сказала, что будет сейчас гладить и чтобы я при этом сидел рядом и рассказывал ей про что-нибудь веселое. И я стал убирать посуду, и в это время раздался звонок в дверь.
— Это из классики откуда-то… В том смысле, что в огороде бузина, а в Киеве дядька…
— Это лифчик, — чужим голосом произнесла Ирка и, повернувшись ко мне спиной, ушла на кухню.
— А! Ну, это не существенно. Снеговой заходит в гости, когда вас нет дома?
— Так, — сказал Вайнгартен очень спокойно. — События с нами имели место?
— Ирка! — сказал я. — Господи, как ты меня напугала.
На секунду мне показалось, что она хочет меня ударить.
— Ну, предположим, — сказал Вайнгартен. — А девица эта твоя… Лидочка… Она тебе никаких предложений не делала?
— Я собираюсь уехать отсюда, — сказал он. — Из института скорее всего уйду. Заберусь куда-нибудь подальше, на Памир. Я знаю, там нужны метеорологи на осенне-зимний период.
И тут они оба замолчали, да так, что у Малянова даже пальцы на ногах поджались от неловкости. Это было то самое отвратительное состояние, когда не знаешь, куда глаза девать, а в голове, как камни в б…
— Утром же тебе давали, — сказал Малянов, опускаясь на корточки перед холодильником. — Или нет, не давали… Это я тебе вчера утром давал…
Малянов сходил в бар, взял коньяк и рюмки, показал язык креслу, в котором давеча сидел Игорь Петрович, и вернулся к столу. Стол ломился от яств. Наемся и напьюсь, подумал я с веселой яростью. Молодцы…
— Я понимаю, — сказал я. — Я все это понимаю. Но ведь есть раны и раны. Иногда чужие раны больнее…
„Какую это книгу?“ — хотел спросить Малянов, но Снеговой прижал толстый палец к губам и увлек его через площадку к своей квартире. Этот толстый палец так поразил Малянова, что он последовал за Снегов…
— Ну, а какие же у вас, Лидочка, планы в нашем замечательном городе?
Малянов понял, что это стихи, только потому, что Вечеровский, закончив, разразился глуховатым уханьем, которое обозначало у него довольный смех. Наверное, так же ухали уэллсовские марсиане, упиваясь …
— Прошу прощенья, друзья, но мне пора идти. Уже поздно…»
— А это — Лидочка! — сказал Малянов, тыча пальцем в сторону Лидочки. — Лучшая школьная подруга моей жены. Из Одессы.
Он не обернулся и не ответил. Я стоял и слушал, как он шаркает по ступенькам, спускаясь все ниже и ниже, слушал до тех пор, пока глубоко внизу не заскрипела, распахиваясь дверь. Затем дверь бухнула, …
Вообще-то после всех сегодняшних событий и разговоров оставаться одному Малянову было как-то не в жилу. А с другой стороны, бросать квартиру и уходить было как-то неловко и, прямо скажем, стыдно. Пол…
— Да вечером. Поздно… Книгу вот у него взял. Вот эту…
— Ладно, ладно, — сказал я. Я поднялся и стал выставлять на стол все для чая. — У меня воображение убогое, а у тебя его, видно, и совсем нет.
— Конечно, — сказал Малянов с готовностью. — По-моему, это у всех бывает. Я где-то читал, это называется ложная память…
— Нет, отец, ты подожди! — сказал Вайнгартен с напором. — Ты не торопись!
— Кто это меня назвал? — спросил Малянов, предчувствуя новые неприятности.
С этими словами рыжий выхватил прямо из воздуха и бросил на стол перед Вайнгартеном толстый пакет, как выяснилось впоследствии — набитый великолепными марками, совокупную ценность которых человек, не…
Я не сразу взял трубку. Было страшно. Звонить было некому, особенно в это время. Может быть, пьяный Вайнгартен? Сидит там один… Я взял трубку.
Игорь Петрович назидательно потряс перед собой очками.
Малянов нетерпеливо ждал. Он очень верил в него. У Вечеровского был совершенно нечеловеческий мозг. Малянов не знал другого человека, который из совокупности данных фактов был бы способен делать стол…
Долго стоял он на пороге Бобкиной комнаты, привалившись плечом к косяку и ни о чем в общем не думая. Появился откуда-то Калям, прошел, нервно подрагивая хвостом, мимо него, вышел на площадку и принял…
Я невольно посмотрел вниз. Но там никого больше не оказалось. Захар был один.
Вам совершенно не нужно знать, зачем и почему мы этого требуем, объявил рыжий человечек. Вы должны знать только, что мы уже пытались принять меры к тому, чтобы все произошло естественным путем. Вам н…
Вайнгартен, как всегда в присутствии Вечеровского, несколько уменьшился в объеме. Он даже стал как-то приличнее выглядеть, не орал больше и никого не называл отцами и стариками. Впрочем, последние зе…
— Девяносто три девять восемь ноль семь. Мне все время звонят то в „Интурист“, то в гараж, то…
Игорь Петрович снял очки и укоризненно покачал головой.
Тут она попала в самую точку. Вообще-то Арнольд Палыч рассказывал о себе редко, но смачно. И если судить по этим рассказам, то знакомые у него и в самом деле были очень необычные.
Я потряс головой, чтобы отогнать видение, тихонько слез с тахты и как был, в одних трусах, прошлепал на кухню. Здесь было уже совсем светло, на дворе вовсю гомонили воробьи и шаркала метла дворника. …
Я расположился за своим столом, и некоторое время все было тихо и мирно. Я работал и работал с удовольствием, но с каким-то непривычным удовлетворением. Никогда раньше я ничего подобного не испытывал…
— Да что там гипотезы! — с тоской сказал Губарь. — Мне без всяких гипотез ясно, что ничего мы здесь с вами не придумаем. Заявить надо куда следует, вот что я вам скажу…
— Это частности, Дима, — тихо сказал Вечеровский. — Зачем мерить внечеловеческую целесообразность человеческими мерками? И потом, представь себе: с какой силой ты бьешь себя по щеке, чтобы убить несч…
— Нет. То есть, может, он и звонил в дверь, но я не слышал, спал…
Открывши дверь, он сейчас же отступил на шаг. На пороге стояла молодая женщина в белом мини-сарафане, очень загорелая, с выгоревшими на солнце короткими волосами. Красивая. Незнакомая. (Малянов сразу…
— А вы — белый, как червяк, — сказала Лидочка.
