Все цитаты из книги «Любимец (Спонсоры)»
Значит, они сговаривались о цене? О цене чего?
Я пошел вниз, Сеня за мной. Он обогнал меня на лестнице, на бегу разрезы на спине разошлись.
Я подхватил под одну руку одеяло, под другую – малыша и побежал в чащу. Я спиной чувствовал, что они нашли проход в заграждении и громко переговариваются – потому что, прежде чем лезть по моим стопам…
– Насколько я знаю, он неширок, но глубок. Главное в том, что если вы и переберетесь через ров, это ничего не даст. Вы окажетесь перед вертикальной стеной, которая поднимается из воды.
Возле него он даже не стал задерживаться, ткнул его палкой в грудь, и сделал шаг дальше… У меня разболелась голова, и я не задумывался, кого разыскивает помощник.
Тут как назло домой вернулась госпожа Яйблочко.
– Он что, из этих, баптистов? – спросил вдруг курчавый Лысого.
– Буду терпеть, – сказал я. – Но чтобы я еще когда-нибудь таскал на себе ползунов – увольте!
– Они тоже воруют, – сообщил Арсений. – Тут все воруют. Но нам, маленьким, не страшно, а некоторым страшно. А Леоноре совсем плохо. Ты пригрози им, чтобы давали кушать.
Я вспомнил старый фильм, который показывали по телеку, и спонсоры разрешили мне смотреть его, потому что было не очень поздно. Дело происходило в древней империи, которую, кажется, называли Римской. …
– Это, считай, тебя и спасло – а то бы мы тебя обязательно ночью развинтили, чтобы посмотреть, как ты тикаешь.
– Вы обещали Маркизе! – напомнил я. У меня все внутри дрожало.
И я понял, что ее постоянный страх потерять меня, лишиться ее лапушки, псеночка-котеночка, дорогого моего человечка, которого она искренне почитала членом семьи, заставит раскошелиться. Такой триколе…
Я побежал следом за Иркой. Она уже стояла в начале большой очереди – к параше. Очередь в умывалку была меньше, но я знал, что она увеличится, потому что люди будут переходить в нашу очередь. За мной,…
В центре трибуны, которая была с нашей стороны, располагался оркестр, состоящий из людей. Как раз когда мы вышли, оркестр начал играть. Играл он громко, но не очень стройно, стараясь изобразить попул…
– Ты, мастер, давно не выходишь на поле, – сказал Муромец, – ты думаешь как в старые времена. Наверное, твой кладенец затупился.
– Приехали, – сказал я ползуну, но он не отозвался. Глаза его были закрыты, щетина на спине почти вся выпала, открыв его хитиновый панцирь.
– Никому не нужны твои любимые жабы! – Батый рассердился на меня. – Если они уберутся обратно, мы будем только счастливы…
Эта мысль мне понравилась. Я хотел было повторить ее вслух, но мимо прошел Автандил, который нес какой-то большой сосуд с человеческим зародышем внутри. Так что я промолчал. Меня посетила странная мы…
– Как вы уже знаете, – продолжал Сийнико, – наша миссия прибыла сюда в тот момент, когда здесь кипели, и уже не первый год, опустошительные атомные войны, разрушившие практически до основания главные…
Я сел. Голова еще кружилась – видно, я бежал оттуда куда быстрее, чем возможно для обыкновенного человека.
– Если у нее есть сестра, – сказал я, – ты с ней тоже можешь познакомиться.
– Знаю. – Спонсор Сийнико погладил лапой гребень, он был доволен своей сообразительностью. – Знаю, что за твоей спиной стоит гладиатор, который и совершил преступление. К моему удивлению, тебе удалос…
К моему удивлению, Сийнико ждал меня у лестницы.
– И мы должны туда забраться? – в ужасе спросила Ирка.
– Я никогда не догадывался, что ты начальник, – сказал я.
– На пол не ставь. Сядь и держи на коленях.
Потом встретились пешие люди – они-то при звуке нашего кашляющего мотора нырнули было в кювет, но Лысый закричал гортанно и непонятно, и люди, кто голый, а кто и одетый, стали вылезать из кювета.
– Ты нам нужен, чтобы пробраться в Аркадию.
– А что они могли еще сделать? – спросила, не оборачиваясь, Ирка.
– Я же выросла тут – какая облава или уничтожение, мы туннелями уходили. Даже когда нас газами травили, спасались в метро.
– Не учи меня, – холодно ответил ползун и свернулся на земляном полу.
Сон подкрадывался ко мне. Мне было уютно и тепло. Ирка была такая глупая, но очень хорошая. Она погладила меня по голове.
Сеня и старик привыкли друг к другу, и отец Николай уже не считал мальчика исчадием ада. Сеня старика любил, но совсем не слушался.
– Как? – Сийнико на секунду замялся, вопрос был для него неожиданным. Он обернулся к спонсору из Ведомства пропаганды, стоявшему рядом. Тот медленно наклонил голову, украшенную маленькими черными очк…
Застучали окованные каблуки – мне было видно, как милиционеры, толкаясь и спеша, спускаются в люк, ведущий вниз.
– Нет. Я был маленький, мне было два года, когда меня оттуда взяли. А что я там буду делать?
Ирка примотала себе на спину всю нашу одежду. Я с ее помощью привязал к себе на спину ползуна. Ползун трусил, он начал вдруг говорить, что если он утонет, то надо обязательно сообщить об этом куда-то…
Рукоять меча была удобной, видно кто-то не раз держал его в руках – даже обмотана изоляционной лентой, чтобы надежнее.
– Мне сказать два слова на кухне, – откликнулся я.
– Вот именно, – сказала Маркиза. – В своем питомнике.
– Дурак! За такой хлыст троих, как ты, дают.
– Людей мы, молодой человек, не спрашиваем.
Это было обыкновенное лицо, я бы даже не сказал, что мужественное – у него был убегающий скошенный подбородок, крупный нос и пухлые, в красных жилках, щеки. Лицо как лицо. Может, лишь усы, необычные,…
– Вертолет собьют через минуту, – охотно сообщил возница.
Представьте себе женскую голову – с четкими, будто вырезанными из мрамора чертами белого, молочного лица. Глаза этой женщины были велики и казались светлыми, но при том освещении я не смог угадать их…
– Слушай, – сказал он. – Спонсоры – не пираты и не разбойники. Это цивилизация, достигшая многого, куда больше, чем мы. Спонсоры осваивают ненаселенные миры, устраивают, как и другие цивилизации, сво…
– Сюда! – закричал Фельдшер, выбегая на край поля и размахивая тряпкой, чтобы привлечь внимание Батыя. Тот сообразил и побежал к нам. За ним кинулся было чужой воин, но Батый был резвее, а Гурген, ув…
– Он Гургена спасал, – сказал Батый, который стоял рядом, и когда я хотел вырваться, держал меня за руки.
– Я хочу жить в этом городе, – заявил Сенечка.
– А я думаю, что нас вот-вот в баню погонят, – сказала Ирка. – Только ты поосторожнее, люди на тебя злые, голодные, они тебя задушить могут.
Гурген лежал скорчившись, словно замерз. Глаза его были чуть приоткрыты. Фельдшер стал переворачивать его на грудь.
– Новый автобус достать – надо выиграть кубок России! – сказал Фельдшер, когда нас подбросило к самому потолку. Он был пожилым добрым человеком, он щурился, потому что был близоруким.
– Однако наши дорогие консерваторы сделают еще один шаг к идеалу, к образцовой планете с одним образцовым городом для инспекций и комиссий. Мы же лишимся всего.
Но он был страшный, а я – я никому не страшен.
Ползун не ответил. Он мерно полз, подтягивая хвост к передним лапам и поднимая среднюю часть туловища. Большие глаза смотрели вперед. Бурая щетина на спине стояла дыбом.
– Выходи, – приказал Сийнико, – и сразу иди в правый дом. Дверь туда открыта. Не задерживайся.
– Больше с вами никто не приехал? – спросила женщина с зонтиком.
