– Ко мне ступай,– сказала та, что держала лампу.
– По глазам вижу, помнишь,– продолжал кавалер, доставая меч. – Архиепископ Ланна сам меня по шее ударил, когда рыцарским званием облекал, и сказал: Пусть мой удар будет последним, на который ты не ответишь. А ты, при людях моих, меня палкой как пса бил. Куражился. Дурак спесивый. Думал, я на такое не отвечу?
Сыч понимающе кивнул, стал с пояса снимать свой кистень.
– Хорошие, хорошие.– Вторили ему отцы Иоганн и Николас.
– Эх, господин, – ухмылялся Иштван, – и купца, и его приказчика, и хозяина баржи, и его помощников теперь уж никто, наверное, не сыщет. Рутт за собой хвостов не оставляет.
Сыч взял в руки кнут, глянул на кавалера. Тот поднял один палец, что значило один удар. Сыч и ударил. Откуда только умения набрался. Ударил с оттягом, со щелчком. Конец хлыста лёг как надо, от зада пошёл к лопаткам, пройдя меж заломанных рук и оставляя кровавый рубец вдоль всей спины. Магда Липке заорала от боли, обмочилась, а потом стихла. И в здании стало тихо-тихо.