– Ладно, – сказал я и поднялся. – Пойдемте.
Дитя открыло было рот, но дю Барнстокр сделал неуловимое движение, и рот оказался заткнут большим румяным яблоком, от которого дитя тут же сочно откусило.
– А вы? – спросил он, – Я бы на вашем месте подумал об этом самым серьезным образом.
– Я буду говорить только в присутствии своего адвоката, – объявил он надтреснутым голосом.
Он беспрекословно повиновался. Дверь была распахнута настежь, по полу тянуло холодом, слышались возбужденные голоса, потом что-то грохнуло, затрещало. Хозяин болезненно сморщился.
– Хинкус! – тихонько позвал я, но он не шевельнулся. Может быть, дремал, а может быть, не слышал сквозь теплые наушники и поднятый воротник.