На койке лежало серое одеяло, в головах подушка, набитая сеном. Мне койка понравилась – у меня никогда в жизни не было своей койки. Я сел, чтобы попробовать, мягкая ли она.
Теперь, признав во мне равного ей или вышестоящего мужчину, она ощущала рядом со мной чувство стыда – производителя или любимца она за мужчину не считала.
Но тут от входа в изгородь послышались крики. Незаметно подъехало несколько машин. Из них вышли люди и приблизились к нам. Раньше я думал, что всем людям, кроме милиции, запрещено одеваться, потому ч…
– Иди спать, – отмахнулся от меня спонсор. – Я страшно устал и недоволен. Может быть, правы те, кто выступает за полную ликвидацию человеческой расы.
Он как раз дошел до меня и внимательно посмотрел. От страха разоблачения меня шатнуло.
– Госпожа Маркиза, кто же еще, меня хозяйка-мадамка к ней направила.
– Бежать, – сказала Ирка. – Мы должны бежать и прятаться. Мы пока слабые, и нас мало.
– Если я работаю, честно отрабатываю свой хлеб, если я честно встречаю поезда и никому не мешаю – это не основание, чтобы меня упрекать.
– Рыцарь Ланселот! – кричал он. – Ты пришел, я так рад, так рад! Ты знаешь, Леонора тоже здесь! Мы пойдем к ней, ладно?
Меня перенесли в госпиталь, где промыли раны. Я продолжал спать.
Я не мог оторваться от маленького чудовища – на меня смотрела зеленая жабья морда с маленькими медвежьими глазками, но грудь этого существа была розовенькой, и пухлые ножки ничем не отличались от нож…
Хлопнула дверца кабины – значит, следом на дорогу выбрался Лысый.
– Что там происходит? – спросил худой инспектор.
Правда, какие-то приборы стояли у стен и на столах. Но ни одного человека…
Голос ее опасно повысился – она не контролировала свой страх передо мной, страх завитой болонки перед дворовым псом.
– Не сегодня, но в конце концов мы их выгоним.
Он убежал. Я вышел следом за ним. Я следил, как мальчик побежал вниз по улице – там, оказывается, протекал ручеек.
Мы подошли к дому, сложенному из толстых бревен. Окна в нем были маленькие. Внутри, за прихожей, в которой стояли пустые кадки и ящики и пахло гнилой картошкой, была большая комната с низким потолком…
Именно тот момент я могу воссоздать в памяти: и тишину в боксе, и дыхание детей, и собственное состояние. Тогда я и понял, что в моей жизни есть цель – выгнать с Земли этих спонсоров. Потому что если…
– Помолчи! – оборвал меня Хенрик, обернулся к Ирке и сказал: – Ты чего заговорила. Чем он меньше знает, тем спокойнее. И нам и ему.
Ночью мне снилась чистенькая, завитая любимица из соседнего дома. С ней я тоже целовался, но как только мы начинали целоваться сильно, откуда-то выбегал спонсорский жабеныш, и приходилось убегать.
– Ты меньше бы слушал жабьи бредни, – сказал Батый, который сидел на одном из последних мест, рядом с Гургеном.
Раздвинув своим весом занавес, на транспортере закрутился серый метровый червяк – ничего подобного мне видеть еще не приходилось. Он был страшен и, наверное, ядовит. Я не знал, как он попал в наш под…
Когда вынырнул, то увидел, что бревно довольно быстро уплывает от меня и медленно поворачивается вокруг оси, так что ползун уже не сверху, а сбоку – вот-вот коснется воды.
– А ты что умеешь? – спросила Ирка деловито.
– Ты Лысого бойся, Лысого, – предупредила беззубая женщина, которая как бы взяла надо мной опеку, и я не возражал – по крайней мере, пока она мне помогала. – Он подлый и ревнивый.
Отправиться в лабораторию и обвинить ученых?
Я был недвижим, я даже не дышал. Я боялся, что она в страхе закроет дверь и спрячется в доме.
Я кинулся бежать к проходу, туда, где стоял, загораживая мне дорогу, трубящий слон.
– Я случайно здесь шел, – заныл я. Из собственного опыта я знал, что перед спонсором или сильным любимцем надо показать себя слабым, несчастным, совершенно безвредным. – Я случайно шел…
– Попрошу вас предоставить документы о том, как вы проводите эту идею, – сказал паллиот.
Мы побежали по шпалам. Туннель бесконечно уходил вперед. Дыхание у меня срывалось. Сзади слышался мерный шум работающего станка.
– Ты знаешь, что я не имею к этому отношения!
Он не сказал ни слова и во втором нашем походе по питомнику, когда я вел инспекторов в лабораторию, где работали Автандил и Людмила.
Неожиданно мы увидели, как навстречу нам катит какой-то экипаж, запряженный лошадью. Мы не стали прятаться, да и те люди в экипаже – телеге с высокими бортами – не желали нам вреда.
Быстро, снова на незнакомом мне языке, заговорил ползун.
– Сейчас я хлеб принесу, – ответила пухлая дамочка. – А если кто голодный, то могу чаю дать, с овсянкой. От меня голодными не уйдете, не то что из «Савоя». Там только копии, вы представляете!
– Вот все и обошлось, – сказала она, как будто операция уже прошла. – Мы с тобой это сделаем и уже завтра обо всем забудем. Не печалься, выше голову, мой человечек! – Хозяйка погладила меня, и я был …
Камера быстро спускалась вниз. И я увидел лежащего на земле мертвого спонсора. И себя – только маленького. И слона, стоявшего у кромки.
Когда я подошел к двери, я уже понял, что попал на студию, где снимаются фильмы для телевизора, а бойцы – это актеры, которые разучивают старинную войну.
Она грациозно выпрямилась и побежала к дому. Мне очень понравились ее спина и ноги – у нее были длинные, прямые ноги с крепкими округлыми икрами.
– У меня один знакомый был, – рассказывала она мне, как старому приятелю, – мы с ним в Москве жили. Ты в Москве был?
Он говорил со мной тихо, спокойно, но поглядывал на освещенную солнцем середину двора, где стояли Ахмет с Пруписом.
Теперь уже на помощь к вражескому воину кинулись все его товарищи. Лишь самые рослые и тяжело вооруженные всадники оставались на месте, следя за происходящим и ожидая того момента, когда в бой вступя…
– Если они решат, что ты сильный, – попадешь на урановые рудники. Или на уголь – это конец в две недели.
Из вертолета он меня не выкинул, но, когда мы садились, так сильно прижал меня ногой к дверце, что я думал – раздавит. Не знаю, нечаянно или нарочно.
Войдя туда, мы оказались в столовой – обширной комнате, облицованной темными деревянными панелями и залитой утренним солнцем, вливающимся в многочисленные высокие окна. Там стояло десятка три столов …
– Здесь отдыхает караул, – сказала Ирка. – Но сейчас их нет. Выбирай любую постель.
– Я тебе задал простой вопрос, и мне нужен на него простой ответ. Ты любимец?
– Если любимец, то Тим, – сказал я. – А если гладиатор, рыцарь, то Ланселот.
– Осторожно, – крикнула она. – Вечером жду!
– Теперь чихай, – сказал я. – Теперь можно.
– Дурак ты, Хенрик, – сказал Лысый, – пока живы, из них всегда можно пользу выколотить.
Я прошел за ним в кабинет. И сразу увидел мою одежду, что валялась в углу.
Как будто речь шла только о здоровье! Нарушался великий принцип: самое страшное преступление – это преступление перед природой. Оно ужаснее даже преступления против спонсора. Курение относится к стра…
– Летят, – сказал старик. – Они, конечно, здесь вас искать будут. Деревня для них – место известное. Они и решат, что вы здесь таитесь. Идемте, только быстро.
Мы с Сенечкой покорно и виновато пошли за Иркой вверх по зеленому склону. Было жарко, хоть день еще не дошел до половины. Легкие кучевые облака таяли, приближаясь к солнцу, будто оно высушивало их.
Тогда я в нее постучал. Но это тоже не помогло.
