В ширину полоса странной дороги метров пять, по бокам до самого горизонта заросшие сорной травой канавы. Кюветы, вспомнил я. Под ногами хрустят мелкие морские ракушки — гребешки или как их там. Откуда-то привозили очень издалека… То ли ритуальное, то ли ракушки не размыть дождями, а сила сцепления их во сто крат выше, чем у гальки…
Гендельсон вскрикнул от святотатства. На лице проступило отвращение. Глухой стук странно громко разнесся по всем залам, пошел гулять эхом по удаленным помещениям. Мне послушался очень далекий не то грохот, не то раскат грома, а Гендельсон побледнел и сказал дрожащим голосом, что это рычание чудовищного зверя Угерлы.
— А вам, сэр Ричард, я желаю, — чтобы вам не приходилось искать зелье Зухры.
Гендельсон ликующе заорал, ибо лицо мое было бесстрастное, лицо героя, а второй раз заорал, когда в дальнем конце коридора послышался болезненный вскрик, а молот вернулся, окруженный оранжевым сиянием.
Я уловил намек, пожал в неловкости плечами.