Они долго летели в полном блаженстве оттого, что не приходится переставлять ноги, говорили о том о сем. Принц вспоминал книжную премудрость.
– Мне уже пели, – сказал Жихарь и отступил от клинка на полтора шага – чтобы точно в грудь.
Печальная устарелла его была про мужика–бобыля, как сидит он за пустым столом и тоскует по любимой, которой уже и на свете нет. И влетает к нему в избу ворон – здоровенный, глаза горят, перья все врастопырку – и садится на полати. Бобыль знает, что птица–то вещая, и давай его пытать: встречу я еще свою милую или нет? А ворон ему: «Никогда!» Бобыль опять спрашивает: а душа–то моя успокоится? Ворон свое: «Никогда!» Тогда лети отсюда по–хорошему, советует бобыль, а поганая птица снова–здорово: «Никогда!»
– А, толковать с ней, – махнул головой Жихарь. – Сейчас найдем настоящего человека и спросим…
Дружину князь принужден был уважать и пировать с ней за одним столом. Стол был длинный – иные из княжеских доброхотов уверяли, что три версты. Три не три, но челядь валилась с ног, обнося богатырей питьем и едой.
– Холодно, – сказал Демон. – Сам знаешь. На свадьбе. Хотел невесте подарить Луну с неба. Дальше не помню.