Но судьба распорядилась иначе. Вдруг милиционеры и лаборанты зашевелились – они получили сигнал. Они стали поднимать малышей и погнали их, кружась вокруг, как сторожевые собаки, обратно в питомник.
В столовой был накрыт белой скатертью длинный стол, на котором стояли блюда с кашей и мясом. Со мной некоторые здоровались, но никто не потешался. Я сел рядом с Батыем. Добрыня издали показал мне уве…
Ползун это понимал и сказал, что и не хотел бы ехать в телеге, потому что его укачивает.
– Вот это правильно, – сказала Мария Кузьминична. – Не зря я сразу на тебя глаз положила! Только бы, думаю, Пронин его не раскусил.
Хенрик ушел, и я с горечью подумал, что теперь не смогу поцеловать Ирку. Никогда. И мне стало грустно.
Я не слышал шума стадиона, но, думаю, что еще никогда он так не кричал… но только до того мгновения, когда я ударил мечом спонсора.
Еще через час мы оказались у реки. Через нее был перекинут железный мост, но его средние пролеты провалились, и перебраться по нему оказалось невозможно.
– Вы запустили летающий глаз? Почему? И его не заметили?
– Значит, сегодня все продают на два дня вперед? – догадалась Ирка.
Из глубокой задумчивости меня вывел чувствительный толчок в бок.
– Ничего подобного. Это очень перспективное направление исследований. Под руководством спонсора господина Сийнико мы разрабатываем сейчас программу «нужные дети». Вы, может быть, не знаете, но в связ…
– Есть пища, а есть оптимальная пища, – сказал ползун, покачиваясь, как кобра, желающая нанести укус. – Наши дети – идеальная пища. Теперь ее потребуется больше. Людей станет еще меньше, а такой пищи…
– Первым делом забудь обо всем, что видел в кино, – сказал Прупис.
Мы бежали, разумеется, в сторону деревни и болота, где жил отец Николай. Мы все время оглядывались, ожидая погони, и в результате чуть не наткнулись на пропавший питомник.
Она поглядела на меня, глаза у нее были грустные.
– Меня и звери и птицы не опасаются, – сказал он. – Из рук моих едят. Я же здесь почти всю жизнь прожил.
На стенах проектной лаборатории висели двух– и трехмерные изображения младенцев – желательный конечный результат эксперимента. Путь к нему разрабатывали компьютеры, что стояли в помещении, а затем ге…
– Не все ли равно, – сказал я. – Сейчас или через пять минут. Единственная разница, что Густав будет наверняка мертв.
– Конечно, бежим, – сказала Ирка. – Ведь Сийнико сообщит милиции, тем, кто увел из питомника всех людей. Нас догонят и убьют. И никакие инспектора за нас не заступятся…
По дороге через болото Ирка успела мне рассказать, что искала меня, даже пробралась в питомник, она была очень осторожна и не попалась на глаза спонсорам. Одни ей говорили, что меня отравили вместе с…
Но когда Ирка, добравшись до башни, помахала мне рукой, и подошла моя очередь перебираться через несущуюся реку, ползун стал вести себя безобразно. Он цеплялся мне в спину когтями, и я готов был его …
Их согнали в мелкий густой осинник в ложбину. Они сидели, прижавшись друг к дружке; охраняли их не только милиционеры, но и люди в белых халатах – воспитатели, ученые и повара. Они так старались, они…
– Рыбу есть сырую грех, – твердо заявил старик.
– Шутишь, – сказал Прупис. – Ну шути, шути. Ты мне нравишься, но все же будь осторожен.
Вик не ответил. Показывали исторический фильм о первой высадке спонсоров на Землю.
Сийнико щелкнул себя по гребню, что было выражением недовольства.
И вдруг мы услышали, как кто-то с той стороны поворачивает ключ. Мы с Сенечкой отпрянули в сторону и прижались спинами к стене. Я поднял руку с ножом, готовый ударить им человека, вознамерившегося во…
Я видел, что рыцаря, сраженного Добрыней, тоже унесли на носилках.
– Нами недовольны, – сказал Прупис, – кто-то проиграл… И после паузы он добавил: – А кто-то выиграл.
Мы остались стоять у магазина. Сенечка оглянулся на витрину – она была богато украшена пластмассовыми копиями разных продуктов.
Но тут я вспомнил глаза получеловека-полужабы… и опять не поверил спонсорам.
– А я думаю, – сказал Батый, – что ты боишься прибавить себе пластырей.
Я подчинился ей, как уже привыкал подчиняться. Она завязала мне фартук на спине – запах смерти и мучений был теперь близок, я как бы закутался в смерть.
Что за странный бунт я поднял? – задавал вопрос я себе, убегая все дальше от дома и краем глаза отмечая, как зажигаются окна в домах спонсоров, как они собираются на большую охоту: сбежал человек!
Дрезина постепенно набирала скорость, туннели расходились, пересекались, раза два приходилось останавливаться, тогда водитель слезал и переводил стрелки. После второй стрелки дрезина стала набирать с…
Я наклонился над ползуном. Кровь из моего разорванного плеча капала на его тело. Я прижал рану рубахой, забыв вытереть ею ползуна, взвалил его на плечо и пошел дальше, потому что в те минуты смысл жи…
– Густав, – ответил возница. И продолжал: – Сейчас мы выйдем ко рву. Разговаривать там нельзя. На башне уже много милиционеров. Спонсоры не хотят случайностей.
– Вы изумительно говорите по-русски, – сказал я спонсору.
– Он думает, что мы – спортивная команда. А мы гладиаторы.
– Завтра спонсоры будут наш город инспекции показывать. – Бабуся показала нам твердыню, вознесенную к нему. – А у нас народ какой? Никакой благодарности! Если что будут давать – устроит очереди, не д…
Следующий инспектор двигался медленно. У меня создалось впечатление, что у него вообще нет костей – нечто кисельное, забранное в упругую ткань, покачивалось над лестницей, не решаясь сделать шаг. Чел…
Я внутренне сжался, но понимал при том, что если я покажу испуг, мне никогда уже не жить спокойно. Пускай он меня бьет, пускай будет больно, но главное – не бояться. Даже странно, что я тогда так под…
Люди, которых я увидел, были в большинстве своем одеты в различные, порой даже вызывающе яркие одежды, и, что удивительно, спонсоры на это не реагировали. Встречались среди людей и обнаженные, но это…
– Он уже не забавный. Надо думать, что делать с ним дальше.
– Сами вывели чудовище, – сказал я, – а кормить забываете.
В этот момент раздался долгий прерывистый свист.
– Эгоизм, а тем более групповой эгоизм, – поучал меня спонсор, – может роковым образом сказаться на развитии всей цивилизации. Нельзя же только брать и ничего не давать взамен. И я неоднократно уже п…
Иван Алексеевич мне неприятен. Всю жизнь он служит своим спонсорам за пределами разумного. Он даже бегает для хозяйки в магазин и качает их ребенка. Нельзя же так унижаться!
Милиционеры в гребенчатых касках, выбежавшие на площадку, быстро осмотрели ее, один даже заглянул к нам, мы замерли, но милиционер не рассчитывал кого-нибудь увидеть – он захлопнул дверь и побежал да…
Мы подошли к Маркизе. Возле кресла стояли два охранника в кожаных костюмах.
– Хочу, – сказал малыш. Он снова прогнул мне ручку и представился: – Арсений. А можно звать метя Сеней.
Одетые и вытертые, мы вышли из бани и пошли обратно к себе в спальню. Люди на ходу жевали хлеб и уже забыли о своих невзгодах. Удивительно, до чего легкомысленны эти особи! – думал я. Не зря спонсоры…
На полу, в метре от меня, сидело небольшое пушистое животное. У него были короткие треугольные уши, большие зеленые глаза, серая спина и голова, но белая грудь и белые лапы. Я вспомнил, что видел изо…
– И где же вас таких изготовляют, – сказала она печально. – Пользы от вас – кот наплакал.
Женщина понизила голос, но говорить не перестала.
