Как назло, такая пакость полезла, што куда там успокоиться! Но ушёл, потому какую ещё гадость поверху зальют, сказать не могу, но заранее сцыкливо.
Рука прижимается к сердцу, а глаза круглятся для пущей доходчивости.
А потом, не заходя, старец развернулся и назад засеменил. Ссутулившись.
– Канешно, Сёмочка, – закивала та, – заходи! В моём дому для тибе всегда найдётся поесть, выпить и спрятаться!
Санька с утра сонный, но довольный. Подошёл к опекуну, молча обнял, и пошёл умываться. Вот же! Мне вот такие нежности через стеснение великое, а тут вот так просто. Даже и завидно немножечко, если честно.
А чуть больше, и всё. Полная узнаваемость и тыканье пальцами.