— Но ведь это ужасно, сестрица! Это означает, что человечество, каким бы оно ни было, обречено! Порча рождает порчу, не ты ли мне это без конца повторяла?
«Брось, — иногда говорил ему внутренний голос, злой и упрямый. — Она выбрала свою собственную тропинку, твоя сестрица. Пошла ученицей к геноведьме. Не пошла — сидела бы рядом с тобой. Небось сейчас на жизнь не жалуется. Учится геномагическим премудростям и ест себе на посуде, как человек, а не вымя сосет…»
По скулам медленно ползли комья перемешавшейся с кожей мышечной массы с неровными бугорками хрящей. Взгляд ее единственного глаза ослепил Гензеля, пригвоздив его к полу и иссушив остатки сил. Взгляд полнился нечеловеческой ненавистью, чистым ее излучением, смертоносным и яростным. Этот глаз будет последним, что он увидит.
Бруттино улыбнулся, обнажив свои темные неровные зубы, похожие на тупые деревянные шипы.
— У нее всего одиннадцать процентов дефектного фенотипа!
Геноведьма мягко коснулась пальцем ее бледной щеки.