Разумеется, мое внимание привлекло не столько поле, сколько трибуны стадиона. Они поднимались амфитеатром, окружая его. Правда, одна из трибун обвалилась, и на ней никто не сидел, зато та, под которо…
– А вы до обеда здесь, а после обеда – на трудовых постах, а то запорю.
– А ты гладкий, – сказала она и провела рукой по моей спине.
– Сволочи! – повторила Ирка. Она стояла рядом со мной. А я так устал, что смотрел на дергающееся изображение на экране, уже не понимая, что там происходит. У меня глаза смыкались. И если бы не голод,…
– Ничего подобного. Твоя Маркиза испугалась. Она поняла, что в один прекрасный день ее тоже могут ликвидировать. Но при том она рада – погибли некоторые из ее конкурентов. К тому же у меня есть возмо…
Прупис больше ничего не сказал и поспешил вокруг поля туда, куда переместился центр боя.
Я смотрел на него, прижимая к щеке платок, и не очень переживал, потому что полагал, что у Гургена на спине была грелка или пузырь с куриной кровью. Но тело Гургена повернулось так послушно и расслаб…
Нехотя, с трудом переводя дух, бойцы прекратили бой. Оказалось, сцепившись мечами, нанесли друг другу раны Добрыня и рыцарь с орлиной лапой на шлеме. Обливаясь кровью, они упали друг на друга, будто …
Но дорога, хоть и разбитая, была совершенно пустынна, и стены леса по обе стороны ее создавали впечатление узкого, темного ущелья.
Я развел руками, показывая, что дверь не открывается. И пути дальше нет.
Медведь обратил на меня внимание, когда я размахивал рубахой как знаменем. Моя рубаха его не испугала. Он поднялся на задние лапы и натужно заревел, показывая этим, что не намерен делиться со мной св…
В комнате все молчали, не отрывая взгляда от экрана.
– Он бы на танке учил… Он сначала новенького измордовал, – сказал он, – а потом велел руку целовать.
– Конфет я не пробовала за всю жизнь, – сказала Ирка, – и если это конфеты – то не для нас с тобой.
– Слушаюсь, господин, – мрачно произнес он.
– Спасибо, Людмила, – сказал я. – Но, наверное, ты немного преувеличиваешь. Зачем спонсору меня убивать?
Стук колес обеих дрезин затихал в глубине.
Бой у наших ног продолжался – порой пули ударялись в край ниши, и тогда я пытался затащить Ирку поглубже. Она была права – человек с мечом, оказавшийся между двух огней, будет подстрелен, как индюк.
Меня удивило, что среди толпы пьяных от запаха крови зрителей я увидел двух или трех спонсоров – они стояли чуть сзади и пожирали глазами нашу скорбную процессию.
– От тебя плохо пахнет, – сказала она, – как будто ты не мылся.
И это были когда-то мои господа, перед которыми я трепетал? Это были образцы мудрости? Я хотел бы улыбнуться, но не мог – ведь жалок был я, ибо мои глаза были закрыты.
– Надоело, – соврал я. – Надоело быть любимцем. Хочу, чтобы меня не любили.
– Плохо работают, плохо, – сказал второй спонсор.
– Правильно, – сказал курчавый, отходя от меня. – Реакция отменная. И мышцы нормальные. А то теперь все больше уроды попадаются. Мутанты корявые!
Был тот человек странного для меня вида: его борода лежала веером на синей длинной одежде, а черные с проседью волосы были пострижены и завиты.
– Научишься, – сказал Прупис. – Ты сначала повторяй движения Гургена.
По лестнице из особняка сбегали малыши. Только что кончился обед. Я не пошел к главному корпусу. Я решил выяснить, легко ли убежать отсюда.
– Правильно, – крикнул кто-то. Весело, со смешком.
– Идиоты! Надо убрать всех людей и поставить вместо них спонсоров!
– Может, на вертолете лучше? – спросил я. Мне тоже не хотелось залезать в темную щель.
Я чувствовал, как замерли, стараются не дышать люди сзади меня.
– Я боялся, – сказал он, – что кто-то из вас чихнет или зашевелится. На заставе они лютые – если хоть какое подозрение, стреляют без сомнения. У нас некоторые погибли.
– Сколько мы заработали? – спросил, глядя в потолок автобуса, Муромец.
И прыгнул в речку, в глубоком месте – и пропал с глаз – лишь круги по воде.
И тут я увидел – а увидев, не поверил, как отлетает от тела человеческая голова, отлетает и катится по траве, становясь темной и бесформенной.
– Надо бы перевязать, – сказал я. – Может, у него когти ядовитые.
– Менты. Видно, ты им насолил! Насолил, что ли?
Рядом кто-то засмеялся. Тупость этих бродяг была сверхъестественной. Им были смешны даже мучения соседа.
– Ах, это ты, преступник! – Сийнико также пытался достать пистолет.
Мы возились перед дверью как глупые животные, а внизу ползун и Ирка стояли у широкого колодца, задрав головы и ожидая от нас благоприятных вестей.
– Здесь ты будешь жить, – сказал спонсор. – Никому не говори, что ты
Я пролежал еще неделю. Я уже начал вставать, выходить по нужде, я разговаривал с ползуном, он знал многое о том, как устроена Вселенная, какие в ней живут расы и как они общаются между собой.
Я это помнил и потому, что, когда сидевший напротив меня раб сказал обыкновенно: «Мытищи проехали, скоро Москва», – у меня внутри все напряглось. Зачем мы едем через Москву? Как мы осмелились? У нас …
В проходе справа от нас открылись деревянные ворота, и оттуда выехали мои новые товарищи – рыцари во главе с Муромцем. Их латы сверкали под ярким солнцем, копья были подняты к небу.
– А вокруг что? – спросила Ирка, проведя пальцем по белой полосе, отделявшей полумесяц города Аркадии от овала.
Спонсоры замерли. Один, воткнувшись лбом в стену, второй на пороге. Они ждали, не вздохну ли я, не шевельнусь ли, чтобы кончить на этом мои дни.
– Это твой ребенок? – Я показал на окно дома Яйблочков.
– А потом стал гладиатором… и даже убил господина! Я обязательно просмотрю твою генетическую карту.
– Вы сможете показать к нему дорогу? – спросил у Ирки худой инспектор с муравьиным лицом.
Они двинулись дальше от двери к ожидавшему их военному вертолету, мадамка с Лысым, не сказавшим ни слова, пошли за ними. С каждым шагом мне труднее было слышать и труднее бороться с желанием выбежать…
– Ты что? – Я чуть было не кинулся за ней следом.
– А я испугался, – сказал малыш. – Мне сказали, что приехал злой дядя, который проверяет, как застелены постельки. А моя застелена плохо.
Время от времени Ирка поднималась и смотрела вперед, будто боялась какой-то преграды или опасности.
Потом я задремал, хоть груди и ногам было холодно, зато сзади и сбоку меня грели другие люди, и было сносно.
Наконец веревка натянулась над самой водой, и мы привязали ее к столбу.
На середине меня чуть не оторвало от веревки, я ничего не видел, вода завивалась вокруг меня, холодный вал бил в бок, я не помню уж как добрался до стены. И только когда рука моя уперлась в бетон, я …
– А мы пойдем в лес летом? Ты обещал, – сказала Маруся.
Она смотрела на меня смеющимися глазами, а я старался не видеть ее маленького туловища и ссохшихся ножек.
Я с трудом поднялся, отыскал нож – крови на нем не было, я думаю, что не смог пронзить слой жира. Потом я подошел к ползуну.
Тот взял кассету, и она исчезла в его лапе.
К моему счастью, в коридоре раздались быстрые шаги.
Тогда я легонько зарычал – чтобы они знали, с кем имеют дело!
– Но ты же видел, из меня кровь текла, когда я с Добрыней дрался, – сказал я.
– Я знаю, что это такое, – сказала Ирка, – если дождь, они натягивают над башней тент.
– Ничего мне не рассказывали! А почему под землей?
Людмила была расстроена, ей казалось, что я не понимаю грозящей мне опасности. Но я понимал.
– А Петра Петровича, отвечают мои мальчики, скушали мышки!