Он увидел сумму. Он ужаснулся. Таких денег в квартире не было. Да и вообще, с какой стати? Охваченное паникой воображение мигом выстроило перед ним удручающую последовательность всевозможных сложност…
— Почему им понадобилось останавливать именно ваши исследования, — продолжал Вечеровский, — вопрос не только сложный, но и праздный. Существо дела состоит в том, что человечество, само того не подозр…
— Спасибо… — сказал он, возвращая карандаш. — Большое спасибо… — Обалдело повторял он, протискиваясь рядом с плюгавым через узкую прихожую. Дать ему надо бы что-нибудь, да мелочи нет… — Огромное вам …
Малянов обалдело переводил взгляд с чертежа на его лицо и обратно. Это не лезло ни в какие ворота. То есть до такой степени не лезло, что не имело смысла ни говорить, ни кричать, ни молчать. Собствен…
И тут, я сам не знаю почему, холодное животное в груди исчезло. Я поднялся, спокойно ступая, пошел в комнату, залез в свой стол и вытащил свои бумаги, и взял ручку. А потом вернулся в кухню, располож…
— Действительно… — произнес он. — Не все ли равно, какая именно сила… если она заведомо превышает человеческую… — Он закурил. — Тля, на которую упал кирпич, или тля, на которую упал двугривенный… Тол…
Малянов пожал плечами. В самом деле, откуда? Такие вещи объяснить невозможно… Ясно, что человек работает в глубоком ящике, лицо вон все обожжено, руки… и манеры соответствующие… и то, что уклоняется …
— Ну, знаешь ли, голубчик!.. — Я развел руками, задел стакан и залил весь стол. — Ч-черт…
— Очень, очень кстати… — говорил он, таща Снегового на буксире. — Познакомитесь с прекрасной женщиной!.. — обещал он, заворачивая Снегового в кухню. — Лидочка, это Арнольд Палыч! — объявил он. — Сейч…
— Нет, правда… Как представишь себе… Вот собираются они там и начинают считать: на исследование кольчатых червей мы бросим сто мегаватт, на проталкивание такого-то проекта — семьдесят пять гигаватт, …
Однако, когда я пришел на кухню, никакого кофе там не было, а стояла посередине стола бутылка коньяка и два бокала уникальной формы. Вечеровский успел не только умыться, но и переодеться. Изящный пид…
— Несколько вопросов с вашего разрешения.
Я смотрел ему в сутулую спину, как он, шевеля лопатками, ловко орудует своими кофейными причиндалами.
— Ну, ладно, — сказал я. — Убогое воображение. Пожалуйста. Но согласись. Если от всех этих неприятных деталей отвлечься, чертовски интересно все получается. Все-таки получается, что они существуют. С…
— Ладно, — сказал он. — Чего там… Ну, прихвастнул. Ну, не знал я, что он полковник… или там подполковник… Просто я вчера к нему зашел, увидел китель с погонами…
— Меня злит не то, как он сделал свой выбор, — проговорил Вечеровский медленно, словно размышляя вслух. — Но зачем все время оправдываться? И он не просто оправдывается, он еще пытается завербовать д…
— Да, — сказал я, а сам подумал: только это такой экзамен, что никто не знает, пятерку лучше получить, или двойку. И вообще неизвестно, за что здесь ставят пятерку, а за что двойку.
— Малый туристский набор, — сказал Малянов торопливо, чтобы ей помочь. Не мог он видеть, когда человеку приходится врать. — Давайте я вам все-таки чайку налью… — предложил он.
Вечеровский замолчал. Я пытался переварить эту неожиданную речь, пытался найти аргументы, чтобы возражать, оспаривать, с пеной у рта доказывать… что? Не знаю. Он был прав: уступить достойному противн…
Малянов бросил трубку и некоторое время полежал неподвижно, ощущая, как голый бок, прижатый к ворсу, неприятно подмокает потом. Желтая штора светилась, и комната была наполнена тяжелым желтым светом.…
— Это не ваши расчеты, — холодно возразил Игорь Петрович, тоже повышая голос. — Вот этот график — откуда он у вас?
У него был такой вид, словно он давно уже во всем разобрался и сейчас все окончательно разъяснит, если, конечно, его не будут перебивать и вообще мешать ему. Но он ничего не разъяснил — замолчал и ус…
Он уже в который раз вворачивал про эти пятнадцать лет, все ждал, что Вечеровский скажет: „Не выдумывай, какие там пятнадцать лет, это же явное недоразумение…“, — но Вечеровский и на этот раз ничего …
— Ну а кто же? Кто? — ласково спросил Игорь Петрович.
Впрочем, теперь это уже не казалось мне таким очевидным. Скорее, пожалуй, наоборот.
— Нет, конечно. Мы о его работе никогда не говорили.
— Это что такое? — спросил Игорь Петрович, насторожившись. Души человеческой снова не было в его голосе.
— Вы меня простите, Дмитрий Алексеевич… Наверное, я некстати… Вот.
— Фил, — сказал я, — а ты что — тоже под давлением?
— Санитары приедут и заберут! — сказал тут Захар жалобно. — Это же ясно. И вам-то еще ничего, а мне ведь сексуального маньяка вдобавок приклеют…
Скрипнув половицей, появился откуда-то одуревший от жары Калям, глянул на Малянова зелеными глазами, беззвучно разинул и снова закрыл рот. Затем, подергивая хвостом, проследовал под плиту, к своей та…
Нельзя сказать, чтобы я не понял его гипотезу, но не могу сказать, что я осознал ее до конца. Не могу сказать, что его гипотеза убедила меня, но, с другой стороны, все происходившее с нами в нее укла…
— Ну, давай, давай, рассказывай, — нетерпеливо сказал Вайнгартен.
— Как — зачем? — сказал Малянов. — Мало ли…
— Ты мне ничего об этом не говорил, — прервал его Вечеровский.
— Ладно, ладно, — сказал я. — Дерево видел?
— А это откуда у вас? — спросил он резко, и мирное лицо его вдруг хищно осунулось. — Откуда у вас это?
— Ага… — Вечеровский задумчиво поморгал коровьими ресницами, потом взял с подоконника идеально чистую пепельницу, вынул из стола трубку с кисетом и принялся ее набивать. — Ага… „Где имение, а где вод…
— До субботы еще далеко, — сказал я. — Может, и закатимся.
— Вылетел в окно… — сказал Малянов сквозь зубы.
Возникла пауза. Ч-черт, терпеть не могу врать… Ничего себе — пробный шарик! Мне же и по лбу. Под испытующим взглядом Ирки я поставил на блюдце пустую чашку и, сказавши фальшивым голосом: „Как там наш…
Одеревенелыми пальцами Малянов взялся за свою рюмку.
— Позвольте… э… — бормотал Малянов, наступая ему на пятки.
