– Чустам, буря будет. – Нога ныла все сильнее, да и ветер нехорошо стал шерстить листву крон.
– Я вижу, – усмехнулся хмырь, поглядев на мою одежду.
– До леса потерплю, – оглянувшись, ответил мальчонка.
– Вы присаживайтесь, пока вашего сына приведут, – указал я на камень.
Когда отходили подальше от дороги, чтобы встать на ночь – Клопа решили в таком виде не посылать, пусть успокоится, – меня посетило ощущение дежавю, на нас кто-то смотрел.
В землянке кормов был лишь Старис. Между собой мы называли его одноглазым, ну, собственно, он и был такой. Но в глаза, вернее, глаз этой потрепанной рабством горе мышц никто не смел такого сказать.