Все цитаты из книги «Любимец (Спонсоры)»
– Тимофей! Тимоша! – Яйблочко звала меня самым ласковым из своего набора голосов. – Кушать, кушаньки, беги сюда, мой мальчик!
Она потянула меня за руку, в глубь коридора, к затянутому решеткой окну.
– Пленку надо будет размножить, – сказала Маркиза. – И разослать по всем ячейкам.
Еще через полчаса неспешного полета впереди показался знакомый особняк с колоннами.
– Или от мента убегать, – сказал Сенечка и засмеялся.
Я осторожно пошел в сторону, куда вел след. Я должен был выяснить, что это такое. Любой неизвестный здесь – смертельная опасность.
– Ну, ладно, – услышал я голос госпожи, – ложимся спать. Завтра еще раз обсудим.
– Не бойся, мальчик! – крикнула Ирка. – Это мой друг.
– А завтра как всегда! – И бабуся лукаво улыбнулась. – Лучше и не суйся!
Мы сближались – сейчас надо будет сделать выпад, не ожидая, пока медведь бросится первым…
– Какую мы ему фамилию дадим? – спросил он.
– Да, – согласился я и все равно в ту ночь не понял, что она хотела сказать.
Мы сели на длинную скамью, я поближе к смуглому Батыю – я его уже выбрал себе в приятели. Неизвестно было, согласится ли он быть моим приятелем?
– Тише! – прикрикнул я на него. – Ты что, выдать нас захотел?
– Я пробовал, – сказал я. – В школе гладиаторов.
– Сдавайся! – прорычал я. – Не то растерзаю!
Он не смеялся, он был серьезен, он стоял в дверях камеры и спокойно, терпеливо объяснял. Ахмет вообще никогда не суетился – в его опасном деле суетиться нельзя. Но это я узнал позже.
Оказывается, слух Лысого не подвел – не высоко и медленно летел большой вертолет спонсоров.
Впрочем, в тот момент я так не думал – я кашлял, задыхался, скорчившись пополам.
– Сегодня должен был быть карнавал, – сказал Сийнико. – Но это непохоже на карнавал.
Склад был пуст, видно, в нем давно не было никаких товаров – в углах шуршали крысы, углы и потолок были затянуты паутиной.
Уже выскочив с поля и стремясь к темному квадрату выхода, я увидел бегущих мне навстречу милиционеров с дубинками в руках. На мое счастье рядовые милиционеры на стадионе не были вооружены ничем более…
Вперевалку, чуть не касаясь земли пальцами могучих рук, он направился к душу. Я зашел туда следом.
– Меня зовут Ланселотом, рыцарем Ланселотом.
– Пока вы шли, – сказал Прупис, – всех юниоров у меня бы перебили. Вы хороши, когда вас вдвое больше, а так – отсиживаетесь.
– полагал, что это знание полезно, если я окажусь в лесу один, без друзей…
– Чтобы ты стал таким, как они. – Ахмет показал на окно, не сомневаясь, что я в него уже выглядывал. – Храбрым и сильным. Иди за ним,
Я с трудом сдержал улыбку – представьте себе человека, который добровольно пойдет гулять в темный лес, где таятся звери, русалки, вампиры и всякая нечисть.
– Значит, ты ему мешаешь. Я тебе должна сказать, что уже был один случай. Почему-то спонсору не понравился доктор Герц. Он стал непокорным, он хотел уйти из лаборатории. А потом доктора нашли мертвым…
– Он стрелял! – крикнул я, испытывая неожиданное возбуждение.
Так как я колебался, лысый помощник Марии Кузьминичны незаметно подобрался ко мне и так ударил по согнутой ноге, что я подпрыгнул от боли и, конечно же, вынужден был выпрямиться.
Для того чтобы человек успешно продвигался по пути совершенствования и превращения в разумное существо, он должен закаляться, заниматься гимнастикой и следить за чистотой своего тела.
Зато я почувствовал – и свою смерть и смерть девочки.
– У него наверняка очередь, месяца на два – сколько приходится проводить операций!
Я начал рвать ногтями и отбрасывать назад землю.
– Это парк «Сокольники», – сказал Хенрик, будто я спросил у него, куда мы пришли.
И, она весело рассмеялась – она была веселой женщиной.
– Здравствуйте, – сказала Ирка, которая скорее меня осваивалась в неизвестной обстановке. – Можно у вас позавтракать?
В тот день я выступал вместе с юниорами. Так же, как они, я был в куртке из толстой бычьей кожи, в круглой железной каске, у меня был меч и нож Гургена. Батый и другие юниоры были одеты схоже со мной…
– Понимаю, – сказал спонсор. Он был удручен.
Все повторялось как в заколдованном сне: ведь только вчера я сломал хлыст Хенрику, который был главнее меня. И вот – снова такое же преступление!
– А я ничего не понимаю! – взмолился я. – Честное слово – я как в лесу! Если есть гладиаторы, значит, кто-то должен на них смотреть и даже получать удовольствие от такого дикого зрелища. Но ведь не в…
Потом мне велели лечь на скамью, и Фельдшер, промыв мне щеку водкой, стал ее сшивать.
Я закинул на ту сторону одеяло и халат. Потом медленно, головой вперед пополз в яму – главное, чтобы прошел живот. Я отталкивался руками, и провисшая проволока была всего в сантиметре от моего лица.
– Очень хочется, – призналась девушка. – Только нельзя, не разрешают.
– Мы редко бываем наверху, – сказала Ирка. – Совсем солнца не видим.
Стайка девочек в одинаковых коричневых платьях и белых передничках выпорхнула на платформу, и девочки щебеча расселись на лавочках первого вагона.
В мокрой одежде спать было неприятно. Я пытался заснуть, ворочался, несколько раз забывался во сне, какие-то кошмарные видения преследовали меня. Потом просыпался. Сенечка бормотал во сне, Ирка тоже …
– Поздно, мой друг, поздно, – сказал Вик. – Да и работа эта не по тебе. Все время ты должен заниматься спортом, соблюдать диету, быть готовым работать в любое время дня и ночи.
– Когда я вас увидела, – призналась она, – то решила, что вы – производитель. К нам иногда привозят производителей для улучшения семенного фонда.
– А тебе, длинный, – сказал раб, – не положено. Ты людей без шамовки оставил, а хозяину сделал большой убыток. Вали отсюда!
– Ну глоток достань, ну достань, братишка, ты же можешь, ты же гладкий!
Направо от дома широкая бетонная дорога вела к базе спонсоров, где трудился мой хозяин, туда бежать – все равно что добровольно отправиться на живодерню. Налево, к центру, магазинам и местам коллекти…
– Зачем на живодерню? – удивился Арсений. – Она еще пригодится. Только кормят ее по общим нормам, а Леонора растет. Вот и голодает. Я ей вчера половину своей каши отдал.
– Чепуха, – сказал я. – К холоду человек не может привыкнуть. Он может научиться терпеть его. Не более.
Я думал, что она взбеленится, а она так печально сказала…
– А я возьму! – Неожиданно одноглазый бродяга протянул вперед руку и рванул на себя мой ошейник. Мою единственную драгоценность, мое единственное имущество! Разумеется, мой ошейник не такой драгоценн…
– Я не знала, куда вы пошли, – сказала она.
Но как назло никто не слышал меня. Зато на шум ворвались два магазинных милиционера с электродубинками. Они вели себя так, словно мы все были преступниками и хулиганами – колотили дубинками, валили н…
– Ты рассказывай, – попросил я. – Про колонию.
Каждый шаг давался мне со страшным трудом. Я помню, как мылся в душе, чтобы отделаться от зловония. Но как мне удалось взобраться на верхние нары – загадка. И я сразу заснул. Ирка, как она потом сказ…
Чуть ниже по течению речка разливалась широко и негромко журчала по камням – там был брод.
Я понимал, что отличаюсь от этих существ как ростом и сложением, так и гладкой светлой кожей, умными чертами лица и чистотой тела. Но я уже понимал, что не всеми советами подонков следует пренебрегат…
Ирка первой вошла в воду, вцепившись в веревку. Ее тянуло течением, отрывало от веревки, но она медленно перебирала руками по ней. Веревка натянулась углом, вода пенилась вокруг Ирки, медленно передв…
– Ты меня отправишь на живодерню? – спросил он сквозь рыдая.
