Все цитаты из книги «Семь минут до весны (СИ)»
Желтый алмаз хищно блеснул, а Мирра прикусила язык, с которого готовы были сорваться ядовитые слова…
— Думаешь, мне тебя не было жаль? Было. Но что я могла сделать?
— Уже терплю… и вот представь, заявится ко мне однажды какой-нибудь лощеный типчик, мол, хочу вашу дочь замуж…
— Мы где? — он сел, слишком резко после пробуждения, и скривился от боли. — Твою…
Золотая цепь на шее, толстая, самая толстая, какую только удалось найти. Пара перстней, из тех, что налезли на кривоватые Гармовы пальцы. Помнится, он еще ворчал, что перстни — это определенно перебо…
— Вытрись, — повторил он с нажимом. — И переоденься. А то вымокла, как не знаю кто…
— Он поломал мои планы. Знаешь, я обрадовался, когда узнал, что ты жива… так обрадовался… и сделал ему предложение.
— Ты… здесь не мерзнешь? Я одеяло принес.
— Нет, ты ошибаешься, — Нира разжимает руки и смотрит на белую ладонь с отметинами ногтей. — Он меня… если бы любил, то… просто пожалел, наверное, а жалость — это не то чувство, из-за которого стоит …
— Теперь… теперь к шерифу заглянем. Ты со мной?
И хорошо, что не позволили. У самой Ийлэ не всегда получается сделать то, что она хочет. Если разобраться, то она не до конца уверена в том, чего именно хочет.
И страшно, потому что так не должно быть. Он ведь пес… а Ийлэ — альва. И связывает их исключительно сделка.
Должна быть… в комнате всегда имелся запас… Дайна следила… ставила где-нибудь поближе к кровати… и Райдо, опустившись на четвереньки, под кровать заглянул.
— Дайна всегда была готова выслушать… — Ийлэ провела коготком по каминной полке, которая нагрелась. И теплый камень напоминал о лете. — Мне кажется, что мама, сама того не желая, говорила ей больше, …
Дождь. Серый. Мелкий. И не дождь даже, но водяная взвесь, которой приходилось дышать. Влажная рубашка, прилипшая к телу, влажная куртка, влажные штаны и сапоги, готовые вот-вот расклеиться. Влажная с…
— Опять? — Ийлэ подошла на цыпочках. — Ты обещал, что появишься до темна… мы ждали.
…городишко, который сдался сам, прислал парламентеров, среди которых особенно выделялся мэр. Старый седой человек с больною спиной, которую он мазал анисовой мазью, и запах этот намертво к нему привя…
И вместе с ним забивается в самую гущу. Там лежит, кажется до вечера, а то и дольше… кормит… зачем она взялась его кормить? Наверное, тогда она сошла с ума… или просто разум отключился, а оставшееся …
К сожалению, если пес что-то и думал, то лицо его было для чтения непригодно.
И еще кусок курицы… хлеб… это ведь почти праздник, и она старается не думать о том, что услышала. Напоследок?
…давно. В прошлой жизни, в которой на чердак она заглядывала редко, и уж точно в голову ее не взбрела бы безумная мысль на этом чердаке поселиться.
Яблоневые лепестки сыпались с неба, и Райдо черпал их горстями, подносил к носу и не чувствовал запаха. Да и на ощупь эти лепестки были неправильными, жесткими, тканными. И Райдо выбрасывал их, чтобы…
— А давай так. Ты спрашиваешь меня, а я тебя. Если не захочешь отвечать, то скажешь… и я тоже… идет?
Облава… неудачная, надо полагать… нынешние разбойники на диво хитры окажутся и, уходя от преследования, доберутся до усадьбы.
— Пойдем, — пес присел рядом и принялся стягивать свитер. — Придумала… в ванной прятаться… что случилось?
— Он умирает, — послушно повторил папа, который и в прежние времена предпочитал с матушкой не спорить, а ныне вовсе сделался тихим, печальным. Он все чаще закрывался в своем кабинете, говоря, что дел…
Райдо отошел к двери, чтобы убедиться, что и та непростая.
— До войны вас этот факт, полагаю, не смущал?
…или сколько он там протянет? Если до весны, то к зиме она сможет снять строгий траур… конечно, слухи пойдут, но осуждать — не осудят… в первый год от приемов придется воздержаться, это и к лучшему. …
Нат, сев на пол, обхватил колени. На сейфовую стену он смотрел хмуро, с раздражением, словно бы именно эта стена была виновата во всех Натовых жизненных перипетиях.
Ийлэ уткнулась лицом в колени. Ей было невыносимо стыдно, но стыда оказалось недостаточно, чтобы преодолеть новый страх.
— Видишь? — Гарм приподнял ногу Ната и закрепил железный браслет. — Очень удобно…
И только он чует шрамы, которые странным образом сродняют его и этот альвийский особняк. Но сочувствия не испытывает. Порой Райдо начинало казаться, что он вообще утратил способность испытывать какие…
Она молчала, шевелила губами, точно перебирала строки событий прошлого, и молчание ее было почти невыносимо.
Говорят, что по этим линиям можно прочесть судьбу. И если так, то пусть ее будет счастливой.
Появилась она спустя минуту и явно недовольная.
— Еще кое-что, — живое железо сплетало узор, который застывал толстой наружной броней. Неудобной. Тяжелой. И надолго Райдо не хватит. А значит, пора было заканчивать этот разговор. — Тех женщин убива…
И сладкая кровь, которую Мирра слизала, зажмурилась от удовольствия… жаль, зеркала нет… она сунула пальцы под жесткий воротничок, рванула с неожиданной для самой себя силой. И ткань затрещала, разрыв…
Присела в реверансе. Ната одарила кивком — не столь уж важная он птица, чтобы расшаркиваться… и вовсе, после свадьбы надо будет выслать его… матушка о том упоминала не единожды, и Мирра всецело была …
Сапоги высокие, охотничьи, которые до колена. И штаны из грубой ткани, прошитой желтой нитью. Видит пояс. Куртку. Чует запах свежего хлеба, и голод почти позволяет ей решиться.
Не в кресло по ту сторону огромного стола, но на пол, у самых ног. И смотрел теперь снизу вверх, и выглядел почти безопасно.
— Сильная, не упрямься. Ты же понимаешь, что я не могу взять вас с собой, — он вытер пальцами сухие ее щеки. — Я быстро. До города и обратно… и часа два от силы… а может и меньше, если обернусь.
— Украшения… ее отец творил удивительной красоты вещи… для самой королевы…
— Итак… Дайна… Дайна… три трупа, альва… альва… — задумчиво повторил он. — И три трупа… протоколы вскрытия были?
Лицо худое, изможденное даже, с глубоко запавшими глазами, с острыми скулами и вялым подбородком. Серое. И серость эта — вовсе не от телесной истощенности.
— Хочешь, — Дайна осклабилась. — Кто не хочет получить сокровище?
— Ложись, — Райдо подтолкнул Ийлэ к кровати. — И закрывай глаза.
Младенец моргнул, как-то медленно, отчего стало понятно, что и это действие стоило ему немалых усилий. Личико его, в полумраке представлявшееся одним белым пятном, исказилось, рот приоткрылся, обнажи…
Просто луна стала вдруг невероятно яркой.
Он замолчал, сглотнув слюну, и Ийлэ мысленно пожелала псу подавиться.
— Что было тогда… — собственный ее голос звучит сипло. — Когда ты сбежал?
Людей его, которые держатся в отдалении, а все одно на виду.
Он выругался, а Ийлэ не сразу сообразила, что злится не на нее.
Торжественно клянусь вести себя прилично.
Не заметила даже прикосновения, а если и заметила, то, верно, не сочла его неприятным…
— Закрой, — согласился Райдо. — Если тебе так легче.
Покормить ребенка… и самой не мешало бы поесть. Ийлэ понимает, но… ей страшно. Она верит Нату и… не верит.
— Нельзя, — повторяет отец устало. Наверняка он говорит это слово, едкое, тяжелое, не в первый раз. Оттого слово набило оскомину. Ийлэ повторяет его шепотом и замирает, опасаясь, что ее услышат.
И сейчас сгорбился, нахохлился. Волосы на макушке дыбом торчат… небось, гребень потерял… Дайна жалуется, что Нат совершенно невозможен, хамит, грубит и беспорядки учиняет. Но оно и верно, детям полож…
Вот племяннице Райдо тоже покупали цепочки.