И вдруг кто-то кашлянул в прихожей у него за спиной. Малянова как ветром снесло с тахты. И зря, конечно. Никого там, в прихожей, не было. И в ванной тоже. И в сортире. Он проверил замок, вернулся на …
— Я тебе говорю, отец! Вот так он сидел передо мной на столе… я как раз примерялся въехать ему по сопатке, не вставая… и вдруг его нет! Как в кино, знаешь? — Вайнгартен схватил последний кусок осетри…
— Да, конечно, — легко согласился он. — Конечно. Ведь человеку очень неприятно осознать, что он совсем не такой, каким всегда раньше себе казался. Он все хочет остаться таким, каким был всю жизнь, а …
— Да, но у меня не все! — сказал Малянов сварливо. — Я бы все-таки хотел понять…
Мужчина, подбиравший осколки, поднялся. Это был рослый красавец с норвежской бородкой и чуть обозначившимся брюшком. Он смущенно улыбался.
Он ушел, а я присел на ручку кресла и огляделся. У комнаты был такой вид, словно здесь взорвался картуз черного пороха. Пятна черной копоти на стенах. Тоненькие ниточки копоти, плавающие в воздухе. И…
Гроза уходила. Туча, неторопливо свертываясь, уплывала на север, открывая затянутое серой мглой небо, с которого лился уже не ливень, а сыпал мелкий серенький дождик.
— Гм… — сказал он, снял ногу с ноги и поскреб в затылке. — Вы знаете, не помню. Помню, был такой случай… Лифт не работал, а Ирина — это моя жена — возвращалась из магазина с покупками и с сынишкой… А…
Игорь Петрович не ответил. Он пристально смотрел на Малянова, и зрачки его странным и зловещим образом то сужались, то расширялись. Нервы у Малянова были натянуты до предела. Ему казалось: еще секунд…
— С удовольствием, — сказал Вечеровский и с готовностью встал.
— А она у вас ночевала? — спросил Игорь Петрович.
Конечно, это было совсем не то, что она ожидала услышать, потому что она вдруг повернула ко мне лицо, бледное милое заплаканное лицо, и посмотрела на меня с таким ожиданием, с такой надеждой, что я с…
Малянов, стараясь не слишком шуметь, осторожно прихлебывал горячий чай. В легкой трепотне явно возник какой-то перебой. Словно заело что-то.
— Но ничего этого я сделать уже не успел, — уныло закончил Малянов. — Потому что сначала начались дурацкие телефонные звонки, потом приперся мужик из стола заказов…
Вообще-то неприятности неприятностям рознь. Бывают неприятности разных уровней. Бывают совсем мелкие, на которые не грех и пожаловаться, даже приятно. Ирка скажет: подумаешь, чепуха какая — и сразу ж…
Он вскочил и огромный, как дирижабль, унесся на кухню. Из крана над мойкой с ревом устремилась вода.
— Вся наша деловая жизнь, — проорал он из кухни, — есть последовательная цепочка сделок! Нужно быть полным идиотом, чтобы заключать невыгодные сделки! Это знали даже в девятнадцатом веке… — Он замолч…
Лидочка не ответила, и он обернулся. Она смотрела на него широко открытыми светлыми глазами, и на блестящем от загара лице ее было совершенно неуместное выражение — не то растерянности, не то испуга,…
— Гм… — сказал я, а сам подумал: Вайнгартену с Губарем гордиться уже вообще нечем, а что касается меня, то это дело под большим вопросом.
— Ну, а на кого же? — спросил Малянов трусливо.
Захар смотрел на него с надеждой, но Вайнгартен замолчал. Выбирать, подумал Малянов. Легко сказать — выбирать…
— А-а, — сказал Вечеровский. — Понимаю. Действительно, еще никто не додумался, что они будут похожи на милиционера с аберрациями поведения.
— Когда мне плохо, я работаю, — сказал он. — Когда у меня неприятности, когда у меня хандра, когда мне скучно жить, — я сажусь работать. Наверное, существуют другие рецепты, но я их не знаю. Или они …
— Она подтвердит… — бормотал Малянов. — Сейчас увидите… Подтвердит…
— Н-ну, в общем… догадываюсь… На полигон какой-нибудь… или еще что-нибудь еще в этом роде…
— Чего ты орешь? Тут ко мне приехали, извини. Я тебе потом позвоню.
— Арнольд Палыч! — сказал ему Малянов с подъемом. — Какое может быть „поздно“ между друзьями? Пр-рошу!
Ледяное животное внутри поворочалось еще немного и затихло. Я стер с лица противный пот, потом спохватился и снова полез в Иркину сумку. Иркин паспорт был там. Малянова Ирина Ермолаевна. Год рождения…
У меня упало сердце. Знаю я эти чудеса. Я выскочил…»
— Ну да. Захар. Знаешь, сколько веревочке не виться…
— Да нет, что за чушь? Ладно, я потом тебе позвоню…
Малянов мыл посуду и обдумывал это предложение. Вечеровский не торопил его с ответом. Он снова удалился в общую комнату, некоторое время двигался там, вернулся с кучей мусора в подмокшей газете и сун…
— Животное… — непонятно сказала она, оторвала руку от волос и поднесла к губам дрожащую сигарету. Я увидел, что она плачет.
— Я ведь, собственно, что имел в виду? — сказал Малянов примирительно. — Не люблю я, когда невероятные вещи пытаются объяснить невероятными причинами. Ну, принцип экономии мышления, знаешь? Так вот д…
— Коньяк… — произнес Малянов хрипло и глотнул. В горле у него было сухо.
— А помнишь, мы с тобой когда-то радовались, что все экзамены теперь позади и ничего сдавать больше не придется до самой смерти? Оказывается, не все. Оказывается, остается еще один.
Я невольно отшатнулся и отступил на шаг. Такого Вечеровского я еще не видел никогда.
— Нет, — сказал Вечеровский. — Насколько я помню, нет.
— Слушай, — сказал я. — Если все это так, какого черта тут вообще разговаривать? Да провались они, мои М-полости… Выбор! Да какой тут может быть выбор?
Не знаю, наверное, в начале мой рассказ звучал, как анекдот. Скорее всего, так оно и было, но я говорил и говорил, ни на что не обращая внимания, не давая ей возможности вставить язвительное замечани…
— Слушай, отец! — возбужденно закричал Вайнгартен, увидев Малянова. — Где ты пропадаешь?
