Все цитаты из книги «Мумия»
— Нет, — голос у Толика стал совсем слабый. — И ты… ты не ходи…
— А неужели детских песен никаких не поете? Я вот помню, мы пели… нет, забыл… берите конфеты, берите! Забыл песню…
Класс построили попарно и повели к дверям в большом доме. У дверей стояли часовые в высоких шлемах. Они взяли «на караул» и не шевельнулись ни одним мускулом, пока класс проходил мимо них. По ту стор…
— Тебя одного и ждем, — сказала Галя Карповна. — Сорок человек тебя ждут!
Там было полутемно, стоял большой письменный стол, книжные шкафы, диван, несколько кресел. За столом сидел человек и что-то писал, макая перо в чернильницу. На входящих он не смотрел. Наконец, все во…
— Я тебе покажу — красивая! Шелковая веревочка с семью сионскими узелками! Ты хоть знаешь, что это такое?
— Сейчас… — мама налила из чайника воды в стакан, поднесла Руське ко рту. Руська жадно выпил.
Руська молча обогнул ее с наветренной стороны и двинулся по проходу, ища место. Ничего нового он услышать не надеялся.
Их долго-долго водили по Кремлю, показывая все, что там было. Возле Глав-колокола Толик потерялся, но его нашли и вернули. Потом экскурсовод рассказывал много интересного про Глав-пушку. Глав-пушку о…
— Ах, чего только не говорят люди в ссоре! — вздохнула тетка. — Никогда не ругайтесь, дети. А вам, учительница, я советую уделить особое внимание этому мальчику. Может быть, имеет смысл показать его …
Ха! Возле школы уже стоял автобус, и Галя Карповна махала рукой из двери. Класс плющил носы о стекла.
— Так мы договорились? — одними губами спросил Толик.
— А Машеньку в больницу забрали, — сказала тетя Люба. — Так ей плохо было, так плохо…
Они сели играть, и отец проиграл четыре партии подряд.
Мама помогла ему промыть руку, перевязала чистой тряпочкой.
— Да ладно тебе, — Руська не понимал, из-за чего, собственно, расстройство. — Ты мне лучше дай какую-нибудь деньгу, я там в буфете чего-нибудь посмотрю…
— Владимир Ильич! — медово заговорила тетка. — Гости к вам, школьники, отличники!
— О чем вы тут шепчетесь? — возникла рядом Галя Карповна. — Я миллион раз говорила, что шептаться нельзя, хочешь что-нибудь сказать — скажи громко, при всех.
— Объяснять будешь директору, — сказала Галя Карповна. — Так, нет Полубояринова, он болеет, и нет Стеллы Мендельсон… — Галя Карповна поджала губки. — Водитель, поехали!
— А можно я спрошу? — раздался чей-то голос. Руська скосил глаза: это был Венька Степанов, на вид — тихий очкарик…
— Да обойдется, конечно… я, что ли, сомневаюсь…
— Революционные, Владимир Ильич! — у Машки от натуги сорвался голос. — И про нашу любимую партию!
— Он у нас герой, — сказал отец. — Он у нас выносливый…
Тетка еще поворчала для порядка и куда-то ушла, унося запрещенный предмет, и никто не догадался, что веревочка эта отвела взгляд обезьянки от Руськиного свитера…
— Не знаю. В театр да и в театр. Какая разница?
— Ну, хочешь, я схожу? — предложил Руська.
— Садись, — сказала Машка. — Она все равно не придет.
— Я твоя мама! Ах, боже ж ты мой, вот несчастье, вот несчастье…
Ильич сел, каким-то птичьим движением достал из ящика стола огромную коробку конфет, опять хитро прищурился.
— Степанов! — предостерегающе гаркнула Галя Карповна, но было поздно…
— Учительница! — воззвала тетка, потрясая рукой с веревочкой — она держала ее двумя пальцами, брезгливо, будто это был глист. — Учительница! Почему ваши дети не знают самого элементарного?
Он при этом сложил крестом пальцы левой руки. Это подействовало и гром не поразил Руську.
— Разве это боль, — сказал отец странным голосом. — Это не боль…
— Спроси, мальчик, — благодушно сказала тетка. Не знала она, кто такой Венька.
— Передохнули? — спросила тетка с длинным носом. — Прошу в столовую. Вам будет дан обед из трех блюд, кто захочет добавки, может попросить официантку.
Это уже было настолько ни к селу, ни к городу, что Руська перестал сопротивляться — даже мысленно — и натянул «секретный» свитер. Секретным свитер был потому, что в него мама ввязала сплетенный косиц…
— Сам увидишь… да никто и не боится… а так… я не знаю. Я правда не знаю. Водят, все показывают… Глав-пушку, Глав-колокол… картины разные, сабли, пистолеты старинные… ну и это…
— Он колючий, — запротестовал Руська. — И жаркий.
