Лицо женщины менялось. Оно было очень выразительным, это лицо. Прехорошеньким. Она сама, почтенная вдова двадцати двух лет отроду, была прехорошенькой, круглой и мягкой, уютной, что пуховая подушка. И пожалуй, не отказалась бы, ежели бы у Райдо появилось желание на эту подушку прилечь.
Она лежала, обнимая Нани, гладила мягкие ее волосы, вдыхала кисловато-молочный запах, удивляясь тому, что и ее, и запаха этого могло бы не быть, если…
Дальше лгать не имело смысла, да и он просил говорить правду. Ему — можно.
Его жеребец медленно ступал по тропинке, и Альфред продолжал говорить, что о приличиях, что о женщинах, о крокусах и ветренице, кажется, тоже. А еще о весеннем бале, который предстояло провести в ратуше, и Мирра с ног сбилась, готовясь к балу.
Живое железо — это хороший предлог прикоснуться.
Райдо упал на землю, покатился по скользкой грязи. И свитер тотчас пропитался ледяной водой. Холод отрезвил, пусть и ненадолго.