Малянов опасливо потянул из ящика бутылку. Коньяк. Рублей пятнадцать, ей-богу! Да что же это такое — день рождения у меня сегодня, что ли? Ирка уехала когда? Четверг, среда, вторник… Он принялся заги…
— Ладно, — сказал Малянов. — Там видно будет…
— В нашем веке это тоже случалось, — сказал я. — И не так уж редко.
— Да-да… — пролепетал он. — Конечно. Прошу. А в чем дело?
От этого сообщения голова Вайнгартена В. А. пошла кругом, но он тем не менее сообразил, что такое директорство, во-первых, пока еще журавль в небе, а когда и если превратится в синицу в руках, то, то…
Это была моя обычная Ирка, совсем не то несчастное пугало, какой она явилась вчера. Она была розовая, свежая, ясноглазая и веселая. Жаворонок. Ирка у меня жаворонок. Я — сова, а она — жаворонок. Где-…
— Ну, я не знаю… Ну, тебя отравить тухлыми консервами… Захара… ну, я не знаю… ну, током долбануть в тысячу вольт… заразить чем-нибудь… Да и вообще зачем все эти смертоубийства, ужасы? Если уж они так…
— Плохо! Ну — плохо! Никуда не годится. Странное у вас представление о наших органах следствия… Это надо же — тонтон-макут!
— Конечно, существует! — сказал Малянов. — Он мне свое удостоверение показывал… Или ты думал, что это были жулики?
— Витя? — спросил энергичный женский голос.
— Что он тебе сказал? — осведомился Вечеровский.
Собственно, ничего особенного не произошло. Перед столом стояла Ирка и молча смотрела на меня. И в то же время, несомненно, что-то произошло, что-то совсем уже неожиданное и дикое, потому что глаза у…
Тут мальчик отчетливо хихикнул, и Губарь замолчал. Малянов представил себе, как Вайнгартен приходит куда следует и рассказывает вдумчивому следователю свою былину о рыжем карлике в удушливо-черном ко…
— Как же так — нет врага? — сказал я наконец. — Кому-то ведь все это понадобилось!
— Одну минуточку! — умоляюще сказал он, растопыривая руки, словно желая развести Малянова с Вайнгартеном по разным углам. — Дайте мне, пока я вспомнил!.. Ну, подожди, Валя, дай мне сказать! Это насче…
— Это уже неважно. Важно, что он существует.
— Во Губарь влип! — произнес он с каким-то печальным удовлетворением.
Никто ему не ответил. Вайнгартен налил себе рюмку, выпил в одиночестве и закусил последней рольмопсиной. Губарь тупо следил, как его странный сын сосредоточенно, с очень серьезным бледным лицом играе…
Она мельком улыбнулась и, повернув голову, через плечо посмотрела во двор. Шея у нее была длинная, гладкая, разве что несколько худая. У Малянова создалось еще одно впечатление, а именно, что эта шея…
Вечеровский слушал очень внимательно, не перебивая и не задавая вопросов, и только один раз, когда Малянов, увлекшись, схватил одинокий листок и попытался писать на обратной стороне, остановил его и …
Вайнгартен не возражал и против Вечеровского. Правильно, говорил он. Насчет Вечеровского — это идея. Вечеровский — башка! Захар, иди звони своему Глухову, а потом мы Вечеровскому позвоним…
— Подожди-ка, подожди… — лихорадочно бормотал он, а ноги уже несли его по коридорчику, по проходному, липнущему к пяткам линолеуму, в густой желтый жар, к столу, к авторучке… Черт, где она? Чернила к…
— Вы ведь лифт можете вызвать, — сказал я ему в спину.
— Работаешь… — Вайнгартен засопел. — Нетленку, значит, лепишь…
— Ради бога! — прошептал он. — Я ведь совсем не к тому. Я бы никогда не осмелился. Я просто так говорю. Ни в коем случае не подумайте, что я вас отговариваю, что я вам что-то советую… где уж мне… Вы …
— Кофе? — предложил Малянов с готовностью…
Мы смотрели друг другу в глаза, и за толстыми стеклами очков его не было ни напряжения, ни натужного бесстрашия, ни пылающего самоотречения — одно только рыжее спокойствие и рыжая уверенность в том, …
— Я хочу сказать, — проговорил Вечеровский жестко, — что ничего ИНТЕРЕСНОГО с вами не произошло. Нечем здесь интересоваться, нечего здесь исследовать, нечего здесь анализировать. Все ваши поиски прич…
Позавчера, едва Вайнгартен принялся за работу, в квартире объявился этот самый рыжий — маленький медно-красный человечек с очень бледным личиком, втиснутый в наглухо застегнутый черный костюм какого-…
— Ерунда все это, — сказал Малянов. — Бред и бред. Не годится ни к черту. Ты сам подумай. У меня — звезды в газопылевом облаке. У тебя — эта самая ревертаза. А у Захара и вовсе — техническая электрон…
Плача, уткнувшись лицом в носовой платок, она ушла, и Губарь остался с мальчиком. Один на один. Что там у них было до трех часов дня, он рассказать не пожелал. Что-то было. (Мальчик по этому поводу в…
Он покивал мне и стал спускаться по лестнице.
— Что — ну? Что — ну? — Он выпрямился в кресле и принялся застегивать курточку. — Позвонил ему сегодня утром и сказал, что выбираю журавля в руках.
— Отнюдь, — сказал Вечеровский невозмутимо, — точнее, отнюдь нет. Это вы признали, что имеете дело со сверхцивилизацией. А я воспользовался этим обстоятельством просто для того, чтобы наставить вас н…
— Ладно, — сказала Ирка. Она больше не смотрела на меня. Она смотрела в окно и курила, поминутно затягиваясь. — Ладно, не будем. Ты сам всегда говорил, что любовь — это договор. У тебя всегда это оче…
— Нет, я все могу понять, — сказал Малянов. — Но вот этот следователь…
— Это зависит только от вас, — возразил Игорь Петрович, деликатно выпустив дым из угла рта в сторону от Малянова. — Вот, например, такой вопрос: как вы обычно называете Снегового — полковник, по фами…
Плюгавый был уже в прихожей — глянул направо в комнату и решительно повернул налево в кухню, оставляя за собой на линолеуме белые пыльные следы.
— Да нет, отец. Все это чепуха. Ладно. Жара замучила. Про двух петухов знаешь анекдот?
— Помощи от тебя… — сказал он. — Дай-ка я лучше Вайнгартену позвоню… Странно мне все-таки, что он спрашивал про Снегового…
— Превосходно. Это я не о твоем анекдоте. Это я о кофе.
— У тебя есть твоя работа! — заорал я, чувствуя, что у меня что-то сжимается в горле. — Работай! Работай, черт тебя подери! Зачем тебе понадобилось связываться с ними?