— Не опаздываю же, — резонно возразил Руська.
— Желание поговорить с народом у меня всегда есть, — сообщил он. — Да вы угощайтесь, не стесняйтесь. Интересно стало в школе учиться?
Пришел отец, сказал, что рану почистили, положили мазь и дали освобождение до конца недели.
— Давай поворожу, — сказала мама. — Кровь остановлю, да и заживет скорее.
— Господи, — сказала мама. — Добытчик ты наш…
— Пойдемте, дети, — сказала другая тетка, чем-то похожая на предыдущую, хотя и совершенно не такая: худая, с длинным носом. — Не шумите, не галдите, не задавайте вопросов сами. Ильич будет спрашивать…
Она ушла. Отец налил себе чаю в новый стакан. Сквозь повязку проступило яркое пятно.
— Я опять опоздал? — удивился Толик. — Ну никак не могу к этим трамваям приспособиться.
— А вот это — на шею, — сказала мама и завязала на семь узлов шелковую веревочку. — Будут отбирать — отдай. И говори, что нашел.
— Большой ты, большой, — сказала мама. — Потому и говорю. С малого какой спрос…
— А теперь пойдемте — Ильич ждет вас, — сказал экскурсовод с широкой неподвижной улыбкой.
— Какие красавцы! — сказала она, разглядывая класс. — Наше будущее! Поезжайте, водитель…
— У меня — вот… — сказала Машка, протягивая кусочек янтаря.
— Вы что, поссорились? — спросил он, приглядываясь к зареванным лицам Руськи и мамы.
— Нет, все в порядке, — сказал Руська. — В шашки еще сыграем?
— Хочешь на работу меня завтра выгнать? Шучу, шучу. Руська, что ты?..
— Ну что ты, мальчик, — сказала она медовым голосом. — Надежда Константиновна скончалась от пневмонии, и все очень горевали о ней, и Ильич — больше всех… А почему ты спросил? Тебе кто-то говорил об э…
— Пойду я, — сказала тетя Люба. — Хорошо с вами…
— Опять шепчетесь? — налетела Галя Карповна. — Я сколько раз говорила: шептаться нельзя! Хочешь что-нибудь сказать — встань и скажи громко! Повилихин, а кто это тебе разрешил пересаживаться? Сядь нем…
Руська оглянулся, но никого в коридоре уже не было.
— Ну да, я же говорю — весной, еще когда в той школе…
— Культурная задача не может быть решена так быстро, как задачи политические или военные, — сильно картавя, сказал он. На слушателей он смотрел так, будто сам стоял на трибуне, а они — у его ног. — М…
— Ксива есть? Ксивы нет. До свидания, — пробормотал он негромко, но так, чтобы его услышали. Машка Позднякова, соседка по двору и по алфавиту, фыркнула.
— Держи меня… — прошептал Толик и повис на Руське. Руська вцепился Толику в ремень, оглянулся — кто поможет? Галя Карповна была далеко. Подоспел Ромка Жариков, вдвоем с Руськой они подхватили Толика …
— Простите, — сказала она. — В школу поступает список предметов, запрещенных к ношению. Насколько я знаю, этого предмета там нет. Поэтому претензии могут быть предъявлены к наблюдающим инстанциям, но…
— Русланчик, — спросила тетя Люба, — как ты себя чувуствуешь?
Горбун медленно шел вдоль выстроившегося класса, что-то шепча и прихихикивая. Он дошел до Руськи и вдруг остановился, будто принюхиваясь. Со слабым хрустом, слышным так, как если бы ломался лед на ре…
Когда автобус пересекал Красный Круг, Руська вдруг озяб. Он покосился на Машку: у Машки дрожали губы. Ни фига себе… Автобус свернул направо, и Руська увидел Кремль — во всей его красе: красные с золо…
— Правду говорю… клянусь… Лениным клянусь… — прошептал Руська.
— Все, дети, — сказала она. — Время Владимира Ильича очень дорого для страны и для всех нас, попрощаемся с ним, до свидания, Владимир Ильич!
— Эт-то что? — грозно нависла над ним тетка. — Это что, я тебя спрашиваю?
Все стали подходить и брать конфеты. Руська тоже подошел и взял. Конфеты были необыкновенно вкусные, он проглотил обе в один миг и вдруг услышал, как за спиной вздохнул — нет, протяжно всхлипнул Толи…
Оладьи, понятно, подгорели. Впрочем, Руська именно такие и любил, но мама почему-то всегда старалась делать бледные, мягкие. Оладьи он запил большой кружкой приторного морковного чая.