– Так что же мы будем делать? – спросил Сийнико.
Все засмеялись. Приятно было думать, что мы лживые. Нет, не вообще лживые, а лживые специально, чтобы провести этих жаб.
Я в страхе отступил назад, и когда он, добежав до меня, хотел стегнуть меня хлыстом, я отбил удар мечом, нечаянно задел острием хлыст, и его конец, как разрубленная змея, упал в пыль.
Заметались, путаясь в густых ветвях дубов, лучи прожекторов. Я понял, что сейчас они будут искать меня и у них хватит челяди, чтобы действовать сразу везде: и в особняке, и в боксах, и вдоль ограды.
– Ты был ее, ее собственный, единственный любимец. Вместо ребенка. Мы плохо размножаемся на Земле. Любимцы заменяют нам детей.
Сеня не будет пытаться переплывать ров – все равно унесет. Но в отличие от нас, которые не могут дышать под водой, для него вода все равно что воздух. Так что, если мы отыщем камень потяжелее, малыш …
– Вы видите счастливый город, он же – Аркадия. Слышали?
Я заставил себя смотреть в окно. Еще один бастион, выстроенный воспитанием и жизнью у спонсоров, рушился. Я достаточно умен, чтобы понимать, что гладиаторы не поехали бы так спокойно через радиоактив…
Зрители в первых рядах начали кричать и хлопать в ладоши, будто им объявили какую-то интересную новость, а спонсоры замолчали и замерли.
– Маркизу с Хенриком я успел предупредить, – сказал наконец спонсор.
– Мы приезжие, – сказал я мрачно. Овсянка была недосоленной, невкусной, словно приготовленной из опилок.
Основные события должны были развернуться во втором тайме. Пока что встреча шла с небольшим перевесом в пользу наших соперников, но, как я понимал, они тоже выдохлись, и если бы не слабые лошади у на…
Оказывается, вдали от иных городов и поселков спонсоры построили счастливый, образцовый город Аркадию. В нем живут люди, довольные тем, что спонсоры прилетели на планету и занимаются тут экологически…
Выстрелы гулко звучали в туннеле. Кого-то ранило – и он принялся завывать, кто-то охнул, слышно было, как, расплескав воду, скопившуюся между рельсами, туда рухнуло голо. Все это заняло секунды – пул…
– Ты жизни не знаешь. И уж Машкиной жизни тем более.
Подчиняясь ему, уставшие, запыхавшиеся воины с обеих сторон расходились, словно сразу забыв о существовании противника, а судья выехал на центр поля и в микрофон объявил ничью.
– Он живой, – сказала Ирка. – Благодаря тебе.
– Им выгодно, что Земля принадлежит нам. Они отлично устроились. Они сорняки. А сорняки полезно иногда пропалывать.
Человек этот мне не нравился, он был недобрый. Как у всякого домашнего животного, зависящего от милости сильных, у меня был нюх на людей и спонсоров. Ведь спонсоры тоже разные бывают.
Сенечка шел, не закрывая рта – никто из нас ничего подобного не видел, но мы с Иркой как могли скрывали свои чувства, свое удивление, а Сенечка скрывать его не намеревался.
Я верил этой гусенице и не боялся ее. Но я же кидал убитых ползунов в контейнеры!..
– Ну и правильно – только здоровье свое губить.
– Я до этого подлеца… я до него… ему здесь не жить… – хрипел Добрыня.
Девушка вдруг застеснялась – или не поверила мне, но она поспешила прочь из дубравы, зажав желуди в кулаках.
Но, видно, осмотр его удовлетворил. Он вылез из фургона.
– Потому что норовите сделать гадость исподтишка, потому что не помните добра, потому что лживы… потому что… миллион причин! А ты чего на меня уставился? Наелся – иди погуляй. Но за забор – ни шагу.
Изгородь кончалась у ворот. По ту сторону шел красный кирпичный забор. Он был старый, кое-где верхние кирпичи выпали, и если бы отыскать лестницу или хотя бы большой ящик, то можно будет перелезть че…
– Ты как, Сеня? – спросил я. Мальчик залез первым в самую глубину.
Через два часа мы достигли землянки отца Николая. Он обрадовался нам и накормил грибным супом.
– Разорил! – кричал спонсор. – Обесчестил! Все мои деньги! Такого рыцаря убил! Тебе не жить!
– При виде одной… особи женского пола он чуть было поводок не оборвал.
– Я молчал – я думал, пускай новенький сам себя показывает. Если кто его забьет – сам виноват.
– Как ты понимаешь, – сказал он наконец, обращаясь к Маркизе, – те, кто сделал это, – сделали это сознательно, потому что они враги нашего сближения с людьми.
Удивительно, но в тот момент я не вспомнил об убитом спонсоре.
Грузовик Лысого уехал. В кустах я увидел черную крытую повозку.
– Мы не будем занимать вашего драгоценного времени, – произнес Сийнико после того, как взаимный обмен любезностями был завершен. – Если вы подойдете к экранам и наблюдательным трубам, то получите отв…
– Это ты, красавчик, котлы опрокидываешь?
Я поднялся и пошел за загородку. Там была кухня. На раздаче стояла толстая женщина в некогда белом, а теперь засаленном халате.
Я спустился к самой воде и сунул руку в холодную воду. Несущаяся вода ударила по ней, как ударяет водопад. Мою руку буквально выбросило из потока.
Я нащупал в темноте скользкие железные скобы и начал взбираться наверх – голова моя болела так, словно готова была отвалиться.
Возникли эти школы по той простой причине, что большинство спонсоров, обосновавшихся на Земле, были военнослужащими. Их трудно назвать солдатами, потому что они не пользовались оружием и никого никог…
– Смешно, – сказал я. – Мало ли кого я раньше не видел!
Он повел меня к одноэтажному зданию – чем-то жилье воинов было похоже на подвал, в котором мы с Иркой провели два дня, но здесь стояли не нары, а койки. И они были застелены серыми одеялами. У каждой…
– Он не будет жить! – подхватили ее друзья, собравшиеся в подземном туннеле.
Она открыла бы дверь и раньше, но, как назло, несколько милиционеров уселись играть в кости как раз перед ее палатой, Маркиза не стала дожидаться, пока они заснут, вышла из палаты и отважно прошество…
– Поймешь ты наконец или нет, ископаемый ты человек, что твои любимые спонсоры жить не могут без наших зрелищ, потому что получают на них разрядку.
Мне ложки не досталось – как всегда, забыли, но я не стал просить. В конце концов в любимцах я научился хлебать из миски.
– Это ложь! – хором произнесли остальные спонсоры.
Господин Сийнико позвал меня гулять, когда солнце уже село за деревья.
Я замер, размышляя, что мне делать дальше, и неизвестно, сколько бы я рассуждал, но тут послышался приближающийся треск вертолета – его прожектор шарил по земле, и я понял – вот-вот он меня настигнет.
Добрыне помогли подняться, и тот, бормоча угрозы, ушел в другой конец помещения, где над его койкой висело несколько плакатов, изображавших обнаженных женщин в соблазнительных позах.
– Здесь будете ждать, – сказала она. – Все решения принимает Ирка. – Сухими руками Маркиза поправила свои волосы и посмотрела на небо.
Он отбросил меня, я упал, ударившись головой о ножку стула.
– Пускай он сам живет, – сказал Сеня. – А мы – сами.
Внизу вдоль платформы тянулись рельсы. Я прыгнул, выронил меч и он звонко ударился о рельс.
Сказав такую фразу, ползун надолго замолчал.
– Рейкино – это мой дом, – сказал спонсор. – Это планета, которая старается отделаться от своих сыновей.
А, может быть, сейчас, пользуясь темнотой, поспешить к бесконечному лесу и стать его обитателем?
– Спускайся сюда, – сказала Ирка. – Осторожно, ногу не сломай. Дай-ка я тебе снова посвечу.
– Уж тебе-то тяжело! – проворчал Добрыня, но закрыл глаза и замолчал.
– Ничего не задето. Через неделю заживет.
Но одеться мне не удалось, потому что перед дверью в тени меня поджидали две поварихи. Одну я уже встречал – это была толстая засаленная женщина, вторая, худая и малохольная, была мне незнакома.
За мужиком шла Ирка. Она была одета в мужские штаны и сапоги. Рыжие волосы были убраны под платок.