— А я вот все о Снеговом… Это ведь надо же… Ведь ему, наверное, тоже приказали какую-нибудь работу прекратить. А как он мог прекратить? Он же был человек военный… у него тема…
— Вы знаете, — говорил он, — если откровенно — дело ваше дрянь. Разумеется, все решает суд, но я как-никак десять лет работаю, кое-какой опыт имею. Всегда, знаете ли, можно представить себе, какое де…
— Да-да, — сказал Глухов, опустив глаза. — Да.
— Вы из ЖЭКа, что ли? — Малянову почему-то пришло в голову, что это водопроводчик наконец явился — чинить кран в ванной.
Он запатентовал несколько изобретений, и сейчас у него два или три были в работе, и он решительно не знает, из-за какого из них у него начались эти неприятности. Предполагает, что из-за прошлогоднего…
— Ничего не сказал. По-моему, он был разочарован. „Где имение, а где вода“, так он выразился.
В большой комнате грянул телефон. Я вздрогнул и уронил крышку от чайника.
— Борьба, значит, продолжается… — сказал он наконец, выпуская толстые струи дыма из волосатых ноздрей. — Лучше, значит, умереть стоя, чем жить, трам-тарарам, на коленях… Идиот! — заорал он. — Ты хоть…
— Иди, иди, — спокойно сказал Вечеровский, поднимаясь. — Я заварю.
— Так-так-так! — произнес Малянов, вступая в кухню и чувствуя, как сердце поднимается из желудка и становится на свое место. — Мой дом — моя крепость, так это называется?
— Ты получила что-нибудь дурное про Диму?
Калям сейчас же откликнулся в том смысле, что да, неплохо бы наконец.
Я на цыпочках вернулся на кухню, отодвинул подальше этот паспорт, выволок из пачки последнюю сигарету и снова закурил. Да. Вот так мы теперь живем. Такая вот у нас теперь будет жизнь. Отныне.
— Бароны также и воюют, — сказал Вечеровский. — Не так уж давно это было.
— Ну, Арнольд Палыч, когда вы теперь исчезнете?
Ирка что-то говорила о Снеговом, вспоминала что-то, углы рта у нее печально опустились („…теперь вот и сигаретку не у кого попросить!“), а я пил маленькими глоточками кофе и думал, что непонятно, как…
— Кто? Захар? — Вайнгартен удивился. — Да нет, вряд ли… Хотя вообще-то он работает в каком-то ящике…
— А кто еще? — быстро спросил Снеговой, буравя его маленькими синими глазками. — Она?
Малянов принял от него огрызок карандаша и расписался.
— Взятая штурмом, отец, взятая штурмом! — заорал Вайнгартен. — Слушай, откуда у тебя такая водка? И жратва?
Это была не эксцентрическая повесть. Я опять ощутил то же знакомое оцепенение внутри, забрался в кресло с ногами и обхватил колени. Сжался так, что хрустнули мускулы. Это ведь я, это ведь со мной про…
— Я вовсе не морочу вам голову, — сказал он. — Вы сами себе морочите голову. Это же вы придумали свою сверхцивилизацию, и никак вы не поймете, что это слишком просто — современная мифология, и не бол…
— Если хочешь, оставайся у меня, — сказал ему вслед Вечеровский. — Бумага есть, карандаш я тебе дам…
— Вот вы и давайте оба и рассказывайте, — проговорил Малянов, нервно намазывая себе новый бутерброд. — Вас двое, а я один…
— Н-ну, как вам сказать… — проговорил Малянов уклончиво. — Все-таки мы знакомы давно…
— Слушайте, Арнольд Палыч, — сказал он. — Я не понимаю.
— Слушай, — сказал я. — Ну их всех к черту. Давай чаю попьем!
— Так… И с тех пор вы, значит, подружились?
— Ну-ну, тише… — произнес красавец и как-то нерешительно погрозил мальчику пальцем.
— Ах так! — с огромной радостью произнес Захар. — Давно?
— Здравствуйте, — произнес тонтон-макут очень вежливо. — Вы — Малянов Дмитрий Алексеевич?
Но ведь растопчут. Сначала жить не дадут, замордуют, сведут с ума, а если это не поможет — просто растопчут… Мать моя мамочка! Шесть часов. Солнце уже вовсю жарит.
— Итак, — сказал он, — я рад констатировать, что гипотеза товарища Вайнгартена заводит нас в тупик, видимый невооруженным глазом. Легко видеть, что в точно такой же тупик заводят нас гипотезы легенда…
Вечеровский отодвинул чашку, поставил локоть на стол и, подперши подбородок кулаком, задрав рыжие брови, стал глядеть куда-то поверх моей головы.
— Как видишь, — ответил я. — Пошли в комнату.
— Неважно, — отозвался Вечеровский тихонько.
И тут я вспомнил ни с того ни с сего, что года три назад Вечеровского положили в больницу, но ненадолго, скоро выписали…»
И вот они сидели и молчали. Прихлебывали остывший чай. Курили. Горело расплавленное золото окон в Доме быта, серпик молодой луны висел в темно-синем небе, с улицы доносилось сухое отчетливое потрески…
— О да! — сказал Малянов с повышенной галантностью. — Такую фигуру, несомненно, надо беречь. Может быть, ее стоит даже застраховать…
По лестнице я поднимался неторопливо, ступенька за ступенькой, то и дело поправляя папку, съезжавшую у меня из под мышки. Свет на лестнице почему-то не включили, было сумрачно, и стояла тишина, слышн…
— А у меня и вовсе шеф — женщина, — сказал Захар. — Очень милая, умная, но как я ей буду все это рассказывать? Про себя…
— Потому, что век наш весь в черном, — объяснил он, промакивая серовато-розовые, как у лошади, губы белоснежным платочком. — Он носит цилиндр высокий, и все-таки мы продолжаем бежать, а затем, когда …
Высокий, совсем молодой парень в мокром плаще и с мокрыми светлыми волосами равнодушно объявил: „Телеграмма, прошу расписаться…“. Я взял у него огрызок карандаша и, приложив квитанцию к стене, написа…
— Тьфу на тебя, — сказал Малянов, а Вечеровский разразился довольным, сытым марсианским уханьем.
— А ты все-таки постарайся отказаться от эпициклов, попробуй все-таки поставить в центр не Землю, а Солнце. Ты сразу почувствуешь, насколько все упростится.
— Его, его, — сказал Вайнгартен нетерпеливо. — Между прочим, это как раз часть его рассказа. Ну, Митька, давай… не ломайся…
— Я сказал: следователь у тебя был сегодня или нет?
