У него было озабоченное лицо, и он был небрит.
Анфиса молчала. Он так говорил, что становилось как-то совсем не страшно и понятно, что все ее опасения — чепуха.
Ряды банок уходили за горизонт — огурцы, помидоры, перец. Грибы стояли отдельно, на широкой полке, все пронумерованные по годам и месяцам. Петр Мартынович был исключительно аккуратным человеком. Видимо, он даже пыль с них стирал, потому что банки сверкали, как недавно вымытые. Анфиса повела фонарем и обнаружила бутыли, которые стояли на цементном полу. Некоторые были темного стекла, а другие прозрачные. Видимо, голубая мечта бывшего мента Юры Латышева — самогон. На горлышки темных бутылей были надеты воздушные шарики разной степени надутости, а светлые были заткнуты чистыми тряпицами.
— Ну что ты молчишь?! Ну что ты молчишь, а?
Бывший мент Юра Латышев, по старой привычке чувствовавший опасность так же остро, как тепло или холод, весь подобрался.
Не допив свой кофе, она поднялась — сказочно красивая, очень красивая и очень несчастная.