Мужчина стоял ко мне спиной. В руке у него был хлыст, и он постукивал им себя по ноге. Хлысты есть у надсмотрщиков и Лысого. Нет, это был не Лысый. Для Лысого он слишком худ и мал ростом.
– Нельзя, – сказал Сийнико. – Мы рекламируем наших любимцев как морозоустойчивых.
Через несколько метров дорога повернула в сторону, и с обеих сторон к ней сбежался еловый лес.
– Эй! – закричала из-под навеса Маркиза. – Мальчики, возьмите меня!
Нет, я никогда не спутаю ее ни с кем на свете! Ее светлый образ запечатлелся в моем мозгу до конца дней.
По улице изредка проходили люди, некоторые раскланивались с нами. Были они старомодны и казались актерами из старинной пьесы.
Разумеется, я полностью согласен с моей милой, добродушной Яйблочкой, четырехметровой неуклюжей лягушатиной!
Остальные рабы тупо смотрели, ожидая, когда вновь двинется транспортер и начнется работа.
К счастью, все вышло так, как разъяснил нам разумный Сенечка. Обмотанный веревкой, держа в руках тяжелый камень, Сенечка вступил в воду. Его шатнуло и понесло вбок.
– Что с тобой? – Я присел перед ним на корточки. Он закрыл лицо перепончатыми ручками, как двумя маленькими веерами.
– Неужели вам не жалко людей, которых вы убьете? – спросил я, отходя к двери.
– Я и сам не курю, – сказал Батый. – Мне нужно в форме быть.
Фургон медленно покатил по неровной дороге, и я почувствовал все неудобства от путешествия в ящике.
Их бассейн начинается сразу за невысокой живой оградой, разделяющей наши участки. Она уселась на край бассейна, окунула в него пятку и сразу поджала ногу – не ожидала, видно, что вода такая холодная!…
– Как хочешь, – рявкнул спонсор. – Я не буду снова унижаться перед ветеринаром!
Я вдруг подумал, что не знаю ответа на этот вопрос и мне самому не приходило в голову его задать. Хотя бы себе самому.
– Вот именно, – сказала Маркиза. – Чем ближе воробей живет к гнезду орла, тем он в большей безопасности. По крайней мере, здесь вас никто не будет искать.
Первым спустился человек. Вернее существо, схожее с человеком, но достигавшее двух с половиной метров ростом. Лицо у человека было желтым, широким, круглым и плоским. Такому лицу соответствовали бы у…
– Я нашла для вас чудесное место, – прошептала Маркиза. – Даже трудно поверить, что может так повезти.
– Ничего, завтра будет, – сказал начальник станции. – А пока можете заплатить мне. С вас по шестьдесят копеек.
Проснулся я потому, что стало еще холодней. Мы сбились в такую тесную кучу, что мои конечности затекли, и я не знал, где мои ноги, а где чужие.
– Как тебя зовут, любимец? – спросил спонсор. Голос его прозвучал над головой, как гром надвигающейся грозы.
Наш грузовик прерывисто загудел, и через некоторое время к воротам лениво вышел человек в одежде. Госпожа Мария Кузьминична выскочила из кабины грузовика и принялась его бранить. А я смотрел на этих …
Ирка протянула первому мужику заранее отсчитанную и стянутую резинкой пачку денег.
– Вы меня не боитесь, – сказал он утвердительно. – Вы меня знаете?
Мне было приятно смотреть на нее. Ни шрамы на лице, ни выбитые зубы не портили для меня эту девушку. Я знал, что она хорошая и добрая. Может быть, Маркиза в тысячу раз красивее, но Ирка – мой друг.
Он снова опустился на передние лапы, но шустро повернулся и, подбрасывая облезлый зад, кинулся в чащу.
– Живым остаться подольше, – сказал Батый. – Может, стану мастером, как Прупис, или даже хозяином, как господин Ахмет, – я жить хочу, такое у меня настроение.
Я держал на руках легкое тело птицы и понимал, что теперь у меня есть в жизни только один путь – путь вражды и ненависти к спонсорам. И не потому, что они жестокие и бессердечные, среди них были разн…
Но, как назло, именно в этот момент в дверь въезжала тележка, на которой стоял котел с похлебкой для всех пленников. Тот мужчина, что толкал перед собой тележку, конечно же, не ожидал, что на него ки…
Когда я, задыхаясь, подбежал к свалке, ее бесформенные холмы в сумерках казались бесконечными.
Девушка посмотрела на меня как на сумасшедшего. Чувство юмора, которое бывает даже у спонсоров, здесь не котировалось.
Щека болела, голова болела, тошнило… Раб принес мне стакан водки. Прупис велел мне пить до та.
– Ты думаешь, я совсем глупая, да? Конечно, я с Сийнико не говорила, но я говорила с Людмилой и детьми. Многие не спали, многие слышали. И даже знали, в какую вы сторону ушли. Я решила – поищу вас зд…
– Поместите объект в восьмой бокс. Никого к нему не подселять. Я сам буду им заниматься.
– они растили меня, кормили, купали и лечили, если я болел… И госпожа Яйблочко могла испытывать ко мне материнские чувства? Как мало мы их знаем! Зачем они взяли нового малыша? Их дом им кажется пуст…
Мы прошли мимо вертолета и оказались под высоким, кое-где обрушившимся навесом. Со всех сторон к нему подходили деревья, потому под навесом было полутемно, и я не сразу увидел, что нас ждет спонсор.
– Сегодня третью серию будут показывать, – сказал Вик.
Чернявый улыбнулся, оценив шутку хозяина.
По обе стороны транспортера стояли два могучих мужика, единственной одеждой которых были кожаные, вымазанные чем-то бурым, передники, а в руках они держали металлические дубинки.
Почтенная старуха в мантилье оттолкнула Ирку и стала оттеснять меня от прилавка.
– Приходится смотреть. На прошлой неделе тарелку унесли. А что касается чашек, то это просто катастрофа. Нет, я никого не обвиняю, но такой дефицит чашек, что люди идут на преступление. Правда?
…Толпа поселян в уродливых одеждах радостно гоготала при виде того, как из открытого люка корабля не спеша выходят три спонсора. Они массивны, они куда крупнее и тяжелее человека, некоторые достигают…
– Нет, Чапаева заслужить надо, это знаменитый богатырь…
– Ни в коем случае! – сказала Ирка. – Господа спонсоры и их гости твердо придерживаются принципа невмешательства. Каждая отсталая цивилизация должна развиваться своим естественным путем. Ей можно пом…
– Скоро будем на месте. Там я тебя оставлю. Будешь ждать человека от Маркизы, – сказал Лысый и неприятно улыбнулся. Слова его звучали лживо. Словно человек – это не человек, а «якобы человек», и Марк…
– Чепуха! Ничего подобного. Ты спроси любого человека, недоволен ли он жизнью, страдает ли он? И окажется, что люди счастливы.
Все столовые, спальни, коридоры были пусты. Не было не только воспитанников, но и поварих, судомоек и воспитателей.
Это был высокопоставленный спонсор. С тремя полосами на лбу и оранжевым кругом на груди. С двумя полосами я видел один раз – он приезжал в гости к соседу, и все спонсоры говорили об этом несколько дн…
– А чего он тогда молчал? – спросила женщина. – Ведь из-за него Кривого убили, а нас всех забрали.
Что они придумают? Неужели на самом деле спонсор решил меня отравить? А когда? Вернее всего завтра утром. Но все может случиться…
Мальчишка не слышал или не хотел слышать меня. Он добежал до воды и остановился. Я испугался, что он нырнет, но он медлил.
Хенрик подошел к фургону и раскрыл его задние дверцы. Там стояли ящики с овощами.
– Да, – вынужден был согласиться я. – Я так спешил, что почти не взял еды.
– Потому что на земле было много машин, и они ездили медленно.
За фабричными корпусами тянулась изгородь из колючей проволоки. За ней были бетонные корпуса, низкие, приземистые; там таились инкубаторы и теплицы, где из яиц выводили гусениц, а потом подземными ко…
– Нет, – сказала Ирка твердо. – Они не соображают. Ты, видно, убивать не любишь и не умеешь. Все убивать умеют, жизнь такая, что надо убивать, а ты не умеешь – тебя кто-нибудь пришьет, а ты и не заме…
Я не выспался, потому что боялся заснуть, неосторожно повернуться и разбудить Ирку.