— Ты подожди, Захар! — с тоской сказал Вайнгартен, досадливо морщась. — Ты — человек конкретный, ты лучше со своими гипотезами пока не лезь…
— Ну, на нет и суда нет. У меня к вам все, Дмитрий Алексеевич. Извините ради бога.
Раздался звонок. В дверь. Калям спрыгнул с тахты и, задрав хвост, поскакал в прихожую. Малянов аккуратно положил ручку.
— Ты хочешь сказать, что Глухов тоже… под давлением?
— Слушай, Фил, в этом нет никакого смысла! — сказал я с отчаянием.
Малянов добрался до тахты и взял трубку. Это был Валька Вайнгартен.
— Если не знаешь, что делать, — произнес Вечеровский, — не делай ничего.
— О чьей работе? — мрачно спросил Малянов.
— Звезды и диффузионная материя… — медленно повторил Снеговой и пожал плечами. — Где имение, а где вода… И не закрытая? Ни в какой части?
— Ну и черт с нею, — сказал Игорь Петрович. — С этими бабами одна морока. Пойдемте еще по рюмочке…
— Какую книгу? — спросил наконец Малянов.
Вайнгартен что-то сказал или даже, кажется, крикнул, но Малянов уже бросил трубку на тахту и выскочил в прихожую. Калям, конечно, опять запутался у него в ногах, и он чуть не грохнулся.
Тонтон-макут положил паспорт на свою папку и снял черные очки. Такой обыкновенный, простоватой внешности молодой человек. И никакой не тонтон-макут, а скорее уж продавец. Или, скажем, мастер из телеа…
— Дима… п-п… а на сколько ты, собственно, продвинулся с четверга? Мы, кажется, в четверг… п-п… разговаривали в последний раз…
— А теперь, отец, рассказывай, что с тобой произошло.
— Да вот… вчера вечером… — Малянов испугался. Такой реакции он все-таки не ожидал.
Вечеровский поставил передо мной чашечку с кофе, а сам уселся напротив и точным изящным движением опрокинул в свой кофе остаток коньяка из бокала.
— Я же тебе говорю, ослиная твоя башка! Не было никаких рыжих!
— Видишь ли… Всякая новая гипотеза обладает тем недостатком, что вызывает всегда массу споров. А мне вовсе не хотелось спорить. Мне хотелось только убедить вас, что вы поставлены перед неким выбором,…
— Слушай, Фил, — сказал он. — Какие тут, к чертовой матери, функции Гартвига? У меня голова винтом, а ты…»
Она протянула конверт. Малянов молча взял этот конверт и вытащил из него листок бумаги. Страшные чувства против всех родственников на свете и особенно против этой троюродной Зины… — или Зои?.. — угрю…
Мужчина уже поставил коробку на табурет и вытащил из нагрудного кармана пачку каких-то квитанций.
На кухонном столике среди хлебных крошек красовался натюрморт из сковородки с засохшими остатками яичницы, недопитого стакана чая и обкусанной горбушки со следами оплавившегося масла. Мойка была пере…
— Снегового-то они убили! Вам, Филипп Павлович, легко рассуждать, вас-то они за горло не взяли, вам хорошо!..
Он замолк и занялся исключительно своей трубкой.
— Заходите, заходите, — сказал я. — Очень рад.
— Дитя! — сказал Вайнгартен. — Ведь тебе дали шоколад. Сиди и харчись. Не встревай.
— Понимаешь, Фил, все твои предложения… эта твоя программа действия… теоретически это все, наверное, правильно. Но нам-то сейчас не теория нужна. Нам сейчас нужна такая программа, которую можно реали…
— Ка-ал-лям! — сказал Малянов сдавленно-угрожающим голосом. — Да, Калям, пошел вон!
— Чепуха, чепуха, вот сюда давайте, в ведро…
— Ну ладно, хватит! Поехал проповеди читать…
Оказалось, что это сосед пожаловал, шибко секретный Снеговой Арнольд Палыч.
Снеговой заметно вздрогнул и взглянул на него, а затем втянул голову в плечи и сгорбился. Малянову показалось даже, что он собирается встать, и тут до него дошло, что вопрос его прозвучал, мягко выра…
— Налить? — неуверенно спросил Малянов, качнув чайником.
Странные события с ним начались, оказывается, еще две недели назад, когда серия опытов, заложенная в прошлом году, стала вдруг давать результаты совершенно неожиданного и даже сенсационного свойства …
— Зачем мне это понимать? — спросил я угрюмо.
— Жалко, — сказал Вайнгартен и стал глядеть в сторону. — Сил нет, как жалко… Работа ведь — первый класс. Экстра. Люкс.
— Он меня разозлил, — отозвался Вечеровский.
— А что у тебя там? — сейчас же встревожился Вайнгартен.
— Не ходите туда сейчас, — повторил он. — Не надо.
— Глянуть смерти в лицо сами мы не могли, нам глаза завязали и к ней привели… — И добавил: — Бедняга.
— А может быть, ваша жена вам об этом говорила?
— Интересно, интересно… — приговаривал Игорь Петрович. — Подруга жены… Посмотрим!
— Что случилось, Ирка? Почему ты здесь? Бобка?
— Не знаю, — сказал я, а сам подумал: что же это она — утешает меня или действительно так думает, или сама, бедняжка, напугана до того, что подталкивает меня на капитуляцию, или просто золотит пилюлю…
— Жрать хочешь… — сказал Малянов с неудовольствием.
Он немного посидел в кресле, допил свою рюмку. За окном грохотало и фырчало, через открытые двери доносились с лестницы детские вопли и шумы лифта. Пахло щами. Потом он встал, протащился через прихож…
А в комнате, естественно, Вайнгартен делал компот из Вечеровского. Потому что, знаете ли, пиетет пиететом, а когда человек несет околесицу, то уж тут никакой пиетет ему не поможет.
— Угу. Я тут решил черновики привести в порядок.
Они молчали и смотрели, как в двенадцатиэтажнике одно за другим гаснут окна. Появился Калям, тихонько мявкнув, вскочил Вечеровскому на колени, устроился и заурчал. Вечеровский тихо гладил его длинной…
Огромные щеки его пылали лиловым румянцем, черные, как маслины, глаза блестели, жесткие смоляные волосы стояли дыбом. Видно было, что он уже основательно принял внутрь. На столе имела место наполовин…
В ответ Игорь Петрович подробно рассказал, как строилась баллистическая кривая и как была обнаружена пуля, прошедшая навылет и застрявшая в стене.