Много вздыхал и частенько застывал, упирая взгляд куда-то в небо.
— Не яд, но снотворное. Разница существенная… но эта выходка и впрямь была глупой. Надеюсь, я сумел донести до Мирры свое недовольство… важна даже не она… и не матушка ее… к слову, когда-то она сбежа…
— Если захочешь, то потом купим другое, — Нат наклонился и осторожно коснулся губами щеки.
Из внутреннего кармана куртки Нат достал мешочек, а из него вытряхнул кольцо. Простой желтый ободок с квадратной огранки камнем.
— Да, леди Ийлэ, — Гарм поклонился. — Прошу меня извинить.
Она, верно осознав величие тех самых грядущих дел, о которых сама Ийлэ понятия не имела, зашевелила, что ногами, что руками, будто и вправду ползти пыталась. А потом затихла, привстала на ручонках, т…
— Пускай, — согласился пес. — Ты главное посиди… немного…
Запертая комната? Запертая… людям, когда проверять придут — а Нат был уверен, что обязательно придут — сюрприз будет…
— Ваш?! — рыжие брови доктора поползли вверх, и на лбу этом появились складочки.
— Такой? — Райдо обвел рукой комнатушку, которая, лишенная мебели и обоев, с меловым ковром и ободранными стенами, выглядела жалко.
Ийлэ села рядом и руки сунула под свитер.
Она понимает все прекрасно, но понимание это не способно справиться с ее страхом.
И еще он бы хотел увидеть улыбку, но подозревает, что это — невозможно.
— Странно было бы, если бы я не изменилась.
И руки сложила на коленях. Про осанку вспомнила. Лучше про осанку, чем про другое…
И со-родичи… и если дом безопасен, то со-родичи вряд ли альве обрадуются. Матушка придет в ужас, отец разозлится… братья… разве что Кейрен, но почему-то сама мысль о том, чтобы передать альву Кейрену…
Сразу скажу, что Брана из Медных я лично не знал, но слышал от людишек верных, будто бы этот Бран не просто дерьмом был, а дерьмищем первостатейным, какового и в собственном роду не больно-то жаловал…
А хорошее слово. И впрямь выпялился. Сидит, сжимает тросточку свою, уставился не то на Ийлэ, не то на медведя… хотя какой ему в медведях интерес? И значит, на Ийлэ.
Я бесконечно рад был получить от Вас письмо, и узнать, что вы тоже рады моему выздоровлению. Однако же, касаемо вопроса моей женитьбы, то спешу вас огорчить: ныне это дело решенное. И я с превеликой …
…старую колоду перед рубкой мяса она обязательно обдавала кипятком.
В каморке оказалось достаточно места для Ийлэ и корзины. На пол она постелила одеяло, сложенное вчетверо. Свечу закрепила на канделябре, который уцелел, верно, потому что был не позолоченным, но чест…
Держал он Ийлэ по-прежнему за руку, и наверное, со стороны это выглядело странно.
— Доброго дня, найо Арманди, — она вытащила фарфоровую красавицу, которая изрядно утратила красоты. Лицо ее потемнело, волосы свалялись. А ведь и вправду чем-то напоминает супругу добрейшего доктора.…
— У тебя теплая одежда есть? — Нат заговорил спустя минуту или две… или десять даже? Нира успела рубашку зашить.
— Люблю, — подтвердил Нат. — И буду любить… Райдо говорит, что мы вообще сильно привязываемся.
— И правильно, тебе-то оно ни к чему, — пес улегся на полу.
Не булочкой делился — реакцию проверял. А булочку Нат поймал. Свежая. И теплая даже, пусть слегка в кармане примялась.
Так она потеряет грань. Заблудится. Вновь решит, что она — хозяйка в этом доме… а потом Райдо выздоровеет и все изменится.
Свечи вот нашлись не сразу, и с огнем Ийлэ возилась долго.
Нат пожал плечами: мол, не больно-то и хотелось, и вообще у него ныне дел невпроворот…
И она просто лежит, гладит розовые ладошки, трогает крохотные пальцы.
— Никаким. Его я тоже не боюсь. Я вообще думала, что если бы у меня был брат, он походил бы… ты понимаешь?
— Бывает… люблю охоту… случается, что и задерживаюсь… — он кинул на снег тощего зайца.
— Привычка, — Йен кривовато усмехнулся. — А ты парень веселый, как я смотрю… но передай, что я сказал. Будь так добр.
Сколько он выпил? Много… Дайна невесело шутила, что виски в доме уходит быстрей, чем хлеб… и вновь совала опий. С опием, дескать, ему будет легче… легче, ее правда, боль не отступает, но становится п…
Сжимал кулаки. И разжимал. Живое железо выбиралось, но он еще сдерживался. И если так, то выдержки у старика больше, чем Райдо предполагал.
— Нет, — Райдо покачал головой и языком тронул зубы.
— Сегодня ты останешься на ночь здесь. Броннуин с Нирой побудет.
— Я не позволю обидеть тебя. Никому. Клянусь.
Вернуться? И ждать… или… до двери всего-то два шага… и отражение в зеркале дробится, свет раскалывается, и глазам больно.
Это ненормально, когда кровь зеленая… и пахнет травой… она сделалась густой, норовя запечатать разрезы, и Ийлэ приходилось подновлять их.
— За то, что люблю… она журналы модные выписывает, но это скучно… там вечно одно и то же… воротнички или манжеты… или еще про шляпки… про перчатки… всякое такое…
Ее выворачивает густой кислой слюной, желудочной жидкостью, и долго, мучительно.
— Уступить, — спокойно повторил Альфред. — Я готов обговорить цену. И речь не только… не столько о деньгах…
— Знаете, — она сказала это тихо. — Практика показывает, что псы далеко не бессмертны…
— Точно любишь, — согласился Райдо и поцеловал в шею. — Мне нужно, чтобы точно.
…он умрет, папа обещал, а он слово сдержит, пусть мама и полагает его существом никчемным, но она ошибается…
— Чудесно! — за желтыми стеклами глаз не разглядеть. — Я очень рад! Я… простите, я не представился, Талбот. Джон Талбот.
А отец все одно разозлится. И наверняка, кричать станет, не на Райдо, но на того, кому не повезет под руку подвернуться. После, накричавшись, успокоится коньяком.
Однажды ему случилось поймать синицу, залетевшую в палатку, не иначе как по глупости, а может, и нет. Зима была, замерзла птаха, а из палатки теплом тянуло. Вот и притянуло. Синица сидела в его руках…
— Лежи, — он не пытался встать, перевернулся на спину.
В округе пять более-менее приличных поместий, четыре из которых принадлежат людям… а городок мал, и все друг друга знают… сонная жизнь, скучная…
…о людях, которые пришли, чтобы умереть. Они не ждали смерти, а потому удивились. И дому было удивительно их удивление. А Ийлэ понимала — смерти никто не ждет.
Ну уж нет… это пока не заметно, но Ийлэ точно знает: отродье будет жить.
Она успеет… если постарается… если очень постарается, то… не ради него, но чтобы выжить. Ийлэ метнулась в темноту башни и остановилась, приказав себе немедленно успокоиться. Спешить следует, но спешк…
О нет, Ийлэ не представляет, чтобы ей могло быть выгодно появление того, кто… кто захочет отомстить? Сочтет виновной?
— Я не знаю, что у вас говорят в таких случаях…
И Нату стало даже неудобно, что он, Нат, не верит этому человеку.
Ан нет, что-то виднеется под столиком… далеко… и Райдо не дойдет. Или все-таки дойдет? Если на четвереньках… раз-два… стоять тяжело, и тело того и гляди разлезется. Но ничего, как-нибудь, пусть лучше…
Гарм мнет его, явно собираясь сказать еще что-то… и не зная, как. Нет, ему вовсе не свойственно смущение, он давно потерял саму эту способность — смущаться, однако же сейчас он мучительно подбирает с…
— Вот тут паркет меняли… доска дрянная, скоро дыбом станет, уже становится… а там старый, но хороший… только зачистить надо, а потом отполировать…
Убежище она покидала дважды в день, всякий раз осторожно выглядывая из-за двери, убеждаясь, что узкий коридор за ней пуст.
