В любом случае он обрел свой спасательный круг. Чтобы разобраться в этом деле, потребуется минимум несколько дней – что и позволит не думать о смерти отца.
Эрван улыбнулся – у него еще оставалось кое-что в запасе.
Наконец муниципалитет решает действовать… в 1952-м. Жандармы ломают дверь и обнаруживают кучу отбросов. Весь дом доверху набит гниющим мусором. В одной из комнат – немой мальчик, едва одетый, рядом с матерью, мертвой уже несколько недель. Тело Жаклин раздулось, позеленело и всё в вырезанных свастиках. Скелетообразное тело ребенка покрыто корками и порезами. На этот раз Шампено не удается замять скандал. Местная пресса взрывается. Публикуются фотографии. Появляются статьи.
– Что случилось? – спросила София, повышая голос. – Гаэль сказала, что вас не было весь день.
Эрван испил чашу до дна, но был один момент, который обеспечивал ему защиту: траур по отцу. По катафалку не стреляют. Он смиренно признал свои ошибки, заверил, что готов ответить за их последствия, но попросил сначала дать ему возможность похоронить отца. Фитусси покашлял, потом поворчал. Эрван напомнил, что семья и он сам предпочли отказаться от пышных парижских похорон и предать земле Командора на острове Бреа, в самом узком кругу. Фитусси не оставалось ничего, кроме как разрешить улететь завтра утром (сегодня вечером рейсов уже не было: в результате Эрван все-таки полетит с братом и сестрой). По возвращении будет сколько угодно времени, чтобы поприсутствовать еще на одних похоронах – его карьеры.
«Все в порядке…» – вспомнил Морван. Жако не потерял чувства юмора. А главное – инстинкта самосохранения: если бы он написал правду, Старик не приехал бы.