Поэтому пока Вайнгартен просто обещал подумать, а сам вернулся в лабораторию к своей загадочной обратной транскриптазе и к незатихающему скандальчику. Не прошло и двух дней, как его вызвал к себе шеф…
— Он был под давлением. Теперь он раздавлен.
— Подожди, — сказал Малянов. — А впрочем, давай.
— Вы посмотрите… посмотрите, что я получила… — Гребенка, патрон с помадой, какие-то листки и коробочки, деньги сыпались на пол. — Господи, где же это… Да! — Она швырнула сумку на стол, сунула трясущу…
Вдруг входная дверь распахнулась… и в прихожую…»
— Нет, отец, ты не торопись… — снова вдруг заговорил Вайнгартен. — Ты себе представь на минуту, что есть на Земле группа существ, достаточно могущественных, чтобы вытворять эти штуки, которые они выт…
Совсем они сбили Малянова с панталыку. Он отложил бутерброд и стал рассказывать. С самого начала, с телефонных звонков. Когда одну и ту же страшную историю рассказываешь второй раз на протяжении каки…
— Нет, я, наверное, не то говорю… Вечеровский, конечно, прав… Не в том прав, что это… как он говорит… Гомеостатическая Вселенная… он в том прав, что дело-то не в этом. Действительно, какая разница? Е…
Сначала, когда Ирка вдруг замолкла на полуслове и я услышал ее ровное сонное дыхание, мне на мгновение стало легче: я был не один, более того — со мной рядом был самый, наверное, родной и любимый чел…
— Изложи. Кстати, почему ты не изложил ее сразу? Когда здесь был Вайнгартен.
— Ну, может быть, случайно… где нибудь на улице… на танцах…
— Вы-с! — гнусно-вкрадчивым голосом Порфирия произнес Игорь Петрович, разглядывая Малянова сквозь рюмку одним глазом. — Вы и убили-с, Дмитрий Алексеевич!..
Впрочем, за дверью оказался всего-навсего Вайнгартен. Совершенно невозможная вещь: он был еще более потный, всклоченный, вытаращенный и расхлюстанный, чем вчера.
— Несущественно… — повторил за ним Малянов. — Это, знаете ли, вам несущественно, — проговорил он, поспешно собирая со стола бумаги и кое-как распихивая их по ящикам. — Сидишь тут, сидишь как прокляты…
— Так как же ты, отец, фантастические события хочешь объяснить без фантастических гипотез?
Впрочем, главным стержнем его жизни всегда были женщины. Они липли к нему, как мухи. А когда они к нему почему-то переставали липнуть, он начинал к ним липнуть сам. Он уже был однажды женат, вынес из…
И при всем при том дело свое он знал. У себя в ИЗРАНе он давно уже был старшим, числился членом двадцати разнообразных комиссий, как союзных, так и международных, постоянно шастал за рубеж на всякие …
— Нет, я лучше коньяку. Захар, достаньте там, пожалуйста, в холодильнике, икру и масло… и вообще все, что там есть. Жрать хочется.
— А при каких обстоятельствах вы познакомились?
— Не понимаю, — сказал Малянов. — Что вы хотите выяснить?
— Значит так… — прогудел он. — Значит так… Прежде всего. Что это за женщина?
Многие не любят этого этапа работы, а я люблю. Мне нравится оттачивать терминологию, не спеша и со вкусом обдумывать наиболее изящные и экономичные обозначения, вылавливать блох, засевших в черновика…
Тошное, маятное оцепенение, которое навалилось на меня с того момента, когда я прочитал и понял наконец телеграмму, не покидало меня. Все мускулы были сведены словно судорогой, и внутри, в груди и в …
— Валька, — сказал он очень спокойно. — Что с тобой сегодня? Ну, женщина одна приехала… Иркина подруга…
— Н-нет… Только сегодня познакомился. Она приехала с письмом… — Малянов запнулся и испуганно спросил: — А вы что, думаете, она…
Он домыл последнее блюдце, поставил его в сушилку, кое-как затер лужу на линолеуме и пошел в большую комнату. Вечеровский уже сидел там в кресле, развернувшись лицом к окну. Небо за окном было розово…
Я докурил, привстал с табуретки и сунул окурок в помойное ведро. Рядом с помойным ведром лежал паспорт. Очень мило. Все собрали до последней бумажки, до последнего медяка, а паспорт — вот он. Взял че…
— Сам знаю, — огрызнулся я. — Так что ты там насчет флогистона?
— Хорошо… — произнес он не своим голосом. — Но могу я все-таки узнать, что происходит?
— Дождик я привезла, — сказала Ирка. — А я-то думала, мы с тобой в Солнечное закатимся в субботу…
— Да-да, — сказал тот. — Это, наверное, вас.
— Подожди, подожди… — Я поставил чашку. — Почему и так далее — это все теория, а ты мне вот что скажи… Если это не сверхцивилизация… если это не пришельцы в самом широком смысле слова, тогда кто? — Я…
— Еще как играет, — сказал я, чувствуя на лице своем отвратительную кривую усмешку. — Через десять лет я стану ни на что не годен. А через двадцать лет мне будет на все наплевать.
— Где… У тебя, естественно! Я же слышу, что ты какой-то… Тебе что, разговаривать неудобно?
— Подожди, — сказал я. — Что ты затвердил, как попугай, — примитивно, примитивно. На самом деле все, наверное, совсем не так просто… Генетические болезни… какая-нибудь усталость от бытия… целевая пер…
— Физик, по-моему. В каком-то ящике работает. Шибко секретный. А ты откуда его знаешь?
— Я все-таки предпочитаю кофе, — сказал Вечеровский.
Ни с того ни с сего мне представился вдруг мертвый Снеговой — как он идет в огромной полосатой пижаме по московскому, грузный, холодный, с запекшейся дырой в большом черепе; как он входит в почтовое …
— И совсем неважно, какое решение ты примешь. Важно, что ты оказался способен на такое открытие… Ты мне хоть расскажешь, о чем там речь? Или это тоже нельзя?
— Ну, ладно, — сказал я. — А нобелевку свою ты все-таки куда прешь? Тебе ведь в котельную надо, а ты ко мне на пятый этаж взгромоздился…
— Снеговой? Арнольд Палыч? Ну, сосед у меня есть, напротив живет, через площадку… А что?
И тогда Вечеровский произнес вторую тираду — на этот раз в прозе.
Малянов облился потом в третий раз, но Игорь Петрович только положил книгу на место, нацепил свои черные очки и, откинувшись в кресле, уставился на него. А Малянов уставился на Игоря Петровича, стара…
Он спустился на свою лестничную площадку, нащупывая в кармане ключи, повернул за угол и остановился. Так. Сердце его провалилось куда-то в желудок и принялось там стучать медленно, размеренно, как св…
— Вы Снегового Арнольда Павловича знаете?
