– Чего? Кого? - передразнивал его Волков. – Доиграешься, проломают тебя мужики, уже приходили разрешения спрашивать тебя бить.
– Да что вы, экселенц, это ж люди моего цеха, судейские!
– А колет этот в пору ему будет? – Спрашивала она.
– Я сейчас, экселенц, сейчас, – заверил Сыч и исчез.
– Деньги ей не давай, – он протянул монаху один золотой.
Его истлевшая рубаха, его драные, широкие панталоны, чёрные, сто лет не мытые ноги, пугали людей. Но особенно пугала людей разодранная щека, чуть поросшая жёсткой щетиной.