— Ты обманщица… хотела надо мной посмеяться? Все вы только и думаете, как бы посмеяться надо мной… — человек запустил пятерню в драгоценности, зачерпнул, потянул, наслаждаясь тяжестью их. — Гадкая де…
Не ясно, но злость мелькает, искажая совершенные черты ее личика, и тогда Мирра касается щеки мизинчиком, а в уголках губ появляются складки, пока едва заметные, но с годами они станут глубже. Бабушк…
Забавно. Ийлэ ведь предполагала, что так и будет, но предполагать — это одно, а увидеть… фарфоровая кукла в платье из красной шерсти.
— О да… ваше упрямство… оно, быть может, помогает держаться вам, но дайте себе труда подумать, как это самое упрямство спасет вот ее… — доктор вытянул дрожащий палец, — от крайней степени истощения… …
Безумная мысль, но… в тех снах царило удивительное спокойствие.
Снова лаванда, но мешочки старые, рассыпаются пылью в руках, и на пальцах остается не запах — тень его… пускай. Так даже лучше.
Она положила отродье на стол и огляделась. Странно, что все почти по-прежнему. Печь остывает. Доходит в деревянной кадке тесто, и значит, поутру кухарка испечет хлеб, быть может, точь-в-точь такой, к…
…он не отпустит Мирру сам, да и она не захочет уйти, но иногда ей нравилось думать, что однажды она уедет.
Он останавливается у Разлома, на туманной дороге, которая тянет силы, и зовет. Он поет, прощаясь со старым миром, делясь с ним кровью, которая тает, растворяется в тумане.
— Верни. Кольцо принадлежит Нире по праву…
…пепел под лапами, сизый, почти как снег, и мягкий. Каждый шаг поднимает облако его, и запах гари щекочет ноздри.
Ее не хватило на то, чтобы прятаться долго. И хорошо, потому что Райдо не был настроен играть в прятки.
— Она вам верила. Я вам верила. Но вы в этом не виноваты… война ведь, а война многое меняет. Вы же не могли рисковать… многие знали про эту дружбу, про меня… и к вам бы пришли, рано или поздно, но пр…
В сумраке фигура доктора казалась размытой, какой-то ненастоящей. Он перестал сутулится, и оказалось, что плечи его широки, слишком даже широки для нелепого этого костюма. Старый жилет расстегнут. Ру…
…жесткая щетка трется о решетку, счищая грязь. Хлопает дверь внизу… кто-то что-то несет… кто-то с кем-то говорит…
— Лучше, — согласился Райдо. — Особый отдел не отличается терпением.
— Не знаю. Наверное, ничего, — Райдо ущипнул себя за ухо. — Я думал… видишь ли, два варианта. Разбираться во всем этом самому или просить помощи. Сам я не особо соображаю в подобных делах, и виновато…
Он пытался себе представить, как Нира поступит, узнав… не правду, пока еще не правду, а лишь теорию, но уж больно грязной эта теория гляделась.
На чердаке зима обжилась. Она коснулась кукол, выбелив спутанные волосы их инеем, покрыв коркой льда фарфоровые лица, и краски стерлись.
— Неделя… другая… как выйдет. Есть у меня мыслишка одна… авось и выгорит. Зимой-то взять их не вышло… снега, бури… а теперь весна. И землица просохла… и если собраться… объединиться.
И мама говорила, что у людей чутье слабее, что им этот запах приятен.
…наверное, тогда она начала просыпаться, осознавать себя.
— Она приходила ко мне… и показывала… говорила, что заслуживает всего больше, чем… что мама сама виновата… ее убили и… а Дайна жива… почему она жива, а маму убили? Мама не воевала… она никому плохого…
— Общество Ната на тебе дурно сказывается?
Он знал, что умрет, так какая разница? Зима, весна или вот осень…
— Бран поступил… неправильно, скажем так, — Гарм вытирал пальцы платком, и в этом его действии, нарочито неторопливом, Ийлэ виделся скрытый смысл.
Или в том, что Райдо и вправду пригласил лишь для беседы? Райдо беседовать готов, вот только он несколько опасался, что хотят они с Видгаром разного.
…и паче того, верил, что договор почти заключен. Именно. Теперь все сходится. Убрал дочь, но жену оставил… наверняка, оставил бы и Ийлэ, однако супруга настояла, а он решил не спорить по мелочам.
— А… а если завтра? Я свыкнусь… мне нужно немного времени… сегодня я здесь побуду…
— Ты их убила… ты подожгла дом… и ушла… или думаешь, что кто-то поверит в иное? — Дайна проводила по зубам языком, и Ийлэ не могла отделаться от ощущения, что она, человек, существо априори слабое, в…
От него еще тогда пахло табаком, но не черным, каковой предпочитал доктор, а ядреным местным самосадом, который мололи на ручных мельницах, чтобы набить им узкие папиросы. Табак шериф носил в узорчат…
— Закрою. Так вспоминается легче… я раньше всегда, если хотела вспомнить что-то действительно важное, глаза закрывала… и теперь вот… я не боюсь, ты не думай.
— А мы уж как рады! Я Виктору, — она произносила это имя с ударением на второй слог, жестко, и доктор вздрагивал, — давно говорила, что мы просто-таки обязаны вас навестить! А он мне твердил, что мы …
Нат обещание давал. И если нарушит слово, то сволочью получится именно он.
— …в городе для тебя не безопасно… у меня есть охотничий домик…
— Скоро все разрешится, — сказал он однажды.
Лицо женщины менялось. Оно было очень выразительным, это лицо. Прехорошеньким. Она сама, почтенная вдова двадцати двух лет отроду, была прехорошенькой, круглой и мягкой, уютной, что пуховая подушка. …
Отродье больше не умещалось в широкой ладони пса. Он прижал ее рукой к плечу, и меж растопыренных пальцев выглядывала посветлевшая макушка, волосы на которой стали завиваться. Свисали пятки, виднелис…
— То есть, альву надо отдать? — Райдо провел по изгибу ручки ладонью, ковырнул резьбу, которая успела потемнеть и тоже нуждалась в чистке.
— То есть, — он откладывает бумагу и закрывает глаза, приказывая себе же успокоиться. — Вы хотите, чтобы я отдал вам Ийлэ?
— Нравишься, — ответил Райдо. И голос его был сиплом, надломленным. — Очень нравишься. Но я не хочу вот так…
За порогом было белым бело. И Райдо зажмурился от этой невозможной белизны. Солнце стояло в зените, но и сейчас было тусклым, ненастоящим словно. Куцые тени ложились на снег. И торчали из сугробов ко…
И рот прикрыла рукой. И заплакала вдруг некрасивыми крупными слезами, от которых Нире стало горько-горько. Она почувствовала себя бесконечно виноватой.
Ийлэ не знала, не задумывалась над этим вопросом.
— Полагаете, ей всю оставшуюся жизнь прятаться надо? — Райдо раздражен. Странное дело, Ийлэ не видит его, и голос звучит ровно, спокойно, но она все равно знает — раздражен.
И пахнет зверем. Странно, он ведь человек, а люди… люди — не звери. Не этот.
— Эй ты, жива? — спрашивал он и сам себе отвечал. — Жива. Живучая тварь…
— Хочешь, я ему челюсть сломаю, — шепотом поинтересовался Нат, который на гостя смотрел исподлобья, с немалым подозрением.
— З-затем, — передразнил Райдо, — что мне любопытно, есть ли в этом городке люди… скажем так, с особыми интересами.
— Красива, — соглашается отец, улыбаясь робко, виновато. — И всем было бы легче, если бы я полюбил ее. Я пытался. Я бы даже, наверное, солгал, что люблю, лишь бы не было всего этого… вот только она с…
Немедленно, пока он… он ведь вышел ненадолго, и скоро вернется, и тогда…
Что ей до отродья? Она ведь сама желала избавиться от нее, и если не смогла оставить в лесу, то дом — другое. Быть может, пес и не станет убивать младенца.
— Прости, — он касается виска холодными губами. — Ийлэ, послушай…
Кто-то плачет… орет… и снова плачет, но тоненько и надрывно, так, что сердце разрывается…
— Теперь самое сложное, — Ийлэ вытирает нож о рукав. — Я попытаюсь вытащить и часть побегов… захочешь кричать — кричи… и лучше, если бы в обморок…
Встала. Умылась. Оделась. И серое ее платье с двумя десятками пуговиц представлялось Райдо броней. Мягкой, шерстяной, но удивительно прочной.