Темная согбенная фигура с палкой появилась в дверном проеме. Сразу было ясно, что это старый человек.
– Меня Ланселотом в школе зовут, – сказал я. – Я под этим именем в боях выступал.
Центр я миновал быстро и без приключений. Универмаг был уже закрыт, хотя окна его светились – там считали выручку. В комнате отдыха, где спонсорши оставляют своих домашних любимцев пока занимаются по…
Туда входили люди с пустыми сумками, а выносили полные. Сами сумки были очень красивы: ка них были изображены всяческие продукты.
– Не надо, – сказала Ирка. – Тебя завтра увезут к Маркизе.
– Зачем? – послышался удивленный голос спонсора из Управления экологической защиты.
Снаружи, на смотровой площадке, было тихо. Я выглянул в окошко. Солнце еще не встало, но было светло, звезды погасли – июньские ночи коротки. Я вылез на площадку и принялся прыгать, чтобы согреться.
Ирка молчала. Сенечка высовывал нос, заглядывая за прилавок.
Вопрос застал меня врасплох. Но я счел за лучшее согласиться и задать вопрос, чтобы показать, как хорошо и внимательно я слушал господина спонсора.
– Он из-за койки, – сказал чернявый. – Армянин на ней спал, его кореш.
– Я уйду отсюда, – сказал я, поднимаясь с пола.
А я, почувствовав, что отошел от него на достаточное расстояние, кинулся бежать.
Милиционеры втащили отчаянно сопротивлявшегося одноглазого бродягу, совсем голого, если не считать моего драгоценного ошейника. Так вот он, мой грабитель!
– Ты, мой ласковый, – сказала Ирка и щелкнула его по лбу.
Транспортер уходил в соседнее, не видное мне помещение, отделенное от нашего подвала резиновой занавеской. Оттуда доносился глухой шум – редкие удары, тонкий крик, ругань, возня, снова удары… будто т…
– Это хорошо, – сказал Сенечка голосом умудренного жизнью человека, который не желает тратить время на споры со мной – мальчишкой. – Нам надо много веревки. Только вы меня слушайтесь и не спорьте.
Ниша была неглубокой, около метра, к ней вели ступеньки, внутри была запертая дверь.
– Молчи, – сказал ползун. – Мы не можем погубить все сейчас.
Ирка облизала ложку, потом отвалила мне в миску каши из своей миски.
– Может, вы сходите и спросите? – сказала Ирка.
– Он с мадамкой живет, а она все ищет из трудящихся себе нового друга. Он же сам трудящимся был. На свалке вырос, на помойке помирать не желает.
Наутро к избушке подъехал старый крытый грузовик, словно спеленутый проволокой, чтобы не рассыпался.
Прупис выпрямился и закричал, чтобы принесли носилки. Я был свободен, так что подхватил носилки и побежал через поле.
Я отступил назад, к нарам. Как мне не хотелось бы, чтобы она была моим врагом!
Сосед легко соскочил с постели и принялся отжиматься от пола.
Перед ним площадь неожиданно для глаз была оживлена. По ней передвигались как тележки со спонсорами, пешие спонсоры, так и люди, которые жались к краям площади, но тем не менее вели себя спокойно, сл…
– Мы сами недавно узнали. Спонсоры хорошо охраняют ее, – вступила в разговор Ирка.
И все же я побежал именно на свалку – иного места, чтобы спрятаться, я не знал. Тем более, что за свалкой, как мне рассказывали другие любимцы, начинается Великий лес, который идет до самой Австралии…
Я рассеянно слушал ползуна, делая вид, что внимательно запоминаю все тропинки, и ползун почувствовал, что я витаю в облаках. Со свойственным ему занудством он заставил меня пройти по карте от землянк…
– Стой! – приказал Хенрик. – Останови изображение.
При виде нас они вовсе не всполошились, как я того опасался, а продолжали заниматься своим делом, лишь один из них, курносенький господин с седыми усами и бакенбардами в полосатой фуфайке и полосатых…
Это шли другие милиционеры в черных мундирах и гнали перед собой несколько свалочных замарашек – смотреть было противно на эти несчастные, в нарывах, рожи, на всклокоченные патлы, тупые тусклые глаза…
Ирка вырвалась, она сделала вид, что рассердилась.
В низком помещении, стены которого, видно, уж сто лет никто не удосужился покрасить, стояла гнетущая тишина. Было лишь слышно тяжелое дыхание двух десятков человек, которые, как я теперь понимал, гот…
Мы разошлись по парам, и сначала я фехтовал с Гургеном, стараясь не задеть его меч, а потом нас переставили, и моим соперником стал Вова Батый. Батый, в отличие от Гургена, подсказывал мне некоторые …
– Пока Маркиза не вернулась – берегись! – Улыбаясь, она непроизвольно прикрыла ладошкой рот.
– Как ты смеешь! Это не твой любимец! Сейчас же перестань мучить Тимошку!
– Я не знаю никаких маркиз, баронесс и графинь!
– Сийнико, кто приказал убить людей? – спросила Маркиза резко, словно имела право спрашивать. Маленький человек, говорящий таким тоном со спонсором, казался мне щенком, лающим на тигра. Щенок глуп, а…
Снизу, совсем близко, были слышны крики и выстрелы. Я пополз наверх быстрее.
Это было разумно, и Ирка больше не задавала вопросов. Мы направились к складу.
Когда мы подошли к качелям, и малыш, который раскачивал их, повернулся к нам, я еле удержался от непроизвольного вскрика. И в самом деле, экспериментаторы придумали необычное существо: это был обыкно…
Ветераны покорно замолкли и стали громко шептаться. Один из них упал, остальные шикали друг на друга.
В нем было холодно. Через провал в крыше намело сугроб снега, который так и не растаял. На стенах дома были нарисованы картины, изображающие людей, одетых в простыни. Я попытался понять смысл в карти…
Небольшая очередь из прилично одетых по моде Счастливого города людей стояла возле витрины, в которой лежали колбасы разной толщины и цвета. Продавщица в белом переднике и белой кружевной наколке с м…
Мое живое воображение строило картины, как они накидываются на меня и душат. Я шел последним и обратил внимание, что, сворачивая к двери в баню, все на секунду или две останавливаются перед какой-то …
– Только не это! Я не переживу. Я не знаю, как мне жить без моего Тимошеньки!
– Не смей, – шепотом закричала она. – Если я делаю ребенку реприманд, то ты, Ланселот, будь любезен, потерпи, не вмешивайся, как бабуся, в педагогический процесс! Песталоцци проклятый!
В конце той улицы, которая, судя по табличке на почтовом ящике крайнего дома, называлась «Яблоневая», мы нашли кафе «Уют». Оно занимало первый этаж небольшого розового дома. Перед открытой дверью на …
– А что это за место? – спросил я, чтобы переменить тему разговора. – Место, куда нас везут?
– Хоть сейчас, – сказал я с облегчением. Честно говоря, в последние недели я уж стал бояться, что я единственный человек на Земле, который хочет выгнать спонсоров. Я уж думал, что все остальные довол…
На центральной улице, перед самым большим в городе трехэтажным домом с колоннами стояла другая карета, без лошади. Толстяк в синем халате красил ее в синий цвет, а на балконе второго этажа стоял друг…
– Эй, Тимоша! – услышал я насмешливый голос.
Через несколько минут на откосе, ставшем круче и выше, возникла еще одна, не меньших размеров, надпись: «Украсим Родину садами!»
– Поймают тебя, – говорил мне на это отец Николай. – Народ у нас слабый, вымирающий, как зверь мамонт, сами же тебя властям сдадут. И станешь ты мучеником.
Наслушавшись неуважительных, а то и непристойных рассказов о спонсорах, я решил, что мои дорогие господа Яйблочки не подозревали о том, что творится в некоторых дальних гарнизонах. Ведь в моем присут…
Без людей обойтись нельзя. А без спонсоров?
– Очень рад, – сказал я раздраженно, потому что не люблю, когда меня будят. – Что у вас случилось?
Кошка сидела в окне, подсвеченная утренним солнцем. Солнце пробивалось сквозь раскрывающиеся листочки деревьев, и тени их были ажурными, как кружева, которые вязала по вечерам госпожа Яйблочко.
