— Пять часов на поезде. Билет уже оплачен.
Вернеру кажется, что в пространстве между тем, что уже произошло, и тем, что еще произойдет, висит невидимая мембрана: по одну сторону известное, по другую — неведомое. Он думает о девушке, которая сейчас, может быть, в городе, а может быть — нет. Воображает, как она стучит тростью по водосточным канавкам. Идет, обратив к миру незрячие глаза и ясное лицо.
Они живут над брошенной месяц назад типографией. В коридорах стоят сотни ящиков с бракованными словарями, девочки рвут их на страницы и топят ими чугунную печку.
«Наружу?» — произносят губы Фолькхаймера. Он мотает головой. Другого выхода нет.
И еще оно говорит: Ему одному мы обязаны тем, что для немецких детей немецкая жизнь вновь обрела радость и смысл.
— Я совсем не это хотел сказать, — говорит Вернер в одеяло.