Он бухнулся на колени, подставив непокрытую голову, склоненную шею, словно под удар — а может, и впрямь, под удар...
А теперь рыжий Коряжка добродушно тыкался мордой мне в плечо, намекая, что лошадку, пережившую жуткую и темную ночь в конюшне, хорошо бы чем-то наградить.
— Второй трактир, тот, что у пристани, держит семейная чета. В разносчицах и при кухне у них дочери обретаются — сами уже семейные. В общем, не наша цель, точно. Я там покрутилась, попросилась для вида, лишь бы отказали, и сюда наладилась. Тут простора больше: в любую здешнюю работницу ткни — не ошибешься. Местечко здесь такое, что приличный мужик сюда свою бабу работать не отпустит, особенно если разносчицей. Вот и идут к почтенному Никону те, кому больше деваться некуда: кормильца либо нет, либо лучше б и не было.
Отец слушал молча. И по его лицу невозможно было понять, что он думает по поводу этого всего.
— Извини, — я развел руками. — Не могу выбирать себе спутницу жизни как кобылу.
Я знала, что я видела в момент, когда когти твари вспороли моему напарнику живот.