Я вытянул перед собой руку, раскрытой ладонью кверху.
– Я его сам в отстойник отнесу! – заверещал одноглазый. – Пусть воняет.
И я понял, что он полон ненависти ко мне.
– Честно сказать, – произнес Вик, выслушав мой короткий рассказ, – если бы такое произошло со мной, я бы убежал или повесился. К счастью, меня отобрали в производители, и мне пока ничего не грозит.
– Я так не думаю, – сказал я. – Я только думаю, что я не урод.
Мы повернули к дому. Скоро должен был вернуться со службы сам спонсор Яйблочко, и мы с госпожой всегда с трепетом ждали этого момента.
– Тащи веревку, натягивай, – сказал он. И мне показалось, что голос его прозвучал слишком громко, и сейчас сверху вспыхнут фонари.
Мне захотелось завилять хвостом. Но я стоял прямо, чуть наклонив голову, как принято стоять у гладиаторов, когда они выстраиваются перед боем.
– Ты что? Тебе плохо? – спрашивала Ирка. Глаза у нее были добрые. Я вырвал руку – ну что объяснишь этому примитивному созданию, которое, может, никогда в жизни не видело телевизора или кофемолки?
В башне было теплее, чем снаружи, и если бы не царапины на спине, я бы сказал, что первую часть путешествия мы совершили удачно.
Я открыл глаза. Ее глаза были совсем близко от моего лица. Она склонилась, и я, подняв другую руку, схватил пальцами ее горячий затылок, чтобы сильнее ее поцеловать.
– Ни в коем случае! Завтра будет день временной выдачи муляжей. Все мы распределены по магазинам, а некоторые приписаны к рынку. Каждый возьмет, что положено, и отнесет домой. А потом будет карнавал.
Я даже удивился – зачем меня запирать? Я же ничего плохого не замышляю.
– Выходите, – сказал я. – А то получается неправильно: вы меня видите, а я вас – нет.
Все пленники молчали, я тоже молчал, у меня было тупое состояние. Меня можно было бить, а мне все равно. Да и не хотелось мне глядеть на морды бродяг.
Я никуда не годный пловец, но тут с такой силой забил руками по воде, что догнал бревно раньше, чем оно успело окунуть ползуна в воду.
Я, наверное, должен был отказаться, но был голоден.
– Не стоит, – сказал квадратный Прупис, – ребята будут недовольны. Недели не прошло, как армянин погиб.
– Я буду кричать! Не смей меня хватать! Ты грязный. От тебя плохо пахнет!
– Ну и как, мои цыпляточки? – гаркнула она с порога.
– Еще ниже! – В голосе прозвенел металл. – На колено!
– Это вы решайте, – сказала мадамка, и я понял, что она не испытывает трепета перед спонсорами. И если бы я не знал, что люди – не более как отсталые дикари, которых спонсорам приходится учить и опек…
Мне хотелось бы наладить добрые отношения с Добрыней, может быть, даже подружиться с ним, но он держал меня на расстоянии. Наверное, не мог простить мне нечаянного унижения, а может быть, я просто ем…
Свалка лежала на месте некогда существовавшего в наших краях человеческого города Тарусы, стоявшего на берегу реки. Город был грязен, река была переполнена химическими отходами – все это угрожало пла…
Хенрик посмотрел на наручные часы. Я никогда раньше не видел таких часов.
– Я думаю, – сказал я, – что наловили в разных местах и свезли. И теперь они уже давно тут живут, привыкли. Они счастливые, у них колбаса есть.
– Тогда счастливо оставаться, – сказал я, хотя расставался с ним с сожалением. Любое существо, встреченное мною, что-то может рассказать. И ползун тоже. Ведь где-то он скрывался, сбежав с кондитерско…
– Сюда самочек не заводят. Может плохо кончиться!
– Чем меньше мы будем гулять, тем лучше, – возразила Ирка.
Значит, железная дорога шла по внешней границе полумесяца, который образует город, затем на конце рога полумесяца шла под землю и, обогнув твердыню, вышла на поверхность у другого рога полумесяца, со…
– А у нас нет ни спичек, ни зажигалки, – сказал Сеня. – Значит, мы теперь будем есть все только холодное.
Я почувствовал, что мы вышли в обширный зал. Голос Ирки зазвучал иначе, как бы раскатился по пустому пространству. В лицо потянуло свежим холодным воздухом.
– Лошади, – повторил я. – На лошадях ездили раньше, чем на машинах и самолетах.
Старик ему не нравился, потому что тот не мог скрыть своей неприязни к рукам и ногам мальчика.
– И что? – Я старался выглядеть обыкновенно – мало ли зачем они говорят обо мне.
– А я тебе разве не сказала? Кондитерская фабрика.
– Эй! – услышали мы голос возницы. – Помолчите. Скоро пункт проверки.
– Ты сильно изменился в школе гладиаторов.
– Все это показуха, – сказал Гурген. – Ты же знаешь, откуда кровь берется.
– А ну, прекратить! А ну, по нарам! Я кому сказал!
Еще около часа мы гуляли по городу, который был невелик.
– Чтобы показать мне. Может быть, чтобы шантажировать меня.
– Не бойтесь, – сказал я. – Я не желаю вам зла. Мы здесь вдвоем с мальчиком.
– А ты что скажешь? – этот вопрос относился не ко мне – со мной никто не собирался разговаривать. Вопрос был обращен к моему чернявому соседу.
– Вы, люди, – большие хитрецы, – сказал он скрипучим голосом. – Маркиза улетает в Галактический центр. Сийнико сказал, чтобы она была готова сегодня.
Он поднялся. Кошка смотрела на него с удивлением, настороженно.
– Вот это правильно, – сказала Мария Кузьминична. – Не зря я сразу на тебя глаз положила! Только бы, думаю, Пронин его не раскусил.
– Он бы на танке учил… Он сначала новенького измордовал, – сказал он, – а потом велел руку целовать.
– Слушаюсь, господин, – мрачно произнес он.
– Милая, – сказал я, – ты забыла, что наша планета уже сто лет страдает под гнетом пришельцев! Если бы Россией правили мы с тобой, колбасы было бы достаточно.
Я вошел в комнату. Она была пуста. А где моя птичка, где Маруся?
– Ничего подобного. Это очень перспективное направление исследований. Под руководством спонсора господина Сийнико мы разрабатываем сейчас программу «нужные дети». Вы, может быть, не знаете, но в связ…
Стук колес обеих дрезин затихал в глубине.
– Питомник? Это смешно, – произнесла Ирка. – Ты оттуда вышел. И туда вернешься. Ты помнишь питомник любимцев?
Вик не ответил. Показывали исторический фильм о первой высадке спонсоров на Землю.
Я вскочил. Все вскочили. Так я и думал: Вик, элегантный, милый, казалось бы, генетически лишенный агрессивности, как дикий пес набросился на замарашку, и они катались по полу, пытаясь вцепиться зубам…
– Не все ли равно, – сказал я. – Сейчас или через пять минут. Единственная разница, что Густав будет наверняка мертв.
– А вы до обеда здесь, а после обеда – на трудовых постах, а то запорю.
Я понял, что все, кроме Батыя, здоровы и невредимы.
Может быть, я и дальше предавался бы горьким размышлениям, но зрелище за окном – совершенно невероятное – заставило меня на время забыть о спонсорах.
Если какая-нибудь из гусениц оказывалась недобитой, мужики у начала транспортера должны были ее уничтожить. Почти всегда это им удавалось, но одна из гусениц, которую я подхватил было, чтобы перевали…
Он пошел прочь, а я поглядел на остальных жильцов комнаты. После душа они переоделись – и что удивительно, оказалось, что у них не только есть штаны, у некоторых широкие, свободные, а у других узкие,…
– А ты думаешь, почему я взяла его с собой?
Я отыскал на дальнем берегу бывшую асфальтовую дорогу и побрел по ней, обходя ямы и трещины.
Один из рыболовов привстал, и я увидел, что поплавок, оттянутый до отказа течением направо, ушел под воду, а рыболов подсек и потянул добычу к себе. Серебряная рыбка показалась над водой – но в тот ж…
– Кто вас знает, – сказал спонсор рассеянно, – может и выжили бы. Вы слишком живучие.