— Я… не хочу сделать ей больно, — признался он и пальцами пошевелил. — Она маленькая. И хрупкая. И верит мне. А если сделаю больно, то… и меня тянет к ней. До того тянет, что самому страшно становитс…
Почему-то при мысли о Райдо слезы сами собой иссякли.
Райдо поднялся. Он двигался все еще осторожно, не потому, что было больно — впервые за долгое время боль почти не ощущалась — но тело помнило ее.
— Вещи брала… мамины шляпки… платья ей были малы, но она все равно… сама расставляла их… умела шить… переделывала… мамин гребень, который маме отец подарил… шпильки… ее пудра… духи… все, что принадле…
— Ерунда, — Райдо улыбнулся широко, демонстрируя клыки. — Полная ерунда. Бабьи сказки.
И звук этот, показавшийся невероятно громким, оглушающим, заставил его отпрянуть.
От собственных мыслей Райдо стало неуютно.
— Ее, — Ийлэ попыталась подняться, но ей не позволили. — Когда только поняла, что беременна, то… я ведь даже не знаю, от кого из них… и она не виновата, а я все одно… их ненавидела, и ее тоже… все на…
— И вы правы. Я подлец и сволочь, но знаете, пребываю в уверенности, что лучше сволочь знакомая, проверенная, так сказать, чем та, которая притворяется порядочным человеком…
Подобного желания у Мирры не было. Напротив, она была бы рада раз и навсегда избавиться от этой маленькой хитрой стервы.
— Не только, — согласился Райдо. — Он сменил замки в той комнате… и не в ней одной.
— Куда спешишь, дорогая невеста? — Альфред всегда ступал бесшумно, но Мирра научилась уже чувствовать его приближение.
Ветер принес горсть бело-розовых лепестков, от которых отчетливо пахло зефиром.
— Сначала я тоже решил, что отец твой собрался в бега. Да, тянул… если его королева сюда сослала, то без ее позволения уехать он не мог. Насколько знаю, тетка отличалась на редкость поганым нравом. В…
Какая разница, знают его в городе или нет?
— Он прав. Вы имеете полное право подать жалобу.
…Ийлэ повезло бы, родись оно мертвым. Так нет ведь, живет. Цепляется за жизнь крохотными ручонками, молча, упорно.
Она привыкнет, не сейчас, так позже, через месяц, через два… через год или два, но когда-нибудь — обязательно. Она ведь уже привыкла к нему.
— Я отказался. На этом все более-менее успокоилось. А теперь вот новый круг… и это странно. Шериф опасался волнений… но, Ийлэ, если что-то и происходит, то сразу. Люди узнали о твоем возвращении. И п…
Редкие мокрые волосы прилипли к лысине, и воротничок рубашки, пропитавшись влагой, сделался серым, а серый костюм — и вовсе черным. И доктор смахивал воду с лица ладонями, и волосы норовил отжать, от…
Альв был доверчив, но не настолько, чтобы оставить сокровище на виду.
— Да, — глубокий вдох, от которого грудь, и вправду весьма выдающихся размеров, колышется.
Живот… шериф ходит, но расстояние держит. Старый зверь. Опытный.
И наклонившись к самым губам, Ийлэ выдохнула облако свежей силы.
Мирра громко и своевременно всхлипнула и обернулась.
Уснуть. И не думать о выпивке. С каждым днем это становилось сложнее…
— Винишь, — Райдо держал бутылочку двумя пальцами, и пальцы эти казались огромными, или напротив, бутылочка крохотной. — Ты же на нее лишний раз взглянуть боишься…
А ведь уже, казалось, привыкла и к нему, и к его прикосновениям, и сама порой искала их, находя в том успокоение. Она и теперь пыталась притвориться спокойной, его маленькая женщина.
Корзина стояла на столе, рядом с вазой, в которой умирали поздние астры. До нее всего-то два шага, она успеет вытащить отродье… и спрятаться на чердаке.
— Знаю, — ее пальцы задержались на щеке. — И хорошо. Если бы ты был человеком, ты бы умер.
— Гулял, — вполне миролюбиво ответил Альфред.
— Хорошо. Мне страшно, что ты могла бы не поверить…
Отпечаток был холодным, и холод от него просачивался внутрь Райдо, растекался по крови, очищая эту самую кровь. Боль и та отступила. А он, оказывается, забыл уже, как это хорошо, когда не больно.
А значит, Райдо ему нужен… чего ради нужен?
— Идем, — Райдо вел ее, держа за руку, и шагом быстрым, так, что приходилось почти бежать. Хорошо, когда бежишь, нет времени думать о… о всяком.
Слуг так и не наняла, неужели думает, что Райдо забудет? Или нет, не забудет, но вернется в прежнее свое существование, когда его мало что интересовало, помимо виски и боли.
— Пойдем есть, — сказал он, поднимаясь. — А потом ты мне почитаешь. Почитаешь, да? Мне младшенький писем прислал, а читать некому… Нат, конечно, умеет, но Нат — не то, ни эмоций, ни выразительности… …
Он всегда спрашивал разрешения, но никогда не навал себе труда дождаться его. Вот и сейчас переступил порог, привычно наклонившись — пес был слишком высок.
…и наверное, его вожак заступится, решит проблему… по-своему решит… Ниру вернут родителям, а Ната отошлют, быть может, за Перевал.
— Итак, у него есть сокровище, есть десяток, который это сокровище способен удержать…
У лжи острый аромат, но раньше Ийлэ его не ощущала.
— Ах вот в чем дело… вы не слышали, что жениться ночью — плохая примета? Нет? По-моему, жениться вообще следует в исключительных случаях, но…
Пускай бы упал и свернул себе шею, благо, тонкая, длинная.
В его руках тепло… уютно… это неправильно, чтобы вот так… но сегодня и сейчас Ийлэ забудет об этой неправильности. Она сочинит себе историю, в которой не было ни войны, ни ненависти, а был… кто?
Зато тот второй, который тенью держится за плечом Райдо, разглядывает Ниру пристально, с насмешкой, и от внимания его ей становится не по себе.
Жаль, не получилось досмотреть, как зеленый тугой шар его, напоенный силой, лопнул.
— Ничего, научится… и еще поползет… поползешь ведь?
— У меня кровь закипела, — второй рукой Райдо почесал нос. — Вот тварь и сварилась… я сам едва не сварился… думал, сдохну.
Он ведь и сам прекрасно прочел все по ранам.
Матушке бесполезно говорить, что выбор сделан.
Нат держался сзади, глядя на доктора с непонятным раздражением.
— По ночам уже прохладненько, но там шкуры есть… и одеяло… а печь разжигать не надо, дымить будет, еще внимание привлечет…
Райдо зажал темную прядь ее волос, от которых пахло уже не лесом, а той самой далекой весной. Когда-нибудь она случится…
Он протянул руку Ийлэ, помогая спуститься.
Сорвется или все-таки удержится на краю? Райдо на всякий случай снял запонки. И петлю шейного платка ослабил.
Правильно. Пускай ее боятся. Или не ее, но обмана.
Ийлэ вдруг ясно осознала, что этот странный человек не вызывает у нее ни отвращения, ни раздражения, ни страха.
Он в седле держался неумело, и костюм коричневый охотничий, сшитый исключительно потому, что в городке у любого приличного мужчины должен был быть охотничий костюм, сидел плохо. Доктор все время одер…
Думал он недолго, но выражение лица сделалось таким, что Нира едва не рассмеялась.
Впрочем, о войне Нат думать не любил, и осторожно двинулся дальше.
К корзине она приближается бочком, точно младенец этот способен ее обидеть. И за ручку берет двумя пальчиками…
Герой? Альфред никогда героем не был и не станет. Он любит использовать, что ситуации, что людей… и наверное, это тоже талант.
Наверное, тогда она, приехавшая ли в этот городок, родившаяся ли в нем, но верила, что в ее жизни все сложится иначе, не так, как у других. И работать шла, думая, что в любой момент остановится.