– Это нетрудно было сделать, от тебя на сто метров печаль распространяется, – сказала Ирка, которая без устали шла впереди.
– Он нечестный человек! Ему велели отвезти меня к Маркизе!
– Я сказала – талон! – повысила голос продавщица.
Я ступил в мир, где громоздились кучи консервных банок, костей, сломанных предметов, битой посуды, компьютерных карт, сухой каши – я мало что мог разглядеть в темноте, но, конечно же, мое живое вообр…
Там и скрывалась землянка отца Николая – сухая, довольно большая, полная запасов, оставшихся еще с зимы.
Сейчас я увидел их другими глазами. Они и на самом деле более всего были похожи на зеленых жаб ростом с бегемота. Рты у них узкие и большие: как откроет, может положить арбуз как вишенку – я сам виде…
Тот свалился грудой мяса и костей на пол. Никто и звука не издал.
Госпожа обернулась ко мне – она догадалась, что я стою за ее спиной.
– Ай! – Отчаянный крик разорвал мирный шумок комнаты отдыха.
Инспектор направился ко мне. Я напрягся. В нем была жесткость и четкость движений почти до механизма.
Я не сразу ответил ему – то, о чем он говорил, мне было непонятно, но непонятность была многослойной и тревожной, словно луковица: ты снимаешь слой, а там другой, похожий, но другой.
– Мы тебя разбудили, – сказал Арсений, констатируя факт, но не чувствуя в том вины. – Ты вставай. Я Леонору привел.
– Разумеется. Мы им многое разрешаем. Чтобы им казалось, что они что-то значат. Мы им уступили вонючие подземелья и непроходимые леса, шахты и теплицы, мы им дали кондитерские и металлические фабрики…
Теперь я смотрел на главную площадь перед большим домом. Три человека на площади сколачивали помост. Два других устанавливали возле него высокий столб. Я подумал, что они готовятся к карнавалу…
– Прощай, любимец корявый, – сказал он мне. – Надеюсь, тебя быстро здесь поломают.
Просить, умолять – бессмысленно. Спонсорам чужды наши человеческие чувства. Они живут в рациональном мире, и даже странно, что в свое время, в дни Великого покорения, они не истребили всех людей. Мож…
– Ты когда-нибудь меч в руках держал? – спросил Прупис.
– А как ты это себе представляешь? Люди ушли из дома на стадион. А со стадиона приносят их трупы. Как ты себе это представляешь?
Прупис выбежал на край поля и побежал по кромке, не смея ступить на газон, потому что судья внимательно следил за такими нарушениями. Прупис кричал, давал советы, и неизвестно, чем бы закончился этот…
– Дай ему воды запить! – крикнул курчавый.
Я привык к жизни в питомнике, а питомник привык ко мне. Сначала спонсор думал, что я буду помогать Автандилу, но меня генетика не увлекала. Зато я любил возиться с малышами, мы с ними играли в разные…
– Ничего, потерпишь, – сказал Ахмет. – И еще ранят Соловья.
– Иди, – сказал я ей, – иди, пока тебя не заметили. Завтра поговорим.
На полке возле входа стояли алюминиевые тазы. Я сначала не знал, что они называются шайками и в них наливают воду, когда моются. Поэтому я стоял посреди бани, не представляя, как мне набрать воду из …
Фургон окончательно остановился, возница соскочил с облучка и распахнул двери фургона, потом – крышку ящика.
– Тише, – прошептал я. На кухне обычно не было сторожа, но порой поварихи или прачки тоже пробирались туда и воровали еду. Ведь все жили впроголодь. А в последние дни по радио начали твердить о том, …
– Но пока что только этим и занимаешься! – Ирка безжалостно засмеялась.
– А ну, хватит! – приказал низкий женский голос. Приказал негромко, но в мою голову эти слова влетели, будто вкрученные отверткой. Полузадушенный, исцарапанный и избитый, вжавшийся спиной в холодную …
Но я уже шел вперед, потому что кроме меня некому было прогнать медведя. И у меня был настоящий боевой меч, которым я свалил спонсора. Мне было не страшно, и я не чувствовал себя героем – медведь был…
– Мы можем полететь на так называемую кондитерскую фабрику, где убивают маленьких ползунов, – сказал я.
Слова эти были обыкновенными, и я впитывал голоса со странной смесью неприязни и любви – язык спонсоров, родной для меня, казался благозвучным и мелодичным, хотя мне приходилось видеть людей, которые…
– На позицию! Сейчас будем отрабатывать выпад с последующим колющим ударом в печень. Встали! Ланселот, ты что отстаешь? Я этого не люблю.
Арсений не смог скрыть разочарованного вздоха и побрел прочь. Сначала я хотел остановить его, но тут же вспомнил, что у меня есть вопрос, который я не хотел задавать при малыше.
– Нам некогда, – сказал он. – Если ваш Густав попался ментам, то они его допросят, и он скажет, что мы здесь.
Тихо. Пусто. Мертво. Только неприятный, утекающий в сквозняке запах… медицинский, мертвый…
Внутри вертолета было очень светло – так что сначала я зажмурился. Вид моих спутников по заключению при свете был еще более отвратительным, и мне было удивительно, почему же милиционеры не видят, нас…
– Нет, в болото, в болото, пускай его засосет! – кричал длинноносый старичок в высоком красном колпачке.
– Я пойду за ним, он может сорвать всю акцию. Неужели ты не понимаешь, как это важно?
– Живи как хочешь, – сказала женщина, – мало ли народа по миру бродит.
Ползун страшно силен, в чем-то он даже мог бы поспорить со спонсором.
Еще через полчаса мы собрались на поляне у вертолета.
– Я только окунуться… я сразу назад… я не думал, я больше не буду, – бормотал малыш. Мне стало жалко его. Ирка увидела, что моя рука движется к его головке, чтобы погладить, и в мгновение ока ринулас…
– Из-за вчерашнего инцидента. Только что кончилась большая облава в метро. Искали тебя.
Но татары, видно, в борьбе забыли, что дерутся не по-настоящему.
– И вы об этом так спокойно говорите? – Я рассердился на эту бесчувственную тушу.
– В колодец его, – крикнула лохматая беззубая женщина.
Спина была залита кровью, и кровь лилась обильно из разреза на кожаной куртке.
О ползуне я совсем забыл. Он пробирался за нами, стараясь идти след в след – он не выносил болота и открытой воды. Время от времени он издавал высокие скрипучие звуки, и Ирка тогда, не оборачиваясь, …
– Ты хотел убежать? Не отходи от стены! Ты куда хотел убежать?
Так как к концу транспортера уже подъезжали сразу несколько наваленных друг на дружку гусениц, то в дело пришлось вступить и другим членам Иркиной бригады. Гусеницы оказались страшно тяжелыми – по пу…
Я ощупал затылок – он был горячий и мокрый.
Потом газ собрался в лужицы на зеленой траве арены. И там лежал слон, рядом – его погонщик, далее лежали все мои товарищи по школе гладиаторов: и добрый Фельдшер, и Прупис, и раб, который приносил на…
Тут я стукнул его кулаком по затылку, чуть голова не отвалилась. Он ахнул и примолк.
Под фургоном откинулась деревянная крышка, скрывавшая узкий ящик, прикрепленный к днищу фургона. Высота ящика была не более полуметра.
– У них существует монетная система? – спросил высокий человек.
– А ты думал, теперь всегда чистым будешь?
– Тебе еще рано об этом знать, – сказал я.
– Ты что? – спросила Ирка. – Глаза выпучил, губа отвисла, слюни текут…
Ирке не спалось, она поднялась ко мне, и когда я показал ей шар, она сказала, что он называется глобус.
В коридоре мы встретили процессию маленьких ползунов. Их гнал подросток с хворостинкой. Ползуны мерно и одинаково поднимали мохнатые спины.
– Я почищу рыбу, сниму с нее чешую, выпотрошу. Мы же не дикие!
Этого я, конечно, тогда не знал, но масштабы подземного города мог ощутить, не подозревая еще, что эти подземелья не раз еще дадут мне приют.
