Эрмиона подняла палочку, направила на Гарри и прошептала: — Левикорпус.
— Ладно, ладно, успокойтесь! — закричал Невилл, и когда толпа отступила, Гарри смог рассмотреть, куда он попал.
Гарри стоял, не шевелясь, глядя невидящими глазами туда, где над горизонтом поднимался слепящий, ярко-золотой край солнца. Потом он посмотрел на свои вымытые руки и удивился, заметив, что держит в них полотенце. Он положил его, и вернулся в прихожую, и в это время его шрам запульсировал, как от злости, и через сознание Гарри пронеслись, мимолётные, как отражение стрекозы в воде, очертания здания, которое он знал более чем хорошо.
— Ремус, Ремус, вернись! — закричала Эрмиона, но Люпин не ответил. Мгновение спустя они услышали, как хлопнула парадная дверь.
Он встал. Его сердце снова забилось о рёбра, словно неистовая птица. Может быть, оно знало, как мало времени ему осталось, может быть, вознамерилось перед концом отсчитать все положенные на жизнь удары. Он не оглядывался, когда закрывал дверь кабинета.
Ксенофилиус взвыл от страха и отчаяния. Послышался шорох и царапанье — Ксенофилиус пытался пробраться сквозь завал на лестнице.