Он стоит здесь давно, как и зеркало, разрезанное пополам трещиной, и сломанный стул. Старой мебели здесь много. Она теснится. Цепляется друг за друга, создавая шаткие горы, готовые рухнуть от неостор…
— Никто. Только Нат. А Ната ты знаешь, он скорее умрет, чем проболтается о таком.
— Какое поразительное единодушие… — восхитился Альфред. А Нат порадовался, что эти двое все-таки находятся на безопасном для них расстоянии.
— Из шерстяной ткани сделан, не знаю, как она называется, но мягкой-мягкой была. И еще ему в голову мешочек с ароматными травами зашили, поэтому пах вкусно… я его очень любил. Обнимал и засыпал, как-…
Разрыв-цветок, одурманенный опиумом, не спешил подчиняться. Он тянул силу, и Ийлэ ничего не оставалось, кроме как отдавать ее в отчаянной попытке хоть так утолить голод.
У него всегда были истории, порой вычищенные, приукрашенные слегка, но она и об этом знала, и это ее знание тоже было частью вечернего ритуала.
— Меня… меня для них не существовало. Я была, и в то же время… внизу… держал.
Он и вправду надеялся обнаружить за дверью сундук с сокровищами?
— Ты просто не слышишь. Все в этом мире имеет свой запах. И паутина не исключение.
И что сказать? Слов не требуют, и Ийлэ молча занимает место за столом, впервые, пожалуй, радуясь тому, что стол этот столь огромен.
Это был не тот итог, на который Райдо рассчитывал.
Это Нира поняла уже давно, но она не думала, что бежать придется вот так быстро и еще зимой. Как-то по сугробам совсем не хотелось бегать… и ночь еще… ветра воют, а может и не ветра, но волки, которы…
От тряпок несло уборной, и запах этот, до того скрытый средь иных, обычных кухонных, вдруг стал резким. А Райдо подумал, что, наверное, ему мерещится… его предупреждали, что разум его, затуманенный б…
— На мудрые мысли потянуло? — она заставила себя дышать.
Ийлэ осторожно выбралась из убежища. Она обошла спящего пса, который во тьме выглядел темною бесформенною грудой. Ийлэ вслушивалась в хрипловатое его дыхание.
Особисты, конечно, проверяли ее после Брановой смерти, пусть и сами они не чаяли от него избавиться, а все свой. Но ничего-то не нашли, вот тебе ее и всучили.
— И я не закрою. Я здесь, рядом. С краю. Хорошо?
— Я пришел сюда много лет тому… я жизнь отдал, чтобы навести здесь порядок.
…или Бран, опьяненный кровью, перестарался?
— А когда вернулся, то выяснилось, что она его выкинула…
— Неужели? — хотелось сказать что-нибудь злое, обидное. — И с какой стати им о нас заботиться?
Не крысы, просто люди. Люди боятся. А разве сама Ийлэ не испытывала бы страха на их месте? Но она не на их месте, она на своем собственном. И дом принадлежит ей по праву… а она ему.
…а на кухню он спустился к ужасу Дайны и негодованию кухарки. И яичницу потребовал.
— Не тем ли, из-за которых на нынешних дорогах неспокойно? Ваша ведь банда.
— Надо же, какая встреча, — сказал шериф, сняв шляпу. — Своевременная… а я уж собирался кого-нибудь за вами послать…
От колбасы. От собственного нетерпения, которое заставило эту колбасу глотать, не пережевывая. И теперь она осела тяжелым комом в желудке, а сам этот желудок, давно отвыкший от нормальной еды, сводил…
Отцу бы понравилось. А для мамы — розы… никто и никогда не изменял розы, но осудить Ийлэ за нарушение закона будет некому. В нынешнем мире многое позволено.
Стучит, громыхает в груди, и звук его мешает потерять сознание.
В иное время Ийлэ, пожалуй, улыбнулась бы, до того забавен был человек с его смущением и неловкими вопросами.
Древо бронхов и мешки легких, которые с трудом растягивались, наполняясь воздухом. А потом ребра сходились и воздух выталкивали. Он поднимался, царапая гортань, и Райдо заходился кашлем.
— Итак, отбрасываем все вышесказанное, как несущественные детали, и остается одно, — пес посмотрел Мирре в глаза с неприкрытой насмешкой. — Я не хочу жениться. В принципе.
Ему ведь больно, и он устал от боли, от самой этой жизни, которая — война. И отвоевывать минуту за минутой, час за часом… на кой ляд? Напиться и уснуть.
А Ийлэ приняла, она забралась в кресло, к нему на колени, что было и вовсе немыслимо, но зато тепло и уютно.
…и мама возмущалась тем, что дом зарос грязью…
Розовым младенцем, который уже почти похож на обыкновенных розовых младенцев, разве что слишком тих и слаб пока, но это ведь временное. К весне отродье и вправду научится, что голову держать, что сид…
Он должен был лишь пропотеть… пропотеть и только.
У него всегда получалось хреново с памятью, а уж теперь, когда эта самая память здорово отравлена алкоголем…
И лето, до которого, как ему казалось, он не дотянет.
…и секретер этот, который оказался вовсе не секретером, но сейфом.
— То, что ты понимаешь или хотя бы пытаешься понять… так познакомишь?
Или в шею воткнуть, перервать артерию… его уже не спасут…
И платина, кажется, тоже. Эмали… и лаки по особому рецепту, который ушел вместе с отцом.
— Вы… вы не знаете… — она всхлипнула и о платочке вспомнила. — Вы… вы ничего не знаете.
И они все смешны со своими коварными планами, притязаниями и верой, будто оружие что-то да сделает. Нет, убивать Райдо не собирался.
В его мысли тоже было бы интересно заглянуть. Но потом, позже.
И замерла, когда тяжелая ладонь Райдо скользнула по спине.
И Райдо ждет. И этот, внизу… серый костюм. Серое лицо.
Его Ийлэ разглядывала долго, но вынуждена была признать, что совершенно не помнит. Да и выглядел браслет печально. Заросший пылью, потускневший, он явно находился в тайнике не один год, если не сказа…
— Поверь, ты бы оценил, если бы… — она горестно вздохнула, верно, тем самым выражая досаду на обстоятельства, которые столь коварным образом лишили ее стратегического преимущества собственной красоты.
Вот Ийлэ в чужие мысли заглядывать бы не хотела, и без них хватает грязи.
…она ушла прошлой зимой, и отец лично отвез ее на станцию.
— Нет, — он покачал головой. — Не найдут. Я уеду. Я и Нира… Нира хорошая девочка…
Кукольный стол, который папа привез с ярмарки… скатерть шила мама… стулья… и к каждому — чехол, который сзади завязывался кокетливым бантиком… посуда… чайник, помнится, она еще тогда в саду потеряла.…
— Она глупая, — теперь, когда на чердаке вновь было пусто, Ийлэ могла говорить. — Она меня боитс-с-ся… почему?
— Да, да, найо Тамико, — Ийлэ в очередной раз вернула медведя на место. — Умерла. Прямо как ваш дорогой Черныш… хотя, что это я… он ведь от старости издох, а маму убили. Горло перерезали. Представляе…
И четырехлистный клевер, одновременно простой изящный и умопомрачительно красивый…
— Но не буду лгать, называя себя твоим другом, — Видгар покачал головой, будто сам удивляясь, что такая нелепая мысль вообще пришла в его голову. — Я предпочел бы, чтобы тебя не было вовсе… это избав…
А на раны затягиваются озерцами живого железа. И это хорошо, только рано…
— Райдо! — голос Ната сорвался. — Ты живой!
— Обедает, — ответил Райдо. — Собирается отобедать, если, конечно, нас сегодня вообще обедом порадуют… так как, Дайна? Порадуют?
Городок по весне переменился, но отнюдь не в лучшую сторону. Развезло обочины, и потеки грязи расползлись по мостовой, эту самую мостовую скрыв.
Отец Брана, Видгар из рода Высокой меди, был силен, и возраст силы этой не убавил. Пожалуй, что в иные времена Райдо имел бы шанс управиться, но не теперь…
Доктор нервно трет стеклышки очков, глядя исключительно на них, словно бы в данный момент времени нет у него иных, более важных дел. И стеклышки эти поскрипывают, того и гляди выскользнут из оправы…
…Нира сказала, что кольцо отобрали… и это неправильно, Нат ведь ей подарил… и потом, когда заберет Ниру к себе, он потребует, чтобы кольцо вернули.
