– Скажите, а жалованье раскаявшемуся киллеру вы хорошее положили? – осведомился Николас.
Здесь правая рука юноши (а может, совсем даже и не юноши – черт знает, сколько ему на самом деле лет), действительно, нырнула в левый рукав. Но достала не шприц и не пистолет, а обычный дистанционный пульт.
– Порфирий Петрович, – тихонько сказал он, – вот, помню, в гимназии тоже сидишь этак перед экзаменом по какой-нибудь геометрии, и до того волнуешься – прямо сердце из груди вон. Кажется, что ежели срежешься – всё, жизни конец.
– В переулок. У меня тачка. В клинику надо.
– Кругом перед Авдотьей Романовной виноват, сам это признаю и посыпаю голову пеплом. Но даже самый закоренелый злодей и грешник не может быть лишен возможности на исправление содеянного им зла…
Пока мачеха бранилась на оскорбителей и грозила, что не позовет их к столу, девушка нарезала булки и колбасу, разложила покрасивее ранние кислые яблоки и воткнула в пустую бутылку букетик ромашек.