По дороге через болото Ирка успела мне рассказать, что искала меня, даже пробралась в питомник, она была очень осторожна и не попалась на глаза спонсорам. Одни ей говорили, что меня отравили вместе с…
И вдруг мы услышали, как кто-то с той стороны поворачивает ключ. Мы с Сенечкой отпрянули в сторону и прижались спинами к стене. Я поднял руку с ножом, готовый ударить им человека, вознамерившегося во…
Я видел, что он испугался – он был такой слабый и старый.
Не надо думать, будто календарные встречи гладиаторов – это сплошные убийства. Это, хоть и кровавая, но игра, имеющая свои правила. На то и судья на поле. Если ты потерпел поражение в схватке, но даж…
По лестнице из особняка сбегали малыши. Только что кончился обед. Я не пошел к главному корпусу. Я решил выяснить, легко ли убежать отсюда.
Я развел руками, показывая, что дверь не открывается. И пути дальше нет.
– Сиди, сиди, – прошептал курносый бродяга, сидевший рядом со мной, – видно, уловил мое желание встать. – Сам погибнешь и других подведешь, щенок.
Их согнали в мелкий густой осинник в ложбину. Они сидели, прижавшись друг к дружке; охраняли их не только милиционеры, но и люди в белых халатах – воспитатели, ученые и повара. Они так старались, они…
На стенах проектной лаборатории висели двух– и трехмерные изображения младенцев – желательный конечный результат эксперимента. Путь к нему разрабатывали компьютеры, что стояли в помещении, а затем ге…
И прыгнул в речку, в глубоком месте – и пропал с глаз – лишь круги по воде.
– А ты как сюда попала? – спросил я у Ирки, прихлебывая теплый чай.
В храм он ходил молиться. Храм не был нужен спонсорам – ни иконы, ни фрески не нужны. Спонсоры их как бы не видели. Впрочем, старик признался, что и он ни одного спонсора в глаза не видал. Господь уб…
– Правильно, – крикнул кто-то. Весело, со смешком.
Эта мысль мне понравилась. Я хотел было повторить ее вслух, но мимо прошел Автандил, который нес какой-то большой сосуд с человеческим зародышем внутри. Так что я промолчал. Меня посетила странная мы…
Спонсор тоже привык ко мне. Как возвращался из города, часто звал меня, мы вместе ужинали, а потом он пускался в рассуждения и монологи, а я покорно слушал их. Впрочем, я узнавал от него не так уж мн…
– Ясно, – сказала Ирка, которая соображает быстрее меня, – несите кашу и чай. Не тронем мы вашу яичницу. А у вас большая нехватка?
На складе было холодно, мыши и крысы суетились по углам, будто переезжали с квартиры на квартиру и таскали мебель.
– густая зелень больших деревьев. Туда вела частично расчищенная прямая дорожка.
– Маркиза торгуется с Сийнико. Есть спонсоры, которые понимают, что без людей им на Земле не обойтись.
– Может, на вертолете лучше? – спросил я. Мне тоже не хотелось залезать в темную щель.
Следующий инспектор двигался медленно. У меня создалось впечатление, что у него вообще нет костей – нечто кисельное, забранное в упругую ткань, покачивалось над лестницей, не решаясь сделать шаг. Чел…
Ближе к окнам стояли столики для малышей. Несколько женщин, одетых в белые халаты подобно Людмиле, ходили между столиками и при необходимости помогали малышам управляться с ложками и хлебом. Чем даль…
Тут же кусты раздались, и оттуда вышел мужик с картонным ящиком – тем самым, который я видал вечером на фабрике.
– Плохо работают, плохо, – сказал второй спонсор.
Милиционеры в гребенчатых касках, выбежавшие на площадку, быстро осмотрели ее, один даже заглянул к нам, мы замерли, но милиционер не рассчитывал кого-нибудь увидеть – он захлопнул дверь и побежал да…
Мы подошли к Маркизе. Возле кресла стояли два охранника в кожаных костюмах.
Нехотя, с трудом переводя дух, бойцы прекратили бой. Оказалось, сцепившись мечами, нанесли друг другу раны Добрыня и рыцарь с орлиной лапой на шлеме. Обливаясь кровью, они упали друг на друга, будто …
Медведь обратил на меня внимание, когда я размахивал рубахой как знаменем. Моя рубаха его не испугала. Он поднялся на задние лапы и натужно заревел, показывая этим, что не намерен делиться со мной св…
– Эй! – крикнул я вслед Арсению. – А когда обед?
На полу, в метре от меня, сидело небольшое пушистое животное. У него были короткие треугольные уши, большие зеленые глаза, серая спина и голова, но белая грудь и белые лапы. Я вспомнил, что видел изо…
– Будет еще больнее… Сегодня ты читаешь комикс, а завтра ты выйдешь на улицу с пластиковой бомбой!
– Надоело, – соврал я. – Надоело быть любимцем. Хочу, чтобы меня не любили.
Я обернулся – на верхнюю площадку выбирались милиционеры.
Они остановились в дверях. Впереди – два спонсора в позе внимания и презрения, на шаг сзади – Машка-мадамка, еще позади – Лысый и надсмотрщик Хенрик. Мужики с дубинками стали по стойке смирно, ели гл…
– Что он совершил? – спросил высокий человек.
Когда я вошел в комнату, господин Ахмет в своем клоунском наряде стоял посреди комнаты, окруженный ветеранами в доспехах и несколькими юниорами в звериных шкурах с обтянутыми толстой кожей овальными …
– Все в порядке. – Мужик тяжело дышал, будто бежал издалека.
Я увидел себя: вот я бегу с поля; спонсоры рвутся с трибун, вытаскивая пистолеты. Я увидел, как зеленые нити протянулись от пистолетов на трибунах к разбегающимся с арены гладиаторам.
Ползун начал отходить от меня задом наперед.
– Я знаю. Мы должны добраться до инспекции, которая прилетит из какого-то важного центра, и сказать им правду, правильно?
– Я не рискну этого сделать, – сказал Сийнико. – Кое-кто здесь только и ждет, что я ошибусь. А голова у меня одна.
Немота картины никак не уменьшала ужас, овладевший нами, когда мы видели, как люди давили друг друга об решетку.
Разумеется, мое внимание привлекло не столько поле, сколько трибуны стадиона. Они поднимались амфитеатром, окружая его. Правда, одна из трибун обвалилась, и на ней никто не сидел, зато та, под которо…
– Странно, а я думал не больше пяти. Все равно я думаю, что ему не стоит идти, – сказал Хенрик.
– Я никого не обманываю! – Пухлая женщина была в гневе. – Я выполняю распоряжение Управления общественного питания Аркадии, которое гласит: В случае нехватки пищевого продукта или товара приказано за…
– А где мы устроимся? – спросила Ирка. – Я так платье испачкаю.
Я точно помню, что увидел ее впервые в пятницу шестого мая сразу после обеда.
Я вытащил два сухаря и протянул один малышу.
– Не может быть! – Я видел перед собой трехлетнего малыша.
Я злился, потому что не мог понять, зачем людям нужен такой дом.
– Я грязный был. После кондитерской фабрики.
Мы с рабом, имени которого я так и не узнал, взяли по ведру с водой, а Фельдшер – стопку тряпок и длинный рулон ситца, чтобы бойцам можно было умыться, напиться и, если надо, перевязать раны.
Все смотрели вслед спонсорам, и никто не успел меня остановить, хоть все в подвале видели, куда я побежал.
Узколицый, почти лысый, с короткими усами и бородкой, он раскачивался на ступнях – вперед-назад, постукивая себя по штанине хлыстом.
Он вытащил из кармана хлеб, отщипнул от него кусок и, размахнувшись, кинул в воду выше по течению.
Свет уже не только бил мне в лицо – второй фонарь загорелся сзади – так что мне видно было, что я сражался с одноглазым, без уха бородатым бродягой. Его волосатое, отвратительное на вид тело было исп…
– Менты. Видно, ты им насолил! Насолил, что ли?
– Не надо, – сказала она. – Мы же люди с тобой, правда?
Каша была безвкусная, скользкая и недосоленная.
– Я сегодня принимала яйца, – сказала мадамка. – Семь тысяч ящиков.
– Научишься, – сказал Прупис. – Ты сначала повторяй движения Гургена.
– Знаем мы таких приезжих, – ответила хозяйка кафе.
На полу, на моем матрасе лежало одеяло, под ним угадывалось тельце девочки.