— Мама, — сказал Руська. — А знаешь, я там подумал, чтобы он показал «козу» — и он показал…
— Мама! — позвал он. — Слушай, нам Галя Карповна вчера сказала, что вместо уроков мы пойдем в театр и надо надеть что-нибудь такое…
— Нашел… — Руська отходил понемногу от пережитого страха.
— Сходи, возьми, — сказал Руська. — Вкусные — жуть.
— Значит, так. Когда-то давно сам умер — или как будто бы умер… и те, которые с ним были, соратники — они решили: сохранить его тело, сделать мумию и выставить в музее, чтобы все видели и знали, како…
— В Кремль… — от Толикова испуга Руська немного растерялся.
Первой захлопала Галя Карповна, за ней — весь класс. Руська бил в ладоши «коробочкой» — то есть пальцами правой руки в расслабленную ладонь левой; звук от этого получался громкий и резкий, как выстре…
— И у меня… и у меня… — класс сдавал оружие: маленькие пентаграмки, старинные монеты, кроличьи лапки, крошечных костяных кошек и слоников…
Откуда-то появился одетый в военную форму горбун с чучелом обезьянки на плече. У Руськи упало сердце: теперь все… Прикинься шлангом, велел он себе, бить ведь не будут…
— Ну… Слушай, Руська, хочешь я тебе все свои марки отдам и расскажу, что мне один большой парень рассказывал, а за это буду там все время за тебя прятаться? Потому что ты не ходил еще, тебе можно, а …
— Всегда предупреждали… — нахмурилась мама. — Что же ты вчера-то молчал?
— Я сколько раз говорила: приходить за пятнадцать минут до начала уроков! Звонок не для вас, звонок для учителя! — и что-то еще в том же духе.
— Дойдешь? — тихонько спросил Руська Толика. Толик промычал что-то в том смысле, что да, дойду.
— А вот эту сеть моя бабушка вязала, — сказала Машка. — Не одна, конечно…
— И пению учитесь? — прищурился Ильич. — А какие песни поете?
— Ясно, что не ты, — отец, держа ладонь перед собой, как полную до краев чашку, пошел к рукомойнику. — Какая из тебя колдунья…
— По-онял… — прошептал Руська и вдруг заплакал. — Мама, мама…
— Вечно ты, Повилихин, приходишь в последнюю минуту, — с пол-оборота завелась Галя Карповна. — Ты да Хромой, двое вас таких гавриков…
— Построились, построились! — торопила тетка. — Чему вас только в школе учат?
— Не отпустит… а то еще мамке на работу сообщит — и все… ох, как же это я… осел, ведь так не хотел идти, думаю: ногу бы сломать…
В автобусе Руська уснул. Разбудила его Галя Карповна. Оказывается, всех развозили по домам, и больше того — завтра на уроки можно не ходить, и еще больше — мама или папа могут завтра не идти на работ…
Следующий день был длинным и скучным. Руська пытался читать, играть с отцом в шашки… Хотелось не то чтобы спать — а просто лечь и отвернуться от всего. К вечеру рука отца разболелась, он дождался, ко…
— Что я, совсем маленький, что ли? — обиделся Руська. — Учишь как все равно…
Вдруг что-то звонко хрустнуло, мама вскрикнула. Отец, сердито ворча, встал, стряхивая с ладони осколки стекла — и вдруг быстро-быстро закапала кровь.
— О, господи, — сказала мама предпоследним голосом. — Не будешь забывать вечерами… сказал бы вчера, попросила бы Раду Валерьевну, чтобы выписала тебе освобождение…
— Как — в Кремль? Вчера же говорили, что в театр…
— Ну и как хочешь, — обиделась Машка, хотя уж не ей обижаться. — Вон — мест много…
— Я все знаю. Вот ты знаешь, например, куда мы едем?
— Слушай, Люба, — сказал отец, — если надо будет — я ребят организую. Ты говори, не стесняйся.
В коридоре стало плохо еще и Машке. Дядька в военной форме под белым халатом поднял ее на руки и отнес на кушетку. Толика посадили рядом, он был весь синий и дышал ртом. Не надо так волноваться, куда…
— Выходите и стройтесь! — скомандовала тетка с наганом. Снаружи остро пахло ладаном: трое в таких же, как у тетки, кожаных куртках обходили автобус кругом, махая кадилами и шепча заклинания. Класс то…
Толик плюхнулся на пустое сиденье — как раз через проход от Руськи. Расстегнул портфель, вынул кляссер и подмигнул Руське. Руська привстал — Галя Карповна как раз отвернулась и говорила что-то водите…
— У кого есть магические предметы, амулеты, обереги — сдайте! — потребовала тетка. — Потом то, что дозволено к ношению, будет вам возвращено.
