— Если уж ставить на еврея, — продолжил Папа вскоре, — так, по-моему, лучше на живого. — И с того дня завелся новый порядок.
Руди на всякий случай отошел подальше. Он видел, как Лизель отделала Людвига Шмайкля.
Да, фюрер решил, что он завоюет мир словами.
— Ну, — ответил он, — мы не можем их просто здесь бросить, правильно?
— Was wuistz? — Это была самая грубая форма немецкого, на какой только можно разговаривать, но сказано это было с видом полнейшего довольства. — Ну, чего?
— У вас сегодня есть что-нибудь приличное пожрать? — спросил Руди.