Малянов издал протяжный, неслышный миру вопль, закрыл и снова открыл глаза. Однако губы его уже автоматически складывались в приветливую улыбку.
— Кто это — они? — рассеянно спросил Вечеровский. Он раскуривал погасшую трубку.
— Д-да… — сказал Малянов, решив ничего больше не уточнять.
Почему-то я не удивился, хотя Вечеровский сроду открывал дверь всем на свете, ни о чем не спрашивал. Как я. Как все мои знакомые.
— Не могу. Мог бы — предложил бы. У меня башка со страху совсем не работает. Мне только кажется, что если они действительно такие всемогущие, так могли бы обойтись гораздо более простыми средствами.
— Нет, — сказал я. — У меня нет никаких вопросов. Ни к кому. — Я поставил локоть на свою белую папку. — Ответ — есть. Да и то один единственный… Слушай, ведь они тебя убьют.
— Дима, — проговорил он, — а тебя не удивило, что Снеговой заинтересовался твоей работой?
— Ты хочешь еще кофе? — перебил его Вечеровский.
У меня словно шаровая молния лопнула в голове. Я сразу все понял.
— Губарь? Нет… Да что случилось, Арнольд Палыч?
— Он тоже пошел к Филиппу Павловичу, — сказал я.
— Да ясно же! — сказал Глухов с необычайной проникновенностью. — Неужели неясно, что выбирать? Жизнь надо выбирать! Что же еще? Не телескопы же ваши, не пробирки же… Да пусть они ими подавятся, телес…
— Свиньи они, — сказала она тихо. — Только им все равно нас не разлучить. Правда? У них это не получится. Верно, Димка?
— Теперь все понятно… — сказала Ирка, судорожно затягиваясь и отстраняя локтем стакан. — И телеграмма эта понятна, и все… Докатились… Кто она?
Это он зря сболтнул — про книгу. Игорь Петрович сейчас же книгу придвинул к себе и принялся ее листать, а Малянов покрылся холодным потом, потому что понятия не имел, что это за книга и о чем.
— Кто чай пьет — тот отчается, — объявил Вайнгартен и захохотал. — Ну, ладно. Если что — звони…
— Кто это меня назвал? — сказал Малянов Вайнгартену. — Что еще за новости?
То есть, конечно, можно будет привыкнуть и к этому, ко всему на свете можно привыкнуть. И к любой утрате. Но какая это все-таки будет немаленькая утрата, если подумать. Ведь я десять лет шел к этому.…
Малянов очень не хотел никаких Глуховых. Он умолял, он орал, что хозяин в этом доме он, что он их всех к черту выгонит. Но против Вайнгартена не попрешь. Захар отправился звонить к Глухову, и мальчик…
— Откуда ваша жена знала, что Снеговой не женат?
— Да, — сказал он. — Мне хорошо. Мне хорошо, и вот Владлену Семеновичу тоже хорошо. Правда, Владлен Семенович?
По дороге через прихожую он мельком отметил, что на кухне все прибрано, а дверь в Бобкину комнату плотно закрыта и задернута изнутри занавеской. Дрыхнет Лидочка. Встала, посуду помыла, и снова завали…
Слушай, я, наверное, так не смогу жить. Трусом я себя никогда не считал, но так вот жить, чтобы ни минуты покоя не было, чтобы от собственной жены шарахаться, принявши ее за ведьму… А Вечеровский Глу…
Что-то вязко повернулось в мозгу у Малянова.
Тут я разозлился, что он бегает передо мной, потеет и оправдывается, и сказал ему, что отступать — это одно, а он не отступает — он драпает, капитулирует он. Ох, как он взвился! Здорово я его задел. …
Вайнгартен, продолжал рыжий человечек, ни в коем случае не должен полагать, что он является единственным землянином, оказавшимся в сфере внимания сверхцивилизации. Среди знакомых Вайнгартена есть по …
— Дядя — трус, — произнес вдруг мальчик отчетливо.
Малянов обалдел. Он знал Вальку Вайнгартена двадцать пять лет, и сроду Вайнгартен никакой Маляновской работой не интересовался, сроду Вайнгартена интересовал только сам Вайнгартен лично, а также еще …
— Ладно, — сказал Малянов и повесил трубку. Потом он вернулся на свое место, пробормотал: „Пардон…“
Между тем красавец освободился от осколков, вытер ладонь носовым платком и протянул мне руку.
Он замолчал. Стояла тяжелая ватная тишина, даже машины перестали взревывать под окном. Малянов не слышал ни одного звука, и ему опять мучительно захотелось проснуться. И вдруг в этой тишине грянул те…
Некоторое время Малянов горячо спорил с Лидочкой, как Арнольда Палыча может занести в Гренландию. Малянов склонялся к авиационной катастрофе. Лидочка же настаивала на обыкновенной туристической поезд…
Малянов сунулся в стол, выкопал паспорт и передал ему.
Воцарилось молчание, оба они уставились друг на друга.
Калям ужасно заорал. Что-то он там учуял, в этой коробке…»
— Голова у меня на самом деле как пробкой набита, — проговорил он. — Излагать мне нечего. Это же все бред какой-то. Я только одно понимаю: тебе прямо сказали — сворачивай свою тему. Мне ничего не ска…
Это был удар. Малянов молчал, чувствуя, что лицо его заливается краской.
— Вот что, Митька, — сказал он. — Ты должен понять одну вещь…
— Ты же уникальный специалист, — сказал я. — Ты же первый в Европе!
— Неплохо, неплохо… — прозвучал его глуховатый голос. — Но остановился ты, как я вижу, на самом интересном месте.
Я посмотрел на стол. Стол был завален. Посередине была раскрыта одна из огромных редакторских папок Вайнгартена, а другая лежала сбоку с завязанными тесемками. И еще лежала старомодная, сильно потерт…
— А-а, провались ты, сатана!.. — сказал ему Малянов и открыл дверь.
— Ну, а жена ваша в хороших отношениях со Снеговым? — спросил Игорь Петрович прежним вежливым до бесцветности голосом.
Он ничего не сказал, пожал плечами и принялся набивать трубку. Мы молчали. Да, конечно, он хотел мне помочь. Нарисовать какую-то перспективу, доказать, что я не такой уж трус, а он — никакой не герой…
— Старшего следователя Зыкина, — произнес он вялым начальственным голосом. — Я и говорю Зыкова, Игоря Петровича… На операции? Благодарю вас. — Он положил трубку. — Старший следователь Зыков на операц…