— Может, и ничего, — мама смотрела куда-то в угол, — а может и чего… и отец ушел…
— Как же так… мне же нельзя, я ведь уже был… — зашептал Толик, — почему вчера не сказали?.. я ведь был весной, мне нельзя…
— Галина Карповна, — автоматически поправила мама, не отрываясь от плитки. На сковородке скворчали картофельные оладьи. — Подожди, а какой такой театр?
— Вот ты, девочка, — показала пальцем на Машку носатая тетка.
Класс поднялся на второй этаж. У двустворчатой двери, обитой синей кожей с вытесненными на ней пяти-, шести- и семиконечными звездами, знаками единорога и чем-то еще, чего Руська никогда раньше не ви…
— Куда ты торопишься, — сказала мама. — Чего тебе там одной делать?
— Рука сильно болит? — понимающе сказал Руська.
— И у меня, — Гарик Абовян отдал камешек с дыркой.
— Может, в больницу сходишь? — сказала она. — Укол сделают.
— Все обойдется, Люба, — сказала мама. — Бывает…
— Подожди. А зачем — в Кремль? Что там делать?
— Где ты взял эту гадость? — ненавидяще глядя куда-то мимо Руськи, прошипела Галя Карповна.
— Да ну, — отмахнулся отец. — Заживет, как на собаке.
— Слышал, — неохотно сказал Руська. — Только все это как-то… как-то не так… Мама рассказывала: их возили торжественно, отбирали самых-самых… они цветы дарили, рапорт читали…
— До свидания, до свидания! — заговорили все и повернулись к выходу.
— Вон Хромой идет, — громко и при всех сказал Руська.
— Ничего… — сказал Руська. — Голова только болит… и тошнит везде.
Наконец, класс выстроился в одну линейку. Галя Карповна бегала за спинами, топая, как шумное привидение.
Человек отложил перо и медленно выпрямился. Он очень походил на свои портреты и скульптуры, стоящие и висящие везде, и в то же время чем-то неуловимо отличался от них, и Руське подумалось, что прав б…
Руська вернулся в школу через три дня. Машка пролежала неделю в больнице, потом еще неделю дома и, наконец, появилась — бледная и худая. А Толик все не приходил и не приходил, а потом Галя Карповна с…
— Говорят, что всех возят, только не велят об этом рассказывать, — прошептала Машка и резко отвернулась.
— Никому никогда не говори! — мама оказалась вдруг возле Руськи, схватила его за плечи. — Никому и никогда! Даже папе! Забудь! Забудь навсегда, чтобы никто-никто… потому что иначе всем конец: тебе ко…
Тетку будто стукнули палкой по затылку. Она замерла, мгновенно сгорбившись, потом медленно распрямилась, откинула голову назад, как кобра, и всем телом повернулась к Веньке.
— Интересно, Владимир Ильич! — закричала Машка. — Мы учимся русскому языку и литературе, математике и географии, физике и химии, рисованию, пению и физкультуре! По всем предметам у нашего класса полн…
В столовой их рассадили за столы по восемь человек, и официантки в белых передниках и наколках стали разливать суп. Суп был страшно вкусный, только слишком горячий. На второе было что-то тоже вкусное…
— Да ну, чего особенного? Подумаешь, в театр. Бывали уже в театрах, и ничего…
— Не стыдно быть такими суеверными? — укорила тетка. — А еще в школе учитесь… Теперь мы проверим вашу честность. Федор, где ты?
Ворота перед автобусом открылись, пропустили его, закрылись.
— Ты никому не говорил? — прошептала она. Губы у нее побелели.
Рыцари с лязгом наклонились вперед и взялись за ручки дверей. Невидимый оркестр заиграл марш. Двери распахнулись, и класс стал медленно вдавливаться в комнату.
Ха, подумал Руська, когда их повели по коридору, тут самому бы не упасть! Ноги были тяжелые, как гири, и совсем не отрывались от пола. И все так: шаркали о паркет и плелись, пошатываясь. Машку сзади …
— Спать лягу. Завтра с утра — в больницу, кровь для Машеньки сдавать…
Их долго не пропускали в Красный Круг — проверяли какие-то бумаги у водителя, что-то еще. Потом в автобус вошла толстая тетка в черной кожаной куртке с железной пентаграммой на рукаве и наганом на по…
— В трамвае слышал, — сказал Венька. — Два старика поругались, один другому это и сказал.
— Ничего, — сказал Руська. — Просто смотрю.
Толик Хромой — это у него настоящая фамилия, прозвище у него было Костыль — запыхавшись, вскочил в автобус.
О том, что одеваться надо нарядно, Руська вспомнил в последний момент.
— Это не я! — испуганно сказала тетя Люба.