– Стоял перед вашей дверью, боялся не откроете. А тут девочка мимо. Ну и говорю ей: давай дядю удивим. Он подумает, что это ты, а на самом деле это я.
Доктор не удостоил ответом. Даже не шевельнулся. Это было по меньшей мере невежливо.
Глаза Фандорина вернулись к статье о диковинном заболевании и прочли предложение до конца: «Больной, страдающий врожденным гипопитуитаризмом в острой форме, из-за замедленности пубертатного процесса нередко выглядит намного моложе своего настоящего возраста».
Порфирий ужасно побледнел, потому что очень страшился привидений, но, как говорится, более всего на свете страшился страха, а потому согласился.
– Вот вам и еще одно доказательство, чувствительный господин. Сама созналась! – Лужин кинул взгляд сверху на Сонин затылок. – Простить бы, конечно, можно, так и христианский долг рекомендует, но… Есть еще и долг гражданский, повелевающий заботиться, так сказать, о чистоте общественных рядов. Или, скажем, ежели бы я в самом деле был подлец, как меня тут аттестовали… Так что, Родион Романович, подлец я или нет? – обратился он уже напрямую, не скрываясь, к Раскольникову. – Нынче вы как меня расцениваете-с? Давеча вы были говорливы. А теперь ничего сказать не желаете?
– Скажите, а жалованье раскаявшемуся киллеру вы хорошее положили? – осведомился Николас.