Потом была свадьба. Мы танцевали с Наташей. Она была в белом платье невесты, с фатой, я в костюме. У меня было полное понимание того, что в нашей паре любовью болен я один, а Наташка так и не «заразилась».
А во мне даже злости не было. Все окружающее продолжало казаться сновидением. Чудилось, что видимое мною вокруг вот-вот заколеблется и расплывется, явив взгляду холодные, припорошенные почерневшим снегом закоулки промзоны.
Впрочем, торчать в тени меня не тянуло. Оставив вещи, я направился к обрыву. Отсюда открывался роскошный вид на побережье и на море, сверкавшее вдали.
Повернувшись, я покинул Майю, перенесясь на Иелу. Не самая гостеприимная планетка, зато так быстрее всего.
Вахтовка даже притормозила, будто водитель чувствовал наше желание рассмотреть картину. Неизвестный художник всю стену дома покрыл натеками чего-то твердого на вид, что издали воспринималось, как мазки. Изображение было ярким и каким-то жизнерадостным, что ли.
– Такие у них лавэ! – хохотнул Губошлеп. – Прикинь?