Я ненавижу спонсоров, – ответил я сам себе. Они убили Добрыню, Батыя и Пруписа. Они превращают детей в животных. И я правильно сделал, что убил спонсора.
Мой расчет оказался правильным. Прошло несколько минут, может быть, полчаса, и из леса, постояв осторожно на опушке и оглядываясь, вылез ползун. Он скользнул вниз к роднику – видно, хотелось пить. Он…
– Такой же, как мы с вами, – сказал я. – Только над ним делали операции.
– После тебя надо руки мыть, – сказал он с искренним презрением. – Ты воняешь, как и все люди!
Я невольно пошевелился, и старик резко обернулся ко мне.
– Ты не возьмешь оружия? – спросил ползун.
– У нас в доме была еще одна любимица, старше меня, – сказала Инна. – Она меня многому научила. И она мне рассказывала о людях, которые живут на воле.
– Я с вами совершенно согласен, – сказал я. – Там дышать невозможно. Я раньше и не думал, что спонсоры едят плоть.
Он уже стоял на задних лапах, подобно нападающей кобре.
– Гладиатор, подойди ко мне, – сказал господин Сийнико.
– Опасность, исходящая от тебя, – сказал он наконец, – представляется мне большей, чем твоя ценность как свидетеля.
Следы его были в лаборатории. Там была склянка… Что же сказал Автандил? Он сказал: «Мы не можем ограничиваться исследованиями. Мы должны выводить любимцев, выращивать их и уничтожать, если они оказал…
– Сегодня будем тренироваться. А потом – драться.
А потом случилось, что он был на Выселках, в двадцати километрах от Поленова, где и стоял храм, вернулся к себе – а в деревне ни одного живого человека. Будто всех корова языком слизала. Вывезли. Он …
Стрельба прекратилась. В свете прожекторов было видно, как обе враждующие группы взбираются на свои дрезины.
Сеня помчался прочь из дома, который старик назвал церковью.
– Тим считает, что он красавец! – сказала Ирка.
…Я спохватился, что стою у закрытой двери и держу тело Маруси, завернутое в одеяло.
– Чтобы им не беспокоиться, чтобы мы им не мешали, чтобы они, наконец, вздохнули спокойно!
Я сначала испугался – потом вспомнил: ведь мой малыш – рыбка.
– Ах, простите, – сказала полная дамочка. – Я зачиталась на кухне. – Новый роман Тургенева! Вы любите Тургенева?
Мне вдруг стало смешно. Все… и мое бегство, и мой ужас на свалке под лучом прожектора, и страшная схватка в темноте – все это кончилось глупыми словами какого-то ублюдка.
Я прошел рощу и очутился у высокой проволочной ограды. Конечно, я мог бы с помощью моего ножа разрезать проволоку, но я не знал, не пропущен ли сквозь проволоку ток. Надо будет узнать.
Я все еще не понимал, что Гурген умер – я никогда еще не видел мертвых людей, тем более тех, кого я знал и с кем только что разговаривал.
– Ланселот, – сказал Сеня, – надо помочь Леоноре. Она скоро помрет.
Тот, дальний берег реки, был высоким, но пологим. От брода вверх вела широкая заросшая травой и кустами дорога.
Не обращая внимания на мечи, он кинулся сквозь строй учеников, поднял руку с хлыстом.
Я так устал, словно весь день таскал тяжести – вот-вот упаду.
Первым появился подросший жабеныш. В гневе или страхе спонсоры движутся со скоростью пантеры.
Мы поднялись обратно к пустым складам и там остановились, разглядывая башню.
– Вы с ума сошли! Не трогайте! Не смейте!
– Твой хозяин, жабеныш, которого мадам Яйблочко изметелила.
– Ты помнишь, как мы с тобой на кондитерской фабрике работали? – спросила Ирка.
– Стоять, пакость! – зарычал он. – Хочешь живым остаться, стой, мерзость болотная!
Я попробовал, насколько легко бревно оторвется от берега. К счастью, оно неглубоко вошло в песок. Я поднял ползуна и положил его вдоль бревна.
– На кого похожа, на того и похожа, – ответила, нахмурившись, Ирка.
Я прошел к нарам. Нижние – Иркины – были пусты. Ирка еще не вернулась. И это хорошо. Она уже знает, что я сломал хлыст Хенрику. Они не захотят меня спасти. И отдадут спонсорам. А спонсоры пустят меня…
– Поняла! – кричала в ответ мадамка. – Лучше ищите его на шахте! У меня все старики и инвалиды.
– А дома знали, что ты понимаешь наш язык?
– Кого они обманывают? – риторически спросила Ирка.
Всего я насчитал более десяти спонсоров. Все они принадлежали к самой верхушке земного общества – это были главы управлений и департаментов. А вот и старый знакомый… господин Сийнико. Знал бы он, кто…
В полутьме ее тело казалось голубоватым, а волосы приобрели сиреневый оттенок. Когда она поглядела в мою сторону, то ее глаза показались мне черными окнами в звездное небо. Ее фигура несколько потеря…
– Значит, из инкубатора, – сказал сосед. – Значит, любимец. Или из идеальчика. Ну, признавайся?
– такую миленькую, сладенькую, душистую домашнюю любимицу. – А как твой жабеныш поживает?
– Мне Лысый намекнул, – сказал Прупис негромко, – что ты – любимец.
К этому времени поезд совершил уже плавный полукруг, и башня Наблюдений осталась позади. Железнодорожный путь все более углублялся в землю, и вдруг в вагоне наступила темнота – мы въехали в туннель. …
Продолжая говорить, они пошли прочь, и я осторожно выглянул из-за угла, а потом добежал до нашей комнаты.
К счастью, эти ядовитые мысли не успели полностью завладеть моим сознанием – неожиданно бревно уткнулось в дно. В следующий момент я почувствовал его коленями. Оказывается, дальний берег был пологим,…
Все улеглись спать, а я воспользовался тем, что еще не стемнело, поднялся на второй этаж и на полу в одном из классов увидел шар, на котором были нарисованы желтые, зеленые и голубые пятна. Я вертел …
– Везде были, где стоит жабий гарнизон, – сказал Батый.
– Это ужасно, – сказал спонсор. Он приоткрыл кулак и поглядел на кассету.
Малыш Сеня встретил нас у края болота. Увидев ползуна, он замер, в ужасе сунув в рот свой кулачок.
Опять все засмеялись. И опять я понял, насколько я здесь чужой.
Он сердился, но я понял, что он не будет меня убивать. Его голос был не смертельным.
Тут мне пришлось прервать Батыя и попросить пояснений.
– Как я могу знать, если он не из хорошей семьи?
Грузовик трясло, и время от времени нам приходилось хвататься друг за друга, чтобы не упасть.
– А кто не урод? – ответила вопросом Ирка.
На площадке воцарилось ожидание. Я сосчитал до ста. Инспектора были совершенно спокойны. Паллиот и высокий человек подошли к парапету и стали двигать изображения на экранах, рассматривая жизнь города.
Гурген взмахнул мечом и попытался ударить меня, я тут же отмахнулся мечом – лезвие моего меча с неприятным скрежетом ударилось о меч Гургена.
– Я много раз мертвый, но все равно живой, – сказал я, улыбаясь.
– Ты не будешь кусаться, Тим? – спросил он, и его голос дрогнул от смеха. Его маленькие медвежьи глазки сверкнули.
Он обернулся к пришедшим, сделал два шага к одноглазому и залаял. Честное слово, музыка его речи больше всего напоминала собачий лай.
– Ты всех возьмешь, Пронин, – сказала толстая женщина в меховой одежде, – нам же тоже рабсила нужна.
– Надо срочно писать в Галактический центр, – сказал кто-то.
– Я об этом слышал каждый день. Спонсоры идут от планеты к планете, спасая природу от варваров!
Старик даже не понял меня. Потом вдруг улыбнулся – а не улыбался он давно, и, по-моему, его морщинам стало больно.
– Не стрелять! – приказала Маркиза. – Нельзя привлекать внимание.
