– Это теперь наша земля, – сказал он как-то, глядя на Одена сквозь призму коньячного бокала. – За нее кровью плачено.
Оден ждет, с трудом удерживаясь от того, чтобы не заглянуть за плечо, фыркает и вздыхает.
Питье пахнет мятой и ромашкой. Жажда сильна, но…
Он и сам себе кажется столь же старым, как эти часы.
– Прислугу пришлось отпустить, – оправдывается Брокк. – Он настоял…
– Спустишься к ужину? Оден, ты меня слышишь?