– Насколько я знаю, он неширок, но глубок. Главное в том, что если вы и переберетесь через ров, это ничего не даст. Вы окажетесь перед вертикальной стеной, которая поднимается из воды.
И тут я увидел – а увидев, не поверил, как отлетает от тела человеческая голова, отлетает и катится по траве, становясь темной и бесформенной.
Милиционер засмеялся и вновь занес бич. Я спрятал голову в колени.
– Для искусственного человека ты слишком настырный, – сказал Батый и поднялся.
Значит, они сговаривались о цене? О цене чего?
– Пойдемте в наш дом, там Сеня уже, наверно, почистил рыбу.
– На пол не ставь. Сядь и держи на коленях.
Я подхватил под одну руку одеяло, под другую – малыша и побежал в чащу. Я спиной чувствовал, что они нашли проход в заграждении и громко переговариваются – потому что, прежде чем лезть по моим стопам…
Спустившись на камень площадки, паллиот с облегчением (или это я за него почувствовал облегчение) растекся по полу, и видно было, если бы не скафандр – инспектор превратился бы в лужу.
Голодный и потому особо опасный для человечества пришелец Яйблочко вытащил меня из-под дивана, куда я пытался забиться, и безжалостно избил электрическим хлыстом. Его желтые глазки при этом горели яр…
– А что они могли еще сделать? – спросила, не оборачиваясь, Ирка.
Потом встретились пешие люди – они-то при звуке нашего кашляющего мотора нырнули было в кювет, но Лысый закричал гортанно и непонятно, и люди, кто голый, а кто и одетый, стали вылезать из кювета.
– И я попросил их улететь, не сделав никаких выводов и оставив спонсоров в растерянности. Освобождение Земли – дело многих лет. Делать это должны сами люди. Кому нужны послушные рабы спонсоров?
Тут как назло домой вернулась госпожа Яйблочко.
– Я слышал, дядя Лот, как поварихи на кухне говорили, что ты ревизор. Что ты можешь кого хочешь ликвидировать или отправить на живодерню. Это так?
– Нет, мадамка не согласится. Она только Лысому доверяет.
– Кому придет в голову искать любимца в питомнике любимцев? – сказал давно молчавший Хенрик.
Вдруг я увидел, как конец меча коснулся обнаженной руки Батыя, и в это же мгновение, будто воздух из воздушного шарика, из руки полилась кровь. Батый выронил меч и пошатнулся. Один из рыцарей в ведре…
Меня всегда возмущали те люди, которые не видят границы между любовью к нашим спонсорам, сотрудничеству с ними и услужению им за счет своих соплеменников. Как говорится, «служить бы рад, прислуживать…
При этом она опять нагло улыбалась. С каким бы удовольствием я сунул ее головой в кипяток! Но удержался и только отвернулся от нее.
Я поднялся и пошел к своим нарам. Но забираться на нары не хотелось – такой я был измазанный. Некоторые, кто самый голодный, стали ползать по полу и собирать гущу из похлебки, а другим повар смог наб…
– Ах ты, мерзавец! – Тяжелая лапа опустилась мне на голову, и спонсор резко, чуть не оторвав ее, поднял меня за волосы. От боли из глаз у меня полились слезы. Но спонсор не думал о том, что мне больн…
Все вместе они пошли вдоль строя. Первым выступал мужчина с большой бородой. Он останавливался перед людьми, порой приказывал открыть рот, отводил веко – словно на выставке любимцев, на которую меня …
– Они тоже воруют, – сообщил Арсений. – Тут все воруют. Но нам, маленьким, не страшно, а некоторым страшно. А Леоноре совсем плохо. Ты пригрози им, чтобы давали кушать.
– Славно он тебя изукрасил, – сказала Ирка, глядя на мою спину.
– А вот за это! – Усач размахнулся, поднял ногу в башмаке и ударил меня по ноге носком башмака.
– Он целую неделю болел, когда ты так жестоко побил его.
Мы ехали еще полчаса. Фургон поднялся в горку, потом резво покатился вниз, и возница осаживал лошадей. Булыжник сменился брусчаткой, и стало меньше трясти. Порой слышались голоса, звук колес встречны…
– Вы что? – спросил я. – С ума здесь все посходили?
– Ну вот и обошлось, – сказала Ирка. – А я думала, что не обойдется. Счастливый ты, Тим.
– Он раздавил моего товарища, – сказал я, оправдываясь.
– Тим, – сказала мне Маркиза. – Подвинь мое кресло к экрану.
Сеня и старик привыкли друг к другу, и отец Николай уже не считал мальчика исчадием ада. Сеня старика любил, но совсем не слушался.
– Соли нету. Безобразие, надо было с собой захватить.
Возможно, я хотел отрубить ему голову, а может быть, хотел лишь отогнать его – я сам не знаю, чего я хотел, потому что я не соображал – иначе бы никогда этого не сделал. Ведь Добрыню я уже не мог спа…
– Ни один свидетель нападения на спонсора не ушел.
Несколько спонсоров, которые остались на площадке, тихо переговаривались, я ощущал, какой запас ненависти исходит от них.
Но почему такая ненависть? Почему надо убивать меня? Урок другим любимцам?
Я обулся, надел рубаху и постарался взвалить его на плечо. Я еще не окреп после болезни и потому полутора пудовый ползун мне показался достаточно тяжелым.
Женщина в белом халате сказала мне, что все обошлось. Все хорошо.
– На Высшем совете обсуждался вопрос о нехватке продовольствия и иных продуктов, которые производят люди.
Вошел человек в кожаном костюме, как одевалась в метро охрана Маркизы. Этот человек спросил меня, могу ли я пройти к командующему. Я сказал, что могу. Я допил кофе и пошел за человеком по подземным п…
– Ты только поговори у меня! – пригрозил грубый голос.
Но долго раздумывать мне не пришлось, потому что прибежал Фельдшер с ведром воды, надо было напоить воинов – я должен был прикрывать безоружного Фельдшера от случайного удара.
Вскоре я окреп настолько, что сидел на солнышке перед землянкой с кружкой травяного чая в руке. Я сидел раздевшись, чтобы солнце касалось своими лучами моего тела. Ползун выкапывал земляных червей и …
У девушки было скуластое мужское лицо, очень светлые глаза и тонкие губы. Волосы причесаны на прямой пробор и стянуты назад. Я подумал, что она не умеет улыбаться.
Несколько человек сбились в кучу и грели друг дружку – в той группе сидела и женщина, учившая меня изображать из себя инвалида. Она позвала меня, и я сел с ней рядом – мне стало немного теплее.
Этот удар послужил как бы сигналом к нашему поражению – наши всадники попытались прикрыть Добрыню, пока Прупис с Фельдшером, рискуя быть растоптанными, бежали к нему; судья свистел, стараясь вклинить…
Но о людях ничего не было. Словно и планеты такой – Земля – не существовало. И не было страны – Россия, как и других стран, пейзажи которых я видел по телевизору, когда жил у хозяев.
Я не стал окликать его. Пускай делает что хочет. А то еще испугается.
– Мне… трудно, – сказал он. – Трудно идти!
– Во втором почти пусто, – сказал Хенрик.
Ужасные удары обрушились на него с двух сторон – он пытался уклоняться от них, но некоторые все же достигали цели. Он обливался кровью, но продолжал отчаянно махать мечом, и, воодушевленные его приме…
Тут прибежал Сенечка, он обнял мою ногу перепончатыми ручонками. Рожица у него была заплакана.
– Я всегда боюсь людей, – сказал Прупис. – Жабы доверчивые. Для них бой – всегда бой. И смерть – всегда смерть. Они как древние викинги – над смертью не смеются, с ней не шутят. Им даже в голову не п…
И тут меня вырвало, и я постарался убежать в угол, а надо мной многие засмеялись. Конечно же, я ел пруст – круглые такие лепешки. Бывают сладкие, бывают соленые.
Дрезина затормозила у платформы, раненого понесли на руках к низкой двери у начала платформы, а я вышел в зал, о подобном которому мог лишь мечтать какой-нибудь древний король. Могучие, но легкие кол…
– Не влюбись в Ланселота, – сказала Маркиза, смеясь одними глазами.
– Не выдумывай! Ты бы сбежал, – сказала Маркиза.
– А почему вы нас с самого начала не убили?