Окончательно получилось успокоиться лишь в комнате Райдо, который все-таки уснул. И кажется, сон его был спокоен. Ийлэ присела рядом и просто сидела.
Но с другой стороны ей нравилось наблюдать за тем, как постепенно появляется рисунок.
Он приоткрыл окно, втянул ледяной воздух, на котором, точно на выбеленном полотне, проступали нити запахов.
— Пока ты здесь. Сейчас. А что будет потом? Весной? Я выживу…
…дверь открылась беззвучно, но Райдо услышал.
— Найо Арманди, — он позволил Мирре подать чай, и подушечку, которую торжественно принесла Дайна, передав доктору, тот — супруге, а супруга вручила Мирре. — Скажите… каким был дом раньше?
Тошнота отступала, оставив кисловатый привкус желудочного сока во рту, и стереть бы его, но чем… снегом?
— Ну да, — кажется, на сей счет у Гарма было собственное мнение. — Ты взрослый, я забыл.
— Да, — выдохнула она. — Боюсь. Я… я почему-то всего боюсь… и это пройдет, наверное, но не сейчас… я понимаю, что они не тронут меня, что ты запретил, только… мы вместе пойдем. Сейчас. Ладно? И я мог…
Так легко кружится… Ийлэ рядом с мамой чувствует себя отвратительно неуклюжей. О нет, она вовсе не завидует, она просто…
— Здесь, — с удовлетворением отметила Дайна и волосы поправила.
— Ждать было скучно, вот они и развлекались, как умели… развлекались, развлекались… доразвлекались… что-то пошло не так…
— Ничего, — Ийлэ покачала головой. — Я буду знать, что они здесь… и розы будут… розы будут в этом году красивыми.
…имя действительно стоит выбрать, раз уж отродье будет жить.
— Он опять его гоняет, — Нира обжилась в доме и наверное в этом не было ничего плохого, напротив, Ийлэ больше не оставляли одну, но Нира — это не Райдо.
…главное, ночной горшок не задеть, а то грохоту будет…
— Если это все, — Райдо прошелся по кабинету, краем глаза следя и за шерифом, и за собственным отражением в стеклянных дверцах шкафов. — То могу я забрать Ната?
Или правда? Сумерки ведь, прозрачные и легкие, многозвездные. Такие обещают скорое тепло. И хорошо, розам понравится.
…с кольцом Мирра точно расставаться не захочет. И вообще, будет скандал…
— Хрен его знает… сколько бы ни было, готов на хвост поспорить, что стало меньше…
Он не будет смеяться. И спрашивать, в чем дело, не станет. Посмотрит с жалостью, но Ийлэ не готова принять от него жалость.
Ничего. До дома осталось не так уж далеко и… Нира натянула поводья.
Видгар держал малышку бережно, и та не протестовала, но разглядывала уже его и шлепала губами, точно пыталась сказать что-то донельзя важное.
Она по-прежнему выбирала те комнаты, окна которых выходили во двор и смотрела, уже не бледнея, почти спокойно, и лишь яркие пятна на щеках выдавали волнение.
Спина эта была такой широкой… надежно широкой…
Ийлэ… она задержалась в доме лишь потому… чтобы помыться… она ведь не мылась целую вечность и воняет от нее зверски, и если еще одежду сменить на чистую, пусть старую, но не влажную, не заросшую гряз…
— Быть может, все-таки подумаете… Мирра — хорошая девочка…
— Стол тут и стоял, — Нат ушел от темы, которая была для него неприятна, и присел на корточки у стола, ковырнул когтем паркет, которому и без того досталось. Наклонился. Понюхал. — Точно. От него еще…
И Райдо, точнее тот, кто стал им, поет для нее…
Весной она уйдет, правда, пока еще не знает, куда именно, но ведь есть еще время подумать… до весны далеко, а до тайной комнаты — два шага.
— Но… — матушка беспомощно огляделась. Она чувствовала, что в своем праве, вот только поддержать это право никто не спешил. — Что нам делать?
Чем больше Райдо смотрел на человека, тем сильней тот не нравился. А предложение Ната сломать гостю челюсть уже не казалось таким уж нелепым.
— Ничего, дорогая, — отец поцеловал и, прижав к себе, стоял долго. — Ничего… просто нервы… война…
И самоуверенность, которая выйдет ей боком.
— Ладонями вверх. И откиньтесь немного… вам ведь неудобно сидеть.
Нат отвел глаза. Почему-то ему было стыдно.
…грачи прилетали ранней весной, еще лежал снег, пусть и старый, свалявшийся, в прорехах-проталинах. Грачи облепляли старые березы и громко перекрикивались хриплыми голосами. Они садились на землю, на…
— Шериф расскажет, — Альфред поднял воротник. — Кажется, снова метет. В это время года снежные бури случаются частенько. Вам, наверное, непривычно.
Его женщина спала, обняв подушку. Она обхватила ее и руками, и ногами, и во сне вздыхала, а еще улыбалась. И видеть ее улыбку было… странно.
— Если все в порядке, то я вернусь. И если не в порядке, тоже вернусь. В любом случае вернусь, мне ведь от тебя деваться некуда… значит, надо лишь подождать. Я понимаю, что ждать тебе сложно, но… ина…
— Точно. Выгоню. Всех выгоню и один останусь… ну, с тобой то есть… и с Броннуин…
Он уже видел опушку леса и тонкие белые хлысты березок, в гривах которых проклюнулась характерная желтизна увядания.
— Понял я, понял… можно, я твою куртку возьму? А то ведь околею, простыну, Райдо ругаться будет…
Нет, я-то те послания читать не сподобился, однако же ж большого ума не надобно, чтоб понять, чего эта скотина старая добивается. Ежели райгрэ простит и запрет свой снимет, то папаша Бранов первым же…
И останавливается у кресла, которое занимала женщина в сером. Ийлэ проводит по спинке кресла пальцами, а потом долго их обнюхивает.
Ей никогда не позволяли лежать на полу, это некрасиво и неправильно.
— Он умер, девочка… совсем умер… а если бы вдруг остался жив, я бы убил его.
— Но я должен знать, что случилось в тот день, чтобы защитить вас. Понимаешь?
Зачем он смотрит на нее и так, что становится под этим взглядом неуютно. Ийлэ вспоминает, что вновь потеряла туфли. Сняла где-то, кажется, в Лавандовой гостиной, в которой не осталось ничего лавандов…
— Ну… ты, пожалуй, останешься здесь. И я с тобой.
Кислый, болезни. Сладкий — мяса. Женский, цветочный… хищный мужской… Райдо помнил, что эти запахи принадлежали тем, кого он знал, но имена ускользали.
— Нат! — Райдо сумел открыть рот, но этим именем подавился, а может, не именем, но рвотой. Рвало кусками и красным месивом, от которого исходил характерный запах крови.
Его мягкий вкрадчивый голос заставлял Ната пригибаться, а иглы на спине сами дыбом поднимались.
Садовые. Чайные, с толстыми, словно навощенными стеблями, с листьями глянцевыми темно-зелеными, как то треклятое платье, которое присвоила Дайна, с тугими бутонами, раскрывавшимися как-то сразу…
— Не я один, — согласился он. — На любое волшебство охотники найдутся…
— И что вы предлагаете? — пес скрестил руки на груди, наблюдая за гостем.
— Я понимаю, что у тебя нет причин доверять мне… мы воевали… но если ты здесь, то это не потому, что тебе захотелось забраться в чужой дом.
Ей есть за что ненавидеть, но быть может когда-нибудь у Райдо получится управиться с этой ее ненавистью… к чему она?
И волосы рыжие, которые вьются. Нат тайком мечтает прядку вытянуть и на палец намотать… и понюхать, волосы-то пахнут по-особенному, иначе чем кожа.
— Там работный дом, — шериф остановился, указав на очередное черное строение, ничем-то среди иных не выделявшееся. — После войны много сирот стало… вот и учат…
Она оставила кукол, и кувшин убрала, и в короб, в котором еще оставалось множество вещей, больше не заглядывала. Но на четвереньках отползла к теплой печной трубе и легла рядом с корзиной. Ийлэ не сп…
Обед в молчании. Дайна подает, она все еще обижена, пожалуй, полагая, что именно ей должен принадлежать и стол этот, и сама усадьба.
