Он протянул миссис Висли носок, разукрашенный золотыми камышинками, который он должен был опознать.
Эрмиона подняла палочку, направила на Гарри и прошептала: — Левикорпус.
— Ладно, ладно, успокойтесь! — закричал Невилл, и когда толпа отступила, Гарри смог рассмотреть, куда он попал.
Гарри стоял, не шевелясь, глядя невидящими глазами туда, где над горизонтом поднимался слепящий, ярко-золотой край солнца. Потом он посмотрел на свои вымытые руки и удивился, заметив, что держит в них полотенце. Он положил его, и вернулся в прихожую, и в это время его шрам запульсировал, как от злости, и через сознание Гарри пронеслись, мимолётные, как отражение стрекозы в воде, очертания здания, которое он знал более чем хорошо.
— Ремус, Ремус, вернись! — закричала Эрмиона, но Люпин не ответил. Мгновение спустя они услышали, как хлопнула парадная дверь.
Он встал. Его сердце снова забилось о рёбра, словно неистовая птица. Может быть, оно знало, как мало времени ему осталось, может быть, вознамерилось перед концом отсчитать все положенные на жизнь удары. Он не оглядывался, когда закрывал дверь кабинета.