За водным пространством поднималась гладкая бетонная или пластиковая башня, уходившая вверх до самого неба.
– Зверь, – сказала Ирка, стоявшая рядом со мной. – Истинный зверь, если сказал запорет, значит, запорет.
Мы еще не успели скрыться за деревянной стенкой, как на поле вновь начался бой. Задрожала земля от тяжелой поступи рыцарей, взвыл стадион.
Я сунул руку в глубь ниши и натолкнулся пальцами на округлый предмет. Я вытащил его, оказалось – это металлический горшок. Целый чугунный горшок!
Белый негр испугался. Мне показалось даже, что известка на его щеках и лбу стала белее, чем прежде, зрачки его метались в орбитах, словно он хотел перепрыгнуть через меня. Но бежать ему было некуда. …
Мы только начали есть, как вошел господин Ахмет, за ним квадратный Прупис с нагайкой в руке. Оба были одеты в облегающие кожаные костюмы. Они сели во главе стола. И ели ту же пищу, что и мы.
Тот отпустил повариху, достал из ниши в стене ложку – такой я так и не научился управляться. А спонсоры только такими и едят.
– Я живу в счастливом состоянии! – поспешила она с ответом.
– Они очень мудрые, – прошептал ползун. – Паллиоты. Им трудно.
– Не надо! Ему уже хватит! Он не нарочно.
Я вышел к роднику, а от него, напившись, пошел к храму.
– Прижми! – крикнул он. – Прижми и терпи.
Я вернулся к себе в бокс. Мои малыши, конечно же, не спали – они были встревожены и ждали меня.
Над полем висела тонкая светлая пыль. Мне пришлось пробегать совсем рядом с врагами, и я услышал, как тяжело они дышат. Они совсем не разговаривали – ни о победе, ни о раненых. Они ждали, когда можно…
И тут же за столом принялась причесывать свои пышные рыжие волосы.
Он взял чугунный горшок и направился к двери.
Так я впервые услышал это слово. И сразу подумал, что существует сила, перед которой склоняются спонсоры.
– Только деревянный, – сказал я, неловко улыбнувшись, будто был виновен в том, что в век компьютеров и космических кораблей мне не пришлось держать меча. – Когда в питомнике был.
– Я люблю воду, – сказал он. – Ты иди там, а мне лучше перебраться здесь.
Не доходя полсотни шагов до родника, человек остановился. Он прислушивался.
– А ты чего здесь стоишь? – удивилась Людмила. – А ну немедленно на процедуры!
Заревели моторы дрезин, и обе, все еще соединенные лучами прожекторов, покатились назад. Казалось, они старались разделиться, оборвать светящуюся нить.
Он старался ползти, но ничего не получалось, словно внутрь его вставили штырь, который не позволял ползуну согнуться.
Арена была велика, не менее ста шагов в ширину и вдвое больше в длину, засеяна травой. Но трава во многих местах была вытоптана.
Неожиданно спонсор выхватил из моей руки меч и кинул его охранникам.
Мы вышли на улицу. Хвост длинной очереди в булочную пересекал мостовую. Мы с трудом пробились сквозь толпу. Толпа была веселой, улыбчивой, полной надежды и даже уверенности, что хлеба хватит всем.
Я выглянул наружу и посмотрел на звезды. Было около десяти часов вечера. Питомник уже спал, угомонились будущие любимцы; прожектора, светившие с вышек, лишь подчеркивали пустоту и тишину.
– Теперь они будут искать тебя, пока не перероют всю землю, – сказал Хенрик.
Собеседники замолчали, и тогда я понял, что могу кое-что узнать.
Спонсор удивительно говорил по-русски, с прибаутками, поговорками и без акцента, свойственного всем спонсорам.
– И он перепугался? Конечно, он перепугался. Но Маркиза думала, что он не посмеет тебя убить. Ведь она тоже кое-чего знает.
Батый закрыл глаза и сделал вид, что спит. Но я чувствовал, что он не спит, ему интересно, о чем мы будем разговаривать. А я тоже понимал, что мы будем разговаривать, иначе бы Прупис не присаживался …
– Осторожнее! – откликнулся я, перепрыгивая, балансируя на кочке. – Здесь же глубоко!
Я обратил внимание на то, что все стены, обращенные к бетонной башне, были прозрачны, и помещения за ними были ярко освещены, как гастроном или отдел носок-чулок универмага.
– Скажи, – спросил я, поворачивая голову к Ирке, – а как вы узнали, что именно завтра прилетит инспекция?
Один из них успел все же распороть мне щеку – я даже боль почувствовал не сразу – таким острым был его кинжал, а второй вонзил кинжал под лопатку Гургену.
Прерывисто дыша, Батый добежал до нас и скрылся за деревянным щитом.
А я подумал, что меня не надо опекать. Я не люблю такого тона.
У меня вдруг возникло странное ощущение – настоящие ли люди нас здесь окружают? Может быть, это органчики, счастливые роботы?
– У тебя не будет, – сказал Прупис. – Посиди в казарме.
Когда у людей не остается надежды, то даже мальчик-с-пальчик может стать ее источником – главное, чтобы он был уверен в себе.
– Это хорошо, что не заметили, – сказал Лысый, снова заводя двигатель, – а то они стреляют без предупреждения.
– И если что будет, то по-людски, хорошо, любимчик?
– Что? – Меня как током ударило. – Что ты имеешь в виду?
Оказывается, ветераны получали свою долю с денег, заработанных школой. Школы сговаривались заранее – каким будет бой, сколько будет раненых и убитых. Причем на эти роли брали только ветеранов, профес…
Я обернулся ко второму дому – за живой изгородью. Я мог сколько угодно уговаривать себя, что пришел поглядеть на стены родного дома, тогда как на самом деле меня тянуло к дому соседнему. Первый раз в…
Я ничего пс смекал, я половину ее слов не понял, но кивал головой, не спорил. Я улегся во всю длину на нарах – они были мне коротки, и пятки высовывались наружу. Ирка стояла возле, уткнув подбородок …
Она сделала такое ударение на слово «вам», что начальнику станции все стало понятно.
Я не заметил, как вышел на прогалину – улицу разрушенного поселка. Впрочем, разница с лесной дорогой была невелика – те же деревья и кусты вокруг. Пойди, догадайся, что под ними скрываются руины.
– В храме, в церкви, – сказал я. – Вы же сказали.
– Сколько раз он ему жизнь спасал, – заметил Батый.
Не опуская меча, я пронесся сквозь цепочку милиционеров, и они прыснули в стороны.
– У Арсения? – По крайней мере, она знает их по именам. – Такой заказ.
– Они не дают. Они все себе берут, – пожаловалась она. – И они сказали, что если я пожалуюсь госпоже Людмиле или господину спонсору, меня вообще кормить перестанут.
Если бы не постоянная усталость, я был бы счастлив. Мне жилось не хуже, чем у Яйблочков. Нас хорошо кормили, и я спал на настоящей мягкой койке. Правда, я побаивался Добрыню, который помнил о нашей в…
– Тим, – Сенечка дернул меня за рукав. – А там колбаса ненастоящая лежит, – он показал на витрину. – Она нарисованная.
Перед линией боксов я остановился. Что-то было неладно.
Добрыня, хоть и был оглушен ударом, смог уклониться от копья белого негра и, рванув копье за древко, дернул его к себе так, что не догадавшийся выпустить копье из рук белый негр вылетел из седла и тя…
– …Я говорю с вами откровенно, – донесся до меня голос спонсора, – вы наш человек. Есть случай бегства домашнего любимца от одного нашего специалиста.
– Проездом, – сказал я нагло. – Должен все осмотреть, а потом поеду дальше.
– Надо сделать щиток! – крикнула Маркиза.
Они столпились у экрана, увидев кого-то близкого им.
Яйблочко восседала за столом, перед ней стояла емкость с пойлом – ей доктор прописал. На моей тарелке лежал кусок трески, посыпанный зеленью. Редкое по нашим временам лакомство.
– Это правда? – паллиот обернулся к Сийнико.