Честен. У лжи острый запах, пусть люди и отрицают его существование.
— Дом был чудесным! Мы сюда часто приезжали… найо Лаэри устраивала чаепития… и еще музыкальные вечера…
От стола до нее два шага, и Ийлэ замирает, прекращая жевать, хотя у нее много еще осталось, и хлеба, и мяса, и даже яблока…
Она гладила руку, и капли тянулись за ней.
Он же хотел сказать, что не безумен. В его роду уже лет триста как не отмечали случаев безумия, не успел. Дверцы шкафа закрылись.
Его вдруг стало так много, что Ийлэ не знала, куда девать. Она ждала. Отсчитывала про себя секунды, потому что наедине с собой, в тишине, сходила с ума.
— Буря, — Виктор приоткрыл полотняную завесу гардин.
Белое платье. Фата. Венок из белых цветов. Невеста походила на фарфоровую куклу, бледную, хрупкую…
…ее положение никогда ее не устраивало, а никто не замечал. И матушка пеняла, что Ийлэ ведет себя недостаточно любезно…
— Простите, — Ийлэ сдула прах грибов с ладони. Раскаяние было запоздалым, мучительным. Что стоило ей занять немного силы?
Потому что она должна рассказать о том дне. И о часах, пожалуй, которые держат на платиновой цепочке. Покачиваются. И новый их хозяин постукивает по циферблату ногтем.
И Джон, поддавшись любопытству, встал, вытянул шею, пытаясь разглядеть, что же такого было в футляре. Прогонять его не стали.
Ручка обмотана золотистым шнуром, и отец время от времени наклоняется, касается его…
— Мирра! — на окрик отца Мирра лишь плечом дернула. Она сделала то, что от нее требовали. И если Нире так уж нужно это колечко, то подберет.
— Она красива, — мама не желает отступать.
…хотя нет, не порежется. Нат с ножом управляется куда лучше, чем с уборкой. Но альву он слушает. И взгляд от двери отводит, и почти расслабляется, почти верит, что опасности нет…
— Бывает, — согласился Райдо. — Но ведь наступила же?
Здешняя зима была мягкой и сладкой, с пушистым снегом, который и на снег-то не походил — так, белый пух распотрошенных облаков. Небо синее. Солнце желтое, яркое до того, что Райдо щурится, прикрывая …
Он сумел подняться беззвучно, и стало быть, даже дом боялся его.
Кухарки, которая осталась при доме, заняв крохотную каморку на третьем этаже.
Она избавилась от одежды, и нагота ее не выглядела чем-то неприличным, напротив, в глубине души Райдо понимал, что именно так — правильно.
Белые глаза. Красные нити капилляров. Зрачки сужены. И Райдо смотрит на доктора, но не видит.
А что за Райдо помимо краденого поместья? И ладно, не сам он украл, получил в подарок, но от этого не легче. И глядя на него, Ийлэ будет думать…
Шерифу и вправду было жаль, поскольку простой вариант решения проблемы — а она, шериф был уверен — никуда не денется, отпадал.
— Не такого уж младенца, — возразил Райдо, который к этому воспитанию относился с полным равнодушием. — Нат довольно взрослый. И считает себя опытным. А это опасно.
И Райдо запивает тосты чаем. Молчит. Все молчат, но в этом молчании по-своему уютно. И слышен, что дождь, что шелест ветра…
Уточнять, что тех сокровищ — полторы бутылки виски и почти новые носки, которые Райдо хранил на всякий случай — он не стал.
— Ну же, — обманчиво ласковый голос. — Посмотри мне в глаза…
Всадника он встретил у самой реки. И тот вскинул руку, приветствуя Райдо.
И после ухода волков оказалась в полном одиночестве. Впрочем, тогда одиночество ее не тяготило. Ведь было лето… почему она не думала, что лето когда-нибудь да закончится?
Жить… как-нибудь, ведь протянула же она и весну, и лето… и осень, два месяца из трех. Это много…
— Твой отец проговорился о сокровищах, и она решила, что может тоже поискать… что пусть дом достанется Мирре, и тогда по закону… а шериф подыграл. Он хитрый. Если бы Райдо на Мирре женился, ему было …
— Мне порой хочется взять ремня и выпороть.
— Нет, — Ийлэ коснулась крыльев бабочки, теплых, как и ладонь Ниры. — Я ее отдала. И… и я не хочу вспоминать. Хорошо?
Дайна утащила? Псы? Или кто-то иной, из тех, кто притворялся другом… быть может, сама эта шкатулка исчезла еще до войны, чего гадать?
Зачем ушел? Пока Ийлэ разговаривала, ей было легче… она бы еще поговорила… и быть может, сумела бы дверь открыть.
— Послушай, это скоро закончится и тогда…
Просыпалось, снова ело жирное козье молоко, а наевшись до белых пузырей на губах, засыпало. Ийлэ не знала, нормально ли это, но… оно хотя бы перестало умирать.
— Бран, — она побелела, произнося это имя.
— Это из-за меня, да? Из-за того, что я сказала… я ведь не хотела…
— Но я рада буду помочь вам во всем… — Маргарет огляделась.
— Устал, — согласился Райдо. — Набегался так, что ноги отвалятся. И спина ноет. Старость, она безрадостная…
Старый стол. Старое кресло, обивка которого потерлась и покрылась кракелюрой мелких трещин. Они наверняка помнят старого хозяина, но жаль, что не расскажут о нем.
Ийлэ ждет, глядя прямо, не с вызовом, но… пальцы впились в подлокотники, добела, до боли. И ей страшно. Чего она боится? Того, что Райдо ответит отказом?
А бубенцы норовит оторвать, но те держатся прочно.
— По-твоему… ты просто не замечала, как он на тебя пялился… стоило тебе появиться, как он мигом забывал обо всех сокровищах… а у меня, между прочим, нервы слабые… я старый и больной. И волноваться не…
Поджатые губы. Некрасивая ямка на подбородке. Глаза прищурены. И взгляд такой, что Райдо неуютно. Кажется, ему не следовало затрагивать эту тему.
Вставали поутру, порой и до рассвета, умывались ледяной водой, ревниво поглядывая друг на друга, и это молчаливое соперничество было забавно.
И она полежит минуточку, дух переводя… все равно ведь в комнате нет никого… не увидят… не подумают… Ийлэ не успела понять, что именно не подумают, она не собиралась закрывать глаза, но веки сами отяж…
— Я буду здесь, — он протянул руку. — Это просто память…
— Потом… потом уже… она заняла мамину комнату… и водила туда…
— Только если очень… я спрячусь. Здесь есть кладовая. В ней раньше дрова и… мы будем тихо сидеть… мы… сумеем тихо…
А ранка на губе зарастает. И эта ее неловкая улыбка, которая настоящая, стоит многого. Наверное, когда-нибудь Ийлэ вновь научиться улыбаться.
— Тише, — одними губами произнес Райдо, когда Броннуин завозилась в корзине. И подхватив ее на руки, поднял. — Она устала. Пусть поспит. Тогда добрее станет. Поверь моему опыту, выспавшийся человек н…
Лестница ей была не нужна. Ийлэ добиралась до дубовой двери и вновь останавливалась, прислушиваясь к тому, что происходит за этой дверью, трогала ручку. Толкала дверь. И замирала, ожидая окрика…
И мостовая… и аккуратный тротуар, вымощенный квадратной плиткой. И дома… и витрины магазинов, за которыми прячутся тени-манекены.
Ветер пел про то, что тучи отяжелели, что ползут они медленно и все еще голодны, пьют, тянут потоки сырого воздуха, сворачивают в клубки черной пряжи…
…клинок… и крови много, запах ее заглушает иные, становится душным…
— Ты пытаешься шутить, — констатировал Райдо и поцеловал, правда, в висок и как-то не так, как в прошлый раз. Нежно?
— И мне, — каждое слово было слышно так, словно собеседники находились совсем рядом. И Нат слушал, затаив дыхание. — Я всегда рад свести полезное знакомство…
— Не сейчас. Он пока сыграет на моей стороне… мне понадобится надежный свидетель из ваших…
И снова боялась потеряться… город чужой, не улицами, людьми, словно Ийлэ каким-то удивительным способом попала на изнанку его.