– Снимай с себя одежду. Ты вернулся в первоначальное положение и снова стал любимцем. А любимцам, как тебе известно, одежды не положено.
Постепенно местность понизилась и запахло сыростью. Но жара не уменьшалась, надо мной, больно жаля, вились мухи и слепни. Я не мог даже их отогнать.
Еще секунда – и Добрыня был вынужден расстаться с мечом; отбросив его в сторону, спонсор вцепился когтями в шею Добрыни.
– Мы здесь будем жить. – Ее тяжелые волосы падали на белые плечи.
Я шел к выходу и думал: как хорошо, что я увел отсюда Леонору с Арсением. Иначе бы мы все погибли.
– Немедленно сообщите нам. Он не должен жить.
– А я специально сюда пришел, – сказал я. Я был счастлив. Но не мог объяснить мое чувство. Оно не было тем чувством, в котором меня так подозревали хозяева. Мне хотелось смотреть на Инну и если дотро…
Вдали замелькали два фонарика – они приближались, соединяясь друг с другом.
– И продал тебя мне за сто двадцать марок.
– Крестьянские дети? – Он не знал, что это значит. Я тоже не знал.
– Кто тебе разрешил останавливаться? – кричал он. – Я тебе покажу, как останавливаться без команды!
– Нечастный случай, – сказал спонсор. – Никто не знает причины.
– У кого-нибудь найдется закурить? – спросил он. – Я думал – подохну без курева.
Это было обыкновенное лицо, я бы даже не сказал, что мужественное – у него был убегающий скошенный подбородок, крупный нос и пухлые, в красных жилках, щеки. Лицо как лицо. Может, лишь усы, необычные,…
Наступила пауза, кого-то ждали. Но если один из нас пытался заговорить, сразу следовал окрик. Какой-то бродяга, не удержавшись, помочился прямо в строю. Милиционеры увидели, стали смеяться, потом пин…
К моему удивлению, Сийнико ждал меня у лестницы.
Солнце пробивалось сквозь густую желтеющую листву старых деревьев.
– Как? – Сийнико на секунду замялся, вопрос был для него неожиданным. Он обернулся к спонсору из Ведомства пропаганды, стоявшему рядом. Тот медленно наклонил голову, украшенную маленькими черными очк…
– Неужели ты до сих пор не усвоил, хомо сервилиус, что чтение – прерогатива разумных существ? Сегодня ты начал читать…
– Выходи, – приказал Сийнико, – и сразу иди в правый дом. Дверь туда открыта. Не задерживайся.
– Вот именно, – сказала Людмила. – Мне нравится.
– Простите, – сказала Ирка жестко, – но нам некогда с вами разговаривать. Мы тоже на работе. Мы тайно проверяем, как работает железная дорога. Вам это понятно?
На койке лежало серое одеяло, в головах подушка, набитая сеном. Мне койка понравилась – у меня никогда в жизни не было своей койки. Я сел, чтобы попробовать, мягкая ли она.
За последние дни мне удалось узнать многое об их жизни и внезапной смерти, я даже побывал в дальнем конце нашего хозяйства, в госпитале, который в те дни, к счастью, пустовал, но в любой момент мог п…
Я шел за телегой и думал, как жаль, что на кондитерской фабрике Ирка ничего не рассказала мне о ползунах. Ведь она нарочно попала туда, чтобы спасать ползунов.
Я взял Арсения на руки, а Леонора шла рядом со мной.
– Больше с вами никто не приехал? – спросила женщина с зонтиком.
– Тогда? Сначала бы произошла катастрофа с кораблем инспекторов. И они бы не вернулись.
– Заметят, черт возьми! – прошептала Ирка. – Они эти туннели не хуже нас знают. И наши опоздали!
– У тебя нет выбора. Сейчас придет сотрудница питомника, и я не хочу, чтобы она увидела гладиатора Ланселота в питомнике для любимцев.
– Немного, – сказал я. Чувство близкой опасности заставило меня съежиться. – Совсем немного.
Я за последние часы так отвык от дневного света, что пришлось зажмуриться.
Меня перенесли в госпиталь, где промыли раны. Я продолжал спать.
– Все, – сказал возница. – Успокоились. Разошлись.
По грязным скользким ступенькам мы спустились в подвал. Там было влажно, сыро, воняло человеческими нечистотами, единственная лампа, висевшая под сводчатым потолком, тускло освещала этот приют. По об…
– Сколько мы заработали? – спросил, глядя в потолок автобуса, Муромец.
В кустах справа от нас что-то зашевелилось.
– Это возможно! – Я обратился к инспекторам: – Этот город – фикция. Этот город – декорация, придуманная спонсорами. Все, что происходит в нем, придумано, нарисовано и отрепетировано. Но разыгрывают с…
Мы передохнули, выйдя к бывшему шоссе. Его асфальт долго сопротивлялся растительности, но все же сдался, пошел трещинами, ямами, в которые проникали трава и кусты, в провалах поднялись деревья. Но на…
Я стоял, опустив руки и ожидая развития событий.
Внешняя стена кафе была стеклянной, сквозь нее мы видели башню. Вид был красивый.
Я положил его на песок у воды. Потом разулся, сунул башмаки в заплечный мешок, туда же – рубаху. Затянул торбу потуже.
– Понятно, – сказал я. Хоть еще несколько часов назад я ничего не помнил о своем детстве в питомнике, в котором я провел первые два года жизни. Теперь память начала постепенно возвращать мне воспомин…
Отправиться в лабораторию и обвинить ученых?
Я хотел поговорить с ней, и мне даже мерещилось, что я говорю, но на самом деле я уже спал – согревшийся и оттого почти счастливый.
В комнате все молчали, не отрывая взгляда от экрана.
Мы побежали по шпалам. Туннель бесконечно уходил вперед. Дыхание у меня срывалось. Сзади слышался мерный шум работающего станка.
– Попрошу вас предоставить документы о том, как вы проводите эту идею, – сказал паллиот.
– Если у нее есть сестра, – сказал я, – ты с ней тоже можешь познакомиться.
Они еще старались выбраться – кто-то взобрался на самый последний ряд, но прыжок оттуда означал безусловную смерть – пятьдесят метров до асфальта.
Неожиданно мы увидели, как навстречу нам катит какой-то экипаж, запряженный лошадью. Мы не стали прятаться, да и те люди в экипаже – телеге с высокими бортами – не желали нам вреда.
– А ты что умеешь? – спросила Ирка деловито.
Мы с Сенечкой рты открыли – оказывается, Ирка знает такие ученые слова!
– Два кочана – много, – сказал возница. – Вы один кочан возьмите.
– Правильно, – сказал курчавый, отходя от меня. – Реакция отменная. И мышцы нормальные. А то теперь все больше уроды попадаются. Мутанты корявые!
Но когда Ирка, добравшись до башни, помахала мне рукой, и подошла моя очередь перебираться через несущуюся реку, ползун стал вести себя безобразно. Он цеплялся мне в спину когтями, и я готов был его …
– Ты, мастер, давно не выходишь на поле, – сказал Муромец, – ты думаешь как в старые времена. Наверное, твой кладенец затупился.
На облучке сидел краснощекий молодой человек в костюме, схожем с моим, только вместо пиджака на нем была куртка. Кроме того, на голове у него была круглая черная шляпа.
– Поешь дерьма собачьего! – кричал в ответ человек в ведре с рогами.
– Они знают, что Кривой не любимец, – сказал я, повернувшись к Ирке.
Теперь уже на помощь к вражескому воину кинулись все его товарищи. Лишь самые рослые и тяжело вооруженные всадники оставались на месте, следя за происходящим и ожидая того момента, когда в бой вступя…
Я прошел вперед, к пилоту. Рядом со мной, как бы ободряя, стоял инспектор с муравьиным лицом.
Разговаривали на дрезине мало – спешили доставить раненого к своим. Ирка кое-как перевязала его в темноте, на ходу, но рана, видно, была серьезной, и раненый стонал.
– Это совсем маленькие, – сказал ползун. – Они еще не умеют говорить. Они еще не умеют думать. Им надо жить четыре года, пять лет, чтобы научиться говорить. Вы теперь понимаете?
Она радостно ударила меня кулачком в бок.
Я был недвижим, я даже не дышал. Я боялся, что она в страхе закроет дверь и спрячется в доме.