– Втрое дурак, – сказал Прупис, – я в жизни ни одного человека хлыстом не ударил. Замахнуться я могу, изматерить – тоже. Но человека, настоящего, никогда…
– Не старайся – они улетели, – сказала Ирка.
Когда мы утром проснулись незнакомая пожилая женщина принесла нам горячий чай из душистых трав. Затем появился хромой старик с большим мешком. Он вывалил содержимое мешка на пол, и я удивился, увидев…
Ирка ответила не сразу. Видно, решила, что ослышалась.
– Тогда выходите, – сказал я. – Почему вы прячетесь?
– мылись-то мы кое-как, без мыла. Но было совсем темно, и можно вообразить, что ты один или в настоящем доме.
– Мы пробудем здесь до темноты, – сказала Ирка, которая была в нашей компании главной. – За ночь нам надо будет проникнуть в башню Наблюдений.
Пока червяк медленно плыл на транспортере, я успел разглядеть его.
– Если кто-нибудь что-нибудь спросит, – приказала Ирка, – мы – счастливая семья: Беккер-отец, Беккер-мать и Беккер-сын.
– Слушай, Жан, – ответил высокий, знакомый мне голос, – мои люди, если бы захотели, сделали из твоих котлету. Но уговор есть уговор: тебе надо набирать очки, а у меня и без того репутация высокая. Та…
Он перешел к следующему, старичку в красном колпаке.
Только через двадцать минут после возвращения Сийнико над нами завис большой вертолет, тот самый, который привез инспекторов.
– Сейчас я тебе куплю, – сказал я, – и попробуешь. Это колбаса.
– Милиционеры, – сказал старик. – На рыбалку прилетают на своих вертолетах.
– Что ты сказал? – он с трудом понимал меня.
Сравнение было сомнительное. По крайней мере для меня оно прозвучало угрожающе. Старые стулья бросают в огонь.
ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ ДОМАШНИХ ЛЮБИМЦЕВ ВХОД БЕЗ НАМОРДНИКОВ ВОСПРЕЩЕН
– Вы опустились на тарелочках и помогли нам очистить реки и воздух. Иначе бы мы все погубили.
Было тепло, а днем станет еще теплее. Я порадовался, что мы убежали в теплое время. Зимой мы бы замерзли или нас нашли бы по следам.
– Так все думают. Пускай думают. Мы послали его фотографии на опознание хозяевам. Хозяева сказали – не тот. Тот молодой, высокого роста. Чистый, без следов на теле и без болезней. Он из хорошего дома.
Наверное, в этом доме жил начальник деревни, подумал я. Надо будет сходить туда.
Спонсоры жестами и поклонами подтвердили согласие со словами Сийнико.
Хенрик открыл дверь во внутреннее помещение. Вошел виденный мною милиционер, голова его была обмотана бинтом.
«Гастроном «Изобилие» – увидел я вывеску над первым этажом другого дома.
Как будто не могли решить – идти дальше или совершить безумство и напасть на охрану.
– Пошли, – сказала она, вместо того чтобы поздороваться, – я покажу, где ты будешь есть.
Я снял башмаки и пошел вброд. Камни попадали под ступни, они были острыми, и было больно. У того берега неожиданно стало глубже – я провалился по пояс, и пришлось поднять над головой мои пожитки. Сен…
– Вряд ли. Вы, спонсоры, думаете, что мы слишком тупые, чтобы выучить ваш язык.
– Не зазнавайся. Ты еще и не подозреваешь, сколько есть способов научить человека уму-разуму.
– Я не давал вам оснований так обо мне думать, – почему-то обиделся ползун.
– Не шевелись, когда поплывем, – предупредил я его как можно решительней.
– У нас разные принципы морали, – сказал спонсор, – поэтому нам трудно разговаривать.
– «Земля для людей!» – сказал я, и получилось чуть более вызывающе, чем мне того хотелось.
Рыцарь по прозвищу Соловей молча склонил голову. Все трое выглядели удрученными, и мне понятна была их грусть. С особенным вниманием я наблюдал за Муромцем. Мне хотелось увидеть на его лице отблеск п…
Я нашел губами ее губы и мы начали целоваться так, что совсем перехватило дыхание, но мы не могли остановиться – я чувствовал, что от желания теряю сознание.
– это естественность одиночества, ненужность других… Я сам удивился тому, как красиво складываются мои мысли – раньше я никогда так не думал.
– Это незабываемое наслаждение, – сказала Людмила. – Я должна признаться, что если бы у меня была возможность, я сама взяла бы себе такую любимицу.
В вечерней тишине донесся бой часов на здании вокзала.
Взяла эта женщина с нас за невкусный завтрак по шесть рублей – почти все деньги, что нам дал возница.
Мы пробрались сквозь кусты к дому. Дверь была приоткрыта – так и вросла в сгнившие доски крыльца. Но внутри сохранился даже пол.
Уходя, возница прикрыл большую тяжелую дверь склада. Было слышно, как постукивают колеса уезжавшего фургона.
Ирка улеглась на траву и смотрела в синее, яркое сентябрьское небо.
Если верить Батыю и поддакивавшему ему Гургену, в России существует, по крайней мере, два десятка гладиаторских школ, подобных нашей. Причем наша далеко не самая большая и богатая.
Скорее это был не вопрос, а утверждение. Так что я мог не отвечать.
– Ну и продолжай верить, – сказал Фельдшер.
– А где постель? – спросил я, хотя отлично знал, что любимцам, к каковым я теперь вновь принадлежал, постели не положено.
Ветераны – а их оказалось среди нас человек семь-восемь – медленно побрели прочь, а оставшиеся, в том числе и я, взяли тяжелые мечи и выстроились в две шеренги лицом друг к другу.
Я не могу точно поручиться, что я правильно перевел все его слова, тем более что он так яростно дышал и хрипел, выкрикивал свои угрозы на столь примитивном и грубом диалекте, но было ясно: этот спонс…
– Спасибо, – сказал я и сделал большой глоток.
– Как только тебя пускают одного гулять по городу! – удивился я.
Добрыня все более терял присутствие духа. Видно, он привык к слабым противникам либо счел меня не стоящим внимания и потому не собрался вовремя с силами, но теперь я его уже теснил и знал без сомнени…
– Клеветников вы оставите здесь, – сказал паллиот.
– Кушать хочется? – спросил я как можно мягче.
Некоторые падали. Мне показалось, что я вижу, как упал Батый.
– Искать кого-нибудь, чтобы сказать – в августе спонсоры начнут ликвидацию населения Земли.
За время, проведенное в питомнике для любимцев, я отдохнул, отъелся – ведь поварихи меня побаивались, а я их не разубеждал.
Фельдшер велел мне налить воды в таз, а сам намочил чистую тряпку и начал вытирать кровь – к счастью, рана была длинная, но неглубокая, раб натер ее квасцами и намочил йодом – Батый взвыл и чуть было…
– Потерпишь, – сказал Ахмет. – А вам, сэр, что понадобилось?
Улица была пуста, только одинокий дворник подметал ее щеткой. Мимо шагал человек в черной одежде и черном цилиндре с кольцом веревки через плечо – это был знакомый мне трубочист.
Я ехал со всеми в общем автобусе. Сзади были сложены мечи, копья, доспехи – настоящие рыцарские доспехи. Я выдел, как ветераны на тренировках сражались в этих доспехах – они показались мне неуклюжими.
С такими горькими мыслями я отправился к себе в бокс.
Но большинство столиков было занято любимцами в возрасте от трех до пяти лет, именно таких обычно и разбирали по семьям.
– А госпожа Яйблочко очень добрая, она его не бьет. Я сначала плакала, но мне сказали, что тогда меня увезут.
– Я-то думаю, – сказал Батый, – это кто-то из людей придумал. Я так думаю, что все человеческие подлости за спонсоров придумывают люди.
– А зачем она яйца обещала? – спросил Сенечка.
Дрезины столкнулись, так и не успев окончательно затормозить.
Преодолев в очередной раз стыд от собственной наготы, я последовал за Людмилой.
– Как там? – слабым голосом спросил сзади Добрыня.