– Предъявь, – сказал часовой и долго смотрел на плакаты, развернутые мною.
Биндюг ждал, словно под удар наклонив голову, но Цап-Царапыч молчал. Козодав, убоявшись Биндюговых кулаков, вырезал и его из списка.
– Я хочу быть матросом революции, – сказал я.
– Не смейте никто подходить!.. Вши… Я вшивый… Умыться сначала… И поесть… Картошки бы…
– А как это – свобода? – спросила Лисичка.
– Так умри же, несчастная! – крикнул отец.