Мы с Фандориным переглянулись, причём по его вороватому взгляду мне показалось, что он хочет проверить – не оказался ли я сообразительней его.
– И ведь… к Эмилии вы тоже неравнодушны? Я чувствовал себя очень усталым, мы оба были перепачканы в пыли и глине, пахло травой и рекой – от всего этого возникало ощущение, что обычные условности не имеют значения. Только поэтому я ответил на сей вопиюще нескромный вопрос.
– Что такое «урагиримоно»? – повторил я запомнившееся звучное слово – как мне казалось, только что прозвучавшее.
Тогда-то я и узнал обстоятельства, при которых её величество лишилась своего сапфирового склаважа.
Мне показалось, что она их обнимает и целует горячее, чем того требовал этот обыкновенный ритуал.
– Собой-то он каков, человек этот? Поди; орёл?