Вот только правда пугает. Ийлэ к ней не готова.
Райдо развернул каталог и ткнул наугад, и на хорошеньком личике Мирры мелькнула тень…
— Согласись, дорогая, что опрометчивое поведение того юноши нанесло непоправимый ущерб твоей репутации, — тетушка покачала головой, выражая тем самым высшую степень неодобрение.
Талбот убедился в этом, когда попробовал действовать обычными своими методами. Конечно, если бы сохранилась внешняя панель, было бы проще, но… но и не так интересно.
— Я полежу… и пройдет… к утру пройдет… я не люблю опий, от него голова тяжелая, думать не могу вообще.
— Талбот назвал имя твоего отца… и ты смутилась. Тебе ведь непривычно было называться им?
— Тут ее нашли, — шериф указал на кучу мусора. — В углу лежала…
Только жаль, что Бран издох… и вдвойне жаль, что издох быстро.
Перебирает пальцы его, будто играет на причудливом клавесине с огромными горячими клавишами. И музыка не слышна никому, но так и должно быть.
Или не в грозе дело, но в том, что зубы режутся?
— Рано еще, а ты уже вскочила, — Райдо провел пальцем по ее шее. — Что-то случилось?
Он ведь проснется… и выживет, конечно, выживет, потому что сейчас ему ничего не угрожает… и будет жить… нет, они вместе будут жить долго и счастливо.
— Нормально. Грустная только. Но больше его не боится. И меня не боится. А мне не хочется ее убить. Я альвов ненавижу, — на всякий случай счел нужным пояснить Нат. — Других. Не ее.
Надо будет зайти, но потом. Сначала — дело.
— Не мне судить, — миролюбиво заметил Райдо. — Может и умнее. Я вот никогда умником не был… ты, пожалуй, первым понял, что без Ийлэ до сокровищ не добраться. Нет, ты не думаешь, что она знает, где кл…
Живое железо побежало по щекам, и Нат поспешил стереть серебристые дорожки его, стыдясь этакого проявления эмоций. Он себя контролирует!
Ийлэ сжала подвеску в руке, понимая, что расстаться с нею не сможет.
— Сволочь. И пытается. Но я предлагаю ей честную сделку. А вы…
— И мешок свой брось. Если хочешь уйти, уходи так, как пришла, — жестко добавил пес.
Он ушел, и Ийлэ испытала странное желание пойти за ним. Вдруг стало страшно, и страх этот был иррационален.
— Что? — этого Ийлэ не была готова услышать.
Дом Ийлэ увидела не сразу, настолько тот сроднился с лесом. Врос в землю, зарос толстым мхом, в котором протянулись бледные нити грибницы. Они прошивали старые бревна, цепляясь за них и одновременно …
— А она взяла и… думал уж, что с концами. Ан нет, вернулась, потаскушка… я ж тебе предлагал отдать по-хорошему. И не только я…
— Я здесь! — ее голос тонет в громовых раскатах. — Я здесь и вижу вас!
Альва шла, держась стены, двигаясь бесшумно. И выглядела настороженной.
— Ты никто, — Дайна провела пальцами по красному лицу. — Слышишь? Ты никто… и сдохнешь скоро… сначала твое отродье, потом ты…
Мирра улыбнулась: все будет так, как хочет матушка… почти так… она даже поверит, что план этот сочинила сама…
— И естественно, на ее репутации не должно быть пятен… — Альфред отступил, и Мирра едва удержалась, чтобы не обернуться. Всякий раз, когда он так делал, ей начинало казаться, что ее бросят. — И если …
Нат ведь не специально! Он и надевал на тренировки те, которые поплоше, а они все равно страдали… и Нира штопала.
Он заставил себя дышать, и руку сунул в рот, прокусил. Стало легче.
— Поручила? Скорее подсказала… понадеялась, что ваши будут благодарны… Дик просто отправил оптограмму…
Он смотрел снизу вверх, со страхом… и надеждой?
Летом — непременный светлый лен, который мнется и это отца раздражает, но лен уместен в жару.
— А то, — он широко оскалился, и из носа поползли кровяные дорожки. Подбородок тоже был в крови, отчего улыбка его гляделась жуткой.
Он постелил для Ийлэ дорожку из солнечного света, а чужаки… чужаки ничего не заметят. Их пока еще слишком мало.
Речушка есть, близко, в низине, манит запахом воды, синим зеркалом ее, близостью обманчивой, легкостью… чего проще — окунуться.
— Нат… спасибо. Без тебя мне было бы непросто.
— Нат, мать твою… сюда иди… завтракать будем.
Правильно. Они не станут разговаривать в присутствии Ийлэ.
Сам по себе он компромиссы ненавидел, втайне презирая себя за нынешний визит, и за разговор этот, избежать которого не выйдет, и за то, что разговор — Йен видел это — лишен смысла.
— Замечательно! — Альфред протянул руку. — Тогда будем считать, что мы договорились… идемте… к слову, жениха с невестой дождемся или так?
— Потому что было плохо, когда ты не приходила…
Он хмыкнул и перехватил отродье левой рукой, поднял за ноги.
— Сам, — поморщилась Мирра, потирая плечо. Неподъемным он оказался. Неповоротливым.
— Ну… — Нат осклабился. — Вы вполне можете отказаться.
Снова пятна, уже под грудью, расплывшейся, размазавшейся по этому телу.
…Ийлэ тоже не знает всей правды, но и того, что знает, хватит, чтобы испортить игру.
…еще одна деталь. Сколько их было, потерянных памятью секунд и слов, которые возвращались, причиняя почти физическую боль?
И Нат, набросив на плечи меховое одеяло, нес малышку, которая успокоилась. Ийлэ шла сама. Почти сама. Она вцепилась в руку пса, и наверное, ему было больно, но разжать пальцы было выше ее сил. Судоро…
Нет его, крадущегося, безымянного, но опасного. А есть Райдо…
Дамы в роскошных нарядах… Ийлэ придумывала им имена и сочиняла свою историю, каждый раз новую. Но в тех ее историях было мало правды.
…и главное, что от Виктора никакой помощи, только и способен, что вздыхать. Но ничего, Маргарет справится, всю жизнь справлялась же…
— Будь добра, сходи на кухню… попроси молока… кипяченого молока с медом…
Она вновь ходила по комнате, уже с чаем в руках, от полки к полке, не останавливаясь, глядя под ноги, точно опасаясь, что на ковре останутся следы.
— А здесь? — Райдо остановился у очередной витрины. — Поглянь, какое платье нарядное. Тебе пойдет.
Она сидела одна за огромным столом, притворяясь, будто бы все хорошо. И завтрак тянулся, громко тикали старые часы, отсчитывая минуту за минутой.
— Нда, — кувшин Райдо сунул под стол, подозревая, что ни экономка, ни кухарка этакому его самоуправству не обрадуются.
— Потому что ты ему не нужна, и он скоро это поймет, — Ийлэ обняла себя.
— Почитаешь? — спросил Райдо, протягивая те, которые от младшенького. И альва кивнула.
Нат насупился, впрочем, надолго его не хватило. Привстав на стременах, он оглянулся, убеждаясь, что коляска никуда не исчезла, равно как и охрана.
— Ийлэ, вспомни, в тот день, когда случился пожар…
Его настроение менялось быстро, как песок под южным ветром.
— Ничего, — близость человека больше не смущала.
Все еще холодная. А он утверждает, что в комнате жарко, и прав, конечно, жарко. Натопили так, что дышится с трудом, только ему тепло нужно, чтобы отогреться.
— Проникся, — взгляд у него был лукавый. — Еще как проникся… мне, дорогая моя кузина, надлежит быть набожным и проникнутым всеми мыслимыми добродетелями…
У Ийлэ зеленые, а у отродья — серые, светлые.
— Как когда… — она переступила с ноги на ногу, с сожалением подумав, что туфли остались в коридоре. Пол в комнате был деревянным и холодным.
Это ведь не полный оборот, если только когти… а значит, можно… значит, если последствия и будут, то незначительные… он потерпит.
Чего? Того, что Нира признает его правоту? Этого не будет, потому как…
…у Ийлэ ведь получались пейзажи, а люди — не очень. Но она постарается, очень постарается…
…и наверное, это неспроста. Ей нужно было, чтобы Ийлэ ушла из дому.