— Was wuistz? — Это была самая грубая форма немецкого, на какой только можно разговаривать, но сказано это было с видом полнейшего довольства. — Ну, чего?
— У вас сегодня есть что-нибудь приличное пожрать? — спросил Руди.
Передний солдат не заметил хлеба — он не был голоден, — а вот передний еврей заметил.
— Давай, Лизель, — сказал он громко. — Поторопись. Болит, не болит — мне дела нет. Тебе надо закончить книгу, ты же собиралась.
Внутри: подавленная, растерянная и убитая.
Ганс Хуберман пожал Максу руку и представился.